… нет необходимости в разрешении на взлёт …
… но есть необходимость полёта …
Как же хочется материться
И об стену все руки разбить,
Моё сердце подбитою птицей
Снова рухнуло с облака вниз.
Моё сердце испуганной птахой
Снова замерло, не дыша.
Вот опять я взошла на плаху,
Не сумев подавить мятежа.
Не сумев надавить стоп-краны
И опять не узнав обман.
Получая смертельные раны,
Проживать дежавю злой финал.
Невозможно, ужасно, нелепо…
Сколько можно так глупо жить?
И, не слушая мудрых советов,
В небеса снова рваться парить!
Только я иду, улыбаясь,
И никто не поверит мне,
Что в улыбке моей собралась
Боль, которой сильнее нет.
И отвечу я так: «Возможно,
Жажду жизни во мне не унять.
Пусть к чертям сдует всю осторожность!
Лучше падать, но всё же летать.»
Быть чудаком и верить в чудеса,
Купаться летней ночью в море звёздном,
За журавлём гоняться в небесах
Я точно знаю: никогда не поздно.
Дыханье от восторга затаив,
Увидеть волшебство в совсем привычном,
И, слыша незатейливый мотив,
Величье ощущать в полёте птичьем.
Бежать куда-то за своей мечтой,
Вновь совершая тысячу ошибок,
Не сомневаясь, спор вести с судьбой
И грезить о награде из улыбок.
О, как мне жаль угрюмых простаков,
Кто, ошибаясь, в чудеса не верит,
Тех, чьи сердца закрыты на засов,
Чьи наглухо забиты в детство двери.
Мир будет жить, пока есть чудаки,
Пока Земля дыханьем их согрета,
Пока родятся с лёгкой их руки
Стихи и песни, сказки и сонеты.
Пока мазки ложатся на холсты,
Подснежники цветут средь зимней стужи,
И, следуя законам красоты,
В песчинках зреет качество жемчужин
Душою вверх стремится,
но не взлететь вовек,
пока свои печали не бросит человек,
пока он не оставит, что приобрёл и нет,
напрасно душу манит, небесный, яркий свет.
Жизнь мастера политического детектива Юлиана Семёнова была похожа на детектив. Приключилось ещё и такое. Однажды он позвонил ночью своему другу актёру Василию Ливанову и потребовал приехать к нему, достав по дороге водки. «Всё объясню при встрече», - отрезал Семёнов недоуменные вопросы. «Когда я приехал к Юлику, вся посуда у него на кухне была разбита, - вспоминает актёр. - «Что происходит?! Ты с ума сошел?!» - спрашиваю его. А он: «Утром я должен вылетать на Дальний Восток и знаю, что самолёт разобьётся». Бред! В общем, прекратив этот разговор, мы выпили водки и уже сильно «тёплые» поехали в аэропорт. Там в ресторане добавили ещё. Все эти возлияния закончились тем, что Юлик почему-то отправился мимо охраны с чемоданом на лётное поле… Завершилось это хождение в милиции. А самолёт, на который он не попал, действительно разбился. С тех пор Юлька мне всегда говорил: «Васенька, ты меня тогда спас. Если бы я с тобой не напился, то улетел бы». Другая похожая история. Юлиан Семёнов и его дочь Дарья должны были возвращаться на самолёте из Адлера в Москву в воскресенье 1 октября 1972 года. Но Семёнова уговорили ещё на одну встречу с читателями. Билеты удалось заменить, кто-то из сотрудников Сочинского телевидения сделал это в агентстве Аэрофлота. Писатель приехал на студию, дал отличное интервью, сюжет о нем был передан в Москву. В 19:21 Ил-18, на котором они должны были лететь, поднялся в небо из аэропорта Адлер. На высоте 150 - 250 метров пилоты начали выполнять правый разворот, когда самолёт неожиданно перешёл в крутой левый поворот с резким снижением, а затем врезался в воду и полностью разрушился на глазах у многочисленных отдыхающих. Погибли 109 человек, никого не спасли, самолёт не нашли - он ушёл в какую-то трещину на дне моря. Причины катастрофы остались не выяснены. Судьба! Она подарила Юлиану Семенову еще несколько лет жизни, он успел создать еще несколько прекрасных книг: «ТАСС уполномочен заявить», «Приказано выжить!», «Ненаписанные романы
Не так летаем, как нос задираем.
Стук сердца,
словно взмах крыла,
нам дарит жизнь, её полёт,
но гордость нам дана в противовес,
залог падения, об лёд!
Не страшно падать,
страшно не подняться,
лежать, лежать
и над судьбой смеяться,
за свой полёт благодарить,
и далее надеяться
на жить…
Какая разница кто, что сказал…
Да и вообще есть ли смысл в словах,
Когда сияют ее глаза,
От того, что «синица» в руках…
Когда сердце волнуется вновь,
И «гнездо» одно на двоих, с продолжением,
В их мирочке ликует любовь,
Та, что рожденная вдохновением…
«Синица» учит ее стихи писать…
Даря душе трепетный взлет,
Лишь влюбленные могут так порхать…
Каждый час, каждый день, год…
Ну, а что «журавли», пусть себе летят,
Их удел легкомысленные мотыльки,
Которых они или съедят,
Или закупорят в свои «бутыльки»…
Отпусти ты меня, я хочу улететь
От тебя, от печали, обиды и скуки!
…Ты своею рукой отворил мою клеть,
И вдохнула я воздух целебной разлуки.
Я попробую крылья расправить свои,
Да получится ли? Так давно не летала…
Тихим голосом робко запеть о любви -
Я когда-то так часто о ней напевала.
Позабыты слова все, мелодии нет…
И на слабых крылах, да в бездонное небо!
Я одна в высоте… ярок солнечный свет…
Ветер очень силен… это быль или небыль…
Кружит голову, трудно дается полет…
Но, упрямая, я высоту набираю!
Все, кто снизу глядит, говорят: «Упадет!
Ведь летит, посмотрите, по самому „краю“…»
Я стараюсь… Держусь. Но слабеет крыло.
Заклинаю себя: «Я прошу, не сдавайся!»
Никогда еще не было так тяжело…
Но просила сама. Получи. Улыбайся…
Ты свободы хотела? Бери и неси.
Это небо - твое, эти солнце и ветер!
Но обратно не пустят тебя, не проси.
Еще вспомнишь не раз ты уютные клети…
Ничего, ничего… Мне не нужно назад…
Я взлетела, лечу! Будет ровной дорога!
В этом мире освоюсь еще, мне он рад!
Я окрепну. Уже стало легче немного…
«Два гвоздя вбей в мои крылья…
если хочешь, чтоб я замолчал…»
_______________ (Энрике Бунбури)
***
Два гвоздя - рассыпанные перья…
В крылья вбить - старинное поверье…
А быть может, прищемить их дверью? -
На потеху палачу.
Два гвоздя - наверно, будет мало…
Ржавых два - чтоб голоса не стало.
С двух сторон вонзившиеся жала…
Только я не замолчу!
Два гвоздя - две алых струйки крови…
Третья - из прокушенного слова…
И урок - вполне средневековый.
Ничего… не привыкать…
Не найти для голоса мерИла.
Не ему - чирикать в клетке мило…
И с гвоздями в крыльях в небо взмыла,
К молчаливым облакам.
декабрь 2015
- Мой мiлы таварыш, мой лётчык,
Вазьмi ты з сабою мяне!
Я - ведай - вялкi yжо хлопчык
I yмею yжо лётаць у сне.
Мне мама сягоння казала,
Што стукнула мне yжо сем год.
Табе гэта, можа, i мала,
А мне ляцець толькi y палёт.
Мне yжо надакучыла дома -
У дзiцячы хадзi адно сад.
А так паглядзеy бы, вядома,
На iншы парадак i лад.
Вазьмi ж мяне, лётчык, хачу я Пабыць у людзях, паглядзець,
Як месяц на небе начуе,
Як блукае y лесе мядзведзь,
Як свецяцца ночкаю зоры,
А днём не вiдаць iх чаму,
Як рэчкi y далёкiя моры
Улетку плывуць i yзiму.
На моры зiрнуць хоць раз вокам,
Як ходзяць па iх караблi,
Ляцецi далёка, высока
Ды так пабываць i y Крамлi…
Вось гэтак у добрым здароyi
Мы будзем ляцець i ляцець.
Вазьмi ж мяне, лётчык, з сабою,
Не будзеш ты клопату мець!
.
Лазурной финифтью небес полусфера
Нависла над синей морскою эмалью -
Я словно в ракушке.
… … … … … … … … Читаю Бодлера,
Слова, как песчинки - легки и реальны…
Разлился минор на четыре октавы,
Волна неминуемой грусти накрыла
Уснувшие дюны, прибрежные травы.
Взлетаю… хоть я безнадежно бескрыла,
Мне миг - только миг невесомости нужен -
Сейчас, чтоб стремленье не стало химерой.
Рождаются мысли, как россыпь жемчужин,
В ракушке сознанья…
… … … … … … … … Читаю Бодлера.
И полетит на зов, круша
Своей мирской темницы своды,
Незримо бабочка - душа,
Вновь ощутивши вкус свободы,
Расправив радостно крыла,
Что бренной сутью были смяты,
Так долго в коконе была,
Вот, наконец, оковы сняты.
И, светом в свете расстворясь,
Дитя Любви прильнет к истоку…
Узреет радужную вязь
Всяк, обративший взор к востоку.
Лучше свободное падение, чем принудительный полет.