Дима поссорился с девушкой. Девушка была виновата, устроила Диме истерику из-за чепухи, и Дима решил: хватит! Девушка постоянно устраивала истерики и всегда из-за ерунды, такой характер. Но Дима мучился без нее, он привязался за два года отношений. К тому же девушка была красоткой: большая грудь, крепкая задница. Рядом с ней пухловатый Дима чувствовал себя героем и донжуаном. Важное ощущение для не слишком уверенного в себе 27-летнего парня.
От тоски Дима стал выпивать. Каждый вечер. Все больше и больше. Утром с трудом приезжал на работу. Он и так был не самым ценным офисным сотрудником, а тут сидел, поскрипывал креслом на колесиках, тупо смотрел в монитор и думал: не пора бы похмелиться? С трудом дожидался обеда и там снова выпивал. Надо было помириться с девушкой, но Дима решил, наконец, быть твердым до конца. «Пусть сама объявится и извинится», — говорил себе Дима, выпивая очередную рюмку. Но девушка молчала.
Как-то после обеда случилось то, что должно было. В коридоре с Димой столкнулась начальница, принюхалась: «Слушай, я тебя уволю! От тебя и так проку мало, еще и пьешь». Дима очень боялся начальницы. Гендиректор Аня была карьеристкой. Молодая, спортивная, быстрая. Дима всегда старался от нее прятаться за монитором. И теперь — столкнулся.
Дима понял, что пропадает. Вечером не выдержал, снова выпил. Крепко выпил. И написал девушке в Телеграме: «Мне пора это сказать. Я очень тебя люблю. Я сопьюсь без тебя. Помоги! Мы должны быть вместе!»
Нажав кнопку, Дима вдруг понял: он отправил это стерве-начальнице. Спьяну напутал. Тут же стал набирать извинения, но было поздно. Пришел ответ: «Что же ты сразу не сказал, дурачок?»
…Дима теперь заместитель гендиректора. А начальница Аня оказалась сексуальной бестией. Дима счастлив, Аня счастлива. Вместе занимаются йогой, ходят в театры, скоро летят на Бали. И только по ночам, обнимая крепкое тело Ани, он иногда с ужасом думает: «А если бы я тогда не ошибся?»
Томное одесское лето, такое лето, которое может быть только в Одессе.
Окна нараспашку с ночи, потому что ночи такие же, как лето — томные, со звуками цикад и запахом акации, разбавленным запахами одесской кухни.
Одесская кухня начинает свой нелегкий труд в шесть утра и заканчивает за полночь.
На этой кухне решаются мировые и местные проблемы.
Обсуждается все — от того, как сыграл «Черноморец», до Суэцкого кризиса, и что брать с собой ТУДА, и что пропустят, и что это таки будет стоить.
Как пахнет одесская кухня, так это, скажу я вам, — отдельная тема.
О, эти запахи юга, неповторимые и такие родные.
Где еще так будет пахнуть семечковое масло, как в Одессе.
Если вы скажете, что это подсолнечное масло, то вы не из Одессы.
Как пахнут синенькие, запеченные на чугунной сковородке, и лук, пожаренный на настоящем гусином сале, заготовленном на зиму.
Боже, какие шкварки мажутся на этот кусок ржаного хлеба, и кто тогда знал за магазинную колбасу.
А тазик с салатом из помидоров, огурцов и всего того, чем богат Привоз, заправленный тем самым маслом.
Молодая картошечка, политая им же и просыпанная свежим укропчиком, а к ней — свежие котлетки из парной телятинки, потому как холодильники были редкостью, что удивительно, и все закупалось на Привозе или на Новом базаре ежедневно. И потому было наисвежайшее.
А штрудель, приготовленный из ничего, а это ничто было — из грецкого ореха, сушеного абрикоса, сливы и теста, замешанного на молоке и масле.
Эту песню можно продолжать бесконечно, но и тогда она не будет завершенной, потому как Одесса без покушать — не Одесса.
Роза Аркадьевна, крашеная блондинка неопределенных лет в сотню с гаком кило веса, в десять вечера жарит на примусе котлеты.
— Розочка, — спрашивает моя бабушка, — а что вы так поздно жарите?
— Екатерина Абрамовна, а вдруг завтра война, и я — голодная?
А как говорят на этой кухне! А что за язык у этих хозяек, чтоб они были здоровы!
С балкона второго этажа дома напротив тетя Аделя кричит моей бабушке:
— Катя, шо ты там ложишь до синеньких, шо мой Ленчик уже третий день не ест дома?
— Ой, Аделя, я тебя умоляю, ты же знаешь эту Цилю Островскую, что с угол Торговой и Канатной, ну — ту, от которой хромой Лейзер сразу после войны ушел к Мане Волобуевой, которая стоит у кино и торгует газировкой.
— Ну?
— Ну, так вот она сказала, штоб синенькие имели густой вкус, так их надо чуть полить уксусом.
— Хто?
— Тю, так Маня же и сказала.
— Шоб она подавилась, твоя Маня!
— Аделя, а что имеешь к Мане?
— Я?
— Нет, я.
— У меня таки уксус закончился, а Ленчик скоро придет, и шо я ему скажу? Шо у тети Кати синенькие вкуснее, чем у родной матери, по причине уксуса?
— Аделя, я тебе уксус налью, но ты помнишь, что ты еще не отдала мне два кило сахара, а Яше не вернула десять рублей за ту пару кур, что он взял для тебя в субботу на базаре.
— Катерина Абрамовна, вы еще вспомните, шо мой Наумчик, царствие ему небесное, кушал у вас компот в 39-м и чуть не подавился, или так не было?
— Аделя Израилевна, позволю себе заметить, что вы подлый человек и настоящая хайка, чтоб у вас рот замолчал.
Все, ссора навеки, и война объявлена по всем правилам дипломатического этикета.
Воюющие стороны разошлись в стороны для начала военных действий.
С балкона начинает работать тяжелая артиллерия.
— Люди, посмотрите на это нахальство!
— Мине имеют вспомнить за пару паршивых курей, которые сдохли до того, как их взял в руки этот резник — Сюля.
— Это мине вспоминают за сахар, когда у прошлом годе ее муж две недели просидел у моего телевизора за так, и я ему не мешала поесть, когда эта подлюка, его жена, уехала в Хмельник на свой родон.
Первый этаж не остается в долгу, и минометный обстрел пытается подавить огонь противника.
— Что, чтоб мой Яшенька — и хавал то, что твои поганые руки готовили, да он лучше подавится, но не будет есть с твоих рук.
— И вообще, я ему заготовила так, что можно было год, не то что две недели прокормить всю мишпуху.
Война бы продолжалась еще долго, но на горизонте появляется тетя Фаня, которую не любил весь переулок за то, что после войны ей досталась самая лучшая комната в коммуналке всего с тремя соседями.
Ко всему еще тетя Фаня была туга на ухо, чрезвычайно скупа, сварлива не в меру, и ее муж, старый Зисер, вернулся с войны инвалидом, что позволило ему добиться единственной на весь переулок инвалидной мотоколяски, которой не завидовал только слепой, да и ко всему ее квартира через коридор примыкала к нашей.
— Катя, — совершенно миролюбиво обращается тетя Аделя к моей бабушке.
— Что, Аделя?
— Катя, ты шо не видишь, кто это там идет?
— Или! — восклицает моя бабушка.
За войну все забыли, потому как приближается общий враг.
— Фаня Моисеевна! — обращается бабушка к идущей соседке.
Та делает вид, что ее не слышит, потому что знает, что ничего хорошего от беседы не выйдет.
— Фаня! — уже на повышенных тонах звенит голос бабы Кати.
— Ну! — это тетя Фаня пытается противостоять возможной атаке.
— Что — ну? Вы не на Привозе, где биндюжники с подводами, и я имею спросить, когда вы будете выносить ваше смиття, а не сувать весь ваш дрек в мое ведро?
— Катерина Абрамовна, мне на вас стыдно смотреть за ваше хамство. Чтоб мой геройский муж так был здоров, как мне надо кидать свое смиття до вашего мусора.
— Вы что, хотите сказать, что я это выдумала? Аделя, ты слышала за эту подлую ложь? Это такое хамство, такая нахальства, что я вас умоляю.
Тетя Аделя поддерживает родственницу, с которой пять минут тому назад готова была воевать не на жизнь, а на смерть:
— Катя, шо ты с нее хочешь, она же ущербная, ее Зисер за ней устал жить, шо удивительно.
Тетя Фаня все же прорывается сквозь строй шпицрутенов и скрывается в коридоре, ведущем в ее хоромы, а родственницы продолжают смачно обсуждать торжество справедливости.
— Ой, Аделечка, — вдруг спохватывается баба Катя, — мой Янкель скоро с работы, а у мене еще примус не запален. Сейчас Алик тебе уксусу занесет.
Войны как не бывало, потому что был найден общий враг и ему был нанесен полный разгром.
Это все Одесса пятидесятых-шестидесятых годов…
Был у нас в офисе парень. Ну как парень, взрослый мужик, 36 лет. Но он был необычный.
Если говорить прямо, то человек был глупым от природы. Ну вот не умный ни разу,
— Здравствуйте! Я не умный и не скрываю этого. Но мне нужна работа, чтобы я мог покупать маме лекарство, она уже не может работать.
Это меня немного шокировало, но я понял, что человек реально болен. Но, в принципе, не настолько, чтобы не суметь выполнять какие-то не особо сложные задания. Он мне напомнил героя Дастина Хофмана в любимом мною шедевре «Человек дождя». Я сразу въехал кто передо мной и не хотелось его никак обидеть…
— Вы намного умнее большей части населения, которая пытается прикрыть свой идиотизм любым способом, но тщетно. Хорошо, с завтрашнего дня приходите на работу.
С того дня он у нас как сын полка. Так вот, 6 лет мужик работал наравне со всеми. Да, не такой как все, но честный, порядочный, пунктуальный и вообще, на мой взгляд, лучший работник из всех кто у меня работает. Маму после инсульта поставил на ноги, правда пришлось ему немного помочь с медикаментами и массажистами, а так, он сам делал всё и ни разу не пожаловался, что ему тяжело! Весь офис его любил и привязался к нему как к родному! Да так полюбили его, что откормили с 75 кг до 100! Мы с ним даже стали чем-то похожи.
Да, отвлекся… Позавчера, когда заехал в офис после долгого отсутствия, мне помощница с ходу в лоб…
— Олег увольняется! Может Вы уговорите его остаться?! Как мы без него?!
— Как это увольняется?! Куда?! Почему?! Попросил позвать его в кабинет. Заходит минут через 10, голову опустил так, что подбородок аж на животе. Стоит, в глаза не смотрит…
— Олег! Что случилось? Что тебя не устраивает? Кто-то обидел? Только пальцем покажи, уволю пол-офиса!
— Нет-нет, что Вы, не надо, я их всех люблю. Просто .я. это. ну .вот…
— Ну не тяни, говори что нужно? С мамой проблемы?
— Нет, с мамой всё хорошо, спасибо… Я хочу жениться!
И тут я подвис, как глючный смартфон! Сразу напрашивался вопрос «как это, женюсь?» Но кто я такой, чтоб такое спрашивать? Он такой же человек, как и я сам, и ничто не чуждо ему человеческое…, но блин…, как-то меня это напрягло.
— Дело нужное, надеюсь, жениться хочешь не только ты, но и потенциальная невеста, если она уже есть у тебя на примете. Она тоже желает того же?
— Да, конечно! Она меня уже год приглашает к себе, в Швецию! Вместе с мамой. Она меня любит и мою маму!
Тут мне это что-то совсем перестало нравиться… Больного человека, аутиста…, в Швецию…, …и маму. Жесть какая-то!
— Наверное хорошая девушка, раз ты собираешься туда с мамой!
— Она очень красивая, рыжая и умнее меня! Я вам сейчас покажу фото.
И тут он вытаскивает из кармана айфон 7! Ого, думаю, не хило! Все эти годы у него была старая раскладушка Рейзер, которую мы тщетно пытались у него украсть, чтоб он пересел на нормальный телефон! И ведь новый был у него Самсунг, который мы подарили на День Рождения. Но он никак не хотел «пересаживаться» на нормальный телефон. Мы понимали, что ему это сложно, поэтому не настаивали. А тут … Айфон…7!!! Я даже не успел задать вопрос, а он мне уже отвечает…
— Это мне Каролина подарила и много фото туда своих накачала, чтобы я не скучал… В этот момент в моей голове уже бурлила каша из ужасных мыслей. И я ожидал, что на фото окажется какая-нибудь голоСИСтая Памелла Андерсон из старых постеров. Но то, что я увидел, повергло меня в шок! На фото рыжая девушка, с характерными чертами людей с известным синдромом. Таких называют «солнечными людьми».
Они же не виноваты, что у них одна лишняя хромосома. В остальном они такие же, как и мы, а кое в чем намного нас превосходят! Во всяком случае они нас не считают какими-то дебилами только потому, что у нас на одну хромосому меньше! Хотя по логике вещей, они могли бы именно так размышлять. Но в жизни это очень приятные и безобидные люди. И, что мне особенно в них нравится, они всегда улыбаются! Лично для меня улыбки «солнечных людей» намного приятнее резиновых улыбок, которые все чаще натягивают окружающие нас люди, проклиная за глаза последними словами!
— Действительно, красотка! Тебе крупно повезло! Если всё так, как ты говоришь, я без особого удовольствия, как твой руководитель, но с огромным удовольствием, как человек, отпущу тебя к твоей невесте! Если ты не против, я созвонюсь с твоей мамой, уточню некоторые нюансы и куплю вам обоим билет на самолет. Хорошо?
Олег всегда был улыбчивым, веселым, но такого счастья на лице я не видел у него никогда! Ради вот этого выражения лица я бы отправил его хоть в Бразилию, хоть куда и за любые деньги! Он захлопал в ладоши как ребенок и сам набрал на своем айфоне номер мамы и дал мне телефон. А самое главное, почему я всегда считаю аутистов намного умнее нас, он отдал мне телефон и вышел за дверь! И ведь знал, что разговор будет о нем, но он понимал и то, что я не смогу толком говорить о нем в третьем лице! Ну кто из обычных людей поступил бы так же?! Да никто, наоборот стояли бы над душой и пытались бы всё услышать! Уникальные люди! Умные! Тактичные! И почему бы им не быть счастливыми, как окружающие? Я больше скажу, такие люди намного счастливее в семьях, чем мы с вами, т.к. они не умеют лгать, не умеют орать друг на друга, но они умеют любить и быть преданными!
И кто из нас умнее, а кто глупее?
И да, с его мамой мы переговорили, оказывается она уже прекрасно знает ту девушку и нет повода для сомнений и завтра,
Когда ты смотришь на этих людей, тебе не жалко ничего, ни времени, ни денег, ни усилий, лишь бы хоть как-то сделать их жизнь лучше! А потом смотришь вокруг и видишь тех, кто твою доброту принимают за слабость и пытаются нагадить в душу, смотришь на них и уже не видишь, ибо они для тебя ноль, пустота, их для тебя не существует! Но, хороших людей больше. Именно поэтому этот земной шарик еще вертится…
Пойду заварю тазик кофе, чтобы не уснуть и не проспать аэропорт!
Встречаюсь как-то с девушкой, по делу, в кафе. Вдруг раздается звонок — ее мобильный. «Ой! — восклицает она. — Где он?» И запускает руку в сумку. Она у нее большая и кожаная. Девушка роется в недрах, мобильный звенит: «Да где же он, черт побери?» И тогда она совершает рискованный поступок. Вываливает на стол всё, что есть в сумке.
На него падают три помады, тяжелый флакон духов, спутавшиеся наушники, ватные кружочки в целлофановой колбаске, зеленая тушь, открытка с видом Бали, нераспечатанная пачка презервативов с ароматом, большая щетка для волос. Но это еще не все, девушка продолжает трясти сумку. И вываливается вчерашний билет на мелодраму — в модный кинотеатр, книжка «Как есть штрудели и сохранить фигуру?», потом палочки из японского ресторана, пакетик влажных салфеток, половина шоколадки, макбук, розовые солнечные очки, голубой зонтик, черные лаковые туфли… И наконец, долгожданный телефон.
Передо мной на столе лежал весь девичий мир. Я залюбовался.
На самом деле, женщина — это ее сумка. Всё, что внутри сумки, — это она, ее заботы, тревоги, мечты. По одному печальному билету в кино уже можно описать героиню. Пошла вечером, даже без подружки, но в модный кинотеатр. Значит, ищет в потемках кого-то и не может никак отыскать. Симпатичная пачка презервативов остается целой.
Я бы вообще сделал ТВ-шоу «Сумка». Всякие звезды отдают свои сумки, оставаясь инкогнито, зрители-эксперты рассматривают содержимое и рассказывают о владелице. А она сидит в тайной комнате и волнуется, слушая, как ее разоблачают. «Ой, разве я такая? Хотя да, такая…» Ну и в финале она эффектно появляется в студии. Аплодисменты. Сумка — это круче гороскопа. Лучше всякого психоанализа. Звезды врут, психологи — шарлатаны, а сумка скажет всю правду. Вообще хорошо, что сумки молчат, они бы такого наболтали о хозяйке — ой, мама моя!
Поэтому сумка — лучшая подруга
Самая близкая, самая верная, самая чуткая. У девушек вечная проблема. С одной стороны — хочется новую сумку, всегда хочется. Хочется разных. Хочется в понедельник идти с деловой, черной, во вторник — с коричневой, у которой бахрома, в среду — с розовенькой, у которой золотые замочки… ну и так далее, до воскресенья, когда хочется белый рюкзачок или нет, лучше матерчатую, с надписью All you need is love или даже… Но нет, есть проблема! Весь свой мир придется каждое утро перекладывать из коричневой в розовую, из розовой в Love… Да это же рехнуться можно! Только обустроила одну вселенную, как надо создавать новую. Даже у Бога ушло на это шесть дней, а у девушки — всего пятнадцать минут. Нет уж, лучше с одной, где все устоялось. Лишь глупым двухмерным мужчинам кажется, что у девушки в сумке хаос. Это не хаос, это высший порядок. Так же, как и в бардачке девичьей машины, но о них надо отдельно.
Зато девушки владеют особой магией. Они расширяют пространство сумки до любых, им нужных пределов.
Своей подружке я однажды купил в подарок клатч, нашел во Флоренции, долго выбирал. Совсем маленький, туда только помада и телефон поместятся. Долго вертел в руках, мучился: вдруг не понравится? Посоветовался с продавщицей, объяснил, что подружка нежная и романтичная. Та улыбнулась: «Bene! Perfetto! Бери этот клатч! Не сомневайся!»
Итак, я привез его подружке в Москву, та была счастлива, расцеловала. И как-то пошли с ней в театр. Она с новым клатчем, очень довольная. А в разгар спектакля понадобился мне платок — протереть очки. С собой платки не ношу. Что делать — не вытирать же краем пиджака. Подружка достает из клатча пачку бумажных салфеток, протягивает. Надо же, думаю, как эта толстенькая пачка там уместилась? А потом мне захотелось пить — подружка достает из клатча бутылку воды. Тут я уже забыл про спектакль. Меня волновало совсем другое: как?! Как это уместилось в мизерном пространстве, где место только для айфона и помады? Уверен: если бы мне захотелось вдруг горячий пирожок, она бы вытащила оттуда не только пирожок, но и микроволновку, чтобы его разогреть.
Женская сумка — это сплошные фокусы. Это противоречие законам физики. Это чудо. Пока физики и астрономы занимаются черными дырами, у них под боком самая натуральная загадка мироздания — женская сумка. Лучше бы они отвлеклись от телескопа и поинтересовались у жены, как той удается создать «черную дыру» в отдельной сумке? Вот где тайна, вот куда надо бросить всех лауреатов Нобелевской премии и заодно Стивена Кинга. Хотя они все равно тайну не разгадают, бедолаги.
Необдуманные, брошенные в гневе слова родного человека очень больно ранят. Но переборов боль, прощаешь его так, как один раз на свете живем и ты знаешь, уже что такое потеря.
Бывают дни, когда меня мало. Мало настолько, что я могу поместиться в ладони. Так мало, что я перестаю сопротивляться разуму, который неудачно маскируется под совесть, засыпая меня буквами вопроса «Разве так можно?», и сравнивает с людьми, судьбы которых достойны аплодисментов даже на небесах.
«Я — не герой», — это все, что могу тихо ответить… поэтому положите меня, маленькую, на подушку и оставьте одну. Одна — это не одиночество и не скука. Одна — это единственный способ вернуть себе свою высоту.
Бывают дни, когда не хочу загружать даже стиральную машину… потому, что постиранное белье может потом пролежать еще неопределенное время чистым, мокрым и мятым, терпеливо выглядывая из круглого окошка (и все равно отправится на повторное полоскание). В такие дни я надеваю носки мужа (потому что свои чистые уже закончились), выбирая те, которые меньше по размеру на внешний вид, надеваю его свитер и шатаюсь по квартире в полной бездеятельности и честной лени. Мне не хочется мыть голову и открывать баночку с кремом для лица. Включаю чайник, но так и не завариваю чай. «Бездарно проведенное время» могло бы стать прекрасным отдыхом, если бы не томные угрызения совести и все то же «СРАВНИ», от которого не спрятаться даже под одеялом, укрывшись с головой. В такие дни я благодарна, что в моей тумбочке на кухне есть пачка макарон для детей, потому что больше не в силах ничего приготовить, мне кажется, повисну на краю огромной кастрюли, как над пропастью, держась из самых последних сил… В такие дни время быстрее обычного крутит стрелки по кругу… и я, больше обычного, оправдываюсь, пытаясь замедлить их бег.
В такие дни я — маленькая, и хочу, чтоб мою маленькую ручку взяла большая рука и отвела к витрине с маленькими пирожными, на верхушке которых — по маленькой вишенке. А я буду стоять и выбирать. А потом большие руки развяжут мою шапку с маленьким помпоном и, усадив за стол, поставят передо мной это пирожное с вишенкой.
«Мама! Мааааам??! МАААМ!!!» — доносится голос восьмилетнего мальчика из коридора, который одновременно закрывает входную дверь и снимает сапоги, не расстегивая, на бегу.
Кто здесь?! Это точно мне??! Я — мама?!
Подождите (!), я не успела доесть вишенку от пирожного: застыла с ней, держа в руке, над открытым маленьким ртом.
Иногда мне кажется, что рано стала матерью. 26 — совершенно несерьезный возраст для материнства. В 34 я умею ухаживать за детьми, заботиться о них, иногда даже кажется, что умею воспитывать и любить. Я все чаще думаю о том, что быть родителями — это не врожденная потребность, а талант. Это ВЫСОКОЕ мастерство. А я ведь сижу в большом свитере и носках на 5 размеров больше… и в такие дни мне целой жизни мало, чтобы стать БОЛЬШОЙ.
Алеша после школы ждет еду:
— Мама, а недоношенные дети нормальные?
— Конечно. Сейчас с этим нет проблем. Их выхаживают и потом с ними все в порядке. Внезапный вопрос… ???
— А почему тогда если тебе говорят «недоношенный», то это оскорбление?
— А поди знай. А почему «собака» — это оскорбление?
— Ну я же не недоношенный.
— Ты переношенный, если быть точным. Ну и что? Ты же и не собака. А ведь могут назвать.
— Так почему так называют?
— Слушай внимательно. Сейчас будет откровение. Запомни, даже если не поймешь. Готов?
— Да.
(Отложил телефон, воззрился)
— Это — магия.
— Да ладно. Ахалай-махалай.
— Нет. Слова — настоящая магия. Смотри. От того, что человека назовут скотом, у него не вырастут рога и копыта, но если он про магию ничего не смыслит, то вполне может начать вести себя по-скотски: обзываться в ответ, плевать и топать невидимыми копытами. Другой пример. Допустим, человека назвали ну…
— Дебилом.
— Отлично.
— Конченым.
— Конченым дебилом. Прекрасный пример. Что происходит?
— Ему обидно.
— Ему обидно. Ему плохо. Его плющит. Он часто дышит. Красный весь. А почему? Его кто-то бьет? Нет. Ему больно физически? Нет. Но он страдает. Почему? Это слово заставило его страдать. Разве это не магия? Слова имеют волшебную силу.
— Ругательные?
— Все. Но ругательные — особенно. Это типа черная магия. Работает сразу, но часто с побочкой.
— А обычные?
— Все слова — магия. Смотри. Третий пример. Ты приходишь в ресторан. Спрашиваешь, что дают на обед? А тебе официант говорит: стейк.
— Ну и нормально.
— Да. Теперь та же ситуация. Ты спрашиваешь: что на обед? А официант тебе: жаренный кусок дохлой коровы, убитой током на скотобойне.
— Что? Это я не закажу.
— Но это одно и то же. Одно и то же блюдо, названное разными словами. Но твоя реакция будет разной. Одно и то же. А реальность меняется. Магия?
— Да.
— Это азы. Там дальше много интересного. Слова — это сложная магия. Ешь свою отбивную.
— Ээээ… Кусок дох…
— Нет. Ешь отбивную. Сеанс экспериментальной магии закончен.
И съел.
Пришла одна девица в гости к своей подруге; обеим лет по тридцать. Пришла часов в девять вечера, посидели, потрещали, выпили чего-то там, в общем, уходить собралась уже за полночь. А дома их хоть и расположены в пределах прямой видимости, но между ними дикий пустырь, заросший кустами. Порешили они дойти вдвоем до середины, а там разойтись, мол, ежели чего приключится с одной, та крикнет, и подруга ее на помощь прибежит.
Ну, дошли, стоят, прощаются, трещат напоследок. Вдруг из кустов высовывается мужик, хватает одну за руку и — в кусты. У нее от страха руки-ноги отнялись, вспомнила, что надо что-то кричать, ну и заорала, что первое на ум пришло. У мужика челюсть отпала, он ее бросил — и только кусты затрещали. Вылазит она обратно, а подружка ее за живот держится, косметика размазана, в общем — истерика с ней от смеха. Та на нее, ты, мол, стерва, я ору, а тебе смешно. А подруга в ответ:
- А ты хоть поняла, что ты кричала?
- Нет…
-Ты кричала: «Уррра-а-а!!!»
***
История из Штатов, даже попала в газеты.
Огромная свадьба на 300 человек. После торжественной церемонии, уже во время празднования, новобрачный взошёл на подиум и подошёл к микрофону, чтобы произнести речь перед собравшимися гостями. Сказал, что хотел бы поблагодарить всех за то, что они приехали и за поддержку во время свадьбы, особенно тех, кто приехал издалека.
Специально хотел бы поблагодарить семью и родственников невесты за то, что они собрались, и тестя за организацию такой восхитительной свадьбы. Также поблагодарил всех за подарки и за все, что они сделали, и сказал, что для каждого приготовил специальный подарок только от себя. Поэтому под сиденьем каждого стула он приклеил конверт. Сказал, что это подарок для каждого и попросил, чтобы все открыли конверты.
В каждом конверте находился снимок размером 8×10, который представлял свидетеля новобрачного, занимавшегося сексом с невестой. Молодожён давно подозревал этих двоих и нанял частного детектива, чтобы за несколько недель до свадьбы тот провёл расследование.
Потом новобрачный ещё пару минут постоял на подиуме, наблюдая за реакцией собравшихся, после чего повернулся к свидетелю и произнёс «Fack you», затем обернулся к невесте и повторил «Fack you», а затем обратился к ошеломлённым гостям: «Я отсюда сваливаю!» — и ушел.
Тут же, в ближайший понедельник, мужчина оформил развод.
В то время как большинство женихов после получения такой информации немедленно бы разорвало всякие отношения, этот человек прошёл через все приготовления к свадьбе и церемонию, как ни в чём не бывало. Цена его мести — родители невесты заплатили 35.000 долларов за торжество на 300 гостей. Он известил всех о том, что случилось. Но лучшей частью мести оказалось то, что он испортил репутацию невесты и свидетеля на глазах всех их друзей и семьи в полном составе.
***
В реанимационном отделении больницы 6, на 6-м этаже, в палате 6 на 6-й койке в ночь с пятницы на субботу умирает пациент. На его место, что вполне понятно, селят другого. Но по прошествии недели в реанимационном отделении больницы 6, на 6-м этаже, в палате 6 на 6-й койке в ночь с пятницы на субботу умирает и он.
По больнице пошли свойственные циникам-врачам полушутки, дескать, место несчастливое. Но это не повод оставлять койку пустой в свете их крайнего дефицита, поэтому туда селят очередного несчастного, который спустя ровно неделю ночью благополучно следует за двумя своими предшественниками.
После этого шутки врачей стали изрядно отдавать нервозностью. Кое-кто купил книги по оккультным наукам, но, что делать, койку заполнили еще одним пациентом. Бедняга умер ровно через неделю. В роковую ночь.
Шутки врачей разом закончились. Под видом больного на койку номер 6 кладут полуторацентнерного санитара и в страшную ночь с пятницы на субботу наиболее сильные телом и духом медики расфасовываются по палате и, дрожа, ждут страшного часа…
Итак, стрелка часов переваливает за 12. В палату входит вся в белом УБОРЩИЦА баба Маня с пылесосом, выдергивает из розетки штепсель аппарата искусственного дыхания, вставляет туда пылесос, и начинает тщательно убираться…
***
Эта абсолютно реальная история произошла в Запорожье несколько лет назад. Поведал ее главврач одной из больниц.
Часть первая. Решила, значит, одна женщина счеты с жизнью свести. А что ж для этого лучше придумали, как не с моста прыгнуть? Вот собралась она, предсмертную записку написала, пошла на один из мостов и ка-а-к сиганет вниз.
Часть вторая. Внизу в это время как раз ехал поезд. И женщина прямо задницей (а весу в ней было ну никак не меньше центнера) влетает в лобовое стекло, естественно, разбивает его, и этой же задницей влетает прямо в физиономию ничего не подозревающему машинисту…
Женщину с ушибом копчика доставили в больницу. А машинист стал лучшим рассказчиком больницы на тему: «Как я получил сотрясение мозга». И каждый раз, когда приходилось вновь прибывшим больным описывать сей случай, начинал он всегда так:
- Не, ну представляете, веду я поезд, а тут какая-то задница в лобовое стекло влетает!
Успех он всегда имел неимоверный.
Продолжали строить их и после войны. В первом же послевоенном году, когда на огромных пространствах от западной границы страны до Волги были лишь руины, строительство дач развернулось с новой силой. С. Аллилуева сообщает об автомобильной поездке Сталина на юг летом 1946 года, предпринятой им якобы с целью «посмотреть своими глазами, как живут люди». Жили же те в развалинах и землянках. И вот, повествует далее Светлана, «…после этой поездки на юг там начали строить еще несколько дач — теперь они назывались „госдачи“… Построили дачу под Сухуми, около Нового Афона, целый дачный комплекс на Рице, а также дачу на Валдае».
Все эти строения и сегодня — госдачи или правительственные санатории. Сталин «строил все новые и новые дачи на Черном море… еще выше, в горах. Старых царских дворцов в Крыму, бывших теперь в его распоряжении, не хватало; строили новые дачи возле Ялты». Строились сталинские дачи и на Севере.
«Только под Москвой, не считая Зубалова… и самого Кунцева, были еще: Липки — старинная усадьба по Дмитровскому шоссе, с прудом, чудесным домом и огромным парком с вековыми липами; Семеновское — новый дом, построенный перед самой войной возле старой усадьбы с большими прудами, выкопанными еще крепостными, с обширным лесом. Теперь там «государственная дача», где происходили известные летние встречи правительства с деятелями искусств «.
А кроме того, были многочисленные дачи в Грузии: огромная дача на море в Зугдиди; резиденция в районе водного курорта Цхалтубо; были и другие. Сталину и членам его Политбюро надо было бы буквально разорваться, чтобы отдыхать на всех этих дачах. С. Аллилуева вспоминает:
«Отец бывал там очень редко — иногда проходил год, — но весь штат ежедневно и еженощно ожидал его приезда и находился в полной боевой готовности» — разумеется, за государственный счет.
А как выглядели дачи остальных членов Политбюро? Послушаем снова Аллилуеву: «Дача Берия была огромная, роскошная. Белый дом расположился среди высоких стройных сосен. Мебель, обои, лампы — все было сделано по эскизам архитектора… В доме было кино — как, впрочем, и на дачах всех «вождей». «Квартира и дача Молотова отличались хорошим вкусом и роскошью обстановки… Дом Молотова… был роскошнее всех остальных». «Ворошилов любил шик. Его дача под Москвой была едва ли не одной из самых роскошных и обширных… Дома и дачи Ворошилова, Микояна, Молотова были полны ковров, золотого и серебряного кавказского оружия, дорогого фарфора… Вазы из яшмы, резьба по слоновой кости, индийские шелка, персидские ковры, кустарные изделия из Югославии, Чехословакии, Болгарии — что только не украшало собой жилища «ветеранов Революции»… Ожил средневековый обычай вассальной дани сеньору. Ворошилову как старому кавалеристу дарили лошадей: он не прекращал верховых прогулок у себя на даче, — как и Микоян. Их дачи превратились в богатые поместья с садом, теплицами, конюшнями; конечно, содержали и обрабатывали все это за государственный счет».
Дачи верховных номенклатурщиков действительно ничем не отличались от феодальных усадеб. Они были украшены не только редкостными и дорогими вещами, но и по примеру родовых поместий — портретами членов фамилии. Так, о Ворошилове С. Аллилуева сообщает: «…аляповатые портреты всех членов его семьи, сделанные «придворным академиком живописи» Александром Герасимовым, украшали стены его дачи… Деньги «академику» заплатило, конечно, государство». Как в аристократических поместьях, на дачах номенклатурных вождей были созданы ни гроша им не стоившие обширные библиотеки. С. Аллилуева пишет: «У Ворошилова, Молотова, Кагановича, Микояна были собраны точно такие же библиотеки, как и на квартире у моего отца. Книги посылались сюда издательствами по мере их выхода из печати — таково было правило. Конечно, никто за книги здесь не платил».
А в это время в Москве — да и только ли там! — пожалуй, не было подвала, в котором не ютились бы люди. Сколько раз я бывал в таких подвалах — тесных, сырых, темных, ничем не напоминающих просторные подвальные помещения западных домов…
Руководство любило и оберегало свои госдачи. Рассказывали, что во время боев под Москвой в 1941 году группа солдат во главе с лейтенантом испортила что-то на даче А. А. Андреева, считавшегося одним из самых непритязательных членов сталинского Политбюро. Непритязательный Андреев приказал расстрелять лейтенанта.
Между тем собственно никакого реального ущерба Андреев не понес: дачи для именитых владельцев восстанавливались так же бесплатно, как и строились. С. Аллилуева вспоминает: «Обширная трехэтажная дача Ворошилова с громадной библиотекой сгорела дотла после войны из-за неосторожности маленького внука… Но дачу быстро отстроили снова в тех же размерах».
Помню, как в конце войны моя знакомая студентка, дочь члена-корреспондента Академии наук, с восторгом ездившая в гости на одну из госдач, щебетала потом, гордо подражая слышанной там великосветской болтовне, как «все было мило», какие подавались блюда и как красиво был иллюминирован сад. Иллюминирован! — в то время, когда в Москве было еще военное затемнение. Мировая война не должна была чувствоваться на госдачах. Если завсектором ЦК живет как бы в другой стране, то верхушка номенклатуры стремится жить как бы на другой планете.
2.
В отличие от Светки Алина наивной не была, кроме того, она состояла в гражданском браке с молодым учёным Пашей. Впрочем, этот союз был не слишком серьёзным и обязывающим, поскольку её как бы муж (парень, приятель, бойфренд) затягивал с принятием судьбоносного для него решения, и Алина чувствовала себя не то чтобы не самой лучшей кандидатурой для супружеской жизни, но и не королевой, во всяком случае.
Стоит только упустить время, как все женихи куда-то исчезают, и остаются только друзья-приятели, которые даже не имеют в виду жениться на девушке, а только хотят провести время c удовольствием, и лучше, если с закуской или даже полноценными обедами. Если девушка хозяйственная и покладистая, эта дружба-любовь может продолжаться долго — пока не встанет вопрос о совместном будущем.
И вот тут-то начинается довольно скучный период в их отношениях. Девушка уже не столь интересна — интересно только новое, а она через год-полтора — уже как прочитанная много раз книга. Влюблённость, если и была, мало того что поутихла — она вообще куда-то зникла. А девушка намекает на какие-то далеко идущие планы, возможную беременность и знакомство с её родителями, живущими совсем недалеко — в трёхстах км.
И другу-любовнику приходит в голову неизбежная мысль: «А мне это надо? И чего, спрашивается, я сижу как привязанный с этой типичной блондинкой (мещанкой, собственницей, синим чулком, домработницей
Может, он и не точно так думает, но что-то ведь думает… А потом они ссорятся — буквально из-за пустяка, — и несостоявшийся жених отбывает к родителям или к такому же свободолюбивому приятелю.
Паша собственной жилплощади не имел, поэтому ему было очень удобно жить с Алиной, спать на её тахте (и на её же белье) и питаться вместе (готовила, разумеется, она).
Поначалу она думала, что это её суженый, то есть половинка или хотя бы четвертушка. Она всегда так думала, поэтому неизбежно и надолго влюблялась в того, кто интересовался ею как женщиной, была благодарна ему за ласку и любые знаки внимания и, как следствие, допускала к телу.
По молодости она не очень долго переживала, когда её немногочисленные парни переключали своё внимание на новых девушек. Расстраивалась, конечно, но вскоре успокаивалась. Какой смысл переживать понапрасну? Ушёл — значит, не её человек.
Парней тоже можно понять: приезжие искали москвичек с квартирой, а москвичи не хотели жениться на приезжих. То есть их родители были против, но это выяснялось уже после того, как всё случилось, вплоть до объяснений в любви и уикендов на чужих дачах (хорошо, что без групповухи).
Конечно, Алина обижалась на такое вероломство, однако верила в удачу. До поры до времени, конечно… Потом она встретила Пашу, но и это событие нельзя назвать необыкновенной удачей — это была очередная влюблённость. Но Алина, созревшая для замужества, решила, что это судьба, и привязалась к Паше всем сердцем. Ничего, что у них нет жилья, а прописка подмосковная, да и та временная. Все, кто хочет остаться в Москве — а они оба страстно мечтали об этом, — могут добиться своего. Откуда только не приезжают в столицу, и ведь многие — отнюдь не русские.
В мечтах и трудах прошло два года. Алина считала Пашу своим мужем и заботилась о нём, как жена. Однако отсутствие у него интереса к институту брака настораживало её. Более того — она чувствовала себя использованным материалом, и её обиженная любовь понемногу таяла, пока не превратилась в привычку. Впрочем, ничего нового — так было и раньше, и каждая любовь отнимала у неё годы, молодость и свежесть. И это не говоря об утраченных иллюзиях.
А в этом году Паша отказался ехать на море.
- Чего я там не видел? Только деньгами сорить, лучше домой съезжу.
- Один? — спросила Алина, зная, что он стесняется приглашать её к своим строгим родителям.
- Ну, если ты хочешь… — неопределённо сказал Паша, и она поняла, что не хочет навязываться ни ему, ни тем более его родителям.
Наверняка они мечтают о богатой целомудренной москвичке, которая пропишет их любимого, красивого, талантливого сыночка в своей просторной квартире, и ему не надо будет напрягаться по поводу жилья, а только ходить на работу в свой институт и переливать из пустого в порожнее. Паша был химиком и потихоньку писал диссертацию, а пока получал очень скромную зарплату эмэнэса и даже не пытался подработать, в отличие от Алины.
Алина почувствовала себя вполне свободной и с чистой совестью позвонила своей однокурснице Светке. Они не то чтобы дружили, но, поскольку когда-то жили в общежитии в одной комнате, и потом изредка созванивались, а три года назад вместе выбрались в Одессу, то есть не в сам город, а в приморский посёлок неподалёку.
Вот и сейчас они решили поехать на море — своё, привычное Чёрное море. «Не нужен нам берег турецкий!» — сказала подруга, уже побывавшая там с не известным Алине Максиком, который мало того что пил не просыхая («всё включено»!), но и чуть не продал Светку в турецкий бордель. По крайней мере, она так рассказывала. Но с каким-то ласковым турком она всё-таки познакомилась и переспала, обидевшись на невнимательного Максика. А турок был настолько очарован светловолосой феей, что немедленно захотел на ней жениться.
Светка — вообще смелая, стервозная девица. И всё же она, по сравнению с другими стервами, весьма порядочная и неглупая, вот именно. Не зря же её взяли бухгалтером в какую-то крутую фирму. Поэтому выходить замуж за ласкового турка Светка отказалась — что ей делать в мусульманской стране с её-то характером? Подчиняться турецкой семье она не сможет, сидеть дома не захочет — кому она такая нужна?
Подруга, кстати, не одобряла терпение Алины по отношению к медлительному Паше.
- Ну и кого он из себя строит? — говорила Светка, подталкивая Алину к необходимой определённости. — Таких непризнанных гениев в Москве полно, к тому же с пропиской. Тогда уж ладно, что бедный, но хоть с жильём не мучиться — и то хорошо. А твой Паша только надежды подаёт, да и то не тебе, а своим родителям.
- А что, у меня выбор есть? — отвечала Алина, понимая, что подруга права.
Паша давно ей ничего не подаёт — разве что руку, когда они выходят из автобуса на своей временной окраине московской жизни. Машины у него нет и не предвидится, да и зачем она нужна в Москве — только в пробках стоять.
Зарядное устройство для мобильника Алина забыла дома, поэтому вестей от Паши нет, зато есть чувство свободы и независимости, можно даже влюбиться в кого-нибудь, хотя бы на время отпуска.
Повесть
1.
Лето дано человеку для радости — это несомненно. Как только природа начинает оживать, у людей возрастает неоправданный оптимизм, вспоминаются хрустальные мечты, сочиняются грандиозные планы и рождаются приятные иллюзии.
Незамужние девушки летом устремляются на юг. Должны же быть и у них праздники! Две долгожданные недели, отведённые для беспечного отдыха на море, надо прожить так, чтобы не жалеть о потраченном времени и, конечно же, деньгах.
Время — это ещё ладно, хотя молодость проходит быстро и неизвестно, что ждёт впереди. А деньги незамужним девушкам так просто не даются, их надо заработать и откладывать целый год, чтобы на море почувствовать себя белым человеком. Ну и загореть, разумеется, поскольку вернуться в Москву белой вороной стыдно.
Две подруги, Алина и Света, приехавшие на море неделю назад, очень хотели загореть и ходили на пляж, как на работу. Правда, рано выйти не получалось, хотя они и старались, однако к десяти часам успевали, чтобы занять топчаны. И так каждый день.
Девушки отдыхали здесь одни, но иногда к ним подсаживались разговорчивые юноши и мужчины с горящими взглядами и нескромными предложениями. Обычная картина — морской пейзаж с фигурами, возмущаться не имеет смысла.
В полдень на пляже стало невыносимо жарко, купаться уже не хотелось, и Алина собралась домой.
- Света, ты идёшь? — спросила она на всякий случай у подруги, занятой разговором с загорелым мужчиной.
Вернее, говорил он, а Светка только слушала, размягчённо улыбаясь или щурясь от солнца — какая разница.
«Ну и зачем понапрасну улыбаться этому мачо? Судя по загару, он здесь уже давно и скоро уедет к своей любовнице. Или любовницам. Вряд ли он женат, иначе жена сидела бы здесь рядом с ним».
- Не-а, — лениво сказала Светка, — мы ещё побудем.
«Ага! Мы! Можно подумать, он имел тебя в виду! Ну, допустим, дня три любить сможет. Типа солнечный удар — почти по Бунину. А потом ещё раз хорошенько полюбит на прощание и — „Гуд бай, май лав, гуд бай…“ Какой всё-таки занудный голос у этого Демиса Руссоса! Дребезжит, как будто его везут на телеге по каменистой дороге, а петь таки надо».
Демис Руссос был любимым певцом здешнего хозяина, он наслаждался им и Хулио Иглесиасом по очереди, и эти порядком поднадоевшие хиты из прошлого века вынужденно слушали все жильцы «караван-сарая», построенного для обогащения семьи аборигенов за счёт отдыхающих бледнолицых.
Светка перевернулась на живот, думая, что в стрингах она смотрится очень соблазнительно, а на самом деле это выглядело весьма развратно, учитывая лежащего рядом волосатого мачо. Хотя фигура у Светки была ничего и депиляцию она делать не забывала, навряд ли этот мачо что-либо заметит в порыве страсти. А что этот порыв неминуем, Алина даже не сомневалась.
Её подруга была хитроватой и практичной, но одновременно настолько наивной, что каждый год мечтала отхватить себе на юге молодого бизнесмена. Поэтому она живо откликалась на очередную красивую легенду об одиноком мужественном сердце и пустующем загородном коттедже (или четырёх-, трёх-, двухкомнатной квартире в центре Москвы или Петербурга).
Можно подумать, холостые самцы едут на море именно за невестами! Допустим, кто-то и мечтает найти там Русалочку с грудью четвёртого-пятого размера, с тонкой талией и длинными ногами. Но такие Русалочки, как правило, уже заняты, а обычным девушкам вручать одинокое сердце никто почему-то не спешит. С ними приятно проводят время и затем прощаются навсегда.
Светка была самой обычной девушкой, то есть крашеной блондинкой, с обычной грудью, биографией и зарплатой. За неимением лучших вариантов она снимала десятиметровую келью на окраине Москвы. Да и то ей сильно повезло, что хозяйка не вполне разбиралась в ценах на жильё и нуждалась в помощи — купить-принести, заплатить коммуналку, помыть полы. Поэтому она не поднимала цену на комнату, за что Светка любила бабушку пуще родной матери.
Ответ покажется советскому читателю неожиданным: в 1919 году. Именно в незабываемом 1919 году, когда с четвертушкой хлеба на день оборванные красноармейцы шли на смерть за власть Советов, между руководителями партии и правительства были распределены дачи. Произошло это, как невозмутимо сообщает Светлана Аллилуева, «когда после революции, в 1919 году, появилась у них возможность воспользоваться брошенными под Москвой в изобилии дачами и усадьбами». Заметим: воспользовались, не чтобы создать приюты для детей рабочих и крестьян, погибших на войне за власть Советов, или санатории для инвалидов этой войны. Воспользовались для себя.
Вот как выглядела начиная с 1919 года, по описанию С. Аллилуевой, подмосковная дача А. И. Микояна: «…в доме — мраморные статуи, вывезенные в свое время из Италии; на стенах — старинные французские гобелены; в окнах нижних комнат — разноцветные витражи. Парк, сад, теннисная площадка, оранжерея, парники, конюшня…». На этой даче «даже зимой всегда была свежая зелень из собственной оранжереи».
В призывавших пролетариат к самопожертвованию советских газетах того времени тщетно искать сообщение о том, что его вожди обзавелись столь уютными дачками. Советские люди и до сих пор не подозревают, что с благоговением показываемая экскурсантам дача Ленина в Горках была отнюдь не исключением, сделанным для тяжело больного Ильича (да он в 1918 году и не был болен), а лишь одной из правительственных дач эпохи гражданской войны.
В 20-е годы, когда вожди социалистической революции еще ходили в косоворотках и — правда, все более неуклюже — изображали из себя пролетариев, они уже жили вместе со своими семьями, как аристократы-помещики. Словно из тургеневского «Дворянского гнезда» доносятся до нас сладостные воспоминания Светланы Аллилуевой:
«Наша же усадьба без конца преобразовывалась. Отец немедленно расчистил лес вокруг дома, половину его вырубил, — образовались просеки; стало светлее, теплее и суше. Лес убирали, за ним следили, сгребали весной сухой лист. Перед домом была чудесная, прозрачная, вся сияющая белизной, молоденькая березовая роща, где мы, дети, собирали всегда грибы. Неподалеку устроили пасеку, и рядом с ней две полянки засевали каждое лето гречихой, для меда. Участки, оставленные вокруг соснового леса — стройного, сухого, — тоже тщательно чистились; там росла земляника, черника, и воздух был какой-то особенно свежий, душистый…
Большие участки были засажены фруктовыми деревьями, посадили в изобилии клубнику, малину, смородину. В отдалении от дома отгородили сетками небольшую полянку с кустарником и развели там фазанов, цесарок, индюшек; в небольшом бассейне плавали утки. Все это возникло не сразу, а постепенно расцветало и разрасталось, и мы, дети, росли, по существу, в условиях маленькой помещичьей усадьбы с ее деревенским бытом — косьбой сена, собиранием грибов и ягод, со свежим ежегодным „своим“ медом, „своими“ соленьями и маринадами, „своей“ птицей».
Это было в то время, когда поселившиеся на дачах вожди гневно клеймили как «мелкособственнические инстинкты» стремление простого человека держать пару кур.
Уже явственно заметный у Ленина подход с одной — суровой и требовательной — меркой к народу и совсем с другой — к себе и своим близким — был с готовностью перенят ленинскими диадохами. Да, тогда они еще не надели мундиров генералиссимуса или изысканных брежневско-горбачевских костюмов; Сталин еще ходил в солдатской шинели, Бухарин, по описанию С. Аллилуевой, шлепал по их даче «в сандалиях, в толстовке, в холщовых летних брюках». Но это был уже маскарад. Вожди рекламировали суровый метод чекиста Макаренко для воспитания детей из народа. А в их дворянских гнездах росли уже холеные аристократические дети с гувернантками-иностранками и преданными пушкинскими нянями. Это хорошо описано у С. Аллилуевой. Так было не только в центре: дочь заместителя Берия, генерал-полковника Сумбатова-Топуридзе — утонченная Нелли, выросшая на правительственной даче под Баку, рассказывала мне, как гувернантки обучали ее иностранным языкам, музыке, бальным и театрально поставленным кавказским танцам.
Однако и эта жизнь 1920−1930-х годов шла, по оценке С. Аллилуевой, «нормально и скромно». Подлинная роскошь в жизни верхушки класса номенклатуры началась потом. После 1932 года, сообщает С. Аллилуева, «начали строить еще несколько дач специально для отца. Мама моя не успела вкусить позднейшей роскоши из неограниченных казенных средств».
Вот именно — из казенных средств. Уже тогда, как и сейчас, роскошная жизнь номенклатурной верхушки не связана с ее и без того непомерно высокими окладами. Как-то в 1930-х годах на Красной площади с умилением поведали, что после демонстрации на Красной площади отстал от своих родителей маленький мальчик, и Сталин спустился к нему с Мавзолея и хотел дать рубль на проезд домой, долго рылся в карманах шинели, но так рубля и не нашел. Цель публикации была, конечно, показать советским людям, что не только у них, но и у самого Сталина нет ни гроша в кармане. В этом смысле рассказик был ложью: Светлана Аллилуева вспоминает о пачках денег, доставлявшихся ежемесячно Сталину, о том, что ящики его письменного стола на «Ближней даче» «были заполнены запечатанными пакетами с деньгами». Но сама история правдоподобна. Сталину действительно не было нужды носить в кармане деньги. «Денег он сам не тратил, — пишет С. Аллилуева, — их некуда и не на что было ему тратить. Весь его быт, дачи, дома, прислуга, питание, одежда — все это оплачивалось государством». «К его столу везли рыбу из специальных прудов, фазанов и барашков — из специальных питомников, грузинское вино специального розлива, свежие фрукты доставлялись с юга самолетом» — и ни за что он не платил ни копейки. Всеми денежными делами ведало в этом случае специальное управление МГБ СССР. Суммы были огромные: даже начальник охраны Сталина генерал госбезопасности Н.С.Власик «распоряжался миллионами от его имени».
С.Аллилуева рассказывает о заведенном порядке: «…все в доме было поставлено на казенный государственный счет. Сразу же колоссально вырос сам штат обслуживающего персонала или „обслуги“ (как его называли, в отличие от прежней, „буржуазной“, прислуги). Появились на каждой даче коменданты, штат охраны (со своим особым начальником), два повара, чтобы сменяли один другого и работали ежедневно, двойной штат подавальщиц, уборщиц — тоже для смены. Все эти люди набирались специальным отделом кадров — естественно, по условиям, какие ставил этот отдел, — и, попав в „обслугу“, становились „сотрудниками“ МГБ (тогда еще ГПУ)…» «Казенный „штат обслуги“ разрастался вширь с невероятной интенсивностью. Это происходило совсем не только в одном нашем доме, но во всех домах членов правительства, во всяком случае членов Политбюро».
В домах и на дачах всех руководителей партии и правительства «система была везде одинаковая: полная зависимость от казенных средств и государственных служащих».
Не были забыты и начальственные дети. Вот как жил сын Сталина — Василий, по описанию его сестры Светланы:
«Жил он в своей огромной казенной даче, где развел колоссальное хозяйство, псарню, конюшню… Ему все давали, все разрешали… ему давали ордена, погоны, автомобили, лошадей».
Материальные блага сыплются на верхушку класса номенклатуры столь щедро и бессчетно, что до неприличия богатеет и обслуживающий персонал. При этом речь идет даже не о таких приближенных лицах, как описываемая С. Аллилуевой «молоденькая курносая Валечка» — Валентина Васильевна Истомина, последняя любовница Сталина, жившая с ним до самой его смерти на «Ближней даче» в амплуа экономки; наживались (и наживаются сейчас) вся многочисленная челядь и охрана госдач. А о высших офицерах этой охраны С. Аллилуева пишет: «У этих было одно лишь стремление — побольше хапануть себе, прижившись у теплого местечка. Все они понастроили себе дач, завели машины за казенный счет».
Жили они, по словам С. Аллилуевой, «не хуже министров», и как исключение она называет коменданта одной из сталинских дач, который по своей удивительной скромности до уровня министра не дотянул, так что лишь «член-корреспондент Академии наук мог бы позавидовать его квартире и даче».
Поясним, что члены-корреспонденты Академии наук СССР относятся — вместе с академиками — к самой привилегированной группе советской интеллигенции.
Вот здесь и выясняется, что не совсем прав был приближенный номенклатурщик, сравнивший по жизненному уровню верхушку класса номенклатуры с американскими миллиардерами. Не сыплется на миллиардера столько материальных благ, чтобы верхние чины их охраны жили, как министры США.
Да и какой миллиардер, не говоря уж о президенте США или другой страны Запада, может позволить себе роскошь иметь в разных пунктах страны столько резиденций, сколько завел Сталин и «которых с годами становилось все больше и больше…»?
Госдачи под Москвой находятся в запретных зонах, окружающие их парки огорожены высоченными заборами и строго охраняются. Руководители номенклатуры, твердящие о своей близости к народу, отгородились от него тщательнее, чем любой феодальный шейх. Я уж не говорю о том, как странно советскому человеку видеть в Вашингтоне Белый дом, куда даже допускаются любопытствующие посетители и где тем не менее действительно живет президент США. Да что там президент! Сколько раз я слышал перед Зимним дворцом в Ленинграде изумленные разговоры и сам удивлялся: неужели царь жил прямо в этом дворце на открытой всем площади? А где же запретная зона, стена, где были дислоцированы части охраны? Таких аномалий в госдачах — этих современных загородных дворцах — нет, и советские люди это хорошо знают.
Вот как передана в песне А. Галича «За семью заборами» картинка восприятия подмосковных правительственных дач
Мы поехали за город,
А за городом дожди,
А за городом заборы,
За заборами — вожди.
Там трава несмятая,
Дышится легко,
Там конфеты мятные
«Птичье молоко».
За семью заборами,
За семью запорами,
Там конфеты мятные
«Птичье молоко»!
Там и фауна, и флора,
Там и галки, и грачи,
Там глядят из-за забора
На прохожих стукачи.
Ходят вдоль да около,
Кверху воротник…
А сталинские соколы
Кушают шашлык!
За семью заборами,
За семью запорами
Сталинские соколы
Кушают шашлык!
А ночами, а ночами
Для ответственных людей,
Для высокого начальства
Крутят фильмы про блядей!
И, сопя, уставится
На экран мурло:
Очень ему нравится
Мэрилин Монро!
За семью заборами,
За семью запорами
Очень ему нравится
Мэрилин Монро!
Мы устали с непривычки,
Мы сказали: — Боже мой! -
Добрели до электрички
И поехали домой.
А в пути по радио
Целый час подряд
Нам про демократию
Делали доклад.
А за семью заборами,
За семью запорами,
Там доклад не слушают —
Там шашлык едят!
А. Галич, Г. Шпаликов 1961 г.
Так, под Москвой в поселках Дачная Поляна, Барвиха, Горки-6 выстроены великолепные дачи для маршалов и высших генералов. Сейчас в Московской области насчитывается более 70 таких дач. Вот одна из них, так называемый «объект 10», выстроенная для главного инспектора Министерства обороны СССР: 341 кв. метр, 9 комнат, мрамор и гранит. Участок свыше 2 гектаров, пруд. Расходы на эту дачу составили 343 тысячи рублей.
Это у генералов. А у маршалов и дачи просторнее, и участки больше. Маршал Ахромеев жил в даче площадью свыше 1000 кв. метров, а участок при ней был 2,6 га. Скромный маршал! Его коллега маршал Соколов имеет дачу 1432 кв. метра на участке более 5 га.
Для заместителей министра дачи двухэтажные, каменные — холл, гостиная, столовая, несколько спален, комната для прислуги, кухня, ванные и туалеты, на участке — хозяйственные постройки, теплицы, гаражи. Расходы были предусмотрены по 350 тысяч рублей на дачу. Оказалось, что мало: один из заместителей министра обороны СССР истратил на свою дачу в Барвихе 627 тысяч рублей — разумеется, из казенных денег. Такую сумму рядовой Советской Армии (денежное содержание которого 7 рублей в месяц) сможет накопить только к 9454 году. Возле дачи первого заместителя министра воздвигли дом приемов.
Впрочем, недалеко от этой дачи высится, по словам журналиста, «дворец раза в три-четыре больше и во много раз роскошнее». Там живет отставной (!) председатель Комиссии партийного контроля ЦК КПСС пенсионер Соломенцев. Но это уже иная категория номенклатуры, не чета заместителям министра. О дачах этой категории мы расскажем дальше.
(Усадьба Неклюдово в Мытищинском районе Подмосковья с парком в 1930-е годы являлась правительственной дачей, на которой проживал народный комиссар обороны СССР, член Политбюро ЦК ВКП (б) Климентий Ефремович Ворошилов. После пожара, при котором полностью сгорел старый барский дом, в 1949 г. ХОЗУ МО СССР было построено новое здание, сохранившееся до наших дней. Сейчас это здание принадлежит Гуманитарной русско-испанской школе «Город Солнца» («Casadelsol»)
Завсектором имеет не только квартиру, но и загородную дачу.
Кто может в СССР иметь дачу? Теоретически — каждый гражданин, который получит от райисполкома участок земли для дачного строительства или купит дачу у ее владельца с разрешения того же райисполкома (если дача кооперативная, требуется также согласие правления кооператива).
Этот вполне логичный порядок наполнен, однако, на практике таким классовым содержанием, которое делает владение дачей доступным лишь привилегированным слоям общества. Райисполком выделяет дачные участки только лицам с высоким общественным положением. При выдаче же разрешения на покупку дачи строго соблюдается принцип, что покупать можно лишь на «трудовые доходы»: так как дача под Москвой стоит примерно 50 тысяч рублей и больше, райисполком не выдаст разрешения рядовому трудящемуся, для которого эта сумма составляет его зарплату за 28 лет; да и действительно — он такой суммы для покупки дачи сбережениями из своей зарплаты никогда не наберет.
В западной литературе встречается утверждение, будто в СССР есть «класс дачевладельцев». Это утверждение неточно, но и не совсем ложно: класса такого нет, однако обладание дачей действительно связано с классовым характером советского общества.
Владение дачами — по преимуществу привилегия интеллигенции. Что же касается класса номенклатуры, то ему такая привилегия недостаточна. Нашему завсектором дача предоставляется фактически в бесплатное пользование. Не тратя тысяч рублей (которые у него, в противоположность рядовому трудящемуся, есть), не занимаясь поисками, конечно же, дефицитных стройматериалов и хлопотами по строительству дачи, а затем по ее ремонту, завсектором приедет, по обыкновению, прямо на готовенькое. Казенная дача предоставляется ему и его семье на весь летний сезон в удобно расположенном и обнесенном высоким забором дачном поселке. В поселке есть отличный продовольственный магазин, очень хорошая столовая, кино, клуб, библиотека, спортивная площадка. Плата за дачу символическая. К поселку проложено хорошее шоссе, по которому завсектором в своей служебной машине — черной «Волге» с номером ЦК — будет ездить прямо со Старой площади.
А зимой он будет уезжать в пятницу после работы в пансионат ЦК. Здесь ему, его семье и даже его гостям предоставляется целая квартира. Они будут превосходно питаться — тоже по весьма низкой цене, бесплатно пользоваться лыжами и коньками и вечером смотреть кинофильмы.
Хотя завсектором будет занимать, как правило, из года в год одну и ту же дачу, он всегда помнит, что дача — не его. Выражается это не в том, что он относится к даче особенно бережно (наоборот!), а в том, что он ровно ничего не сделает для ее украшения. Странное впечатление производят эти дачи: около домов — ни одного цветка, все — только на разбитой рабочими клумбе; никто не забьет гвоздя, чтобы укрепить доску (дачи, как всегда в России, деревянные), о необходимости любого, даже мельчайшего ремонта сообщается администрации поселка. Номенклатурщики лежат в гамаках, гуляют, играют в теннис и волейбол, пьют и едят на террасе, идут в кино. Контраст с обычными дачами, где полуголые взъерошенные хозяева с утра до вечера копают, чинят, поливают, — этот контраст разителен.
И дело не в том, что номенклатурщики сами по себе индивидуально белоручки. Немало среди них, как уже говорилось, выходцев из крестьянских семей, работа в саду была бы для них, вероятно, удовольствием. Но не положено. Физический труд ниже достоинства членов класса номенклатуры. В этом лишний раз отразилось коллективное отвращение выскочек- номенклатурщиков к работе их прежних классов. И вот выросшие в деревне люди стыдятся взять в руки лопату, чтобы посадить цветы, а страстные автомобилисты вызывают служебную машину с шофером.
Есть ли у завсектором собственная дача? Иметь ее не принято, так же как и частную автомашину. Формального запрета нет, но это рассматривается как вольнодумство и как неуверенность в своем номенклатурном будущем. Поэтому дачу завсектором приобретет, но на имя родителей, а автомашину запишет на взрослых детей или на брата. Сам же он будет чист от всякого подозрения в мелкособственнических наклонностях и будет стараться, продвигаясь в иерархии, получать все большую долю коллективной собственности класса номенклатуры.