Есть у меня старинный друг. Хоть он вдвое старше меня, но, надеюсь, тоже считает меня другом. Это старый кагэбэшник Юрий Тарасович. От него я слышал много парадоксальных историй, в которых вроде все понятно, но ничего нельзя понять… Эти истории тебя долго преследуют, как застрявший в голове мотив. Они грузят голову и заставляют думать.
Вот одна из них: В самом начале девяностых, когда Союз только распался, в определенном военном округе, в определенном лесном гарнизоне («определенный» - любимое слово Юрия Тарасовича. Он даже может сказать, что идет в магазин за определенными продуктами. Ничего не поделаешь - отпечаток службы…), так вот в этом гарнизоне находилось на боевом дежурстве, определенное количество межконтинентальных ракет, определенной суммарной мощности, выраженной в мегатоннах. Население города - человек двадцать офицеров с семьями и рота солдат. Архитектура города состояла из дома офицерского состава, штаба и казармы. Сразу за городом начинался городской парк, раскинувшийся во все стороны километров на 500, аж до другого такого же шикарного города… Даже телевизоров в городе не было - не добивал сигнал.
Служил там старлей. Сказать, что рубаха-парень - ничего не сказать. Все его просто обожали: добрый, отзывчивый, абсолютно не жадный, что по тем местам и временам было дико. У этого старлея в Москве жил старший брат и не простой, а очень богатый банкир.
Он всю дорогу внушал младшему братику-старлею:
- Что ж ты, Вася (назовем его так), сидишь там в лесу, а жизнь проходит? Увольняйся из армии. Приезжай ко мне в Москву, я тебя сделаю своим соучредителем, будем опираться друг на друга. Ну, а если ты совсем тупой, то будешь у меня начальником службы безопасности, с зарплатой пять штук зелени.
Но наш Вася не хотел бросать службу, даже товарищи крутили пальцем у виска. Но банкир подогревал «непутевого» брата, присылая на жизнь 2000 баксов в месяц. При том, что зарплата офицера была тогда долларов сорок.
И наш Вася не жлобился, скупал всю автолавку, поил и кормил всех-всех-всех. На машину не хватает 300 баксов? На, отдашь когда сможешь. На отпуск занять 150? Пожалуйста… Не отказывал никому, хотя знал точно, что отдать не смогут, да и не было случая, чтобы кто-то пытался… Ему даже не завидовали, завидовали только тем, кто успевал первый в очереди на заем денег. Врагов у него не было, наоборот, все старались позвать в гости и накормить обедом. Вася был не женат.
Однажды с майорской дочкой случилось горе, она стремительно стала слепнуть, а девчонке 9 лет. Летали на вертолете в больницу, там сказали:
- Мужайтесь, но ваша девочка ослепнет. Помогла бы только операция в Германии, но стоит она 12 тысяч дойчмарок, а это по тем временам как читиллион шмиллионов, ведь квартира в Москве стоила тогда тысячи четыре…
Вася в тот же вечер позвонил брату, имел с ним напряженный разговор, но через пару дней вручил майору сумку денег:
- На. В Москве поменяешь на марки…
Немцы не подвели, операция помогла, к девочке вернулось зрение.
Вот таков был старлей Вася. Как такого не любить?
Однажды ночью, находясь на боевом дежурстве, глубоко под землей, Вася шарился по всем «определенным» помещениям командного пункта, в поисках сигареты. Из туалета вернулся капитан и говорит:
- Товарищ старший лейтенант, вы не имели права входить в это помещение, у вас нет допуска в эту зону.
- Да ладно тебе, я только хотел сигаретку у тебя тут потырить…
- Сигаретку не сигаретку, но я обязан доложить в особый отдел.
Хотелось капитану стать майором и он заложил Васю. Бывает.
Стали Васю тягать и так и сяк, и после «определенной» проверки, выяснилось, что Вася… шпион, завербованный североамериканскими штатами… Завербовали его еще в училище, подставили девчонку и: либо отчисление и срок за изнасилование, либо - что-то подписать, с кем-то сняться на видео… да собственно и все. Прошло пять лет. Он уж было успокоился. Но в гарнизоне его нашли, и пришлось Василию сливать потенциальному противнику «определенные» коды ракет, которые менялись каждый месяц, так что у старлея всегда была «работа».
И конечно же никакого брата у него не было, а все полученные деньги он тратил на общество. При обыске у Васи не нашли ни одного (!) доллара.
Старлея навсегда увезли в «определенном» неизвестном направлении. Вроде бы все просто - «по делам вору и мука». Только вот «хорошему» капитану, разоблачившему шпиона Васю, офицерское общество устроило тяжеленькую житуху. Его подставили и вынудили уволиться на гражданку. Не простили ему старлея. Все понимали, что Вася предал родину, но он черт возьми хороший человек, да и что такое родина, когда страна лопалась и распадалась вместе с присягой? А попробуйте спросить майора, у которого дочка стала видеть белый свет: а кто же в этой истории гад, и кто хороший?..
Моя знакомая Рита работает воспитателем в детском доме в одном из городов Забайкальского края. Далее рассказ пойдёт от её лица.
«Этим летом провели мы акцию по сбору вещей и книг для детей. На удивление пожертвовали очень много всего. Когда всё привезли, мы пошли разбирать вещи. Среди Эвереста баулов и коробок, моё внимание сразу привлекла огромная коробка из-под телевизора, доверху наполненная игрушками. Чего там только не было! Разобрав половину, мы решили немного отдохнуть, пока пили чай, налетела детвора. Ещё бы! Столько всего! Детишки наши не избалованы подарками. Сразу всем захотелось по игрушке себе взять. И драки, слёзы… В общем, едва угомонились. Разобрали мы всё.
Спустя какое-то время, примерно неделю, вышла я на ночное дежурство. Всё, как обычно, ребятишек своих уложила спать, а сама пошла на кухню. Прихожу, а там Алёнка (одна из моих подопечных) сидит и чай пьёт. Я ей говорю: «Ты почему не спишь? Ну-ка марш в кровать». А она и говорит: «Рита Павловна, можно я ещё посижу? Не хочу пока спать». Может, в других детдомах на ребёнка бы и накричали, что нарушает режим, наказали бы, но я так никогда не делала и делать не собираюсь. Села я рядом и говорю, мол, давай, выкладывай, что случилось. А по глазам вижу: что-то произошло. Алёнка молчит. Я говорю: «Рассказывай». Я ожидала чего угодно: издевательства со стороны других детей, беременность и всё в таком же духе, к сожалению, это не редкость. Но Алёна рассказала вот что: «Рита Павловна, помните, как нам игрушки привезли? Ну, все побежали смотреть, и я пошла. А там коробка стояла большая, я заглянула в неё. В ней заяц красивый лежал, такой тряпичный, мягкий, ушки длинные. Ну, я и взяла его. Потихоньку в комнату унесла и под кровать спрятала. Я ничего плохого не хотела, просто думала, пусть у меня своя игрушка будет. Ночью все спать легли, а я вытащила его, прижала к себе, так мне хорошо стало, маму вспомнила… (Родители девочки полгода назад трагически погибли в автомобильной катастрофе - прим. автора). И вдруг чувствую что-то твёрдое в игрушке. Я его пощупала, а там что-то есть. Я тихонько встала, из комнаты вышла и в „тоннель“ пошла („тоннелем“ дети называют маленький коридорчик, видимо, ошибочно построенный, потому что роли никакой не играет, там у нас горит маленькая лампочка, чтобы в коридоре не было темно). У этого зайца на спинке замочек, я его расстегнула, а там внутри - книжка с ключиком и замочком. Ну, я открыла, а там написано, как девочка каникулы у бабушки проводила. Я книжку на место положила и спать пошла. Уснула, а мне сон приснился: будто у моей кровати девочка стоит в джинсах и розовой кофточке, с рыжими волосами. Плачет и говорит: „Только маме не говори! Только маме не говори!“. И я проснулась. И девочка снится каждый раз. А сегодня я её во дворе видела. Мне так жалко её!». Я была не просто в ступоре, я в шоке была! Я попросила Алёнку показать игрушку. Уложив девочку спать, я взяла зайца и пошла на кухню. Игрушка добротная, красивая. То, что Алёнка приняла за книжку, оказалось дневником. Такие продаются в канцелярских магазинах: яркая обложка, миниатюрный замочек с ключиком. Нехорошо читать чужие записи, но надо было разобраться в этой истории. С презрением к себе я открыла дневник и стала читать. Господи! Я проработала в детском доме 15 лет, много, чего насмотрелась, но то, что я читала… «.
Далее я привожу отрывки из дневника именно в таком виде, как мне рассказала Рита.
«…Я хочу к бабушке! Мне так нравилось у неё, так хорошо. Не хотелось возвращаться домой, хотя я понимаю, что у бабушки своя жизнь. Но я боюсь дядю Колю! Я боюсь оставаться с ним. Вчера он сказал, что мы будем вместе делать математику, я стала решать задачу, а он сидел рядом, гладил меня по коленям, по шее проводил рукой, и спрашивал, нравится ли мне?»
«…Дядя Коля меня поцеловал. Мне так страшно! Он такой противный, от него пахнет мерзко. Я боюсь, что кто-нибудь узнает, мне так стыдно! Я маме хотела рассказать, а она его так любит! Вдруг она мне не поверит? А он лезет ко мне! Я мылась в ванной, а он стал стучаться и говорить, чтобы открыла, я так напугалась! А лекарство было в комнате. Он меня так ругал!»
«…Сегодня дядя Коля зашёл ко мне в комнату, пока мама на смене была. Он целовал меня, трогал везде. Я так плакала, а он сказал, что, если я кому-нибудь расскажу, то он убьёт меня. Лучше бы я умерла!»
«…Сейчас сижу в школе. Мамы дома нет, а идти туда боюсь. Лучше здесь буду сидеть. Только лекарство закончилось, наверное забегу, возьму его и пойду ночевать к Лизе…»
Продолжение рассказа Риты.
«Там было много записей ужасающих. Я даже представить не могла, что эта девочка, которую зовут Наташа, и ей 12 лет, столько пережила! Этот дядя Коля… если бы могла, придушила бы своими руками! Как он издевался над девочкой. Из записей я поняла, что девочка живёт с мамой и отчимом, а родной отец куда-то уехал. Слава Богу, что Алёна прочла только первую запись про каникулы! Всю ночь я просидела с этим дневником. Мысли разные были. Неужели эта девочка приходит Алёне во сне? Но почему? Может, она мертва? В общем, решила я узнать, кто привёз эту коробку.
Неделя ушла на поиски. В результате я выяснила, что люди живут в нашем городке. Решила я к ним съездить под предлогом отблагодарить за игрушки. Глупая мысль? Возможно. Дверь мне открыла довольно молодая женщина, представившись Еленой. Пригласила меня в комнату, я стала рассказывать, как понравились игрушки ребятишкам, и мимоходом спросила, чьи они. Елена помолчала и говорит: «Это дочки моей, Наташи. Она умерла недавно». Я в шоке! Елена продолжила рассказ: «У Наташа астма была. Она очень много училась и в последнее время стала задерживаться в школе допоздна. Вот у неё ингалятор закончился, и приступ страшный наступил. Она в школе и умерла. Всё так быстро случилось, пока „скорую“ вызвали, Наташа уже скончалась. А после похорон мой муж и предложил игрушки её отдать, чтобы лишний раз не напоминали о нашей Наташе». Елена всхлипнула. Я сидела и думала: «Конечно не напоминать! Не напоминать о том, как девочка боялась домой идти, и как тут над ней измывались!» Какое-то время мы молчали, потом скрипнула дверь и Елена встрепенулась: «Ой, Коля вернулся! Извините, мне надо мужа кормить!». В комнату вошёл Николай - это молодой мужчина, здоровый, высокий, голубоглазый. Глядя на него, никогда бы не подумала, что он творил такие пакости. Я поблагодарила женщину и ушла.
Во дворе села на скамейку и закурила. Ко мне старушка подсела. Слово за слово, разговорились. Узнав, к кому я приходила, она сказала: «Знала я Наташу. Хорошая девочка была. Когда Лена развелась с её отцом, девчонка сильно переживала. А потом Ленка себе этого нашла. Противный такой! Помню, выйдут гулять, а он Лену под руку берёт, Наташу всё норовил приобнять, в папаши заделался! А когда Наташу хоронили, я попрощаться пришла, и слышу, как Николай в комнате Елене говорит: „Давай вещи Наташкины отдадим, да и комнату освободить надо, кабинет тут сделаю“. Все её вещи отдали, даже игрушку, которую бабушка в гроб хотела положить, она её Наташе дарила. Изверги! А Ленка во всём ему угодить хочет, чуть что, сразу к своему Коле несётся!». Выслушав всё это, ты знаешь, мне так противно стало! И я решила, раз уж взялась за эту историю, надо до конца её довести.
Узнала я, где похоронена Наташа, и в субботу взяла игрушку и поехала на кладбище. Там мне сторож и рассказал, где могилка - обычный деревянный крест, фото рыжеволосой девочки, цветочки стоят. Сначала я хотела игрушку на могиле оставить, а потом подумала, что придут навещать, ещё увидят, а если дневник прочтут? Конечно можно было его матери отдать, но ведь не зря девочка говорила: «Только маме не говори!». Значит, не хотела, чтобы нашли его. Может, и нельзя было делать то, что я сделала, но пошла я снова к сторожу, попросила лопату, выкопала небольшую ямку возле могилы и закопала туда игрушку. Выровняла всё, цветы, купленные мной заранее, положила. Посидела немного и поехала домой.
А на следующий день произошло чудо. Именно чудо, по-другому не назовёшь. Приехала родственница Алёнки и решила девочку забрать! Оказывается, она ничего не знала о смерти родителей девочки (женщина приходится девочке тётей) и узнала об этом совсем недавно. В общем, подсуетились мы все, и забрала она Алёну. Хотя знаешь, я с этой женщиной поговорила, выяснила условия. Она, оказывается, живёт за границей и не может иметь детей. Алёнку совсем маленькой помнит. Честно говоря, страшно мне было отдавать девочку после всего того, что я выяснила. Но я думаю, что если и есть что-то мистическое, то может быть это Наташа так отблагодарила? Что не стали ворошить историю её жизни, такой маленькой, но такой трагичной. Не знаю, но хочу ещё что сказать: где-то через месяц после случившихся событий моя дочка Тоня узнала о беременности, так что скоро я буду бабушкой! А забеременеть она не могла три года! Может, совпадение? Мне предлагали перейти на другую работу, а я пока не могу. Не хочу бросать ребятишек, может, ещё кому-нибудь помогу?".
Спасибо за терпение в прочтении истории. Может быть, она получилась чересчур длинной и изобилует деталями, но мне хотелось, чтобы картина событий развернулась перед вами полностью. Возможно, она не такая страшная и жуткая, но, на мой взгляд, обыкновенная жизнь может быть страшнее любого параллельного мира. Ещё раз повторюсь: я не ручаюсь за достоверность фактов, просто записала историю, которая мне понравилась. Спасибо за внимание.
Неизвестное - неизвестно никому и только приоткрыв завесу будущего,
нам всегда кажется, что случится что-то хорошее, и мечты сбываются.
Юность - это очень много
День прошел, мимо Беллы, как обычно, не торопясь и не суетясь и ничего не меняя в своем образе, как переменная составляющая тока, который постоянен в своем присутствии людей. Так как если бы его не было, множество функций человечества потеряло бы смысл. Только её любимые облака, на которые она могла смотреть бесконечно, с едва надвигающейся на её красивое лицо, светлой улыбкой.
Да, облака всегда меняли свою форму и цвет и никогда не повторялись. Также вело себя и солнце, постоянно меня свою, придуманную людьми, температуру, теплоту для Земли, и никогда не возможно было угадать, когда и где какая будет погода, как бы не пыжились, похожие на взволнованных воробьев, люди, имеющие странное название - гидрометеорологи.
С этим мыслями, Белла улеглась в свою кровать, накрывшись легким, но теплым одеялом. Окно было открыто, откуда доносился легкий, как тополиный невидимый пух, шум ночи. Жили они, не так далеко от города, но очень близко к природе, что давало удивительный покой и чистоту мыслей.
Через некоторое время, она очнулась, в цветного картинками и кино, детстве.
Шла, маленькая Белла, в красными маками, платьице, широком таком балдахинчике, ей было года 3−4, но она уже говорила с птицами и её друзьями Божьими коровками. Было раннее утро, и выбежав из дома, когда все её спят, Белла медленно ступала по росяной зеленой траве, маленькими ножками Божьего человека. Она улыбалась, щекотанию травы её босых невесомых ножек. Поднимая голову к Солнцу, она видела, как оно, потягиваясь, поднималось вверх, говоря ей
- Доброе утро - Белла. Солнечные лучики скользили по ней, прогревая её и просыпая её маленький человеческий организм к жизни, с каждым днем она, всё больше наполнялась и её существо разными мыслями, увиденным, понятным и непонятым.
Всё это не имело никакого значения в данный момент, так как роса продолжала щекотать её уже бегущие ножки. Она звонко, цветком-колокольчиком смеялась, и её смех невидимым цветным эхом, разносился по нескошенному лугу. Недалеко яркими отблесками солнца сверкала река.
Она присела на корточки, чтобы посмотреть на реку, чуть ниже, и увидела совсем другую картину. Река была таким серебристым, движущимся, так ей казалось зеркалом, но оно не перемещалось, сверкало всё, от одного берега и до другого. Недалеко наверху в небе, прокурлыкали цугом, журавли, неся жизнь своему потомству, или будущему или настоящему, чего Белла не знала. Привстав, она помахала им ручкой, и имея привычку говорить сама с собой и природой и Богом и начала говорить
- Здравствуйте птички, летите, чтобы с Вами ничего не случилось. - сплющивая в трубочку, свои маленькие красные губки, - говорила Белла
- Здравствуй Божья коровка, - взяла она на ладошку небольшую буренькую, пятнистую Божью коровку
- Как ты поживаешь?, знаешь, здесь так здорово, я часто думаю о тебе, что ты приносишь хлебушек людям, может это так, правда? а может это и не так, божья коровка?!, скажи, пожалуйста - смотрела Белла на неё, как та ползет на пальчик, чтобы вспорхнуть к небу
- Привет кузнечик и почему ты такой зелененький, наверное есть такая удивительная краска, такая невероятно красивая, которой красит вас Бог, - побежала за ним Белла
- Ну куда, куда?!,
- Подожди меня!,
- Давай вместе попрыгаем, - а мой папа говорит, что и тебя всё сотворил Бог, - интересно бы на него, на Бога посмотреть, если он делает такое всё красивое и чудесное
- Здравствуй солнышко, а почему на тебя нельзя смотреть?!,
- Сразу желтые кружки такие в глазах?, Ты очень яркое и греешь Землю, меня, травку, Божью коровку, реку и вот эти бусинки на моем ожерелье, которые багровыми калиновыми ягодами, висело на её красивой детской шее и очень гармонировало с её, лопухами мака, платьице
- А это мне мама, подарила, - говорила она Солнцу,
- Знаешь Солнце, а тебя тоже Бог сделал или может быть есть еще кто-то кого не знают мои папа и мама, и взрослая 7-и лет, сестра Богдана. Так назвала её мама, которая говорила, что это имя означает, что она - данная богом.
- Интересно, а что моё имя означает, Солнце ты не знаешь?,
- Может ты знаешь Божья коровка, ты же Божья, значит ты можешь знать, ну шепни мен на ушко, - в это время коровка вспорхнула вверх и полетела.
- Принеси хлеба, - громко на весь луг, прокричала ей вслед, Белла, пожалуйста белого, вкусного, мягкого, ну можно и черного. У мамы с папой есть мед, я намажу его этим медом и буду кушать. Главное, чтобы пчелы не прилетели, хотя пусть прилетают. Богдана сказала, что они тоже Божьи. Что же получается всё Божье.
- Вот так дело?!, - почему это всё его и нет ничего моего - насупилась Белла. В это время зеленый. даже не зеленый, а такой пастельный кузнечик, прыгнул к ней на платье, вот теперь ты мой, - засмеялась Белла и побежала к реке.
Легкими, небольшими шажками, летела она к речке. Было такое впечатление, что она отрывается от небесного зеленого лугового поля и летит прямо над ним, только росинки, уже подтаявшие солнцем, испарялись и больше не хотели щекотать её ножки. Солнце стало немного ближе и теплее, небольшие крошечные капельки выступили на её лице. А вот и река.
- Какая же ты красивая река, ты так блестишь красиво!
- А можно мне тебя потрогать. Около реки был песочек, такой беленький, беленький. Она прошлепала к водичке по нему, оставляя следы своих небесных ножек, и нагнулась, не было волн. Речка задумалась при подходе Беллы
- Здравствуй речка, как ты поживешь? ты ждала меня? - знаю ждала, - Белла нагнулась к речке и запустила пальчики своих рук в воду. Таким образом, они поздоровались с рекой. Вода приятно охлаждала теплое солнце и наступало такое феерическое состояние, которое бывает только в нашем сознании, и только в раю.
Было раннее утро. Родители не знали, что Белла побежала на луг и к реке. И они точно знали, что их Белла от Бога и с ней ничего не случится!, и потому, наверное уже вставали и собирались идти на работу.
- А что такое работа?, - Бела не знала, но думала, что это типа реки или солнца, которое надо обязательно посещать, а взамен работа дает им покушать и носить маки и бусы.
- Ты скучала, речка?, - продолжала говорить она с рекой, проводя ручкой, растопырив пальчики, как толко можно, широко, по воде, ласково и дружелюбно.
- Наверное тебе плохо, когда я не прихожу, и Белла шлепнула ладошкой по воде, тут же брызнули во все стороны капельки воды, в встававшем солнце изображая фейерверк капелек разных цветов и оттенков.
- Я знаю, речка, тебе не больно. Я видела, как взрослые мальчики прыгают в тебя и купаются, и девочки тоже.
- Ты наверное и существуешь для того, чтобы в тебе купаться, правда? Но я маленькая еще и мне нельзя. Мне об этом сказали мама и папа. Они сказали, чтобы я немного подросла и тогда ты сможешь обнять меня своими капельками и я, обязательно в тебя прыгну или войду в тебя.
- Ты такая красивая речка. Вот по тебе даже плавают птички и всякие букашки, потому что они любят тебя, речка и не хотят уходить от тебя.
- А я то, что?!,
- Я еще люблю луг, поле, маму, молоко, нашу корову «Люсю», которой мама гладит сиси и она дает нам молоко, которое мне очень нравится, особенно парное.
- Знаешь речка, тебе бы попробовать этого парного молока утром.
- Ну когда ты встаешь, а потом выпиваешь большой такой кувшин молока, и, чуть не лопнешь. У тебя же речка, тоже такое бывает, когда, например идет дождь, и ты выходишь из берегов, правда?
- А молоко, вкус которого и сейчас в моем рту, речка.
- Ладно, речка. луг уже соскучился по мне, мама и папа тоже и Богдана, наверное уже встала
- Пока речка, - взяв пригоршню ласковой воды, она умыла свое милое личико, махнула речке своей маленькой ручкой и нехотя побежала, понемногу забывая свои слова, происшедшие с ней события, свои полеты над лугом, устремляясь своими мыслями к папе, маме, Богдане и корове Люсе, ждавшей её свежим парным молоком.
Белла полетела к неведомому времени, которое что-то отсчитывало, прорывалось сквозь жизнь и меняло всё, её пространство, состояние, формы, память, любовь, маки и бусинки.
schne
2014 04 20
На днях моему братишке Рашиту, самому младшему из троих братьев (сестренка Роза замкнула ряд детей наших родителей) исполнится 60.
Просто не верится, не монтируется как-то эта цифра и мой озорной, веселый брат. Впрочем, это всегда так бывает, когда у тебя есть младший брат (посередке у нас был еще и Ринат, но увы, сейчас его нет среди нас), он для тебя, старшего, всегда остается пацаненком.
Я рано покинул родительский дом, когда братья мои совсем еще были мальчишками. И на три года исчез из родных краев: год работал на бетонном заводе на Урале, потом два года служил в армии. Но пока мы были вместе, конечно же, как старший брат, я опекал младших, заступался за них в случае необходимости (но надо признать, такой необходимости практически не было - не помню случая, чтобы кто-то обидел на улице моих младших братьев).
Однако на правах, же старшего, мог и наказать кого-то из них, обидеть - что тоже было крайне редко, мы жили очень дружно). Но однажды я ненароком обидел Рашитку, да так, что сам же на себя за него и обиделся. А произошло это так.
Я только вернулся из армии в родное село Пятерыжск, устроился на работу и в свободное время нередко предавался своему любимому занятию - рыбалке. Вот так однажды июньским погожим деньком в свой законный выходной - воскресенье, я сидел в лодке на озере Долгом, отплыв подальше от купального места Красненький песочек, где с утра до вечера любила плескаться пятерыжская детвора.
Облюбовав уютный тюпик (уголок озера), я привязал лодочную цепь за собранные в кучку камыши, наживил пару жерлиц на щуку (чебачков наловил с утра пораньше недалеко от Красненького) и закинул удочку в оконце между кувшинками, где, сверкая серебряными боками, неспешно плавали в зеленоватой водной толще сороги.
Закурив, я не спускал глаз с перьевого поплавка, пока что недвижно замершего на зеркальной водной глади. Здесь мог клюнуть не только чебак, но и окушок, а то и крутотбокий, цвета темной бронзы линь. При этом надо было следить и за жерлицами - щук в Долгом всегда было много и любая из них могла вот-вот схватить медленно плавающего среди водорослей живца.
Впрочем, если бы я даже визуально прозевал щучью хватку, я бы ее услышал: мои внушительные поплавки, выструганные из белого пенопласта, резко уходили под воду с довольно громким характерным звуком; «Буппп!», что означало - щука схватила живца и удирает с ним куда поглубже.
Погода, повторюсь, была замечательная: ослепительно сияло солнце в безоблачном небе, было пока еще не очень жарко, безветренно, так что даже «маралки» - темно-коричневые цилиндрообразные кисточки рогоза, - слегка колыхались лишь под тяжестью стрекоз, иногда усаживающихся на них, трепеща своими прозрачными слюдяными крылышками.
Со стороны Красненького песочка доносились радостные детские крики, визги и смех, всплески воды купающихся детей. Я тоже обязательно искупаюсь там, но после рыбалки, это не ранее, чем через два-три часа, уже в самую жару. А пока…
Чу, поплавок на моей удочке часто-часто заклевал, а потом плавно поехал вбок. Я быстро, но неспешно потянул удилище кверху и на себя. На крючке трепыхалась приличная сорога с оранжевыми хвостом и плавниками. Снял ее и плюхнул в ведро, где уже темнели спинки пары десятков чебачков (он же - сорога) и окушков, выловленных еще с утра пораньше у Караталова куста.
Поправил червя и снова закинул удочку. И поплавок тут же юркнул в глубину. Когда вытаскивал улов, удилище аж изогнулось. Окунь, и довольно крупный! А за спиной послышалось: «Буппп!». Я мгновенно обернулся - толстое удилище жерлицы ползло по носу лодки, вслед за стремительно удаляющимся под водой размытым силуэтом белого поплавка. Щука!
Я успел ухватить за конец удилища и стал медленно подтягивать к лодке отчаянно сопротивляющуюся хищницу.
- Щас я тебя все равно выворочу! - бормотал я пересохшими от волнения губами. Сердце же мое бухало в груди кузнечным молотом. - Никуда ты не денешься, голубушка!
Но эта тварь рванула в самую гущу кувшинок, и желтые их цветки, вздрагивая, исчезали под водой, влекомые натянутой до звона леской. В конце концов, щука там запуталась и я шлепнулся на жесткое сиденье лодки, когда из воды в обрамлении брызг и болтая обрывками светло-зеленых стеблей кувшинок, вылетел мой пустой тройник. Сошла…
- Сошла, тварь! - в отчаянии заорал я на все озеро. Кажется, даже детишки притихли от моего рева там, на Красненьком. И в это же время я услышал странные шлепающие звуки. Посмотрел в ту строну, откуда они доносились, и увидел, что ко мне приближается чья-то лохматая голова в плавательной маске.
Пловец шумно загребал воду загорелыми руками и добавлял себе ходу ногами в блестящих черных ластах. Это был Рашит. Было ему в ту пору лет пятнадцать, и он уже был ростом, да и фактурой, с меня, хотя я уже отслужил в армии (витаминов мне, что ли, не хватало в детстве?). И потому волны от него шли довольно заметные.
Аквалангистское снаряжение он выдавил из родителей, и был уже не один такой в деревне «ихтиандр» - в 70-е годы сельчане, ставшие жить несравненно лучше, чем в 50−60-е, уже могли позволить себе покупать своим детям даже мотоциклы. Потом и у нас появился «Восход», папка взял вроде бы как себе, но рассекал на нем, понятное дело, Рашит, пока средний наш братан Ринат учился в «фазане» в Павлодаре.
Но сейчас братишка мой был не на мотоцикле, а в маске и в ластах. Пришел купаться с утра, разглядел с Красненького меня, торчащего в лодке и иногда вскакивающего и зачем-то подпрыгивающего, и решил навестить.
Плыл он довольно быстро, и вот уже от его рассекающего воду тела к моей лодке побежали пусть и невысокие, но волны, заплюхались о деревянные борта. Заплясали разволновавшиеся поплавки удочки и второй жерлицы. Черт, так он же мне всю рыбу распугает! А ведь только-только клев наладился…
- Ты зачем сюда плывешь? - довольно неприветливо осведомился я у торчащей из воды патлатой головы со сдвинутой на лоб маской.
- Так это… Посидеть хочу у тебя в лодке. А хочешь, рыбу тебе подгоню?
И Рашит снова захлопал по воде руками и ластами, распугивая остатки рыбы.
- Ты че делаешь, ихтиандр чертов? - зашипел я вне себя. - А ну греби отсюда! Всю рыбалку мне испортил!
- Ну ладно, ладно, - пожал в воде мокрыми плечами братишка. - Рыбачь. А я тогда поплыл обратно.
Он сказал это вроде бы равнодушно и вновь надвинул на лицо маску. И я тогда, раздраженный, не сразу понял, что под маской этой скрылась мимолетная тень обиды на его лице. Рашит поплыл обратно к Красненькому песочку, подставляя солнцу уже обожженную до малиновой красноты спину.
А я, успокоившись, наживил пустую жерлицу, с которой только что сошла ну просто огроменная щука. Затем перезакинул удочку и снова уставился на поплавок, тихо покачивающийся на постепенно успокаивающейся водной глади Долгого. И скоро распуганная было рыба вновь вернулась к моей лодке (вообще-то не моей - я обычно заимствовал их то у одного, то у другого из пятерыжских рыбаков, промышляющих сетками и вентерями на озере), и я стал с азартом таскать чебачков и окуней, а время от времени - и щук.
А Рашит уже уплыл обратно на Красненький песочек и я, различая издалека в общем гомоне купающихся детей его голос и смех, с запоздалым раскаянием подумал, что зря прогнал брата. Ведь он проплыл ко мне, ни много ни мало, метров двести только в один конец, а потом столько же обратно, когда я его турнул от лодки.
Парнишка наверняка устал - это было понятно по его тяжелому дыханию, и надо было пустить его в лодку, пусть бы посидел рядом со мной, отдохнул, поймал пару чебачков, а потом уж плыл бы себе обратно. А я же нет - охваченный рыбачьим азартом и раздраженный тем, что он своим плеском распугает всю рыбу в округе, без всякой жалости прогнал его. И так мне стало стыдно там, в лодке, что я даже закряхтел от досады и настучал себе по голове кулаком.
Но схватившая живца очередная щука тут же прогнала из моей головы все мысли, кроме одной: не упустить, вытащить в лодку очередную разбойницу.
С годами это чувство вины перед братом вроде бы сгладилось. Но как только мы встречались с Рашитом (а происходило это довольно редко, порой раз в несколько лет, поскольку судьба разбросала нас в разные стороны от родного дома), это чувство вспыхивало снова.
И однажды я не выдержал и попросил у Рашита прощения, напомнив суть инцидента.
- О чем ты, брат? - удивился Рашит. - Я уже давно забыл. И мне не за что тебе прощать. Забудь!
Но по его довольным глазам я понял: он тоже помнил, зараза, но молчал. И вот простил…
Наступило обычное, ничем невыдающееся, утро. Приподняв, с трудом, своё тело, одетое в японского голубого сатина, халат, и, подняв его к окну, поставив его на красивые женские ноги, она посмотрела в окно. Белла смотрела в окно, в котором, еще серые деревья, раздетые зимой, еще без листьев одежд, говорили ей стрекотом из приоткрытого окна птиц, что всё будет хорошо, жизнь продолжается и её мысли являются всего лишь повтором тех, кто уже жил на этом свете, также мучился и страдал, любил и был любим, обманывал и был обманут.
Какой же смысл в жизни с её любовью и страданием, развитием и деградацией, бедностью и богатством, даже в рождении детей, если они повторяют тот же бессмысленный круговорот? - думала Белла. Абсолютно никакого если в конце короткого мгновения - абсолютная пустота. И что значит - «Человек богатый душой»? Перечень или поток вопросов, вливались и выливались из неё ответами и пустотами, заполняя всё её существование.
Зазвенел будильник, который она никогда не останавливала, мелодией её любимой песни, под которую непременно начинала жить свой день, романтикой Naturally - Дайаны Кролл и Майкла Бубла, где голоса сливались в единое пространство моста между душей и музыкой, что-то такое, что начинало в ней, внутри петь. Белла, каждое утро завидовала птицам, которые летали там, на свободе. Нельзя сказать, что их квартира была роскошной, но в тоже время все было так, как надо, чисто и уютно, созданное ей и, в основном, её мужем Вениамином, которого, она ласково называла Веня, Её же имя никак не сокращалось и потому она была только Беллой и только так звал её муж. При чем слов муж - было чем-то таким угрюмым и недостаточным, чтобы быть любимой и она это понимала и потому каждое утро, представляла себя птицей, залетевшей к ним самим, в уютное семейное гнездо, и пытающуюся, во чтобы то ни стало улететь обратно туда, где есть то, что пело у нее внутри.
И также как и птица, втайне от Вени, билась о стекло крыльями, настолько, сколько было сил, а потом в изнеможении присаживалась на дубовый подоконник, передохнуть и начинала опять свой путь к свободе.
- Доброе утро, милая, - вошел в комнату её спальни, Веня
- Привет - милый, повернула голову к нему, Белла
- Как спалось дорогая? Пойду приготовлю тебе вкусный и аппетитный завтрак, - Веня, спросив, тут же побежал в кухонные места
- Всё в порядке, дорогой - прокричала вслед ему Белла
- Мне яйцо всмятку и немного творога, - сказала она ему вслед
- Хорошо милая, всё будет сделано, - уже из кухни, кричал он в пространство их жизни.
Какое же это счастье быть с таким человеком, думала Белла, всё, что происходило в их жизни было заслугой Вени. Он и готовил и не давал ей мучиться разрешением каких-либо вопросов. Но, к сожалению, у них не было детей, и это было единственным огорчением их жизни. Но это не мучило её никаким образом.
Жили они вместе уже долго и за все время, Вениамин, не позволил себе ни разу повысить на неё голоса. Он был будто завороженный волшебный роботизированный механизм, и она часто вспоминала все его слова: «Здравствуй милая», «Ты не устала», Давай я помогу", Может тебе надо чем-то помочь", «Я всегда рядом» и так далее, таких слововыражений было предостаточно, чтобы любить его, тем более его мягкость и кошачии повадки, и он никогда ни о чем не спорил, у него как будто не было мнения. Было такое чувство, что он любит её безмерно и старается изо всех сил. Или ей казалось так.
- Тебе капучино или лате? - кричал из кухни Веня
- Капучино, милый, - застывшей улыбкой, отвечала Белла
- Скоро будет всё готово, - кричал Веня
- Спасибо, милый, - ласково-удручённо кричала в кухню, Белла.
Итак мы видим необычно простой сюжет счастливой жизни, - думала Белла. Всё это повторялось каждый день. Он не изменял ей, он покупал ей подарки, ко всем необходимым праздникам, установленным чиновниками государства, он дарил в необходимые дни ей цветы. В её день рождения, он, непременно собирал друзей и они ели еду и пили алкогольные напитки, тем самым отмечая её рождество. Она также была предана ему, так как полностью зависела от него и думала, что так у всех, более того, ей казалось, что такие мужчины рождаются именно для семейной жизни и «достать» их очень сложно.
Так вот рассуждая, она думала и о своих близких подругах, у которых было всё немного по-другому, у одной - они всегда спорили с мужем до драк, у второй муж сидел в тюрьме и та ждала его, у третьей мужа убили в СИЗО и хоронить даже не дали, но сказали будто сам, у третьей - муж ударился в глубокое пьянство, пропивая все и всех, у четвертой - муж стал полностью зависеть от религии и просил жену вставать на колени молиьтся каждый день, а то и почасно, и так далее. Невозможно кратко описать судьбы людей в несколько строк, - продолжала думать Белла. Но она также понимала, что видимо есть та истинная настоящая любовь, а не та, в которой они живут, сожительствуют с Веней. Хотя ей упрекнуть его в чем-либо было нельзя. На работе чиновником служит и он кланяется и ему кланяются, медалями и часами Швейцарии забиты шкафы. Он всегда аккуратен и всегда исполняет порученное ему высшим начальством, даже если это подло. Она почти не вникала в его дела, если он только сам не рассказывал, что и как было в его работах.
Совсем недавно, он прибежал с работы весь такой радостный и сказал, что общими усилиями им удалось провалить и свалить конкурента в места, «не столь отдаленные», при этом его сияющая улыбка говорила об абсолютной бессердечности, глупости, бахвальстве и цинизме.
- Что это я?, - вздохнула Белла, - ведь у других хуже
- Милая, лети уже, - сегодня праздник - Вербное
- Спасибо дорогой, лечу, - проковыляла на кухню, Белла
- Ну что с тобой, милая - смотрел ей в глаза, чистыми пустоватыми глазами, Веня
- Всё в порядке, Веня, - крыло одно повредилось, второе почти не движется, - шёпотом сказал Белла
- Починим, дорогая, всё сделаем, не волнуйся, у нас же есть связи везде, давай кушать, - взял ножик и вилку со стола, Веня
- А сердце и душу Вы тоже чините там? - вонзила взгляд в него Белла
- Конечно, милая, - для тебя всё, что угодно.
Она вспомнила моменты ухаживаний и ей тогда думалось, что это любовь, что другой любви не бывает, что люди сближаются, сходятся для того, чтобы не быть по отдельности. Ну, чтобы сожительствовать - при последнем слове её передернуло и она, мысленно, стала снова, биться о стекло окна, понимая, что ей не преодолеть эту преграду до конца жизни, так и оставаясь милой и любимой в стенах уютного дома, грустя о том, чего она никогда не знала и уже не узнает, что это такое истинная и настоящая любовь, о которой мечтает любая девушка, с рождения своего.
Что ж это я, терпением сыта, смирением обута, ожиданием одета…
schne
2017 04 17
Небо пасмурное, снег падает пушистыми хлопьями. На улице тихо-тихо, что хочется пройтись.
Выхожу во двор, а навстречу знакомая с собакой идёт.
Я конечно не знаток в собаках, но эта была очень послушная и игривая, хотя и грозная с виду. Она меня уже знает, а я её, поэтому я свободно погладила её в знак приветствия. Так мы пошли гулять вместе в парк.
В парке снег заменял летнюю зелень. Тяжёлая белоснежность окутала спящие деревья, накрыла землю и спрятала под сугробы лавочки.
Мы шли молча и не торопясь, прислушиваясь к лёгкому хрусту под ногами. Ещё дополнял звук сопящей собаки, она то и дело ко всему принюхивается. Бывает даже подпрыгивает, чтобы поймать одну из снежинок, которые то и дело норовят ей попасть то в глаз, то в нос.
Мы остановились посмеяться над собакой и просто постоять. Хозяйка отпустила её с поводка, так как в округе поблизости не было никого видно. Та довольная запрыгала по сугробам. Ох, мы и хохотали над её нелепостями в снегу.
То она прыгнет в сугроб больше чем она сама, и с выпученными глазами от испуга, поскуливает о помощи. Мы дружно ей помогаем. То поскользнётся, наткнувшись от неожиданности на лавку в сугробе и свалится кубарем.
Что только с ней не происходило, а ей всё больше хочется резвиться. Даже нас пыталась затолкать в снег, делая виноватый, но хитрый вид, не забывая вилять хвостом.
Когда холод и усталость начали понемногу одолевать, мы начали отряхиваться, собираясь возвращаться домой.
И тут мы услышали неподалёку громкий лай. Все повернулись в сторону неожиданных звуков. Мы даже не успели подумать прицепить поводок к нашей собаке. Но, она только насторожилась и так же, как и мы, наблюдала за происходящим.
Сначала мы ничего не видели, но потом, встряхнулся белый куст. Это через него выбежала чёрная кошка, а вслед за ней дворовая собачонка. Кошка вжалась между моих валенок. Я испугалась, что собачка на меня набросится из-за кошки. Но она остановилась в нескольких метрах от нас. Её остановил предупреждающий рык нашей собаки.
Собачка засомневалась, стоит ли продолжать погоню за кошкой и просто стояла и смотрела, то на нас, то на кошку у моих ног.
Наша собака вновь зарычала, та собачонка сложив уши вжалась в снег, но и не думала уходить.
Кошка, наверное, поняла, что находится под надёжной защитой. Встрепенулась и гордо подняв свой хвост потёрлась, мурлыча, о мои валенки и уверенная в себе вышла чуть вперёд. Уселась впереди нас и сидит такая важная, будто собачка только что не за ней бегала, и смотрит на обидчицу, в ожидании что будет дальше.
Наша собака тут же устремила на неё свой взор. Видно она в замешательстве. Ведь где это видано чтобы собаки кошек от собак защищали. Взяла и рыкнула на кошку. А кошка сидит и не думает боятся, только ушами в стороны крутит, прислушивается.
Собачонка тоже привстала на лапки и опять загавкала.
Тут уже и мы со знакомой не стали тянуть и дожидаться непоправимого. Она зацепила поводок и повела проч свою собаку, притопнув на собачонку. Я взяла кошку на руки, та довольно замурлыкала. И мы пошли домой.
Я обернулась посмотреть, что там собачонка делает, а она всё сидит и нам вслед смотрит.
- Придурок! Ненавижу! - Аня металась по квартире, собирая свои немногочисленные вещички. - Какая же я дура!
- А тебе кто-то говорил, что ты умная? - ответил вопросом Кирилл. Говорил он спокойно, чем еще больше бесил Аню. - Это твоя проблема, понимаешь? Откуда я знаю, что ребенок мой?
Аня замерла посередине комнаты и медленно повернула лицо в сторону Кирилла. На него смотрели, не моргая, глаза ненавидящей его Ани:
- В смысле - не твой? А с кем я была последнюю пару месяцев постоянно? Мы работаем в одной фирме, после работы мы ходили ужинать, развлекаться… и везде вместе…
- Чего ты хочешь, Ань? - в голосе лень, в глазах тоска - Я устал с тобой ругаться.
- Чего я хочу? Чего я хочу? - Аня снова начинала заводиться, из глаз выступили слезы, - Мне нельзя делать аборт… а куда мне рожать…
- Милая, нужно было предохраняться. Пьют же бабы там таблетки всякие. Вот и ты пила бы. Короче… Хочешь уходить - уходи, хочешь детей - рожай! Но только без меня! Я отцом становиться не собираюсь, мне и так хорошо… а телку на ночь я всегда себе найду…
Аня в бешенстве хлопнула за собой дверью, по лестнице дробью застучали ее каблучки. «Пусть катится. Дура! Сама виновата». Кирилл подошел к бару и плеснул в тяжелый стакан коричневатой маслянистой жидкости.
Это была четвертая девушка, которая от него «залетела». «И у всех одна и та же история: ты должен, это твой ребенок… Замуж сразу собираются… козы… думают - прямо сразу и побежал в ЗАГС! Ага! Разбежался! Максимум - это денег дам на аборт».
Он вышел на балкон, закурил. Весна приближалась ярко-салатовой дымкой деревьев, пахло свежестью…
«Скоро лето, надо бы куда-нибудь махнуть на недельку-другую, подзагореть перед летом… вот чтобы еще придумать, чтобы бабы не залетали? Презервативы терпеть не могу».
Он зашел в комнату, включил телевизор. Там что-то показывали про маньяков-педофилов и была затронута тема химической кастрации. В голове неожиданно сам собой стал складываться план. «А если самому что-то похожее пройти? Стоять-то будет, с бабами проблем нет - давление будет с кем сбросить, а от этих воплей про беременность я избавлюсь».
Кириллу было 30, он был хорошо сложен, красивое «породистое», как говорил его друг Леха, лицо, накачанные мышцы. За здоровьем он следил, много не пил, иногда курил, но очень мало, спортзал посещал постоянно, бассейн, баню.
Когда-то давно каким-то чудом организовал фирму по поставкам каучука (которая даже в кризис особо не пострадала), имел прилично-большую квартиру и удобный для города внедорожник известной японской марки.
Однажды одна из его «бывших» ему сказала: «Образцовый представитель генотипа».
«Дашка. Хорошая была баба… Забавная. Жаль, в лесбиянки подалась». С ней проблем никогда не было: детей она иметь не могла, и Дашка всегда была не против другой бабы в койке. Да вот как получилось - и мужики стали не нужны. Видел ее недавно в кафе: короткая стрижка, стройное тело, кожаный «в облипон» костюм, ни намека на нижнее белье, шпилька сантиметров 12… Аж в паху заныло, до чего хороша. Но была Дарья со своей барышней, и видно было, что у них «лубофф».
Мысль о стерилизации сидела у Кирилла в голове прочно. Сев за комп, «образцовый генотип» набрал в поисковике «кастрация», но понял, что зашел не туда и тогда стал искать альтернативу. Нашел. «Стерилизация».
Несколько клиник предлагали данную процедуру. Он позвонил по первому предложенному варианту. На «другом конце провода» барышня томным голосом проконсультировала его по всем интересующим его вопросам. Все было так заманчиво: с сексом проблем не будет, детей иметь не сможете, т.к. сперматозоиды будут «пассивны». Стоило это все, в принципе, копейки. Кирилл хотел уже ехать, но барышня остудила его пыл:
- А сколько Вам лет?
- 30, скоро будет 31.
- А сколько у Вас детей?
- Нисколько…
- Извините, но по закону у Вас должно быть как минимум двое детей и Вам должно быть не менее 35 лет. Извините, но помочь Вам мы не сможем.
И положила трубку. Кирилл обзвонил еще пяток-десяток клиник. Ответ был везде один. Тогда он решил обратиться в клиники за рубежом.
Пролетела весна, Кирилл сделал в одной зарубежной клинике операцию. Все прошло безболезненно, быстро и удачно: тяга к сексу была, секс был замечательный, а вот сперма была совершенно «безжизненной».
Кирилл работал много, с удовольствием, на мир смотрел как будто через розовые очки. Все как-то ладилось, контора работала, договоры заключались, девчонки в постели Кирилла менялись постоянно. Даже «бывшую» Дашку он как-то раз напоил и повеселился с ней от души…
- Леха, поехали обедать! Хорош трудиться! - Кирилл встал из-за стола, потянулся, крякнул… - Хорошо-то как!!!
- Кирюх, погоди. Сейчас… Минуточку… Все! Поехали! А то я с этими тайцами с голоду умру.
- А что с ними опять? Цены пытаются поднять или что? - Они вышли в общий коридор.
- Ну, конечно… - Леха обратился к пробегавшей по коридору Маше, только неделю назад взятой новенькой секретарше: - Мария, кофе я от вас так сегодня и не дождался!
Алексей со всеми в организации говорил строгим, официальным тоном, называя всех на «вы» и полными именами. Маша захлопала глазами, покраснела и пролепетала:
- Ой, извините, Алексей Романович. Я забыла…
- Повнимательней относитесь к должности. Да, Мария, и когда я вернусь, чтобы у меня был на столе отчет от логистиков. Напомните им, пожалуйста. И проконтролируйте это. Я буду через два часа. Пока не вернусь - не уходите.
- Хорошо. - Маша поняла, что прощена за забытый кофе, развернулась на 180 градусов и уверенно удалилась в отдел логистики выполнять поручение шефа. «А переработки - оплачиваются», - подумала она, желая хоть порвать весь логистический отдел в тряпки, но отчет добыть.
- Ох, и задница хороша… - выдохнул Кирилл.
- Только и думаешь о том, кого бы загнуть… - проворчал Леха. - Поехали. На моей или на твоей?
- Давай на моей, сможешь кружку пива выпить или вискарика.
- Да с удовольствием. Что-то я уже устал сегодня. Эти тайцы весь мозг съели.
В ресторане, который они выбрали сегодня, было немноголюдно - время бизнес-ланчей закончилось. Заняты были всего пара столиков. Бесшумно появился официант, принял заказ и так же бесшумно удалился. Беседа двух друзей крутилась вокруг Лехиной семьи.
Леха был давно и прочно женат на Ксении - женщине невысокой, полноватой, с таким истинно русским добрым лицом, что при виде нее Кирилл начинал невольно принюхиваться, пытаясь уловить запах хлеба, молока, дома. Недавно у них родился третий ребенок - Егор. Старший, Мишка, этой осенью шел в первый класс, средняя, Татка, ходила в садик. Кирилл не понимал, зачем нужна такая орава детей и как Ксюха со всеми ними справлялась…
Заказ принесли, друзья взяли в руки приборы, Кирилл бросил взгляд в зал и замер. У окна сидела девушка, читала книгу и пила кофе. Солнышко играло ее челкой, переливаясь рыжими искорками.
- Кирюх, ты меня слышишь? Кирюха! - Кирилл очнулся.
- Что, прости, задумался…
- Конечно… Задумался ты… Очередную жертву увидел?
Алексей покрутил головой. На одном из диванчиков вдоль окна за столиком сидела девушка, поджав под себя ноги, читала книгу, мокасины валялись под столом. Девушка была такая хрупкая, такая тоненькая, хоть и довольно высокая. Длинные рыжеватые волосы были стянуты в хвост. На ней были светло-коричневые брюки и темно-шоколадный тоненький свитерок. На столе стояла большая кружка кофе.
- Да, хорошенькая. Но такая молоденькая, она хоть совершеннолетняя?
- Лех, а может ты сам до офиса доберешься, а? Просто куколка, а не девушка.
- Палыч, а ты не обнаглел? Привез меня, напоил вискарем и теперь бросаешь на произвол судьбы. Хороший друг… Ешь давай и поехали доработаем, там еще кое-что обсудить нужно.
Но Кирилл уже встал из-за стола и отправился к девушке.
- Добрый день, девушка.
- Для кого добрый, а для кого - может быть, последний… - девушка улыбнулась, и Кирилл понял, что ничего он в этой жизни больше не хочет, как просто смотреть на нее.
Высокий лоб, не выщипанные, а нормальной густоты брови, зеленые глаза, тонкий немного вздернутый носик, высокие скулы, красиво очерченные губы. И ни капли макияжа.
- Эй, с вами все нормально? Не бледнейте, я пошутила. Мне завтра анатомию сдавать - вот сижу готовлюсь. - Речь девушки была спокойной и у Кирилла было ощущение, что они знакомы уже несколько лет, а может и всю жизнь…
- Так вы - врач?
Она снова улыбнулась:
- Нет, я медсестра. Учусь в медицинском…
- Университете?
- Нет, - снова белоснежная, милая, такая добрая, с грустинкой, улыбка - нет, в училище. Пока в училище… Потом, вероятно, буду учиться и в университете… И тогда стану врачом. Наверное.
- Не грустите. А может вас чем-нибудь угостить? Ну, десерт, пирожное… или вы, как и все - на диете?
- Спасибо, я не на диете, просто ничего не хочу. Меня Соней зовут.
- Кирю. ой, Кирилл.
- Ну, вот и познакомились.
- Соня, а можно Вас пригласить куда-нибудь вечером?
- Не сегодня. Завтра зачет.
- Понимаю. Завтра?
- Завтра тоже вряд ли. Потом я уезжаю на пару дней, а вот на следующей неделе - пожалуйста. - Она улыбнулась.
- Оставьте мне номер телефона. - Кирилл не мог отпустить эту девушку… Что-то с ним случилось.
- Давайте, знаете, как сделаем? Я оставлю здесь в ресторане завтра-послезавтра конверт для вас…
- А почему мы на «вы». Может на «ты» перейдем? - перебил Кирилл.
- Хорошо. Для тебя конверт. Там будет мой номер телефона.
- А к чему такие шпионские игры?
- Да, дело в том, что телефон я потеряла позавчера. Честно говоря - тот номер мне надоел, звонят все кому не лень. Вот я и подумала, что завтра я зайду в салон, куплю телефон, симку и оставлю вам… то есть тебе… номер.
- Договорились. Позвольте… извини, позволь заплатить за твой кофе?
- Зачем? Извините, Кирилл, но я сама в состоянии оплатить свой заказ. - Она скрасила улыбкой резковатый тон. В окно постучала компания девушек примерно одного с Соней возраста - До следующей недели, Кирилл, а теперь мне пора.
Соня вынула из сумки кошелек, выхватила купюру, положила ее под чашку и исчезла, оставив в воздухе чуть уловимый запах сладковатых духов.
Кирилл сидел на диване и видел, как Соня присоединилась к компании девчонок и отправилась вдоль по улице мимо витрин, о чем-то оживленно беседуя с подружками. Он взял купюру из-под чашки, которую оставила Соня и уловил запах ее духов. Тогда он сложил эту купюру, убрал в кармашек рубашки, а под чашку положил другую, из своего кошелька.
- Кирюх, там все остыло уже и я соскучился, - вывел его из транса голос Лехи. - Ты либо иди ешь, либо поехали. Мне только что Мария звонила - там к нам какой-то хмырь пожаловал. Тебя просит.
- Да не хочу я, Лех. Ты расплатился?
- Конечно. Как не хочешь? То хочешь, то не хочешь… - проворчал друг.
- Тогда поехали. - Кирилл резко поднялся, стремительно вышел, Леха поспешил за ним. Друзья сели в машину и рванули с места.
Когда официант подошел забрать чашку, оставленную Соней, то был немало удивлен: вместо сторублевой купюры нашлось сто долларов.
Весь остаток этого вечера и весь следующий день Кирилл думал о Соне. И даже, когда ему позвонила одна из его пассий - он отказался от встречи, сославшись на занятость. Вечером следующего дня, после работы, Кирилл приехал в тот ресторанчик, в котором накануне повстречал Соню. Оказалось, что никто ничего никому не оставлял, кто эта девушка - персонал не знает, видел ее впервые. Заказала она вчера только лишь большую чашку кофе с молоком.
Кирилл уже хотел ехать искать ее по медучилищам, благо, что их всего два в городе. Он не мог понять, что с ним произошло. Одна только мысль, что он ее больше никогда не увидит - была настолько мучительной, что Кирилл гнал ее от себя. Но он решил подождать еще день. Быть может, она действительно пока не купила телефон.
Черт! Черт! Черт! Ну, что ему стоило зайти в любой салон связи, купить этот чертов телефон, эту несчастную симку! В конце-концов отдал бы свой, но чтобы не расставаться на такие долгие несколько дней…
Конверт от Сони его ждал в пятницу. Кирилл тут же набрал номер. «Извините, я сейчас занята, перезвоню» - услышал в трубке он Сонин голос. Автоответчик. Уже хорошо.
Соня перезвонила часа через полтора, извинилась, что была занята и приняла приглашение посидеть вечером в одном из ближайших ресторанчиков.
Кирилл летал, как на крыльях. Перестал таскаться за каждой юбкой, чем порядком озадачивал офисных сплетниц. Обедать уезжал один, чем расстраивал Леху. Леха знал причину, и поэтому друга не осуждал, А, увидев друга остепенившимся, даже порадовался и как-то раз пошутил, что скоро на свадьбе погуляет. Кирилл озорно взглянул на друга, рассмеялся и ответил: «Конечно, как же без тебя», чем поверг Леху в шок.
Кириллу и Соне было настолько хорошо вместе, что, даже расставаясь на ночь, они жалели.
- Сонька, а переезжай ко мне, - предложил Кирилл после нескольких месяцев. - Завтра и переезжай.
Они лежали в кровати в квартире Кирилла, был вечер… Завтра наступала осень…
- Кирь, я не знаю. Мне иногда кажется, что если ты мне не позвонишь - я умру. Но вместе жить…
- Не понравится - я сниму тебе квартиру отдельно. Переезжай, а? Я же хороший: готовить я умею, трусы-носки стираю сам, рубашки умею гладить сам, даже пылесосить и полы…
- Да? Я, если честно, думала, что кто-то приходит убирается у тебя… А ты, оказывается, сам…
- Конечно, сам. Меня так мамка воспитала. Отец ушел, когда я маленький был. Мать работала днем и ночью - меня нужно было одеть-обуть да и всякие кружки, секции, репетиторы… А я по дому крутился: убирался, готовил, стирал, гладил. Меня мамка всему научила. Она сама чистюля была…
- Была?
- Да, она умерла, два года назад.
- Ужас… Извини, если я на больное нажала…
- Да, ничего - он поцеловал Соньку в нос, - так что я завидный жених: упакован, красив, неприхотлив, хозяйственный и без родителей.
- А у меня мама на севере, приезжает на месяца три в году. Она за белыми медведями наблюдает. Я здесь с бабушкой воспитывалась. Бабушка совсем старенькая стала, отписала мне квартиру и уехала к своей младшей сестре в деревню жить. Вот я к ним периодически и езжу.
- Сонька, оставайся у меня. Я не хочу тебя отпускать. Просто не хочу.
Он зарылся носом в ее волосы, закрыл глаза и мгновенно уснул.
Осень пролетела как один день. Под Новый год Кирилл и Алексей собрали всех сотрудников на корпоратив в ресторане. Все пришли со спутниками и спутницами, Алексей был с супругой, Кирилл появился с Соней. В какой-то момент Кирилл взял микрофон, попросил минуточку внимания и во всеуслышание объявил:
- Друзья, минуточку. Рядом со мной стоит девушка. Эта девушка - самое замечательное создание на этой земле. Зовут ее, как многие уже знают, Соня. И я в данный момент хочу у нее спросить - Соня, ты выйдешь за меня замуж?
С этими словами Кирилл вынул из кармана маленькую коробочку и протянул Соне. Та стояла ни жива, ни мертва. На глазах у нее были слезы, и она не смогла ничего произвести, а только кивнула.
- Кирилл, со мной что-то случилось. У меня задержка…
Соня лежала рядом. Мгновение назад она была такая теплая, родная, такая… и вдруг… Кирилла как обухом по голове. Гнать эту мысль, гнать… не могла она… не могла…
- Этого не может быть, Сонь. Все будет нормально, придут твои праздники. Это же может быть и от погоды, и от нервов… Вон, чуть зимнюю сессию не завалила… перенервничала…
- А что с тобой? Ты побелел как стена… С тобой все хорошо? Может, водички?
- Не, лучше вискарика плесни…
Соня поднялась, прошла к бару, плеснула в бокал маслянистой бурой жидкости, протянула любимому.
- Присядь, Сонь. И не перебивай, а послушай…
Соня опасливо присела рядышком…
- Милая моя, любимая… понимаешь… я сделал в жизни огромную ошибку. Я не могу иметь детей. Когда-то я сделал операцию, я стерилен. Я мог бы тебе сказать, что я переболел в детстве свинкой, и потому бесплоден. Но я не хочу, не имею права врать тебе…
Она смотрела на него как на чужого… Соня взяла из его рук стакан и сделала из него огромный глоток. Зажмурилась, еле проглотила. Встала, одела брючки, свитер…
- Кирилл… мне нужно подумать… Значит, это просто сбой… И детей у меня никогда не будет… Ведь я не смогу изменить тебе, а искусственных детей из пробирки я не хочу. - она чуть не заплакала, сорвалась на крик…
- Соня, погоди, не уходи, останься, не делай глупостей… - он рванул за ней, пытался обнять, поцеловать… Соня отстранилась:
- Глупостей? а я их и не делала.
- Сонька, ну, перестань… - Соня одевала в прихожей обувь и куртку… - Сонька, милая, ну не надо… остынь… Сонька!
Соня посмотрела в глаза Кириллу. Сколько же там было боли! Соня резко развернулась, распахнула дверь и выбежала вон… За спиной она услышала нечеловеческий, какой-то звериный вой, который, отскакивая от стен, прыгая через ступеньку, складывался в «Сонька». Она выбежала на ночную вьюжную улочку, поймала такси и уехала в свою квартирку… Ей просто нужно было побыть одной, переварить все… Она вернется, наверное… Наверное…
Где-то что-то звонило. Похоже, что это телефон. Кирилл с трудом разомкнул веки. Он спал на диване. На столике заливался телефон. Голова болела нестерпимо. Во рту было гадко. «Да, редко я так не напивался». Он взял телефон, нажал на кнопочку ответа и прохрипел:
- Да.
- Кирюха, ты где?
- Заболел я, Лех, без меня.
- Ты с ума сошел? Какой, на хрен, заболел? Тут у нас знаешь, что творится?! Ноги в руки и жду тебя через час!
- Не, Лех, я не приеду. Пусть все горит синим пламенем. Фирма с сегодняшнего дня - полностью твоя. Забирай и властвуй. Мне ничего не надо. И я там больше не появлюсь. Давай, пока.
- Кирюш, что случилось? Ты бухой, что ли? - голос друга изменился и приобрел заботливые нотки. - Может к тебе водилу отправить? Ведь сам не доедешь.
- Я и не поеду никуда, не поеду!!! - заорал в трубку Кирилл и нажал «отбой». Алексей перезвонил тут же.
- Я приеду через три часа. Понял? Никуда не выходи. Ляг и спи. Понял? А лучше - я к тебе сейчас Илью пришлю. Может, тебе что привезти? - было слышно, как Леха уже зовет Илью, начальника службы безопасности, и дает ему указания.
- Спасибо, но Илью не надо. А ты приезжай… Мне поговорить не с кем, а так хочется… И вискаря привези… Много… Я напиться хочу… А вискарь кончился, а до магазина я не дойду…
Леха приехал как и обещал, привез виски, какой-то еды… Сказал, что на фирме все нормально, всю ситуацию он разрулил. Кирилл слушал его в пол-уха, ответил, что от своих слов не отказывается, фирма теперь вся в собственности у Лехи, а он «уходит от дел». Они посидели, выпили, поговорили и Кирилл остался один - Леха человек семейный, ему домой нужно.
Кирилл пил. С уходом Сони ему ничего не нужно стало. Соня не отвечала на телефон, дома ее не было. Где ее искать - Кирилл не знал, куда она могла деться? Кирилл не появлялся на фирме неделю, напиваясь дома до состояния, пока не засыпал - он проваливался в бездну. Моменты просыпания были смертельно мучительны.
Он вливал в себя очередную бутылку и проваливался снова… В квартире стоял стойкий запах алкоголя, повсюду валялись бутылки, было разбито стекло в двери на кухню, посуда горой копилась в раковине, мусорный пакет не выносился, перенаполнился, начал вонять… Кирилл перестал за собой следить. Он пил.
Леха сначала уговаривал, потом угрожал другу, пытался объяснить ему, что жизнь не кончилась, не все потеряно. Он сам, втайне от друга, нашел Соню - она жила у одной из подружек.
Попытался ее уговорить вернуться к Кирюхе. Без толку. Соня, вроде не глупая девушка, твердила одно: «Я семью хочу. А какая семья без детей…» Тоже лезла в амбиции. Алексей крутился меж двух огней. Он не понимал, почему два человека не хотят быть вместе. Именно не хотят.
Как-то раз вечером он рассказал Ксюхе, своей жене, историю с Кириллом. И вместе они решили: мужика из запоя выводить необходимо. Завтра Леха вызовет доктора с капельницей, Ксения уберется в квартире, а Леха тем временем найдет Соню и силой привезет к Кириллу. На следующий день Ксению муж привез к дому Кирилла. Она взяла пакеты с тряпками, щетками…
- Леш, пойдем вместе, что-то мне неспокойно.
У Алексея был комплект ключей от квартиры Кирилла… Открывая дверь, он услышал какой-то грохот в квартире. Леха пропустил жену вперед. И вдруг Ксения завизжала так, что сердце Лехи оборвалось: Кирилл висел посередине комнаты, приделав петлю к крюку от люстры, которая валялась на полу, валялся рядом и табурет с кухни.
Леха вызвал скорую, полицию. Прибежала соседка - старушка божий одуванчик…
Кирилла вынули из петли, он был жив. Инспектор полиции прошел в комнату, криминала не увидел и удалился, сказав, что зайдет, когда «клиент» придет в себя. Врач «скорой», немолодая женщина с усталым восточным лицом, осмотрела Кирилла, что-то вколола, констатировала, что ничего страшного не произошло, что в больницу везти смысла нет, а вот от пьянки прокапать стоит.
Алексей уверил ее, что врач с капельницей уже едет, и поблагодарил врача хрусткой купюрой. Приехал доктор с капельницей, все подсоединили. Ксения начала прибирать в квартире, Алексей беседовал с врачом о возможности восстановления после стерилизации.
- Дорогой вы мой! Да как он мог это сделать? В России это запрещено. Для этого нужны определенные обстоятельства… - доктор прихлебывал чай с печеньем. Этого врача Алексей знал давно, был в нем уверен.
- Антон Иванович, понимаете, он это за границей делал…
- Тем более - непонятно, что ему там сделали, как сделали… А где хоть делал-то?
- Да не знаю я… Он мне и не говорил никогда…
- Да, история, - протянул доктор, - вот как бывает… Сделал дурость… Ну, ничего, я посоветуюсь и позвоню тебе. Ты, Алешенька, не переживай… Что-нибудь придумаем… Врачебный мир тесен…
Неожиданно их разговор прервал дверной звонок. Алексей открыл дверь. На пороге, бледная, нервно покусывая губы, стояла Соня. Она не поняла, почему ей открыл не Кирилл
- А где Кирилл?
- Проходи, привет…
- Что с ним? - из глаз брызнули слезы, голос сорвался. Она увидела Ксению с тряпками в руках, доктора на стуле… Пошатнулась, ее глаза расширились, и она упала…
- Нюхай, нюхай… Нашатырь тебя в чувство приведет… Ничего с твоим любимым страшного не произошло… - услышала она голос доктора, почувствовала резкий запах и отмахнулась от вонючей ватки… - Нет, ты нюхай, приходи в себя… Нормально все, встать можешь?
- Могу. - Соня не без помощи врача и Алексея поднялась. - А где Кирилл? Мне поговорить с ним нужно. И я пить хочу.
- Пойдем-ка, девочка, на кухню, попьем чайку и поговорим.
- Я вот что хочу сказать, Леш: я согласна жить без детей, с детьми из пробирки, с приемными… Мне сам Кирюха нужен, я без него не могу…
- Вот и он без тебя чуть не смог.
- В смысле?
- Мы его два часа назад из петли вынули… Спокойно, не падай… Нашатырю ей, доктор… Соня, все хорошо, он жив…
- Я же три часа назад здесь проезжала… Какая же я дура!!! Этого всего могло и не случиться…- она зарыдала…
- Ксюха, если ты сейчас не уйдешь - я за себя не отвечаю! - раздался сиплый голос Кирилла из комнаты, - Уйди, прошу тебя!
- Кирюш, нельзя тебе вставать, доктор ругать будет. - Ксения говорила с Кириллом, как с ребенком…
Соня сорвалась с места, вбежала в комнату. Говорить она не могла. Слезы ручьями катились по ее щекам, из горла вырывался вой… бабий вой…
- Друзья мои, я хочу вас обрадовать, - Антон Иванович принял Кирилла и Соню в своем кабинете. - Ситуация у Кирилла Павловича сложная, но не безнадежная. Я связался с клиникой, в которой ему сделали операцию. Клиника оказалась с хорошей репутацией, что уже радует. Врачом там работает хороший друг моего старого приятеля. Так вот он меня проконсультировал: вам, Кирилл Павлович, для восстановления Вашей репродуктивной функции всего лишь, всего лишь! Нужно пропить лекарства. Понимаете? Просто попить пилюли!
А вы, вместо того, чтобы решать свою проблему, которую вы и приобрели-то по собственной глупости, лезете в петлю, заставляя волноваться ваших друзей, любимую девушку и всех, кому вы дороги! Крайняя безответственность, наплевательство и неразумность! Милейший, я старый человек и опытный врач! И поверьте мне, если бы все, кто сталкивается с какой-то проблемой лезли в петлю - мы не разговаривали бы сейчас.
Теперь Вы, барышня. Софья Александровна, уймите свои юношеские амбиции. Человека любят не за что-то, а потому что и вопреки… Потому что он есть, и вопреки тому, что есть у него немного проблем и нет особо мозгов… Любите друг друга, цените это чувство, берегите его. А теперь, милейший Кирилл Павлович, я попрошу вас пройти некоторые анализы. А вы, Софья, проследуйте к гинекологу и побеседуйте с ней о своем, о женском.
- Друзья мои, я счастлив, что в этот радостный день вы все нашли время, чтобы прийти и поздравить меня. Я очень-очень рад, что встретил свое счастье в жизни. И это счастье имеет имя. Ее зовут Сонька. И она наконец-то стала моей женой. Сонька, как же я люблю тебя!
- Горько!
- Алло, Кирюш, я тебя не отвлекаю? Я защитила диплом на отлично! Представляешь, на отлично!!! Я теперь смело рассчитываю на второй, а то и на третий курс института!
- Кирюш, а ты таблетки все пропил?
- Конечно, давно уже. Слушай, а ты, случайно, противозачаточные не пьешь?
- Так вот, собственно, я о чем поговорить и хотела…
- Сонька, это то, о чем я думаю?
- А ты думаешь о том же, о чем и я?
- Не может быть! У нас будет маленький?
- А с чего ты взял, что это твой маленький?
- Не шути так! Это мой маленький! Я чувствую!
- Сонька, какой он маленький! Такой хорошенький! Вылитый ты!
- Не, Кирюх, твое же лицо… И нос твой, и губы…
- Зато глаза твои… И уши, и рыжий он в тебя…
- Сонька, а давай еще одного ребенка родим?
- С чего это ты так детей полюбил?
- Да понимаешь, у Лехи четвертый скоро родится. А я тоже хочу… Только теперь девочку… Хорошо?
- Тогда жди. Через семь месяцев получишь. Только не знаю, мальчика или девочку…
- Ну, папаша, встречай. Кого хотел - мальчика или девочку?
- Девочку.
- Тогда держи девочку, а мальчика я сама подержу.
«Стихи! стихи!
Не очень лефте!;
Простей! Простей!;
Мы пили за здоровье нефти;
И за гостей.»
Есенин.
Ему было странно смотреть на свои глаза, в отражении зеркального окна. В глаза Игоря Ивановича, било желтое солнце так, что приходилось сощуриваться в лицо скомканной бумаги. Удивительно, - думал он, как же устроена наш кожа, что ее можно потянуть мышцами лицами от раздражения, как резиновые перчатки. Оттянув кожу на подбородке, ему, вдруг стало не по себе. Так-то, так-то носят кенгуру своих детишек в сумках толстеньких животиков, - подумал он.
Быстро натянув любимые светлые спортивные штаны и кроссовки Nike, выбежал на улицу в дубовую рощицу, обсыпанную желудями, но без свиней, страстно любивших этот плод. На скамейках кое-где сидели, болтая длинными языками люди. Жало их языков дотрагивалось до мозгов людей, разрушая буквами слов все на пути жизней, съеденное ими их телевизоров и бесплатных газет, запитое Инет-пространством газет и секса знаменитостей, прикусывая своими авторитетными личностями, которые запудривали им мозг пудрой великих мыслей.
Мама, - сказал Игорь, мама… - жалостно всхлипывая. пролепетал он. Бессонная ночь, проведенная им с бесами своих мыслей, не давала ему говорить дальше, язык присыхал к небу и не хотел от него отрываться. Он запил его квасом из синтетического сусла, называемым - «Натуральный деревенский КВАС из хлеба». Тут же возникли патологические глюки об Есенинской деревне и городах Маяковского, и 30-е годы 20-ого века плавно перетекли в 20-е годы 21-ого века. Он очутился в деревне, где варили самогон и за его варение привлекали к уголовной ответственности, где у всех было единое мнение и если вдруг человек говорил, что-то не так, то власти предержащие люди, отправляли его в Сибирь на рудники. Везде ходили статные молодые люди и девушки-женщины, которые своим трудом доказывали в колхозах и совхозах право на рождение землей СССР пшеницы и ржи, являющейся составной частью при заготовке кваса.
Очнувшись от стихов Сергея Есенина, звучащих бьющей рифмой, называемого, забытым и забитым сейчас «1 мая» - «Ну как тут в сердце гимн не высечь,; Не впасть как в дрожь?; Гуляли, пели сорок тысяч; И пили тож.», Игорь Иванович открыл глаза. Он, подошел к разрушенной ферме непонятного сельского образования, пообок с обветшалыми домами и тремя стариками в них, проросшими уже в могилы. Дикие собаки «динго» бродили вокруг нее, везде росла колючая трава, врастающая в кирпичи 30-х густонаселенных годов, маленьких городов и миллионов деревень, воспроизводящих чревоугодные культуры для потребления населением. А мы т што, едим израильский чеснок вперемешку с австралийским мясом ягнят и турецкими яблоками, когда-то усыпавшими поля без краев и холмы необъятной страны. Леса вишен и абрикосовые пальмы громоздились на сепия фото, которые заменили неухоженные и брошенные деревни с неопределенным, людьми, возрастом Наполеона, пытавшегося с помощью войны решить свои амбиции. Его тщеславие перешагнуло эконмическим рычагом в печатные денежные станки, упершись в технологии компьютерного и маркетингового пространства и культуры, повенчанной с искусством нефтяных денег, замешанных на золотых коленках футбола.
Игорь Иванович, сплюнул в пролетающую муху и не попал, с досады на выпитый неживой квас. А рядом на скамье, выструганной умелыми руками станка, сидели катающие коляску с будущим, женские люди. Они гыготали дымом выкуренных ими сигарет, приобретенных по случаю их запрещения. Подошел человек в трусах спортивного покроя 19-ого века, с желто-зеленым крестом мотающимся ниже его седой волосатой груди на шнурке из ботинок. Он мило улыбнулся ему перегаром, широко разевая пасть алкоголика в возрасте. Протянутая им рука, напоминала бриллиантовый штопор борца за трезвость, врученный ему местной администрацией муниципальной префектуры власти. Игорь отвернулся в сторону дубов, которые молча кивали ему согласием кронами ветра. Штопор руки исчез в траве, упав вместе с телом и крестом. Коляски с будущим, сострадающе заржали милым смехом. Один вежливый дамско-дымный голос от группы колясок, сказал - «Ну, милый, отдохни, завтра будет тепло, не замерзнешь до утра». Из травы прожженной кое-где солнцем и защищенной дубовыми листочками торчали костлявые сбитые коленки худощавого тела с крестом. А футбольный женский гогот продолжался.
Придя домой с прогулки в рощу, Игорь Иванович принял ободряющий ледяной душ, и не обтерся полотенцем, прошел в кухню, мокрыми руками и каплями падающими на пол и куда попало, налил себе горячего чаю. В этом образе похожий на собаку, трясущую, после купания гривой в разные стороны, при этом его капли с волос и тела летели душем, а тело говорило ему - спасибо дорогой. Он загрустил. Жены не было дома. Вспомнил маму. Она была далеко от него. Подумал, не навестить ли ее?. Загрустил грустными глазами ища светлого пятна в жизни. Пошарил в карманах, ища ключи от машины. Их не было. Поиск продолжался с усилением желания ехать. Стемнело. Прошлая бессонная ночь вурдалаками обволакивала его несорно-умную голову, с желанием ехать к маме, чего бы это не стоило. Он оделся, взяв и отбросив мнение жены, говорившей - «не ехать, так как в ночь ехать всегда было опасновато». Пренебрегая этим явно правильным для него лозунгом, он, найдя ключи, принесшие ему дьявольским угодьем, вышел в улицу. Запрокинув голову к луне и бодрым шагом устремился в пропасть ночи, открывшей свою пасть безмолвием и мчащимся шумом машин…
2014 09 18
SCHN
Эту историю мне поведал один искусный мастер, с которым я имел честь познакомиться на Ярмарке. Приезжая в Тайн, трудно удержаться от соблазна и не зайти в таверну, чтобы опрокинуть пару кружечек тёплого эля.
Город чудаков и попрошаек, бездельников и чудотворцев, королей и нищих; Тайн манил и отпугивал даже собственных жителей, не говоря уже о торговцах из других земель. Ярмарка длилась почти три месяца, но мало кто тут задерживался до сентября. Большинство покидало город ещё в июле, пока была возможность без проблем пересечь границу. Августовские дожди смывали дороги, и людям приходилось разбивать лагерь в лесу и ждать, пока не подоспеет помощь извне.
Я и сам, честно сказать, не раз попадал в похожую ситуацию, поэтому впредь решил быть умней: за небольшую плату снял комнату в доме пекаря, куда приходил только ночевать. Днём я расхаживал по Тайну в поисках редких легенд, незнакомых Эндельстану, а вечерами, с той же целью, посещал таверны. Местные жители охотны до разговоров, но только после парочки бутылок вина.
Джим (тот самый мастер) отличался от остальных тем, что одиноко сидел в углу и медленно распивал единственную кружку горячего эля, отказываясь от забав в виде песен, плясок и игр, присущих его землякам. Я нагло подсел к Джиму, припрятав в рукаве отцовский кинжал. Кто знает, как он отнесётся к вторжению на личную территорию.
Однако все мои опасения были напрасны. Джим оказался отличным собеседником, от которого я услышал, пожалуй, сотни историй Тайна (мужчина живёт здесь почти шестьдесят лет, так что у меня нет причин не верить его словам, ведь их хранит несколько поколений его семьи), но я расскажу вам только ту, что меня особенно заинтересовала: история о двоюродном деде Джима и драконе с железным крылом.
К счастью, мы не застали те времена, когда люди и драконы безжалостно убивали друг друга. Сейчас в Эндельстане есть Огненные Земли, где драконы мирно сосуществуют с людьми, которых сами же и выбрали: одни рождены от крови дракона, другие от его пламени. Но когда-то они были вольны летать во всех землях страны; уничтожая целые города, и, убивая ни в чём неповинных людей, драконы навлекли на себя гнев Богов. С их позволения мирные жители вставали на защиту своих домов со всем, что подвернётся им под руку.
Стоит отметить, что эта война продлилась недолго. Драконы быстро потеряли интерес к подобному роду развлечений и успокоились, в отличие от короля. Какой-то не очень умный алхимик шепнул ему, что сердце божественного существа (а никто не сомневался в том, что драконов создали Боги) в силах одарить человека бессмертием и вечной молодостью. Жадный до власти король, мечтающий править страной, пока на его плечи не обрушится небо, объявил о наборе крепких, молодых мужчин, способных постоять за королевскую честь. Так появились первые драконоборцы.
Годы шли. Драконов убивали одного за другим, но ни одно сердце, съеденное правителем, не убирало ни его седины, ни его морщин. Другой бы на его месте всерьёз задумался над верностью слов алхимика, но король был слишком алчным, чтобы так рассуждать. Жажда вечного беззакония затуманила его взор. Каждый день в замок приходили юноши, желающие стать драконоборцами, а мальчишки больше не грезили о мечах и доспехах, не желали становиться рыцарями. Все они надеялись стать драконоборцами, которые принесут королю ТО САМОЕ сердце. Такой участи хотел для себя и Рик, когда вырастет. Правда, судьба предоставила ему такой шанс гораздо раньше.
Жизнь земледельца зависит от матушки природы, которая порой бывает весьма капризной. Зачастую людям приходилось жевать горькие коренья и ягоды; в лесу их было вдоволь. Именно там Рик нашёл дракона. Он был совсем маленьким, со сломанным крылом и вместо огня выпускал из пасти едва заметный дым.
Сначала мальчик хотел вернуться в город, но быстро смекнув, что взрослые присвоят его славу драконоборца себе, решил изменить план действий. Помогать дракону, а уж тем более выхаживать его, Рик не собирался. Ему нужно было придумать, как незаметно провести малыша в замок, да так, чтобы никто об этом не догадался.
Но Боги лишь потешаются над нашими планами. Рик, сам того не желая, привязался к дракону, которому отдавал самые сладкие фрукты и самые сочные ягоды. В какой-то момент ему даже начало казаться, что он слышит мысли нового друга и понимает язык, на котором тот урчит. Убить дракона прадед Джима не мог (теперь велено приводить их в замок живыми), отдавать королю не хотел, а оставить его в лесу в беспомощном состоянии не позволяло доброе, детское сердце. Рано или поздно драконоборцы найдут Рика-младшего (да-да, человек даже дал ему имя) и лишат его перламутровых крыльев.
Скажите, на что вы способны ради спасения друга? Готовы проводить по восемнадцать часов в кузнице на правах раба ради жалкой горстки медных монет, не представляющих собой никакой ценности? А печь хлеб по ночам? Спать по два часа, да ещё находить время для помощи своей семье?
В общем, не буду больше вас утомлять глупыми вопросами, скажу только, что Рику удалось собрать за четыре месяца необходимую сумму для того, чтобы кузнец согласился выковать стальное крыло. Также опущу подробности того, как Рика-младшего удалось незаметно провести в город, и сколько сил ушло у малыша, чтобы заново научиться летать.
Наверное, вы думаете, что всё закончилось хорошо? Если так, значит, пока ещё вы не утратили веру в человеческую добродетель.
Но спешу огорчить: кузнец не проявил ни благородства, ни мужества и сдал мальчика страже. За осквернение королевской чести (он же не отдал дракона правителю и всячески скрывал его от драконоборцев) его ожидала виселица на рассвете.
Казнь состоялась. За своё великодушие Рик поплатился жизнью, а кузнец за свой донос получил мешочек золота. Правда, радовался он ему не долго. Спустя неделю дети нашли его изуродованное тело в лесу. Такова была плата дракона за предательство.
А куда делся Рик-младший, спросите вы? Да разве кто-то об этом помнит? Боги если только.
Закончив рассказ, Джим подмигнул мне. Он точно знает, что королевские астрологи лгут, когда говорят, что раз в году солнце прячется за луной. Нет. На самом деле солнце закрывает старый дракон. Он прилетает в город, чтобы почтить память храброго мальчика, подарившего ему жизнь.
Не верите? Тогда приезжайте в Тайн, чтобы выпить тёплого эля, послушать легенды и своими глазами увидеть дракона со стальным крылом.
Июнь. Мой первый в жизни трудовой отпуск! И в первый же его день я, полуголый, стою по пояс в Иртыше с совковой лопатой в руках…
Я уже работал до армии, целый год, на заводе ЖБИ, но когда мне должны были дать первый отпуск, мне дали… повестку в армию. Ну ладно, отслужил два года - и там отпуска не заслужил. Вернулся из армии домой. Да, с пару недель отдохнул, но это же нельзя назвать настоящим отпуском?
Устроился в тракторную бригаду сварным, старательно трудился, рассчитывая на полноценный отпуск: мотался со сварочным агрегатом САК между полевым станом в степи и станом кормозаготовительной бригады на лугу и заваривал трещины, поломки на всяких сельхозагрегатах. И вот когда подошла, наконец, пора заслуженного отпуска, со мной случилась совершенно неожиданная ситуация.
Я время от времени писал юморески, заметки в нашу районную газету (ну, появилась у меня такая тяга, опять же неожиданно для меня самого) и их печатали. И вдруг редактор прислал приглашение на собеседование. Съездил и, грубо говоря, опупел: мне предложили работу в газете!
Подумал, подумал, и согласился, терять-то мне было нечего. И не зря - работы интереснее просто невозможно было придумать. Отработал год (мотался по району в длительные и краткосрочные командировки и собирал материал для газеты), и наконец, получил отпуск по всем правилам: на 24 рабочих дня, с отпускными.
И куда я поехал отдыхать, как вы думаете? Аж за 25 километров от места своей работы, в деревню, в Пятерыжск! И ни о каком другом месте просто не помышлял. Только о рыбалке на Иртыше и любимом озере Долгое! И в этом ничего необычного не было: я здесь вырос, здесь прошло все мое счастливое детство, и я никак не хотел расставаться ни со своим многолетним увлечением, ни с милыми моему сердцу местами.
И вот я, как только я слез с автобуса и пришел в родительский дом, даже не попив толком чаю, переоделся, взял с собой большую жестяную банку, укрепил ее на багажнике велосипеда, к раме привязал совковую лопату и покатил, шурша тугими шинами по накатанной дороге, к спуску на луга и далее между сочно зеленеющими лугами, к сверкающему на ярком солнце Иртышу.
Проехал Рощу с ее вековыми кряжистыми ветлами, дальше грунтовка пролегла по самому обрывистому берегу реки. Я не спеша крутил педали, обдуваемый легким теплым ветерком, с наслаждением вдыхая аромат цветущих луговых трав, и прислушивался к безумолчному стрекотанию кузнечиков в высокой траве со стрелками дикого лука, разлапистыми купинами конского щавеля и строго вертикальными кисточками подорожников, щебетанию птиц и почти неслышному шуршанию прозрачных крылышек разноцветных и разномастных стрекоз, боевыми вертолетиками пикирующими за своей добычей - комарами и всяческими мушками.
Большая вода недавно ушла с лугов, чем и объяснялось буйное их цветение и всяческая оживленная жизнь мелких организмов. Но вот, немного не доезжая до места обычной стоянки сенокосчиков (сам всего лишь год назад трудился здесь) и пока пустующей - сенокос еще не начался, я замедляю ход велосипеда, затем слажу с него и веду его пешком за руль, всматриваясь вниз, под невысокий, всего метра с полтора обрыв.
Внизу негромко и лениво плещется Иртыш, издалека слышен зудящий гул и появляется белая точка, вырастающая на глазах. Это первая «Ракета», она идет со стороны Иртышска на Омск с горделиво задранным носом. Так, уже два часа дня. Солнце припекает все сильнее, рубашка начинает прилипать к телу. Очень хочется искупаться. И за этим дело не заржавеет - надо только дойти до нужного места.
Мимо с громким рокотом, пуская солнечные зайчики от окон пассажирского салона, пролетает «Ракета», с кормы ее мне кто-то машет, я тоже помахал - а че, не жалко! Спустя пару минут на берег под обрывом с шумом, нагоняя одна другую, обрушиваются высокие волны, под их ударами что-то с дребезжанием катается. Ага, я на месте!
«Ракета», взрезая водную гладь, Иртыш, стремительно удаляется, волны стихают и уже не бьются о песчано-глинистый берег, а вальяжно наползают на него. Из воды торчит длинная штанга с приваренной на конце поперечной железякой. Я ее тащу на себя и на другом конце обнаруживается приваренный корпус старого огнетушителя с обрезанным днищем. Это так называемая «турбина» - с ее помощью рыбаки, ловящие стерлядь на закидушки или, пуще того, перетяги, копают в реке, в глинистом дне «бормышей.
Это на самом деле личинки бабочки-поденки, живущие под водой в норках. Почему у нас их называли именно «бормышами» - до сих пор не знаю. Может быть, это переиначенное слово мормыш. Но мормышами называют личинок комаров, а никак не бабочек-поденок. Ну да шут с ними. На бормышей знатно ловится любая рыба, от язей о стрелядей, на которых я собирался пойти завтра с утра пораньше на Коровий взвоз, давнее излюбленное место закидушечников.
Правда, накопать этих белесых личинок со страховидными черноглазыми мордашками, с извивающимися наметками будуших крылышек на спинках, стоит немалого труда - они же вон где сидят, под водой, на дне. Я разделся и сначала с наслаждением искупался в теплом, быстром Иртыше. Немного поборолся с течением, понырял до звона в ушах, и то, что я был совершенно один в этом месте (правда, иногда слышался гул редких машин или дребезжание конных повозок, проезжающих на Иртышский паром), меня нисколько не тяготило.
Накупавшись, я сначала взялся за свою лопату - если бормыши попадутся ближе к берегу, то можно обойтись и без трехметровой «турбины», предназначенной для орудования на глубине, подальше от берега. Копнул раз, другой, но всякий раз течение сносило с лопаты порции донного грунта.
Наконец я приноровился и стал носить на берег почти полные лопаты грунта, издырявленного норками. Когда стал разбирать их руками, в каждой лопате находил пять-шесть жирных бормышей, недовольно шевелящих клешнястыми лапками. Я их осторожно извлекал и опускал в банку, наполненную чистой водой.
«Нормально! - радовался я в душе. - Этак я за полчаса наберу сколько надо бормышей…» А надо было штук хотя бы с полсотни (я ведь еще планировал сегодня и червей накопать - в общем, рыбалка предстояла обстоятельная - на пару закидушек и удочку-донку. Дорвался, что называется!)
- Эй, гражданин! Кто вам разрешил тут копать? - Вдруг услышал я над головой знакомый голос. Обернулся на него и заулыбался. На кромке обрыва стоял мой отец. Из-под козырька надвинутой на глаза кепки торчал его крупный, перебитый в давней драке у глаз нос, довольно ухмыляющееся, гладко выбритое лицо было уже порозовевшим от загара.
Увлекшись добычей бормышей, я не обратил особого внимания на звук подъехавшей повозки. Сейчас ее мне не было видно, но я слышал, как фыркала и переступала копытами, свистела бьющим по бокам собственным хвостом лошадь, отбивающася от паутов.
- Привет, пап! - сказал я.
- Вылезай, покурим, - ответил он приветливо. - Когда приехал?
- Только что, - сказал я, откладывая в сторону блестящую от влаги и выпачканную глиной лопату. - Ну, час-полтора назад.
Я вскарабкался на обрыв и присел рядом с отцом, как был, в мокрых трусах, на траву.
- На выходные приехал? - спросил папка, протягивая мне раскрытый портсигар. Я вытер руки о траву, осторожно вытащил из-под прижимной резинки папироску, дунул в мундштук.
- Сегодня же только четверг, - проговорил я уголком губ, прикуривая папирос от зажженной отцом спички. - Я в отпуск приехал.
- В отпуск? - переспросил меня отец, забыв бросить на землю догорающую спичку и лижущую сейчас своим зыбким желтоватым пламенем его заскорузлые пальцы. По-моему, он не чувствовал огня.
- Ну, - подтвердил я, затягиваясь терпким дымом «Севера». А в почти безоблачном бледно-синем небе самозабвенно заливался жаворонок, и я, если бы мог, подпел бы ему - так мне было хорошо и покойно на душе здесь, на берегу Иртыша, среди его источающих одуряющий аромат луговых трав. - На все три недели. На рыбалку.
- В отпуск. На три недели. На рыбалку, - повторил за мной, как заучивая, отец. И вдруг раскатисто захохотал - как он это умел, заразительно, закидывая голову назад и шлепая ладонями по коленям. - Ни на курорт куда-нибудь, ни на море, а домой, в деревню! Ай да молодец!
Потом перестал смеяться так же неожиданно, как начал. И сказал уже серьезно:
- Ну и хорошо. И порыбачишь, и мне кое-что поможешь по хозяйству. Ладно, я поехал. Может, ты со мной?
- Неа, - помотал я головой. - Я еще не накопал бормышей, сколько надо. А транспорт у меня есть.
И отец, зачем-то ездивший к парому - я так и не спросил, зачем, может отвозил кого, - сел в телегу и покатил в сторону села. А я полез обратно в реку. Мне еще надо было накопать бормышей…
Я - охотник со стажем. Но в тайгу выбираюсь только тогда, когда доставшийся мне в наследство от моих предков таежников зуд добытчика становится нестерпимым. И естественно, нет-нет да привезу домой дичь - глухаря там, куропаток, уток, а когда и зайца.
А тут такое случилось… В общем, дочурка у меня подрастает, души я в ней не чаю. Она была уже второклассницей, когда я вот так вернулся утром в понедельник из тайги с добытым огромным глухарем. И бросил его на веранде, потому мне надо было срочно появиться на работе. Даже жене не сказал, думал, сама увидит и наскоро его ощиплет да в холодильник пристроит.
Но жена что-то замешкалась и вышла на веранду только вместе с дочерью - проводить ее в школу, до калитки. И тут они обе видят распростершегося на полу глухаря: желтоклювый красавец, с красными бровями, темноперый, но с желтизной на крыльях и с отливающей бирюзой грудью. Ну и кровь на боку у него видна была.
Так вот, доча моя бросила портфель на пол (это мне уже жена потом рассказывала), прижала ручонки к груди и заплакала-запричитала:
- Ой, да какой красивый! И кто ж тебя убил и зачем? Ой, да лучше бы ты жил себе в лесу и никто бы тебя не видел и не трогал! Да у тебя, наверное, детки там остались, сиротинушки!..
Ты вот смеешься, а у дочки, оказывается, нервный срыв случился. В школу ее не отпустили, вызвали врача на дом. И два дня она провалялась дома с температурой и почти непрерывным плачем. Едва успокоили.
А я поклялся, что в лес больше ни ногой! Ну, или хотя бы делать это так скрытно, чтобы доча и подумать не могла, что я продолжаю стрелять дичь - не смог я поначалу насовсем отказаться от этой страсти. Ну и что ты думаешь, кого я обманул?
Однажды с приятелем втихаря выбрался в тайгу, куропаток пострелять, да наткнулся опять на глухаря. Сидел он на ветке огромной сосны, метрах в семи-восьми от земли. Ну, я его с тозовки и снял.
Вижу, глухарь кувыркнулся, но на землю не упал, а повис на ветке вниз головой. Подошли мы Егоршей, напарником моим, вплотную к сосне, а он продолжает висеть. Видно, что уже готов - крылья безжизненно висят, с клюва кровь капает. Но не падает.
Видимо, в предсмертной судороге намертво сжал ветку когтями, да так и завис вниз головой. Что делать? Лезть на сосну - высоко, ветви на ней начинаются где-то метров после трех, а у нас никаких приспособлений. Ну, стали стрелять по ветке.
У обоих тозовки, думаем, кто-нибудь из нас перебьет ветку. Но то ли снайперы из нас фиговые, то ли ветка очень толстая - ни черта у нас не получилось, хотя и выпустили мы не менее чем по десятку пуль.
Расстроились, сели покурить под сосной. И только я разок затянулся, как услышал негромкий треск над головой, и не успел ее приподнять - как сидел, слегка пригнувшись, так и свалился снопом на землю от страшного удара по шее и потерял на какое-то время сознание.
Очнулся я от собственного крика и от сильной боли в шее - это Егорша начал меня тормошить, чтобы привести в чувство. Встать-то с земли я встал, но голову ни поднять, ни повернуть в любую из сторон не могу - любое движение тут же отдается страшенной болью. А до дома - километра полтора, и мы без транспорта, пешком пришли.
Пришли-то за полчаса, а обратно шли - часа три, не меньше. Егорша одной рукой меня ведет, другой глухаря тащит, так и не бросил эту чертову птицу, которая чуть шею мне не сломала, и весу в ней оказалось пять с половиной кило!
Месяц я проходил с шейным бандажом, трещину обнаружили в одном позвонке. И больше ружья в руки не брал. Зато дочке мог с той поры чистой совестью смотреть в глаза…
Вечереет. Солнце устало бредёт к закату, усиливая лучами краски неба и очертания отражений на бегущей ряби волн.
Солёные брызги моря щекочут лицо и руки, открытые на тёплом ветру. Я крепко и уверенно держусь за борт неторопливо курсирующей яхты по волнам. Лёгкость и радость переполняют меня. Хочется улыбаться и плакать одновременно. Может оно так и происходит, но не замечаю.
Скоро возвращаться домой.
Ветром из каюты доносит смех подружек. И на какое-то мгновение задумываюсь «почему я одна, не с ними?». Я знаю ответ, мне сейчас нравится быть самой с собой, копить впечатления от увиденного для очередного рассказа или стиха. Они всегда прощают мне данный эгоизм, за это я их и люблю.
Тут с громким криком над головой быстро пролетают чего-то не поделившие чайки. Наспех отскакиваю назад, подальше, на всякий случай. И наблюдаю. Одна из чаек не удержала в бою равновесия и падая закружила в вихре собственных перьев. Не успев коснуться пола собралась и взмыла вверх. От ранее улетевших остались лишь их обычные пометки на том месте где я до этого стояла.
И только когда пострадавшая чайка скрылась вдалеке я заметила, что та успела пометить моё плечо. Но, вместо того чтобы злиться, меня пробирает смех. Довольно-таки громкий, раз подошли полюбопытничать подружки. Я их заметила, когда приступ веселья начал стихать и надо было за что-то уцепиться, потому что яхта стала поворачивать.
«Не уж-то у них кончился запас своего смеха, раз подошли ко мне», - усмехаюсь в одно мгновение и тут же стыдясь упрекаю себя, глядя как девчата тоже начали смеяться, оценив ситуацию. Одна тем временем взялась за очистку моего плеча.
Теперь, на обратном пути, мы вместе молча стоим у борта, будто договорились заранее. Море начало волноваться под пристальным наблюдением набегающих туч. Ветер, брызги. Красота и дружеский уют.
«Как хорошо! - проносится в моей голове и снова задаюсь вопросами боясь нарушить момент, - А как видят подруги этот мир? Также, как и я? Или как-то по-другому? Возможно мы когда-нибудь вспомним этот день и поболтаем об этом? А может они будут вспоминать, читая одно из моих произведений? Нет, - решаю я твёрдо, - надо будет поделиться мнениями. Так как различные мнения приведут к одному лучшему».
И как на прощание перед нами появляются дельфины. Они резвятся, прыгая и кружа вокруг нас в блеске последних лучей. Один даже подплыл настолько близко к борту, что мы все поневоле вытянулись к нему, чтобы насладиться впечатлением, сфотографировать в памяти и даже попытаться дотронуться. Он будто этого и ждал, так как прыгнул вверх, скользнув у наших удивлённых лиц, обдав морской водой. И тут же скрылся с поля зрения, уводя в тёмные воды остальную вереницу дельфинов.
Иногда нам кажется время и память несовместимы, но это не так. Говорят, что есть только одна любовь в жизни человека, истинная, но это не так. Говорят, что человека, которого ты любил, можно и даже нужно забыть, но это не так.
- Ванечка, доброе утро, - кротко и бесшумно, тише пролетающего за 1000 км птицы, - сказала Вера.
- Доброе утро, Сонечка, почему ты не спишь?, - протирая глаза кулаками, сказал Ванечка
- Ванечка, ну как же можно спать, разве ты не видишь, ты не чувствуешь, мы же любим друг друга, время проходит вместе с любовью нашей. Нельзя же так безмятежно относится к тому, что мы с тобой имеем, - немножко грустными глазами, сказала Сонечка
- Сонечка, ты как всегда права, - он обнял её сквозь одеяло, закрыл глаза и поплыл, - все исчезло, было такое чувство, что мира нет, а если он и есть, то этот мир для них двоих, больше не было никого. Господь просто забыл создать другое и других, видя такую невероятной силы чистоты любовь.
- Ванечка, просто милый мой, мне надо идти, - любящими глазами проговорила она
- Я уже бегу в душ, Соня, уже там, уже бегу, мы должны позавтракать вместе, - пробежал словами Ванечка.
Прошло время, неизвестное количество лет и дней. И, однажды, она вошла в его комнату и сказала
- Добрый день, Ванечка, я очень скучала, скучаю по тебе и мне очень тебе не хватает, - опять мягко и почти шепотом сказала она, по другому она не умела. Врожденный такт и любовь были её существом.
- Я писал тебе, но ты не отвечала, я виноват, я знаю, мне не надо было говорить тебе то, что сказал, Сонечка. Это был глупый грех в мой жизни и я был глуп, но потерял тебя, потерял, навсегда, Сонечка и Ванечка - большой мальчик налил свои глаза слезами до краев.
- Молчи, Ванечка, - не надо ничего говорить, я счастлива, что вижу тебя
- После нашей разлуки почти 5 лет я был не в себе, ну ты понимаешь, хоть тебе сложно с тонкостями русского языка, но было такое чувство, что я держал в руках сердце, оно билось и трепыхалось, я положил его к себе в грудь и там было 2 сердца, понимаешь, - вопрошающе смотрел он на нее
- Потом, я видел тебя каждый день в снах, видел, как мы идем по улице, как едим, не отпуская тепло своих рук друг от друга
- Сонечка, как я благодарен, что ты пришла, может тебя и нет, но это неважно. Мы же говорим, понимаешь. Я чувствую тебя. Господь сделал мне подарок, как же я благодарен ему, моему великому и доброму Господину
- Ванечка, какой же ты смешной, как всегда, в тебе столько любви, что можно обнять весь мир и качать его в ней. О Боже, - улыбалась Сонечка, а сколько же в тебе романтизма и сентиментальности, можно ими всю жизнь ужинать, милый мой Ванечка. Она приложила свои губы к его рукам и тепло пошло по венам в их сердца. Ванечка плакал от счастья, слезы лились беззвучно и мочили ему майку, лицо. Он невероятно ощущал то, что нельзя ощутить никому - величайшую потерянную и найденную любовь
- Сонечка, я люблю тебя, - но эти слова были почти бессмысленны, так как Любовь их светила ночью, освещая улицы и говорить о том, что есть свет или Бог смыла не было
- Ванечка, конечно, я зла на тебя и себя. На тебя, потому что ты сделал то, что называют плохим и то, что сказал мне об этой измене. Тем более, она не была изменой, это было просто наваждение, дурное. Мне нужно было не принимать это во внимание, а тебе не говорить мне. Ведь мое сердце было у тебя в груди, а твоя душа, Ванечка в моей. Тепло наших рук было всегда рядом, я не помню момента, когда наши руки были расцеплены. Я не помню ничего плохого. Зачем же я исчезла?! Зачем?!, - - тут она отошла от меня, повернулась спиной и заплакала. Тихо так и нежно, - так плачут птицы, когда они теряют своего близкого, навсегда. Видно было, что дышать она уже не могла и почти впала в обморок. Присела на диван и наклонила голову.
- Сонечка, понимаю, что просить прощения сейчас может поздно, а может и не надо. Мы же не вместе и ты просто образ, вошедший откуда-то из другого мира, ведь тебя нет? - спросил я
- Я, есть. И когда, я решила, что забуду тебя, то я вышла замуж, там далеко от тебя. -
- Потом скоропостижно ушла мама, и я сразу же ушла от мужа. Что с ним я не знаю. Знаю только одно, что мы потеряли с тобой то, что не бывает, не будет и никто никогда не знает о таком чувстве. Слово секс здесь не подходит ну никак, это все равно, что в сладкую кашу насыпать 2 кг соли и перца. Это была настоящая любовь, Ванечка. Я не ценила, ты не понимал, а теперь сквозь память и годы, сожаление разрывает мое сердце в твоей груди, оно же там и осталось, я не забрала его, как и ты не забрал свою душу. Я знаю, что ты хотел даже кончить жизнь свою, не получая от меня писем. Потом ты сжег все фото и письма в отчаянии, а их было так много, что почти целая библиотека и каждое слово в этих письмах было чувством, каждая буква прыгала от счастья, что увидит тебя, мой Ванечка. Также и ты писал мне, переполняя наши два сердца в тебе, наполняя их кровью любви нашей. Запятые и точки стучали нашими сердцами, а потом все сгорело, ты сжег. Когда они горели, я чувствовала это. Все выжигало в моей груди нашими душами. Так ты решил вырезать то, что болело у тебя в наших сердцах. ты только забыл, что мое сердце было и есть у тебя в груди. Я не заберу его никогда и когда мы умрем.
- Откуда ты все знаешь, Сонечка, - как-то недоуменно за двоих сказал Ванечка. Знаешь, прошло столько лет, - продолжал он. Моя мама всю свою жизнь до самого последнего дня хранила твою открытку из-за океана, сколько лет неизвестно. Смотрю на тебя думаю, может тебя и нет и мне все чудится. Мама ушла тоже туда к Богу. Она видит сейчас, что мы вместе и радуется. Она была очень рада тебе и видела в тебе будущее, а потом, когда тебя не стало, она очень переживала моим нескончаемым терзаниям и страданиям, почти мертвого человека. Я ходил тенью по улицам, в работы, что-то делал, выпивал, чтобы забыться, забыть. Но ничего не помогало. Однажды, я купил много разных фармаций и пошел в бар, там купил много пива и начал эти фармации употреблять. Когда же очнулся, то меня отхаживали, пытаясь вернуть к жизни, дарованной Богом. Тогда мне жизнь была не нужна, я не знал, как вернуть тебя, увидеть, хоть одним глазком, хоть секунду. Ответов на мои письма не были. Я думал, что может ты переехала, мир то большой, искал тебя в Интернете, но везде было пусто. Думал, что ты умерла.
- Ванечка, я здесь, вот моя рука, ты же чувствуешь её тепло. Ты наверное голоден, я простила тебя и рада, что одумалась, я не знала, что ты будешь так мучаться. О если бы я знала, ведь наша жизнь была таким плотным теплым окружающим нас двоих ветерком, почти 3 года, а может и больше, теперь я уже не знаю, так как времени тогда не было, оно исчезло. Утром ты, вечером ты, днем ты, везде ты, куда бы я не посмотрела везде был ты, так как я отдала тебе свое сердце, знаешь, навсегда. душа же твоя была во мне и мы были одним существом
Они оделись, и, как обычно, вышли на улицу. Их руки были рука в руке. Он не отпускал её руки, она его. Он боялся отпустить её руку, она его. Они не смотрели друг на друга, так как этого не надо было делать, они видели друг друга, даже если бы ослепли, они были одним существом. Шелест листьев, падающих с деревьев, шум машин, музыка, идущая из их душ в ней и сердец в нем, наполняли, заполняли улицу и заполняли пространство, мир светился. Люди оборачивались и смотрели на их счастливые лица, такого они не видели никогда, музыка счастья и любви заполняла все места, улицы, трамваи и автобусы, где они были, вокруг них струился такой свет, будто Господь был рядом и обнял их и было сложно понять, где жизнь, а где смерть.
2017 03 23
schne
Время начинается странное, весна - время простуд и вечно заложенного носа, время начала соблазнов, искушений и наваждений, время, когда снег уже растаял, но земля ещё не просохла, по утрам мёрзлая, днём и по вечерам - слякоть и грязь. Последствия жизнедеятельности собак, а иногда и людей вылезают из - под снега и появляется ощущение, что идёшь по сельской улице или мимо колхозной фермы в далёкой от города деревне. Одежды после долгой зимы становится всё меньше и вот уже начинают понемногу показываться из - под юбок и коротких пальто и курток девичьи коленки, вызывая те самые соблазны, искушения и наваждения, которые, впрочем, действуют не на всех, в основном на студентов, школоту переходного возраста и молодящихся человеков среднего возраста. Девицы того же переходного возраста начинают мечтать о любви, обязательно светлой и чистой, девицы постарше - о принце на белом Мерседесе, белые кони уже давно не в моде, дамы бальзаковского возраста и старше начинают вспоминать о своей прошедшей молодости и юности, просматривая старые фотографии и думая, как всё было тогда, сколько было надежд и мечтаний, а сейчас кругом только серая будничность, готовка, мытьё посуды, уборка квартиры, прочие семейные заботы и хлопоты, работа, подъём по утрам, утренний макияж и кофе с круассанами, потом целый день на работе до вечера и всё снова идёт по тому же кругу. У мужской части населения почти тоже самое, только воспоминания о детстве и юности иные совсем. Друзья, водка, портвейн, самогон, пиво, реже вино, а порой и вообще непонятно что местного разлива, поиски денег на бутылку, время до утра много и вот уже отправлены гонцы за очередной бутылкой местной палёнки димедрольной. А другие пока закуску добывают на огородах местных. Чаще всего своих, по чужим как - то не лазили особо да и в своём всегда знаешь, где и что найти можно, а августовские ночи тёмные уже, так что по чужим огородам шарить долго и можно ничего не найти. Ну ладно, я отвлёкся на воспоминания. А сейчас всё одно и то же почти каждый день, кроме выходных и отпуска, работа, дом, с утра завтрак, на работе обед, после работы пиво в ближайшей разливухе и по домам, а там ужин, телевизор с очередным выпуском новостей и сон без кальсон до утра. А на утро всё начинается снова и заканчивается так же, как и вчерашним днем. И так каждый день, неделю, месяц, год, пятилетка, десятилетие и так далее. А весна приходит каждый год и начинается всегда одинаково.
19 марта 2017 года, Ржевка, Санкт - Петербург.
Январь. Аэропорт Домодедово.
Сначала я нашел место для суточных машин, Девушка из того места, где я вытащил билет - записала мой номер машины и я поперся с чемоданом весом в мой, в порт летающих железных машин… Я, как-то, с легким испугом дикого мустанга прерий, сразу и окончательно потерялся.
Шалые люди стояли в очереди на регистрацию - я беспричинно волновался, они - люди, были совсем разные и не похожи на тех, кто в телеке, и кто летал «туркиш эйрлайнс.» Было странно, что у всех мустангов мужского рода были большие беременные и вздутые животы (от 5 до 12 месяцев), от многих пахло перегаром, несмотря на их злополучную беременность… или запахом мусорного бака изо рта.
Я отошел купить воды, заняв очередь. Когда я пришел к «любимой очереди», мне сказал тучноватый и долговязый молодой пацан с «айпэдом» и телефонной трубкой начала 20-ого века: что он впереди и сомнений нет. Я сказал: - «я счастлив, мы все счастливы.» Мне почему-то показалось, что ему это понравилось.
Было 3 часа ночи. За мной стоял взрослый юноша в темных непроницаемых очках - от него пахло нечищеными зубами, мы можно сказать разговорились, сначала он сказал, что рад стоять хоть 5-ть часов, куда спешить, потом он сказал, что надо убивать всех, и его терпение лопается. Я же продолжал изучать толпу. Из толпы я выделил девушку лет 19-и с умными глазами и мне понравилась сотрудник аэропорта Элла, также мы разговорились, не на шутку с паспортным контролем, я уговаривал даму - старшего прапорщика лететь в Турцию, вместо проверки паспортов и поиска террористов. Мы реально разговорились, я узнал, что им не по карману Турция!, и они отдыхают в Крыму, в Лазаревском.
Я страстно улыбнулся своими оставшимися клыками и рассказал про Форос и Меллас. Что удивительно - мне показалось, что я - Дед Мороз и меня давно ждали и пожелали теплой погоды и Здоровья в Лапландии.
Мне стало стыдно быть дедушкой, да еще с кличкой «мороз». Но я вытерпел. Дале события были «чмошными», я гулял среди беременных мужчин по «дьюти фри», они, несмотря на беременность покупали алкоголь большими партиями, думаю для растирки.
Вернувшись из заморского путешествия, я долго отчищал машину от снега, вспоминая деда Мороза и снежные бури Лапландии.
2014 04 04
SCHN