«Всякий раз, когда из Кремля показывают награждения, я вспоминаю рассказы о еврейском вундеркинде Бусе Гольдштейне. Более 60 лет назад мальчик Буся стал самым юным лауреатом Международного конкурса скрипачей в Брюсселе. После триумфа Сталин пригласил его к себе на чай. Мальчик так тронул вождя виртуозной игрой на скрипке, что утром в „Правде“ нарисовался указ о награждении вундеркинда орденом Трудового Красного Знамени. Больше всех радовалась мама Буси. Уже идя в Кремль, в Георгиевский зал, на церемонию награждения, она сто раз своему чаду повторила:
- Когда тебе будут вручать орден, ты, Бусенька, сыночек, обязательно позови дедушку Калинина к нам в гости.
Еще и еще раз, зализывая ему тоненькие курчавые волосики перед огромными царскими зеркалами, она неустанно напоминала:
- Бусенька, это я, твоя мамочка, сделала из тебя лаВреВата… Не забудь пригласить Михал Ваныча к нам домой…
И вот, час настал. Под сводами старинного зала прозвучала фамилия Гольдштейн. Юный Буся, в пионерском галстуке, отдавая честь Всесоюзному старосте, стал произносить заготовленную речь:
- Дорогой и любимый Михал Иваныч, мы с мамой вас и вождя всех народов боготворим. И хотели бы сегодня вечером пригласить вас к себе домой, чтобы отме…
Тут в зале раздался чудовищный крик.
- Сыночек, дорогой, ты с ума сошел, мы так бедно живем. Как же таких великих людей приглашать в нашу нищую квартиру?..
Вечером, у Бусеньки и его мамочки был новенький ордер на трехкомнатную квартиру на Тверской.»
ТАРТИНИ, «ДЬЯВОЛЬСКАЯ ТРЕЛЬ»
Не верьте, но было на самом деле:
Джузеппе Тартини приснился дьявол.
Который играл вдохновенно трели
На скрипке и в малости не лукавил,
Да так, как никто не играл доныне
В Пиране и Падуе, даже в Риме,
И трели взлетали к небесной сини,
Сверкали и славили беса имя.
Джузеппе давно шёл дурной дорогой -
Похитил жену, но сиял в нём гений:
Он был с юных лет скрипачом от Б-га,
И автором множества сочинений.
Для гения нет ни границ, ни меры -
Нашептано сверху (бывает, снизу):
И слух, и рука создают шедевры,
Являя ума и души капризы.
Тартини проснулся от страсти пылкой,
Забыл про печали, триумфы, беды
И выразил сочной и нежной скрипкой
Всё то, что сам дьявол в ночи поведал.
Тартини ушёл, как и все на свете -
Глаза лишь огнём, как всегда, горели,
А с дек благородных летят, как ветер,
Веками подземного мира трели.
Концерт. «Trille du diable». Молчанье. Браво!
Скрипач - на висках серебрится иней.
Мир бренен, как, впрочем, людская слава,
Но в нём не забыт виртуоз Тартини.
Играл скрипач и плакала душа.
И каждый проходя им умилялся.
Ах, как же музыка та хороша!
А он слезами молча утирался.
И в каждом звуке раздавался плач.
Душа его измученная плачет.
Он сам себе судья и сам палач.
Играет он, а как еще иначе?
Он одинок и некому обнять.
И пустота, так сердце разрывает.
Играй скрипач, как можешь ты играть!
Ведь в музыке душа не умирает.
Ноябрьский день, привычный путь, подземный переход у парка,
холодный, почти зимний, ветер. Мелкий колкий дождь…
Все птицы как-то стихли, лишь вороны продолжают каркать,
и ты, маршрутку не догнав, бессмысленно бредёшь
по скользким сереньким ступеням, ненавидя дождь и осень,
себя прощая за оплошность и нелепый день,
как вдруг, из темноты - седой старик, стоящий возле
стены, как будто скромно спрятавшись со скрипкой в тень.
Он заиграл! Пронзительной тональностью сорвалось эхо,
рассыпавшись у стен на мириады острых нот,
и ты забыл, что надо бы спешить и дальше ехать -
как будто растворилось все, а этот переход
струною тонкой был преображён в слепящее забвенье,
в чистилище умов и душ, спешащих по делам,
и все бегущие, их зонтики, глаза и тени -
застыли, словно мир здесь раскололся пополам…
Там, где-то наверху, - осенний день, самодовольный, сытый,
бежал к зиме, сгребая жадно подати листвы,
а здесь скрипач освобождал всех от грехов: забытых
давно и тех, что ждут ещё на улочках кривых…
Несмелый и постыдный звон монет в истёршемся футляре,
влюблённом в музыку и скрипку через все года…
И десять долларов твоих, и мысли без ответов: зря я бегу… Зачем? И почему? И, главное, - куда?
Скрипач разумен и уныл,
вечерний стяг сложился вдвое,
он все на свете позабыл,
что был когда-то и собою,
Что пил вино из светлых чаш,
ел с рук любимой крохи хлеба,
во тьме развеялся мираж,
Скрипач. Он есть? Он был. Он не был?
Он жаждет крови и тепла,
любовь обнять и небо видя!
Чтобы гореть! Сгореть дотла,
себя до боли ненавидя.
Он перед залом пал,
но плач
сразился с воем. Нет победе.
Не видит никого скрипач -
он за талант лихой в ответе…
Ольга Тиманова
СКРИПКА
В концертной зале «умер» свет,
И всё утихло в ожиданьи,
И в чёрном фраке силуэт
На миг застыл, как изваянье…
В лучах огней прожекторов,
Как в фокусе, храня улыбку
Стоял скрипач, как жрец богов,
Прижав к щеке рукою скрипку.
И вдруг забыв про все свои
Нам всем знакомые мотивы,
Запела скрипка о любви
И страсти нежные порывы
Звучали нежностью маня,
Цветами радуги струились
И звуки страсти и огня
В глазах любовью засветились.
А в пеньи трепетном смычка
Истома нежная сквозила,
Как будто страстная рука
Струне по талии скользила,
Ласкала нежно, растворив
Мечтанья в звуки неземные,
И сердца нежного порыв,
Сливаясь в сладкие мотивы,
Смущал души спокойных лад
Тревожил, бился в изумленьи
Волшебной сказки маскарад…
И я застыл, в оцепененьи…
И вдруг взорвался целый свет,
Планета замерла в смятенье
Холодных звуков, горький бред
Навеял горькие виденья…
Смычка пронзительный надрыв
Слезой взывал со сцены зала,
Про всё прекрасное забыв, -
О горьком скрипка вспоминала…
Томилась, плакала душа,
Из плоти выскочить пытаясь,
И пела скрипка чуть дыша
От звуков горьких задыхаясь.
И в зале с каждого лица
Сошла счастливая улыбка…
Надрывно, горько, трепеща
Рыдала безутешно скрипка.
Во фраке траурном скрипач
Её пытался успокоить,
И горький, громкий скрипки плач
Мог тысяч слов дороже стоить.
То, всхлипывая, то опять
Надрывно, доходя до стона…
Её утешить, словно мать
Склонилась перед ней Мадонна…
Ни чем не мог я ей помочь
И грудь на части разрывалась,
И боль пытаясь превозмочь,
Душа в отчаянии металась…
И звонкой нотой трепеща
Скрипка в агонии застыла, -
Когда рукою скрипача
Ей горло хрупкое сдавило…
И ничего в моей строке
Таким несчастным не казалось,
Как существо в его руке,
Что так от боли содрогалось…
И в зале снова «Ожил» свет.
И тишь овацией взорвало…
Лишь женщина, преклонных лет
Платочком слезы утирала.
Разные носки из-под штанин
И до дыр заношена фуфайка…
Просит подаянье гражданин…
Дряхлый, безобидный попрошайка…
А недалеко стоял скрипач…
Струны под его руками пели…
Был, увы, он тоже не богач…
Медяки в футляр его летели…
Вереница равнодушных глаз…
Редко кто-нибудь монетку бросит…
Хоть сердца и добрые у нас,
Мы, увы, не любим тех, кто просит…
Встал старик, монетками звеня,
И поковылял туда, где скрипка…
И перед глазами у меня
Детская, беззубая улыбка…
Нищий попрошайка подошёл
И монетку бросил музыканту…
- Как же ты играешь хорошо!
Поклоняюсь твоему таланту…