Дональду Трампу
«Ну, и гадина ты, Дональд,
Вновь войну затеял в мире,
Рад, что не в своей квартире
Трахнул томагавком больно…» - Любовь Соколик.
ПИСЬМО ЛЮБОВИ СОКОЛИК
Я отнюдь не трудоголик,
И меня не душит жаба:
Всё ж пишу, Любовь Соколик,
Вам подробно про Д. Трампа.
Он строительный подрядчик,
У него везде хоромы
Лучше, чем у думских дачи.
Он бомбит аэродромы,
И ракетою крылатой
Трахнул (миль пардон за слово)
С нерукопожатным НАТО
Нашей Сирии основу.
У него жена красотка -
Мы её видали мельком,
Он пьёт виски, а не водку -
Люба, верь - не верь, не в стельку.
Я от ужаса немею -
Как ни что другое важно:
Он завзятый друг евреев -
Господи, как это страшно!
Лучше горькая, но, правда -
Тут уж не до сантиментов.
Родина сказало надо -
Значит надо. Игорь Хентов.
Когда крику истошному выхода нет,
И до боли тебя не хватает,
Я все так же пишу тебе письма в рассвет.
Помогает.
Как всё-таки жаль, что мы разучились писать друг другу рукотворные письма…
Ведь письмо это сама душа того, кто говорит… это самое искреннее, самое свободное, и самое личное произведение человеческого ума и сердца… раньше люди относили их к ценным сокровищам и берегли, как святыню…
" …письма принадлежат к числу наиболее значимых памятников, оставляемых по себе человечеством…" - писал И. Гёте.
Достоевский относился к письмам, как к литературным произведениям, ибо «переписка друзей… это история сердца, чувствований, заблуждений. Роман, в котором мы сами были действующими лицами. «.
Низкий поклон этой, уходящей в небытие, форме общения…
Ну что сказать тебе, родная, про Швейцарию? Я не из тех, кто нагло злобствуют и лгут. Живут швейцарцы не по нашему сценарию, да и вообще они неправильно живут. Могу простить им выходной по воскресениям. Могу простить привычку тихо говорить. Но настоящий листопад в пору осеннюю - как ни проси, не получается простить. А в магазин зайти - ну, просто наказание. Им далеко ещё до наших, «мон амур». Со всех сторон такое мерзкое внимание. И без конца «аревуар», «мерси», «бонжур». Идёшь по городу - дома как декорации. Любой прохожий - персонаж одной из пьес. Здесь, в государстве, не познавшем дефлорации, что ни авто - так «БМВ» иль «Мерседес». Материальное их лучше положение. Но дорогой машиной нас не удивить. А то, что ездят там друг к другу с уважением - вот это вряд ли я не смогу им всем простить. Не вызывают зависть пастбища альпийские. У нас туристов тоже есть чем заманить. А достижения в финансах олимпийские - про это кое-что хочу я уточнить. Лихие годы, те, когда в Европе бес «шалил», они смогли спокойно, сытно пережить. Их не пытали, не сжигали и не вешали - и это тоже не могу я им простить. Озёра, горы, лыжи, кони и так далее - я им прощаю: что об этом говорить. Но то, что брюки у мужчин сидят на талии - ну, хоть убей, я не сумею им простить.
Зачем ты тонешь в строчках старых писем,
Тревожишь то, что время унесло?
Твой поиск бесполезен и бессмыслен…
Зола… Печаль… Пробитое крыло…
Не станет легче, рана так внезапна.
Стрелок насмешлив, беспощаден, слеп.
Охота жить - слепая страсть азарта -
Тебе докажет, как твой страх нелеп.
Сорвались звезды крупными слезами.
Где первый узел? Где засела ложь?
Ты смотришь опустевшими глазами
На окна, по которым хлещет дождь.
Что ты нашла? Углы конверта смяты …
Тобой читались письма сотни раз.
Там сказанное, здесь - взошло расплатой.
Ты снова боль почувствуешь сейчас…
Я - чайник! Да! И не стыжусь этого признать. Я, человек с высшим гуманитарным образованием, владеющий пятью языками (окей, два из них мертвые) становлюсь лопочащим младенцем, если дело касается компьютеров. А тут на день рождения свалился на меня подарочек. Друзья осчастливили компом. Та-да! Новенький, с загадочно блестящим экраном. Он напыщенно стоял теперь на письменном столе и, кажется, привыкал к обстановке. В таких случаях я завсегда бегу к дяде Славе. Соседу моему. Дядей его кличут все в нашем доме. Низкорослый, широкоплечий, с гривой седых волос, лошадиные зубы и зычный голос. Он напоминал мне тяжеловоза. Имея за плечами инженерное образование и лет 40 работы в имперском исследовательском «ящике», дядя Слава стал для дам нашего дома последней инстанцией, если произошла поломка электрического чайника, телефона, пылесоса, автомобиля, холодильника
Утром, труся по рынку за картошкой, я остановился у павильона, который, как правило, пролетал, не удостоив и взглядом. В нем продавали всякие компъютерные диски. А ведь это совсем незнакомый для меня мир - мелькнуло у меня в голове, когда движимый детским любопытством шагнул за порог этого ХРАМА КОМПЬЮТЕРНЫХ МАГОВ. Ну что тебе сказать… Пол в храме был затоптан, маг небрит и с выхлопом, иконостас представлял собой жахлый стенд, под мутным стеклом которого с коробок дисков мне призывно улыбались девицы, любившие раньше украшать собой салоны провинциальных автобусов и столичных грузовиков. Мда…
Пол часа дергал чародея за рукав. Наконец привлек его внимание. Кажется. Сбивчиво расказал о себе, о своем компъютере и о наших сложных с ним взаимоотношениях. Продавец с ненавистью уставился красными глазками на что-то позади меня.
- Тебе эта… - Продавец с трудом подбирал слова. - Виндовс нужен… Русский…
И с облегчением замолчал. Виндовс. Ну это-то я знаю, грамотный. Виндовс это переводчик с сухого и точного языка программ на сочный и бестолковый человеческий язык… И обратно. Доверия похмельный продавец не вызывал никакого, но не уходить же с пустыми руками!
- Сколько с меня?
Продавец на последнем издыхании изрыгнул цены и, обессиленный интеллектуальным напряжением, рухнул на прилавок. Ему нужно было пиво. Аккуратно уложив денежку на прилавок и прибрав диск в кармашек, я, гордо вскинув голову, двинулся за картошкой.
Придя домой я принялся за дело. Установил на комп очаровательный фон в виде голубенького неба с облачками. Низкая облачность без осадков. Потом установил заставку и русский язык. Теперь эта железяка говорила со мной на языке Пушкина, а когда я пребывал в долгих раздумьях превращалась в аквариум. Чтоб меня не отвлекать и создавать расслабленную медитативную атмосферу. Я же был в восторге от своей победы! Я! Сам! Установил! Я упивался своим могуществом. Увы, эта маленькая победа обернулась моим чудовищным поражением. Возомнив себя Нео, эдаким Избранником я бросился с вершины моей компъютерной безграмотности в глубины электронного подсознания. О, как это упоительно было. Я жонглировал байтами, я инсталировал и форматировал, я копировал и изменял… Комп терпел-терпел… Терпел-терпел… Потом его экран болезненно перекосило, он вывел какое-то ругательство на неизвестном и пожалуй давно мертвом языке, которое заканчивалось: «…7DELETE!» и вырубился.
Это экстравагантное поведение может и озадачило меня, но не лишило веры в себя. Я все еще был добрым славным Нео. И вот мы сошлись в схватке. В синем углу ринга, блестя бронзой мускулов - красавец Человеческий Гений. Ему все по плечу. На крайняк по колено. В красном углу ринга, в семейниках и шлепанцах на босу ногу, очкастый и плюгавый Комп Батькович Виндовс. Гонг. Мы кинулись в бой. Я дрался как лев. Я мобилизовал всю свою логику, все силы. Результатом моих усилий стало: Синее небо с белыми облачками обернулось серым небом Мордора, золотистые рыбки аквариума превратились в вызывающих омерзение каракатиц мерзкой кислотной окраски. Комп вежливо попросил меня сменить настройку, видеоадаптер, драйвер, проинсталировать все, исправить все ошибки, помассировать мышку и валить к едрене фене, после чего задымил. На мой рев прибежал дядя Слава. Никогда я не видел его еще таким удивленным.
- Ну ты, блин, даешь! Как это ты его?
Я объяснил как. Озадаченно роясь у себя в гриве Слава ушел, вернулся с каким-то чемоданом и колдовал над телом компа на этот раз часа четыре.
- Вот! - Дядя Слава торжествующе показал мне издали какую-то коробочку. - Когда из «ящика» увольнялся, с собой прихватил. Моя авторская разработка. Вишь, пригодилась! - и он снова нырнул в недра ЭВМ. По комнате разнесся сладковатый запах, вызвавший из недр памяти детское слово «канифоль». Может, это она и была. Компьютер зажжужал и плаксиво захлюпал экраном. Спустя еще час дядя Слава удовлетворенно откинулся на спинку стула.
- Ну, наладил я тебе его. Но, Шурик, соблюдой одно правило: НИЧЕГО РУКАМИ НЕ ТРОГАЙ!!! А если решишь проинсталировать чего, али отформатировать, то вначале с людьми посоветуйся, меня спроси, а потом… РУКАМИ НИЧЕГО НЕ ТРОГАЙ!!!
Я клятвенно пообещал. С той поры минуло месяца два. Наши отношения с компьютером были холодны и вежливы. Однако я подметил, что в его характере появилась какая-то замкнутость, что ли… Погруженность в себя. И вот…
В это утро на экране под звук фанфар загорелась надпись: «Вам 5 сообщений». Обыкновенный спам - думал я, брезгливо ковыряясь курсором в почте. Ну, почти. Меня приглашали в библиотеку на Арбате… Так, спасибо, в другой раз. Каникулы у меня. Что дальше? Ага, восточный антикварный магазин… Ага, вот комп продам, душу заложу и прямиком туда… Но не раньше! Третье же сообщение гласило: «Срочно! Службой утилизации набирается группа добровольцев для затравки сбежавшего из частного зверинца василиска. Предполагаемое место нахождения сообщится на месте. Сбор группы у станции метро Алтуфьево. Стоимость контракта…» Вы были долгое время на мели? Финансовой? Тогда знаете это чувство удивительной легкости в карманах. А тут! Да за такие деньги я и сфинкса скручу, и грифону моргалы выколю! Хотя, что бы это могло быть? Ролевая игра может, с призовым фондом? Под Москвой в лесу шаг ступить боязно - рискуешь на эльфа наступить или хоббита какого. Толкиенутые шастают, кольчужкой своей алюминиевой гремят. Хм… В то, что это прикол, не верилось. Уж больно детально все там расписано. И, мол, инструментом снабдят, и страховка
- Здарова, мужики! - бодро начал я. - Hа василисков здесь записывают?
- Тут, - забалагурил темноволосый парень в джинсе. - Я уже завтраком записался, ты тогда полдником будешь.
Я напрягся, раздумывая, как бы ответить, но меня прервали. Дверь автобуса распахнулась и на асфальт, кутаясь в серый плащ, спрыгнул высокий рыжеволосый человек с военной выправкой. Ворот плаща был поднят, так что окружающие видели лишь шмыгающий нос и непокорный рыжий чуб.
- По машинам! - гаркнул нос и мы засуетились.
Когда автобус двинулся, нам раздали фирменные комбинезоны с логотипом «програм.ру», а также договор на трех листах. Договор сулил деньги за поимку чудовища и кары за потерю инвентаря. Значит, все-таки ролевая игра. Правда, народец на бледных эльфов не тянул никак. Разбойничьи, в основном, рожи у моих коллег. Моим соседом оказался тот самый балагур. Наиболее интеллигентная физиономия, между прочим. Я незаметно скосился на него. Балагур быстро пролистал и широким росчерком подмахнул договор.
- Типовой, - подмигнул мне он и стал натягивать комбинезон поверх джинсы. - Ты, чел, новенький? Не дрейфь! За меня держись - не пропадешь.
Я неуверенно вписал в пробелы свое имя и поставил подпись. Балагур уже управился с обмундированием и пихал меня локтем в бок:
- Ты только туда глянь! - он указал на крепыша на переднем сиденье, который возился с комбинезоном. На голове крепыша красовалась коричневая бандана. - Красная шапка замаскировался! Ас мимикрии! Это чтоб его сородичи не заметили. Он же потомственный воин, ему работать зазорно. Да, видать, проигрался крупно. Я - Марк.
Вот так, без подготовки. Мнда… И куда это я попал? Я упорно гнал от себя мысль о психах. Полет над гнездом кукушки. Этот явно буйный. Значит, будет вожаком. Ладно, главное пока не перечить, посмотрим, как будут развиваться события. Улучу момент, найду подходящий кустик и схоронюсь. А там попутку словлю.
- Саша, - ответил я, пожимая его прохладную руку.
- Шурик, значит. Студент?
Тут он обратил свое внимание на другого пассажира. Этот пассажир занимал все сиденье впереди нас. Куда ни брось взгляд - была спина. Парень двухметрового роста просто бугрился мускулами.
- Бронислав! Старик! Плохо тебе в дружине платят, а?! - Марк кошкой повис на спине великана, барабаня его по загривку. У Бронислава оказались пронзительно зеленые глаза и курносый нос. Он добродушно гудел про лишнюю копеечку и большую семью, поводя гороподобными плечами.
- Внимание! - гаркнул нос, кутаясь в плащ, - Мы подъезжаем. Оригинал контракта забрать с собой, копию оставить на сиденьях.
Говор в автобусе стих. Я посмотрел в окно, но увидел один лишь лес. Нарисовал в уме карту, попробовал приблизительно прикинуть - где я? Пришел к двум неутешительным выводам: по моей карте можно ненароком и в Турции оказаться, а где я - без понятия. Наконец мы выехали на поляну. Автобус зашипел и остановился. Недобрые предчувствия терзали меня.
По команде носа мы высыпали на травку.
- Даю вводную! - гнусаво каркнул нос. - Бежал молодой василиск. Крупный. Из частного зверинца. Надо: найти и уничтожить. Нахождение где-то в этом районе. - Рыжий помахал мятой картой. - Разбиваетесь на группы по четыре и прочесываете территорию поквадратно. Оружие выбираете сами. За работу! Живо!
Толпа, загудев, колыхнулась к оказавшемуся рядом с автобусом фургону.
- Ну, пошли кольчужку мерить? - подтолкнул меня Марк. Я подошел к авто. Может, все ж ролевая игра?
Зашифрованный Красная шапка крутил каким-то кривым мечом, почему-то не производящим впечатления муляжа. Нам навстречу шагнул Бронеслав.
- Марк, ты что посоветуешь брать? - в одной руке у него был гигантский топор, в другой - красная веревочка. Таки психи - пронеслось в голове.
- Бери то и другое. - Марк щелкнул ногтем по топору. - Твой фасончик! А ты что, Шурик, берешь?
- Хочу копье! - брякнул я. Зачем?! Ну ладно, слово не воробей, видели глазки, что брали, теперь кушайте, хоть повылазьте! Копье оказалось легким. Черное древко с черным же зубчатым металлическим наконечником.
- Навская сталь! - Марк успевал везде. Он тоже прибарахлился. На поясе качался узкий меч, а в правой руке был гладкий щит, надраенный до зеркального блеска. Бронеслав, увидев щит, хлопнул себя по лбу и побежал за таким же. Ну, как ребенок!
- Это тоже возьми, - протянул Марк мне колечко. - Дыхание Дракона, может сгодиться.
Какими трогательными бывают все-таки сумасшедшие. Долгими зимними московскими ночами я буду вспоминать о тебе, глядя на это заветное колечко. Мерси. Как бы незаметно свалить от вооруженных психов?
- Значит, я, Шурик, Бронеслав… - Марк загибал пальцы. - Четвертый нужен.
- Меня четвертым.
Мы обернулись. Перед нами стоял узкоплечий молодой человек с крошечной головой и огромными, как у кошки, глазами. На плече болталась связка дротиков, а на поясе - черный кинжал.
- Ос?! - выдохнул Бронеслав.
- Ты чего из Лабиринта выбрался? - подхватил Марк.
Ос страдальчески зажмурился. Вздохнул. Почесал грязной лапкой грудь. Лишь после этих преисполненных тайного смысла действий ответил:
- Мое поэтическое сердце пусто. Муза покинула его и, быть может, где-то здесь обитает она. Я, о доблестные воины, зовусь Чуя.
Мнда… Кащенко. Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной. И я б еще добавил - и за шальными деньгами. Срубил, называется, денежку по-легкому. Теперь нахожусь в компании вооруженных психов. И как им оружие дали? Это ведь не гуманно.
Мы тоже представились. Марк сбегал к Рыжему и, выяснив где наш квадрат, повел нас через заросли. Я все косил глазом, выискивая какой-нибудь симпатичный кустик. Поразлапистее. Утром прошел дождик, и теперь кросовки мерзко хлюпали.
- Да, интересная у меня компания, - не замолкал балагур. - Чел, Люд и Ос. Чуя, ты про этот поход балладу сочини!
- А ты каких будешь? - осторожно поинтересовался я.
- Полукровка, - беззаботно усмехнулся тот. - Мама - балерина, папа - генерал.
Угу. Занимательно. Ну, пора и честь знать - подумал я. С вами хорошо, без вас еще лучше.
- Ребята, - я старался звучать как можно убедительнее. - я отлучусь ненадолго, зов природы и все такое. Вы меня не ждите, я вас догоню.
И я косолапо засеменил к кусту орешника. Так, теперь куда? Я заметался… Мох с северной стороны гуще… Враки, деревья стоят в акуратных мохнатых чулочках… Так. Из пионерского детства вынырнуло слово «муравейник»! По нему тоже определить как-то можно. Только как? Не помню. То ли он к северу шире, то ли к югу краше. Вот, черт! Этот муравейник еще найти надо. Даже если найду - смогу только на него облегчиться, больше пользы мне от него не будет. В школьные годины природоведение я за предмет не считал и теперь горько раскаивался в этом. Пока брел куда глаза глядят, ковыряясь в своем юннатском прошлом, моя нога зацепилась за корягу и я кубарем скатился в какую-то канаву. Некоторое время я спокойно лежал, задумчиво матерясь про себя. Мокрый, весь в листочках и веточках. Как бы психи меня за василиска не приняли! Эта мысль подстегнула мою волю к жизни. Кое-как отряхнувшись, я полез из канавы. Пару раз срывался вниз. Склон был мокрым. Но я приноровился: тут главное - внимательно по сторонам смотреть. Вот камешек, вот корешок торчит. Извиваясь ужом, я неумолимо приближался к краю канавы. Камешек, корешок, коряжка, корешок, сапожок, коре… Сапожок? Я стал медленно поднимать глаза. Выше сапожка был белый комбенезон, натянутый на могучее тело Бронислава. Я чуть не застонал! Улыбаясь на все 32 зуба гигант подцепил меня польцем и без всяких усилий выволок на поверхность.
- Я так и подумал, что ты заплутал! Ребята всполошились, мол, где он? А я ж слышу, как ты через кустарник, как лось ломишься… Горожанин потомственный?
Я хмуро кивнул. Бронеслав с насосным шипением набрал полные легкие лесного воздуха.
- А я без леса не могу. Хоть раз в неделю, а выбираюсь.
Я плелся за ним, костеря этого натуралиста на чем свет стоит. Про себя. Впереди послышался голос Марка.
- А я тебе говорю, Орден все это… Точно, его уши торчат. Ты мне скажи, у кого зверинец с нечистью всякой? У Ордена! Видать, магистр какой решил выпендриться, вот и слямзил из бестиария зверюшку. А углядеть не углядел.
- Тогда почему рыцари не ловят? - вмешался Бронислав. - У них и опыт есть.
- Дык, разводить чудовищ частным порядком запрещено! Только под надзором. Вот и свалили все на Службу Утилизации. Мол, видели в лесу василиска. Хватайте.
- Так сообщить надо! По инстанции.
- Кому это надо, я тебя умоляю! Служба - организация коммерческая. Лишь бы деньги платили. Стоп!
Мы замерли. Лес убаюкивал шелковым шелестом листьев. Бронислав первым нарушил тишину.
- Вроде есть кто-то…
- Шурик - слева заходишь. Бронислав - справа. Я и Чуя - напрямки, - скомандовал Марк. - Ну, вздрогнули.
Вздрогнули, так вздрогнули. Волоча по земле копье, я поплелся заходить слева. Ноги немилосердно ныли. Я устал. Пройдя метров сто, прислонился к темному теплому камню и тяжело вздохнул. Камень тоже. Вздохнул. По моим внутренностям пробежала изморозь. Медленно… Нет. Очень медленно я повернул голову. Это был не камень. Совсем не камень. То, что я принял за камень, на поверку оказалось крупным пупырчатым телом. На длинной облезлой шее покачивалась птичья голова, с интересом разглядывавшая меня левым глазом. Как я понял, интерес тут был сугубо гастрономический. За телом, свиваясь в кольца, танцевал змеиный хвост с руку толщиной. Я посмотрел зверюге в глаза и… Все потеряло в мире значение, шум леса перестал существовать. Для меня существовали только его глаза. Не хочется даже думать, чем бы могли закончиться эти гляделки с василиском, но мой ангел-хранитель, пребывающий, видимо, в краткосрочном отпуске, понял, что скоро ему придется искать новую работу и решил-таки приступить к выполнению своих прямых обязанностей. Нечеловеческий по чистоте визг вырвал меня из небытия. Это был мой визг. Оглушенный звуковой волной василиск, зарычав, встал на задние лапы, и чары гипнотического взгляда изчезли. Вереща на весь лес, так, что опадала листва, я бросился наутек. Хвост василиска просвистел у меня над головой, задел молоденькую осинку. Осинка сухо хрустнула и повалилась. Далеко я не ускакал. Это ж лес, а не стадион Динамо! Упершись в завал валежника, я понял - это конец. Времени для маневра у меня не было. Я обернулся. Ко мне на всех парах несся василиск. Его куцые крылья чиркали по трехгодовалым дубкам, и они переламывались, как дешевые спички. Ну вот, допрыгался. Я наспех попрощался с миром. Но тут… О, чудо! В моей груди запылал воинственный огонь. Эта курица! Меня! Человека с высшим образованием! Да я! Гёте! В подлиннике! Злость душила меня. Как говорится, если зайца загнать в угол… Обнаружив, что сведенные судорогой пальцы все еще сжимают древко копья, я перехватил его поудобнее и с силой метнул навстречу зверюге. Копье, черной молнии подобно, срезало пару веток и впилось в тушку твари, а наконечник показался из-за загривка. Увы, я не Иван Царевич, чтоб одним ударом все головы змею снести. Даже одной не снес. Хреновый, видать, из меня царевич. Темнобурая кровь сгустками била из раны василиска, но это его не остановило. Увы. Мягко, по-кошачьи, зверь с рычанием стал подбираться ко мне. Я уже чувствовал его смрадное дыханье, которое жгло мне лицо. Я закрыл лицо рукой. Мама! И тут произошло чудо. Обыкновенное чудо, которые на каждом шагу. Из заветного колечка вырвался узкий огненный луч и со свистом ударил животное. В секунду василиск превратился в факел, поднялся на дыбы и с предсмертным воем рухнул у моих ног.
- Ты чего артефакт не активизировал, дурень?!
Я поднял глаза. Надо мной на горе валежника стоял запыхавшийся Марк с Чуей. Чуя воинственно шипел, сжимая в руке дротик.
- Никогда еще чужой артефакт не активизировал! Да еще на расстоянии… Уф… Ты как?
Я открыл было рот, дабы проанализировать свое состояние, но с языка сорвалось грязное ругательство. Еше минуты две я изъяснялся далеко не пушкинским языком.
- Складно излагает, - сказал Чуя с уважением.
- Я бегу-у-у-у!!! - послышалось из леса. Через секунду на поле битвы выскочил Бронислав, размахивая топором. Он быстро оценил ситуацию.
- Жуткий ты тип, чел! Мало того, что зверюшку на копье поднял, так потом еще и дыханием дракона зажарил! Гринписа на тебя нету. Так! А нам же еще премия полагается!
И они радостно загалдели. Ну вот и все, наверно. Потом Рыжему намылили шею за несанкционированное использование гражданского населения в травле опасных хищников. Потом мне трясли лапу. Потом была схватка Марка с Рыжим за надбавку за риск. И еще торжественное подключение к Тиградкому. Теперь я был прописан в Тайном городе. А спустя день сам Егор Бесяев, вице-президент «Тиградком» посетил меня лично и купил мой комп за огромные тыщи. А дядю Славу вообще к себе переманил. Все восхищался его гением… Потом… Ну это уже другая история.
После всех этих напастей наша четверка отправилась в «Три педали», где мы гудели, празднуя мою победу.
А Чуя сложил балладу о наших подвигах, и мы ее хором исполнили. Три раза. На бис. К утру мы, качаясь, покинули «Три педали». Денег не было ни копья. Бронемир поймал где-то стайку Красных Шапок и, пригрозив утилизацией, выгреб у них всю мелочь. На нее мы купили мороженого, которое и употребили сидя на гранитных ступенях Москва-реки, глядя, как в розовом серебре рассвета тают неоновые огни Тайного города. Моего города.
Чтo-тo нe пишeшь, не звoнишь… Ты yмeр?-))
Здравствуйте. Мы с вами не знакомы,
Не ищите логику в письме,
В жизни не всегда есть аксиома,
И судьба не в рифмах «буриме».
В каждом новом слове будут чувства,
В них поверить каждый не готов,
Есть и серость, есть и красок буйство
Среди тысяч миллионов слов.
Главное, найти от сердца ключик
И душевной честностью кричать,
Верить свято в то - ты самый лучший
И готов до крохи жизнь отдать.
Между букв и в каждой новой строчке
Искренность, что сказана тобой.
Здравствуйте, люблю и… многоточье
И внутри желаний дикий рой.
Ноябрь 1942 года:
«Мы надеялись, что до Рождества вернемся в Германию, что Сталинград в наших руках. Какое великое заблуждение! Этот город превратил нас в толпу бесчувственных мертвецов! Сталинград - это ад! Русские не похожи на людей, они сделаны из железа, они не знают усталости, не ведают страха. Матросы, на лютом морозе, идут в атаку в тельняшках. Физически и духовно один русский солдат сильнее целой нашей роты…»
Последнее письмо датировано 4 января 1943 года:
«Русские снайперы и бронебойщики - несомненно ученики Бога. Они подстерегают нас и днем и ночью, и не промахиваются. 58 дней мы штурмовали один - единственный дом. Напрасно штурмовали… Никто из нас не вернется в Германию, если только не произойдет чудо. А в чудеса я больше не верю. Время перешло на сторону русских.»
Когда грущу, когда мне одиноко,
Пишу письмо стихами в пустоту,
Из мыслей, чувств слагаю строки,
Надеясь в тайне, что его прочтут…
Пусть четкость рифм дается мне с трудом,
Вскрываю словом, поборов волненье,
Как будто скрытое под тонким льдом
течение реки, души смятенье…
Стихи, как письма без ответа,
Без адресата отправляю в никуда
Блуждать в пространстве интернета,
Как другу, доверяя проводам…
Твои письма я нашла случайно.
Пожелтевшие странички о любви.
Читала вновь, было так печально,
Что не сошлись у нас с тобой пути.
В них всё, и радость нашей встречи,
Что скоро состояться бы должна,
И обещание… жизнь будет вечной,
И я. одна, лишь я … тебе нужна.
Но не так, всё состоялось в жизни,
Была встреча, поздняя встреча в ночи.
Ты сказал - здесь я вижу лишний.
Ушёл, не слыша крик мой на твоём пути.
Пачка писем, это всё, что осталось,
Пожелтевшие письма о нашей любви.
Их я читаю, а сердце так сжалось,
Сохрани тебя Бог, я молю… сохрани.
Какой полковник - такие и письма…
Сегодня неожиданно обнаружилось, что вернулся из отпуска мой начальник.
Чегой-то приехал из Крыма раньше положенного. Ну, то да се, как мы здесь и он там (отлично, понятно, он там, хотя все так доооооорого!) Стал расспрашивать, как мы здесь. Нормально здесь. Я рассказала, как ходила в Станицу и поняла, что больше мне рассказывать не о чем о своем почти прошедшем лете.
Не было у меня ни более ярких или таких же резонансных впечатлений. Он послушал и как-то сморщился моей узости восприятия всего. Правда, уточнил, что слышно о событиях на фронтах, не грядет ли обострение боевых действий, что люди говорят…
Мои знакомые обо всем говорят предельно спокойно, потому что слухи надоели, «военные» ничего не знают, а бояться смерти все время тоже надоедает. И те, кто год назад обещал обострения ситуации, сейчас говорит тоже самое. Прям, как по писанному.
Обещают начало боевых действий в сентябре. Год назад слово в слово было тоже самое. Такие же разговоры, такие же страхи и опасения. А потом ко всему привыкаешь, все становится как-то не про тебя. И еще забавно, что тема Донбасса всем надоела уже до чертиков. Люди ходят путешествовать, делать ремонты, жениться и рожать детей, а события на Донбассе как заноза, пардон, в заднице.
Моя подруга из своего счастливого декрета в России спросила у меня: «Ну что там у вас? Все наладилось? Вас уже куда-то присоединили?» И оправдательно: «Я сейчас телевизор не смотрю. Так вы уже Россия?» Типа того, что плохо может быть какое-то время, но долго быть плохо в принципе не может, потому что для нормального человека нормально, когда долго хорошо и недолго плохо.
И еще у сочувствия и жалости есть своя мера. Сколько можно помогать и жалеть? Сколько можно отправлять помощь? Сколько можно высылать деньги? Если системно, то это как-то уже и не помощь будто. Меня задело ее «присоединили к России». Как будто мы никчемная селезенка - отрежут или сжалятся и присобачат куда-то. И будто наше мнение вообще роли никакой не играет в этой большой шахматной партии политиков.
Наверное, так и есть. Я-то так и считаю - «за» я буду или «против», роли это кроме как для меня никакой не сыграет ни в чем. Если «за» - живи и радуйся, если «против» - вали, где лучше. Многие ведь судорожно ищут возможности продать сейчас недвижимость в Луганске, избавиться от нее, чтобы уехать, а кто-то наоборот покупает квартиры, чтобы потом продать дороже или, воспользовавшись ситуацией, приобрести, наконец, желанное жилье за копейки.
Не знаю. Тут как-то каждый сам за себя. И никто не скажет, как правильно, как будет дальше. Как решишь - так и будет верно. Странный расклад, как по мне.
Видела соседа, он вернулся из долгих скитаний по России. Я познакомилась с ним, когда он был еще 15-летним красивым мальчишкой - в глазах целый мир, стройный, сил хватит объять Вселенную. После двух лет поисков лучшей жизни он вернулся из Ростова. Если раньше он был высоким, то сейчас стал сутулым, раньше был стройным - сейчас стал худым, на место восторга пришла усталость и изможденность от поисков работы, обмана, жизни нелегала и игры в рулетку «Заплатят или обманут?» Другой человек. Нет и тридцати, а от того красивого мальчишки только тусклые глаза, в которых вовсе не небо.
Не пишите длинных писем - в них так много недомолвок,
В них так много долгих пауз, рассуждений ни о чём,
В них неслышным шагом лисьим, отодвинув лёгкий полог,
Вылезает ложь из пазух, и мурлычет за плечом.
Тонут строчки в ватной дымке недосказанных признаний,
Необдуманных решений, всевозможных пустяков,
И на пальцах, по-старинке, от шершавых прикасаний
Остаётся след мгновений невостребованных слов.
В них коварные болота недозволенных мечтаний,
Где по хлипко-чёрной гати нас уводит чей-то след,
И где в спину смотрит кто-то из-за эха обещаний,
Только это эхо, кстати, не откликнется в ответ.
На чернильных тонких тропках столько разных ответвлений,
Перекрёстков, ям и впадин, и разрушенных мостов…
И хранятся в толстых стопках списки недооткровений,
Как архив сердечных ссадин, и умолкших голосов.
Не читайте длинных писем - связкой между полюсами
Длинных писем слишком мало, лишь касание руки…
По шуршащим жёлтым листьям подойти, найтись глазами,
Чтобы сердце подсказало кто друзья, а кто - враги…
Ты - чужое письмо, мне случайно попавшее в руки.
Мне б тебя отослать адресату, души не губя!
Но моё любопытство - исчадье отчаянной скуки -
Жарко шепчет: «Прочти, может там есть строка для тебя?».
Я - письмо не тебе. Предназначено в руки другие.
Ты не станешь читать. Но красивая марка опять
Принуждает тебя, одержимого филателией,
Не отдать, не вернуть… прикарманить, иметь, обладать!
Это все не всерьез, это блажь, наважденье, минута.
Может - две, может - три… Но не больше, чем четверть часа.
Мы с тобой - два письма. Два письма, не дошедших кому-то.
Кто же тот почтальон, перепутавший так адреса?