В лесу, красуясь, белые берёзы
Заводят хороводы у реки,
Природою навеянные грёзы
И впечатления навеки сбереги.
В наряде изумрудно-белоснежном,
Для взгляда бесконечно дорогим,
Берёзки удивительная нежность
Нет, не сравнится с деревом другим.
Она стройна, изящно-благородна,
У ней ранимо-тонкая душа,
И в грациозном танце хороводном
Моя берёзка дивно-хороша!
1957 год.
Встречайте зиму! Вот она, идет!
Походкой грациозной па танцует,
И превращает разом реки в лед,
И над убранством города колдует.
Прохожим вяжет шапки и шарфы
Из легкой невесомой снежной пряжи,
Морозит руки, щеки и носы,
И с неба посылает пух лебяжий.
Художница Зима рисует снег,
Макая кисть в белесый цвет гуаши.
И каждый проходящий человек
Ее рукой умелою раскрашен.
Встречайте зиму! Вот она, идет!
Готовьте сани, наряжайте елки!
На всех парах спешит к нам Новый год!
Пусть счастье не заставит ждать вас долго!
Светлана Чеколаева, 2017
Пришла весна и на пригорке
Подснежник выглянул несмелый
И был он молодой, зелёный
И голубой, и снежно - белый,
И пахло от него весною,
И чистой свежестью лесною.
Моё самое первое стихотворение
в 13 лет - 1956 год.
Когда заметил Вас за деревом нагим
Среди зимы на чудном белоснежье,
Снегуркой показались Вы
Которую согреть хотелось нежно.
От чувства таял я сперва один,
Потом вдвоём мы таяли и вот,
Согревшись в необыкновенный дым,
Смешались быстро в крепкую любовь.
И не разъединить уже союз,
Не отобрать молекулы единства.
Они сомкнутся заново, в том суть
Всей встречи нашей, счастьем наделённой.
-
Сергей Прилуцкий, Алатырь, 2017
Я пью в Москве остывший чай,
Ты - осень по глоткам и в Петербурге.
В нём горечь льётся через край
Моих пиал по строкам драматургов.
К Неве уходят поезда,
Скользя по рельсам хриплым плачем, криком.
На рейс ты снова опоздал:
Мне к этому давно пора привыкнуть.
В руках «кривляется» билет,
Уставший взгляд гуляет по вокзалу.
Здесь пустота. Тебя здесь нет!
И ничего нас вроде не связало:
Ни пыльные страницы книг,
Обвенчанных историей России;
Ни вечность дней, ни долгий миг -
Безумие на грани эйфории.
Но я готова ждать всю жизнь.
Вот так стоять - солдатом на перроне.
Лишь обязательно вернись
В мою Москву. Один в ночном вагоне.
У осени сегодня выходной -
Безмолвствует под синью небосвода.
В моей душе такая же погода -
Листаю сны на пару с тишиной.
Забытые ищу в них имена,
Во времени потерянные лица…
Хочу простить одних, и повиниться
Пред теми, кто обижен на меня.
Сколько снега вокруг намело…
Сколько белых листов в книге судеб…
Сколько в мире не сказанных слов
Впереди еще сказано будет.
Белоснежное царство зимы
Боль и грусть под сугробами спрячет.
Даст хрустящих тропинок взаймы
И румянец подарит впридачу.
Никогда не жалей доброты -
Раздавай, забывая об этом…
Это ключ к исполненью мечты,
Это путь к благодатному свету.
После акростихов и палиндромов пришло время поговорить о забавных поэтических приемах, основанных на количественных ограничениях, предьявляемых к тексту. Например, члены группы УЛИПО ввели даже специальный термин - СТРЕМЛЕНИЕ к ПРЕДЕЛУ, который означал уменьшение количества знаков в произведении. Как и во всем, «улиписты» дошли до крайности: Франсуа Ле Лионе составил поэму из одной буквы («Т.»), а также поэму, построенную исключительно на цифрах и пунктуации:
1, 2, 3, 4, 5.
6, 7, 8, 9, 10.
12?
11!
А еще в 1925 г. американский поэт Эли Сигел создал поэму «Один вопрос», содержание которой выглядит так:
I.
Why? («Почему?»)
Впрочем, еще раньше - в 1913 г. русский поэт В. Гнедов ухитрился написать «Поэму Конца» вообще без текста с одним только заголовком и датой написания, тем самым за полвека предвосхитив опыты УЛИПО. Мало того, Гнедов даже «читал» эту поэму на публике, сопровождая свое молчание несколькими выразительными жестами. Такие «произведения» стали называть НУЛЕВЫМИ.
Конечно, все это сродни причудам. Более творчески интересным является принцип убывания длины строки. Так, А. Апухтин написал стихотворение, где каждая строка в строфе уменьшается на одну стопу. В результате строфы приобретают форму треугольников, а само стихотворение - необычный ритм:
Проложен жизни путь бесплодными степями,
И глушь и мрак… ни хаты, ни куста…
Спит сердце; скованы цепями
И разум, и уста.
И даль пред нами
пуста.
И вдруг покажется не так тяжка дорога,
Захочется и петь, и мыслить вновь.
На небе звёзд горит так много,
так бурно льётся кровь…
Мечты, тревога,
Любовь!
О, где же те мечты? Где радости печали,
Светившие нам столько долгих лет?
От их огней в туманной дали
Чуть виден слабый свет…
И те пропали,
Их нет.
Нечто подобное я обнаружил даже в поэзии маори - аборигенов Новой Зеландии:
Слово зачало плод
в соитье с искристым светом
слово родило ночь:
ночь большую длинную ночь
ночь тишайшую властную ночь
ночь толстую - можно пощупать
ночь - можно потрогать
ночь - нельзя увидеть
ночь смерти
ночь…
(«Творение», пер. В. Тихомирова)
Еще одной стихотворной формой, построенной на убывании, является ЛОГОГРИФ. В логогрифе убывают звуки в каком-либо исходном слове. Например, в нижеприведенном шуточном стихотворении последнее слово каждой строки становится меньше на одну букву:
На фабрике «Победа»
Во время обеда
Случилась беда -
Пропала еда!
Ты съел? - Да!
А в стихотворении футуриста В. Каменского вместе со звуками убывают и строки:
…И моя небесная свирель
Лучистая,
Чистая,
Истая,
Стая,
Тая,
А я -
я.
Обратным свойством обладает РОПАЛИК - стих, в котором от слова к слову, или от строки к строке, как снежный ком растет количество слогов. Из древних ропаликов наиболее известна «Молитва» Авсония (IV в.):
Бог Отец, податель бессмертного существованья,
Слух склони к чистоте неусыпных молитвословий…
Подобные приемы вполне могут создавать ритмически оригинальные стихотворения, если избавятся от излишней нарочитой демонстративности.
Если количество букв и слогов не может расти до бесконечности, то сам сюжет стихотворения можно закольцевать. Такая форма называется БЕСКОНЕЧНЫМ СТИХОМ. Наиболее известна притча о трагическом исходе борьбы чувств привязанности и меркантильности: стишок о попе и невинно убиенной собаке можно читать до тех пор, пока у читателя хватит терпения.
См. также:
Еду-еду… Вижу - мост.
Под мостом ворона мокнет.
Я схватил её за хвост
Положил её на мост.
Пусть ворона сохнет.
Еду-еду… Вижу - мост.
На мосту ворона сохнет.
Я схватил её за хвост
Положил её под мост.
Пусть ворона мокнет…
(Автор не установлен)
В каком-то смысле бесконечными можно назвать и стихи, приказывающие читателю вновь и вновь возвращаться к началу.
«Мурзилка был на распутье: нужно срочно бежать звонить и в то же время задержать подозрительного мальчишку. Он написал что-то на бумажной салфетке и дал её Доре-1. Тот взял салфетку и прочитал:
- Жил-был царь, У царя был двор. На дворе был кол, На колу - мочало, Начинай сказку сначала!
Агент остолбенел и обречённо начал читать сначала: «Жил-был царь…»
Выбегая из столовой, Мурзилка и Тонечка слышали голос лазутчика:
«…На колу - мочало, Начинай сказку сначала…».
(А. Семенов «Двенадцать агентов Ябеды-Корябеды»)
Подобные формы носят обычно исключительно шуточный игровой характер.
Говоря о количественных ограничениях, нельзя обойти вниманием одну из самых бессмысленных поэтических затей - ЛИПОГРАММУ. Суть ее заключается в том, что стихотворение сознательно пишется без одной или нескольких букв алфавита (обычно распространенных, что значительно усложняет задачу). В английском или французском языке написать липограммы сложно из-за обилия артиклей, поэтому они обычно не учитываются. В VI в. до н. э. Лазосом Гермионский написал два стихотворения без буквы «сигма», которую по неизвестным причинам терпеть не мог. Однако мотивы этого поэта гораздо понятнее, нежели глобально трудоемкие труды Нестора Ларандского и Трифиодора. Первый переписал «Илиаду» Гомера, избавив первую песню от буквы «альфа», вторую - от «бета»
Наши поэты были поумней и игрались в игру «Такой буквы здесь нет» значительно сдержаннее. Г. Державин написал в 1797 г. стих «Соловей во сне», не используя «грубую» букву «р»:
Я на холме спал высоком,
Слышал глас твой, соловей,
Даже в самом сне глубоком
Внятен был душе моей:
То звучал, то отдавался,
То стенал, то усмехался
В слухе издалече он; -
И в объятиях Калисты
Песни, вздохи, клики, свисты
Услаждали сладкий сон.
Глава футуристов Д. Бурлюк также напечатал липограмму - стихотворение, которое демонстративно назвал «Без «р» и «с» (и действительно, а вдруг никто не заметит?). Более радикальную работу провел в конце ХХ в. Б. Гринберг, издав книгу «Гиперлипограммы», где стихи носят красноречивые названия: «Только «О», «Везде «Е», «Мои «М», «Вымыслы «Ы»
ВЫМЫСЛЫ «Ы»
Вырыты рвы,
Вымыты крысы…
Был бы ты злым,
Сытым бы. Лысым.
ЛИШЬ «И»
Спит пилигрим и видит тихий мир,
Мир диких синих птиц и гибких лилий.
Ни липких лиц-личин, ни истин, ни причин,
Ни лишних линий.
Кипит прилив прилипчив и криклив,
Хрипит, лишившись пищи, хлипкий хищник,
И жизнь кишит, лишь пилигрим притихший…
Спит пилигрим. Спи, пилигрим.
Конечно, повторение в стихотворении определенных звуков оказывает свой фонетический эффект, но настоящий поэт использует его интуитивно, вдохновенно, а не садится с усердием математика подбирать нужные (а зачастую творчески ненужные) слова.
«Только те аллитерации радуют и поражают нас, которые как бы приоткрывают перед нами основной путь порта - и они всегда невольные, неподстроенные, незапрограммированные».
(С. Маршак)
В жопу - любовь! Вместе с нею - златые цепи.
Я замурую все чувства в гранитном склепе.
Жалость к себе, уси-пуси…и их - туда же.
В реку одну мне входить нет резона дважды.
Цену любви, ну, хоть кто-нибудь, назовите,
В эквиваленте объятий или соитий.
Это кредит, и ты платишь всю жизнь проценты.
В жопу, опять же, слюни, и сантименты.
Свадьбы-разводы, сердечки и гороскопы,
И Купидона, со стрелами, тоже - в жопу!
Ревность и верность, все карты червовой масти -
В пятую точку! Туда же хотела - счастье…
Вспомнила вдруг… И, возможно, поймет, кто в теме.
Счастье с любовью живут только лишь в тандеме.
Годы пройдут… И шепну я, теряя силы:
«В жопу - все нервы и стрессы… Зато любила.»
Шестое чувство? Нет, не враки…
И если путаются мысли,
Ищу я повсеместно знаки
На небе, в надписях и числах.
Как росинку на тонком листке
И как родинку девичьей щёчки,
Как блаженство вдвоём на песке
И цветка появленье из почки,
Как прохладный и нежный рассвет
Я люблю мира этого след.
Словно звёздочки возле луны,
Облака при сиянии солнца,
У костра звук гитарной струны,
Льющий запах сирени в оконце,
Будто бы листопадный синдром
Я люблю этой жизни фасон.
От животных и пчёл, разных птиц,
Рыб, жуков, мотыльков и улиток
Каждый год из сезонных страниц
Отрывает у времени свиток.
Мироздания вся полнота -
Это то где живёт красота.
-
Сергей Прилуцкий, Алатырь, 2017
Ты в гости однажды меня позвала,
Куском колбасы угостила.
Внезапно я понял- любовь пришла!
Когда ты налила пиво.
И я стал частенько ходить к тебе,
Устами уста лобзая.
Я был благодарен своей судьбе,
Пельмени твои пожирая.
Влюблённо смотрел я в твои глаза,
В них страсть неземную видел.
А после я спрашивал: «Где колбаса?»
«Давненько её не видел».
Я чувственно гладил твоё плечо,
Ты рядом мурлыкала кошкой.
И думал при этом «Оно горячо»
«Как те пирожки с картошкой».
Я съел даже двухнедельный суп,
Твою красоту восхваляя,
Я снова гвоздику тебе принесу,
И вспыхнет любовь неземная.
И буду я вечно тебя любить,
Пока в животе- пусто.
Голодный студент тоже хочет жить.
А ты кормишь так- вкусно.
Я сунул голову в петлю,
Когда Вас полюбил.
Но всё же Вас еще люблю,
Как грушу- дрозофил.
С годами дамы как вино.
Всё лучше, говорят.
Вы стали уксусом давно,
Отличный маринад.
Когда-то голос Ваш журчал
Весенним ручейком.
Теперь речёте, гогоча
Прокуренным баском.
Я помню дивный тонкий стан,
Соломинка- в обхват.
Теперь похожи вы на танк.
Тонн тридцать-пятьдесят.
От нежных локонов волос,
Не отводил я взгляд,
Куда же леший их унёс?
И не вернул назад.
Сбегались кавалеры к Вам,
Читали Вам стихи,
Но были Вы ко всем мольбам
Безудержно глухи.
Я помню, как о Вас мечтал,
Шёл напролом к мечте.
Как жаль, что вы уже не та,
Мы все уже не
Когда строка, как молния блистая,
Среди ночи' тихонько приползает,
Пугает сон, мысль пенится фонтаном,
Клавиатура ждёт, спешу к экрану.
Стучу, чтоб не забыть, как дождь по крыше.
Висок пульсирует всё тише, тише.
Строка записана, шедевром может быть.
Пройдут века, смогу я гением прослыть.
Рассвет разложит всё по полкам, как всегда.
Ночное творчество - банально, ерунда.
Стиха рожденье порой такая мука,
Нужны и воли твердь и сила духа.
(авторское виденье встречи Онегина и Татьяны)
И чем тревожить Ваше сердце:
Стихами, песнями, обманом,
Молитвой старых иноверцев,
Сухим вином на дне стакана?
«Я Вас узнала, но не сразу -
Вы постарели лет на тридцать.
И к чёрту чувства, к чёрту разум ! -
У Вас снежинка на ресницах…
Скажите, Вы кого-то ждёте
Иль просто проходили мимо?
Я Ваши письма в переплёте
С того признания хранила.
Как жаль, что всё так получилось;
Простите мне девичью глупость.
Но, к счастью, прошлое забылось,
И вместе с ним забылась юность.
Мой муж о денди много слышал,
Он будет рад знакомству с Вами.
Прошу пройти под нашу крышу,
Я угощу Вас в доме чаем.
Уже уходите, Евгений?
Ах, Вас ко мне зайти просили…
А кто просил?" Но только тени
В ответ Татьяне заскользили.