Дружу с бывшим мужем. Я его самый верный друг и советчик. Много лет поддерживаю эту дружбу, часто обедаем вместе, знаю его новенькую жену и всех его любовниц. Недавно он продал огромную квартиру в центре столицы. Чтобы не делиться с молоденькой женой, дело с которой близится у него к разводу. Он, доверяя мне, положил всю сумму мне на счёт. Я наконец дождалась. Завтра я улетаю за границу, буду покупать себе дом мечты у моря. Ибо нефиг было разбивать мне сердце пятнадцать лет назад.
Если ты по-настоящему одинока - то однажды, устав от острой боли в душе и яда смертоносной тоски, захочешь вернуться к тем, кто сознательно позволил себе проигнорировать тебя и предать. Подожди, взгляни на свое сердце, посмотри, как оно съёжилось, как ему противно… Оно пятится назад, упирается - и идти не хочет. Не уговаривай его, не заставляй! Сердце мудрее - доверься ему, не оглядывайся назад! И никогда, ни при каких обстоятельствах не сдавайся! Расправь свои сильные крылья, лети высоко над землёй, счастье твоё - впереди!
Единственное, что тебе сейчас нужно - это знать, куда тебе расти. И, конечно же, оказаться в нужное время в нужном месте, чтобы встретить своего человека.
Я желаю тебе Удачи. И да будут радостными твои дороги, и да сойдутся ваши звёзды и пути!
Предавать не сложно, если ввести в привычку. Сложнее выключить совесть, перерезать глотку сожалению, задушить порядочность. Можно начать с малого. С ежедневного маленького предательства между чашками эспрессо на кофебрейке. И думать нечего: столько еще успеть, а здесь мелочь - лишний раз вытереть о коврик у двери туфли для успокоения души и идти дальше. Главное - добавить больше дел, расчертить острым почерком ежедневник, расписав минуты. И все, дальше уже по накатанной. Иногда - прививкой от добра в ночи проснется совесть, но завтра новый день, будильник, душ и кофе, кофе, кофе…
Тот, кто бросил свою семью,
с легкостью предаст и Родину.
Предавший раз, предаст и дважды
Так мне мудрец сказал однажды
Не верил я, пока однажды
Смешно сказать, был предан дважды
Как дальше жить, скажите мне
Неужто ли блуждать во тьме
Страдая как в кошмарном сне?
Не уж, простите, не по мне…
Я лишь жалею об одном
Что в списке жизни послужном
Так долго были мы вдвоем
Хотя простите, нет, в втроём
И этот горький треугольник
Любовь убил как своевольник
Остался лишь один невольник
Дуря как шелудивый школьник
И это, мягко говоря…
Проявит он дерьмо творя
А я уйду за все моря
За всё тебя благодаря
Спасибо, научила жить…
Боль постараюсь заглушить
Забыть тебя и не тужить
Я в жизни всё могу свершить
Ведь честь и верность ни за что
Не променяю ни на что
А ты спроси себя ЗА ЧТО?
Жизнь превратилася в НИЧТО
Нет, не моя, твоя, родная
Твоя Душа давно больная
И губишь ты, сама не зная
Саму себя, не зная, Рая.
Ты говоришь что я должна тебе быть благодарна
За шанс на жизнь в этом великом мире
Но вот ответь на что мне эта жизнь
Если любовь и радость мне не постежимы
Ты называешь себя гордо «мамой»,
Так будто это слово тебя делает добрей
Но если этим словом можно и тебя назвать
Тогда оно лишь звание зверей.
Скажи где ты была когда тебя в ночи
Я с криками о помощи звала
Когда твое выкрикивала имя
Защиту от реальности ища.
Когда меня вокруг все убивали
На атомы раскалывая душу
Скажи мне, мама, где же ты была
Кем был твой матери инстинкт задушен?
Ты подарила мне тот жизни интервал
Что в мире этом детством называют
Но вот ответь что это за животная пора
Когда ребенка все вокруг терзают.
И знаешь что обиднее всего
Не то, что моим сердцем все играли
А то что что в этой злой игре
Тебя все лидером считали.
Прошли года, я наконец спаслась от детства
Настал куда серьезнее этап
Признание реальности суровой
Надежд и грез великий крах.
А знаешь мне не так было обидно
Когда тебя вокруг все осокрбляли
Когда пытаясь мне открыть глаза на правду
Тебя лжемамой называли.
Но я была убита безвозвратно
И сломлен был мой юношеский дух
Когда я поняла что все мои родные
Про душу твою черную не врут.
И вот сейчас ответить мне, мама
Стоила ли жизнь моя тех свеч
Которыми не путь мне освещала
А с хлоднокровием пыталась сжечь.
Мне восемнадцать, детства уже нет
Хотя чего я вру, я так и не узнала
Что значит быть невинным малышом
Рости в заботе неустанной мамы.
Но есть беда, мой нежный лучик счастья.
Ей отраду семь очень грустных лет.
Она с такой печалью смотрит в душу
В моих глазах ища тебя, а тебя нет.
Моя невинная сестренка часто плачет
И с грустью спрашивает «Где она, ответь?!»
И я молчу, смотря в ее глаза
Силясь придумать как ее согреть.
Как окружить ее любовью с детства
Не дав узнать жестокой, подлой правды
Но если вдруг она узнает о тебе
Будет ли мой обман тогда оправдан?
Ты знаешь каково мне врать
Что ею ты всех паче дорожишь
И в материнском добром сердце
Ее лишь личико хранишь.
Даря иллюзию прекрасной мамы
Своей сестричке беззащитной
Я разрушаю собственную душу
Пытаясь боль унять, что в в ней сокрыта.
Ей семь невинных лет, но ее взгляд
Подобен вековечным мудрецам
Ах если бы ты только знала
Сколько растоптонной любви убито там.
Она мала, но сколько в ее сердце
Сокрыто не по-детски жестких мыслей.
Нет, дорогая, ты совсем не мать
Ты потрошитель детских жизней.
В нашей стране нет НАШЕГО правительства, а есть колониальная администрация, представляющая иностранные интересы. Как говориться «Царь всегда хороший, а бояре - плохие».
Скажи что ты меня не предавал,
Засмейся, глядя в мокрые глаза
И выдумай очередной финал
В котором я как прежде не права.
Скажи что я сама ищу подвох
В тебе и в каждом твоем шаге
И протворись как будто ты оглох
Когда тебя я назову «Предатель».
Соври мне, поиграй со мною в жизнь,
В любовь и преданность до смерти
А если не поверю, притворись
Искусно любящим актером на концерте
Шепни о том, как я тебе нужна
Заверь, что мной одной лишь дышишь
А как раздастя мои нежные слова
Ты сделай вид как будто меня слышишь
Не говори мне правду, я прошу,
Закрой мои глаза фальшивой пеленой
Я все забуду и я все тебе прощу
Лишь только бы ты был всегда со мной.
Ну, а потом я все сама узнаю
И проклинать тебя не будет смысла
Ведь я сама себя уничтожаю,
Любя тебя сильнее жизни.
И вот тогда жестоко усмехнись
И назови меня с призрением наивной
Рассмейся, брось прощальный взгляд и испарись
А я саму себя сочту противной
Я опущу свои бессильно руки
И слезам скорби подарю свободу
Я упаду, предавшись смертным мукам
А ты забудь, все чувства изуродав.
Опустятся мои посмертно веки
И наконец печаль меня отпустит
Лишь теплый ветер заберет к себе навеки
И полетит со мной, предавшись грусти
Он мир покажет моим сомкнутым глазам
Коснется хладным рук своим дыханьем
И даже ветер, слышишь, даже ветер
Прольет слезу, подавленный страденьем
И лишь поняв, что я уже мертва
И что мой взгляд ему не улыбнется
Он полетит, неся меня в туда
Где безмятежье наконец меня коснется
Он одолжит у неба облока
Разложит их на глади чистых вод
Уложит с нежностью на них меня
И будет защищать из года в год
Вокруг посадит прямо в воду
Мою любимую пурпурную сирень
И безмятежная душа, почувствовав свободу
Начнет блуждать среди цветов и ночь и день.
Ну, а однажды ты найдешь меня
Придешь и вдруг поймешь как был любим
Начнешь терзать в страдании себя
Но пусто, друг мой, ты теперь один
Соври теперь мой душе о чувствах
Чего же ты, ну рассмеши меня
И наконец уже почувствуй
Что значит умирать, кого-нибудь любя
Многие помнят Ельцина во время путча 1991 года на бронетранспортере с российским триколором в руках. Но мало кто знает, что это, скорее всего, был флаг, сшитый в Литве. Когда в Москве начались события, я послал туда тысячу человек из Вильнюса, в основном наших добровольцев с российскими триколорами. Мы их шили практически за одну ночь. Поехал целый поезд наших людей, это они тогда в Москве кричали про уроки Вильнюса. Мы сшили российские флаги, понимая, что россиянам будет трудно сделать это быстро, а у нас все было наготове. Было ясно, что основной бой будет принят в Москве. И мы не медлили: посылали своих знающих, как надо действовать, людей. Ведь у нас был старый опыт поджигания пожара в бывшем СССР. Еще в 1988 - 1989 гг. я выпускал в Каунасе чеченские газеты, плакаты и литературу для азербайджанцев и отправлял их в Чечню, Нахичевань.
Мама, почему в жизни так много проблем? Разве ты не учила меня в детстве, что нужно дорожить каждым днем? Но кто дорожит горячей кочергой? Кто сжимает ее ревностно в руке, не взирая на жгучую боль? Мама, я взрослею и мне становится все больнее… Почему ты не учила меня, как забыть о печали? Почему не учила жить, не взирая на грусть? Почему не научила не падать духом, когда самые близкие мне люди отдаляются меня. Я тяну к ним руки, моля их меня обмануть, соврать про свою ненависть, но они лишь кидают в меня острые камни. Мама, почему ты не учила меня отворачиваться от таких людей, не подставляя им спину для удара. День за днем, я познаю предательство. Мама, почему ты не учила меня различать выгоду от преданности? Почему не учила отличать друзей от потребителей? Я улыбаюсь им, даря частичку души своим нежным взглядом. Они усмехаются, глядя мне прямо в душу своим острым взглядом. Мама, почему не учила отпускать тех, кто должен уйти? Почему не предупредила, что по истине верные люди, которые способны увидеть во мне жизнь, лишь временная иллюзия - они уйдут и о них никто не вспомнит, кроме моего раненного сердца, так словно их и не было для других. Мама, почему ты не научила меня забывать людей? Почему я помню даже тех кто людьми не являлся? Мама, почему ты одна из них?
Когда близкие, становятся врагами, это беда.
Когда становятся предателями, это горе.
Моих чувств к тебе хватило бы на десятки лет, ты знаешь.
Я так их прячу, словно клад, чтоб не нашли.
Ты стучишься в полузакрытую дверь, я почти доверяю.
Только снова обрушится предательский щелк в груди.
Улыбка льстеца всегда опасна, потому что она является визитной карточкой предателя.
Мы сидим со Светкой и Юлькой, и Юлька плачет: ненаглядный, с которым провела полгода, вдруг исчез. Ну как исчез - знакомые доносят, что жив-здоров, не сбит машиной, не лежит с инсультами в больницах, пьёт, живёт, гуляет. Не один. И Юле больше не звонит. Вот, вроде, было всё нормально, ночевали друг у друга, в киношки-кафешки за ручку ходили, а в какой-то момент всё закончилось. Резко. Не позвонил в назначенное время, не позвонил и через день, не объявился и через неделю, и вообще упорно сбрасывал все Юлины звонки. Она звонила ему несколько дней, писала в соцсетях, спрашивала в смсках - ни ответа, ни привета. Уже не звонит. И не пишет. Просто месяц ходит как опущенная в воду, и не может отойти. И сколько ещё это состояние продлится - непонятно. Она уже поняла, что всё. Да и знакомые много чего рассказали. И гордость не позволяет уже пойти к нему, выловить и объясниться. Когда с тобой так, даже трубку не берут… на что смотреть… как будет прятать глаза? Но вот это мутное состояние, когда точка есть, но… её, вроде как, нет. Не проговорена. Не отпущена словоформами в пространство, зависла как бы. Так же зависла и Юлька. И Света говорит вдруг: -Юль, ну ты что, ну кончай! Я знаешь, как теперь Славику благодарна, что он тогда трубку не брал, а то что б это было… сопли-слёзы… Оно надо? Вот я благодарна ему, да, что не стал тогда выяснять отношения! Это и правильно, что там уже выяснять, и так всё понятно было! И она говорит это так убеждённо, что я внезапно дёргаюсь, поднимаю голову и чувствую, что смотрю на Светку чересчур уж пристально. Смотрю и молчу. … * * * * * Я же помню, как буквально полгода назад мы сидели на летней веранде кафе, и как она вспоминала то время, когда рассталась с бывшим, Славиком. Там была по-житейски жуткая история. Я помнила её в общих чертах и так, врезалась в память, потому что познакомились мы со Светкой ещё тогда, когда она со Славиком жила. Они прожили вместе пять лет, и это были как раз те отношения, в которых женщина любит и прыгает вокруг, а он, вроде, тоже демонстрирует любовь, но как-то снисходительно, как будто сквозь зубы «ну люблю, ну на…». И помню, даже было не совсем со стороны понятно, что же она в нём нашла. Светка - красавица, точёная девка, а он… ну так, ни о чём. Она к нему была очень привязана. И любила очень. Они жили у неё, правда, были не расписаны. Там дело, вроде, шло к свадьбе, они даже продали её квартиру, он добавил денег, и они вложились в новострой, который, впрочем, оказался долгостроем. А потом они резко разошлись. И Светка переехала жить как раз к моей приятельнице, Юльке. Собственно, и до всех этих событий они были соседями и часто общались. И я знаю, что в тот период Света очень сильно страдала. И это длилось очень-очень долго. И вот мы этим уже летом сидели на веранде кафе, и она вспоминала то время. Просто как-то к слову пришлось. И я узнала подробности. Рассказывала, как жили со Славиком, как в какой-то момент Славик иногда начал приходить домой очень-очень поздно. Говорил, что по работе. И ведь чувствовала, а верить не хотела. Как раз в тот период они решили продать её небольшую квартиру, чтобы купить совместную, побольше, под будущую семью. Светка говорит, обсуждали это очень долго и конкретно. Причём, инициатором был именно он. И вот квартиру продали, в другую вложились, он добавил, а сами пошли к его родителям. Там и прожили какое-то время. А она очень хотела ребёнка, и Славик был не против. Собственно, ребёнка они пытались сделать уже несколько лет. Потом у неё, наконец, нашли проблему, из-за которой она не могла забеременеть. Я не помню точно, что именно там было. А Светка тогда летом рассказывала: -Я помню, мы едем в медцентр по планированию семьи, надо было сдавать анализы на операцию, и я вдруг по дороге расплакалась. Славик накануне снова пришёл ночью, а я же чувствовала, ну не то что-то, дело не в работе, и уже не выдержала. Я говорю: «Останови машину». Мы встали, я сижу, плачу, и прошу его: «Ну скажи ты мне, может нам не стоит продолжать, может нам не стоит с этим ребёнком, это же серьёзно всё, ну если у тебя есть кто-то, ты скажи, я пойму, держать не стану.». А он посидел, помолчал, обнял меня, и такой: «Ну что ты, малыш, я же тебя люблю, никого у меня нет, что ты глупости себе придумываешь». И мы поехали дальше. Я успокоилась, как мне было ему не верить? На общей квартире настоял, по врачам со мной бегал… Потом мне сделали небольшую операцию, и через два месяца я забеременела. А он снова начал приходить всё позже, а я всё поверить не могла, думала, вдруг это я дура, вдруг это я просто себя накручиваю, ну там гормоны… он же тогда сказал, что всё это мне кажется. И у меня случается внематочная. Меня чистят, я буквально через несколько дней выхожу на работу, надо, денег нет, ему там что-то задерживают, ну, как он говорил… меня тоже на работе долго ждать не будут… и я с температурой таскаю эти тяжеленные подносы, а он приходит почти под утро, отворачивается и спит. А мне страшно и больно. А он мне только: «малыш, всё нормально». И отворачивается. У него ещё папа паралитик был (представляешь обстановку в той квартире?), и мама там была с прибабахом, и мы все в этой одной комнате, это какой-то ужас был. И он как-то в очередной раз не приходит ночевать, я ему звоню, он скидывает, я звонила раз десять. А потом он то ли случайно нажал, то ли что, но я, короче, услышала голоса. Девки там, веселье, все дела. Я это послушала, даже утра ждать не стала… Не выдержала. У нас был альбом, я повырезала себя со всех фотографий, собрала вещи прям ночью (у меня там немного вещей было), и уехала к Юльке. -А он что? - спросила я тогда. -Ничего. То есть, вообще ничего. Он мне даже не позвонил ни разу. Вообще ни разу, понимаешь? Ни разу! Как и не было меня. А я так ждала, что он придёт, что это всё как-то решится, или он хоть что-то скажет… а у меня проблем… квартира та недостроенная, живу у Юльки, и вообще всё как-то… А он ни разу не позвонил. Вообще. Ох, как меня крыло тогда! Я иногда пыталась сама ему звонить, хоть поговорить, не знаю, чего ждала, хоть просто поговорить, потому что нельзя же так, мы же столько прожили, а он даже трубку не брал. Только года через полтора пришлось пересечься, когда с документами на квартиру решали. Её так и не достроили. И то, ну как пересечься… он через друга со мной общался. А через восемь месяцев после того, как я ушла, моя гинеколог сказала, что видела его с девкой (она нас обоих хорошо знала), а у той девки - пузо, месяц шестой. Вот я как на кресле была, так у меня истерика и случилась. Я так ревела! Представляешь, восемь месяцев прошло. -А с той девочкой что-то у них вышло в итоге? Ну, семья там… -Неа. От общих знакомых потом узнала, что там ничего, ребёнок родился, но они даже до его рождения разошлись. * * * * * Через три года после Славика Света вышла замуж за Сашу, ещё через два года они развелись. И вот она уже с теперешним, Ваней. То есть, прошло уже больше пяти лет с той истории. И мы сидели на летней веранде кафе, и надо было видеть Светкины глаза, когда она это всё вспоминала. И не только это. Она говорила, что отпустило её только недавно, с Ваней уже, а до этого и сравнивала всех, хоть и мимо воли, и вообще… не очень жила, даже с мужем. …А сейчас та же Светка говорит Юльке, убеждённо очень говорит: -Ты знаешь, как я благодарна Славику за то, что он не стал тогда выяснять отношения! Что трубку не брал, к чему это всё… Это и правильно, что там уже выяснять, и так всё понятно было! А я слушаю её и меня корёжит. Натурально корёжит. И я понимаю, что она это говорит не специально для Юльки, она сейчас действительно в это верит. Но… Благодарна?! Боже, дурочка, как же ты всё забыла! Как же вообще психика всё забывает. Ещё полгода назад ты рассказывала эту историю с глазами побитой собаки, хотя прошло уже больше пяти лет, а теперь говоришь, что благодарна? Благодарность - это когда человек хоть старается принести тебе минимум боли, раз уж по-другому нельзя. А это… это разве благодарность? Это смирение. Тупо смирение и забвение. Потому что по-другому никак. Конечно, сейчас у тебя Ваня, снова - впервые с тех пор! - влюбилась, и все те эмоции подстёрлись, вытеснились… но ты же пять лет мучилась, уже после него. И за что тут благодарить? За то, что прожил с тобой пять лет и так подло всё закончил? За то, что дал тебе забеременеть, хотя к этому моменту наверняка уже знал, что всё рушится? И рушится его руками. За то, что приходил под утро, когда ты была после внематочной и отворачивался к стенке? За это не благодаришь? Наверное, нет. А за что тогда благодарность? За то, что как с тобой жил, так и расстался? Что не брал трубку, и не нашёл для тебя после всего этого грёбаных десяти минут, чтобы хотя бы сказать «прости»? Хотя бы десяти минут. После пяти лет жизни. За то, что «и так было всё понятно»? Ему, конечно, не нужны были твои истерики, он, конечно, боялся их. И ему было проще вообще не брать трубку. Дрожал за собственную шкурку. Какая благодарность? Благодарность за его подлость и трусость? И ведь тебя столько лет ещё корёжило. И я ведь уверена почему-то… корёжило в том числе и потому, что эта точка - она не была проговорена, именно проговорена, выпущена наружу, а не просто там «и так всё понятно». И не надо называть смирение от бессилия - благодарностью. Просто ты забыла, Светка. * * * * * Кажется, одна из самых подлых вещей, которые можно сделать в отношениях - это уйти по-английски. Знаете, когда один считает «а что тут говорить, и так всё понятно». И не прощай, и не прости, и не постарайся жить дальше. Слова - это очень важно, даже если они глупы. Словами растворяют обиды. Словами расставляют точки. Даже если и без слов, вроде, всё ясно. А ведь бывает и так, что и непонятно ничерта. Вчера - «жить без тебя не могу», а сегодня приходишь домой, а там - ничего и никого. И так тоже бывает. И оставляют человека тонуть в кружке воды. И ведь тонет. А потому название всем этим уходам по-английски - не сглаживание, воспитанность и благородство, типа, вот, я устранился, и ты должна всё понять, давай обойдемся без истерик, как взрослые люди… нет. Название этому - подлость. И трусость. Всегда.
Я знаю, что предательство в цене,
ведь там, где сребреник, всегда напевно.
А как для тех, для тех, кто не в броне
бесчувствия от низости душевной?
Вонзить бы в вас тот нож по рукоять,
что вы в меня вонзили, но едва ли…
Я так сумею жить и не предать,
как вы меня всё время предавали!