Однажды во вьетнамском городке Вунгтау, когда я вечером скинул у кровати тапочки и собрался лечь, у самых ног, откуда ни возьмись, появился огромный таракан. Я не промахнулся, и удовлетворённый лёг спать.
Видимо, вьетнамскому богу это не понравилось, и утром, когда я выходил из ванной, он заставил меня растянуться на мокром скользком полу так, что я с сильным ушибом кисти оказался в больнице.
Врач к моей руке даже не притронулся. Он что-то сказал медсестре, и та, уложив меня на кушетку, стала измерять давление и пульс.
Потом он спросил, откуда я приехал. Узнав, что из Армении, коверкая слова, стал петь «Миллион алых роз». Несмотря на дикую боль в руке, я с вежливой улыбкой выслушал доктора до конца. Допев, он взял с меня 40 долларов и отпустил.
Это была самая высокая цена, когда-либо заплаченная мною за концертное выступление.
«АХ, ОДЕССА, ЖЕМЧУЖИНА У МОРЯ…» ИСТОРИЯ ЖИЗНИ АВТОРА ПЕСНИ МОДЕСТА ТАБАЧНИКОВА
13 августа 1913 года, 95 лет назад, родился Модест Табачников, будущий композитор, чьи песни «Ах, Одесса, жемчужина у моря», «Дядя Ваня», «Давай закурим», «Цветочница Анюта», «Ты одессит, Мишка!» и другие распевало не одно поколение советских людей.
Странный вопрос: откуда родом автор всех этих песен. Вы ещё сомневаетесь, что рождение маленького Модеста произошло в Одессе? И напрасно. Всё было именно там!
Любовь к музыке не могла не родиться в сердце этого шустрого мальчишки. Да и как без песни в Одессе, где поет не только душа, но и сердце. Вот и Мотя, как звали его окрестные мальчишки, рано увлёкся музыкой, играл в духовом оркестре, в оркестре народных инструментов при фабричном клубе. Был в какой-то мере знаменит, потому что не каждому одесситу доверят выходить на сцену.
В 1931 году, после окончания школы, 18-летний Модест поступил на дирижерский факультет Одесского музыкально-театрального института, где явно не терял времени даром, начав сочинять музыку.
О создании песни «Ах, Одесса, жемчужина у моря» существует немало легенд. Говорят, что в 1936 году Модест пришёл в ресторан гостиницы «Лондонская» проведать своих друзей-музыкантов, которые «лабали» в этом увеселительном заведении. Пока друзья наяривали какую-то мелодию, Табачников терпеливо их ожидал. Они играли вдохновенно, весело, и оттого, что чувства его переполняли, композитор начал набрасывать на салфетке ноты будущей песни.
Подошедшие друзья тут же попробовали всё наиграть на инструменте, а кто-то выпалили слова: «Ах, Одесса, жемчужина у моря». А дальше, как это иной раз случалось с народными песнями, каждый доморощенный поэт подставлял под музыку свой куплет. В каком году был оформлен тот вариант, который нам известен, трудно сказать. Многие приписывают слова Аркадию Дмитриевичу Звездину (Аркаше Северному) на том основании, что его перу принадлежат такие известные приблатненные перлы, как «Жора, подержи мой макинтош», «В семь сорок», «Школа бальных танцев», «Мясоедовская улица моя», «На Дерибасовской открылася пивная».
Сомневаюсь, что это чистая правда хотя бы потому, что к моменту рождения Аркадия песня уже жила, как минимум, три года.
Но вернёмся к Модесту Табачникову. После того, как «Жемчужина» расползлась по свету, как прореха на старой обветшавшей ситцевой рубахе, композитору поступало много предложений от поэтов, которые пытались с его помощью оставить свой след в истории. Но далеко не всем это удавалось. Как, например, поэту Галлу, который сочинил стихи о хорошем и пригожем дяде Ване. Кстати, без самого активного участия Клавдии Шульженко дело не обошлось. Именно благодаря ей песня стала широко популярна в предвоенные годы.
В 1943 году та же Шульженко включила в свой концерт и другую песню Табачникова — «Давай закурим».
Но мало кто знает, что и у этой песни судьба была в чём-то похожей на «Жемчужину». Здесь тоже вначале родилась мелодия, а уж потом к ней были написаны стихи. Дело в том, что с началом войны Модеста Ефимовича назначили музыкальным руководителем Ансамбля песни и пляски 2-й гвардейской армии. В программу к 24-й годовщине Октябрьской революции, осенью 1941 года, композитор сочинил несколько мелодий, которые предложил своему соавтору Илье Френкелю. Одна из этих мелодий стала песней «Давай закурим».
Вот только со словами случилась конфуз. Бригадный комиссар Рюмин, возглавлявший отдел пропаганды и агитации Южного фронта, которому композитор принёс и пропел эту песню, тоном, не терпящим возражений, заявил: «Никому эта твоя песня не нужна. Что это я буду вспоминать про то, что ты дал мне закурить? Вот если бы снарядами поделился или автоматный диск с патронами передал бы, тогда другое дело». Не очень-то верил в успех и первый исполнитель песни — Аркадий Явник (Воронцов). Но песня упорхнула и тут же стала любимой у фронтовиков. Про песню «Давай закурим» Константин Симонов как-то сказал, что не было такого фронта, на котором бы её не пели. И что написать эту песню мог только человек, по-настоящему знающий, что такое война и что такое солдатская жизнь на войне…
Кстати, в послевоенном варианте, который написал другой поэт — М. Либин — появились слова, рассказывающие о том, как
…Весёлый старшина в мае, в сорок пятом, с верным автоматом по улицам Берлина прошагал…
Игорь, не мучьте инструмент
После Победы Модест Ефимович написал тоже немало интересных песен. Мало кто знает, что маятник его предпочтений однажды качнулся от любимой Одессы так широко, что угодил прямо на Север. И хотя народ распевал «чукотскую народную песню» — «Пароходы — хорошо, самолёты — хорошо, а олени — лучше», мало кто знал, что и её музыку написал «одессит в крови» Табачников.
А каким остроумным он оставался до конца дней своей жизни! Знаменитый советский иллюзионист Игорь Кио вспоминал такую историю: однажды Модест Табачников пришёл в гости к его родителям, и те решили похвастать талантами своих детей. Игорь сыграл на рояле «Одинокую гармонь», а его брат — «Дунайские волны». Послушав игру юных дарований, Модест Ефимович спросил их отца: «И сколько ты за все это заплатил?». Тот назвал сумму. Табачников тут же выдал: «За эти деньги ты мог бы пригласить Рихтера, и он бы тебе месяц играл!».
За годы своей композиторской деятельности Табачников написал несколько оперетт («Сенсация», «Люблю, люблю» и другим), музыку к шести десяткам драматических спектаклей и 7 кинофильмам, более 230 песен. Но его талант государство оценило слишком поздно — присвоив звание «Заслуженный деятель искусств РСФСР» только в 1976 году, когда уже композитор болел. Он прожил в новом, 1977 году, только 31 день…
Уже по будням песен не поют,
а если запоёшь — окрестят пьяным…
Пою теперь наедине с туманом,
где над болотом комары снуют.
…Стесняться петь и не стесняться врать.
А там придёт пора — стесняться думать,
стесняться жить, стесняться умирать
(ах, как бы не наделать в доме шума!).
Так что вам спеть? Прошу. Любой заказ.
О тишине? О нерождённых звёздах?
О том, как листья поедают воздух?
Иль — что-нибудь вполголоса — про нас?
А что владеет сердцем — радость, грусть ли —
не всё ль равно! Звенели б только гусли.
Тебе объяснили кто твой друг, а кто враг
И ты купился, ты поверил, дурак!
Но те, что отправляют тебя в последний бой,
Не станут умирать рядом с тобой.
Они не пойдут с тобой в тот мрак,
В котором ты и в котором твой враг.
Они всё узнают из программы новостей,
В которой покажут плачущих детей.
И вот ты уже побрит наголо,
Даже взгляд поменялся — стал таким наглым.
Но стоит ли это слёз твоей мамы?
Твоя жизнь равна девяти граммам.
И они уже летят, летят тебе навстречу.
Может даже не убьют, просто покалечат,
И ты, грёбаный мудак, когда-нибудь поймёшь,
Вспомнишь тех детей, которых не вернёшь.
Не спеши точить ножи,
Скажи зачем тебе война?
Твоя жизнь не только злость…
Вся твоя злость всего лишь задана.
И как я могу судить тебя?
Я перед небом как и ты, такая же тля,
Я так же как ты не понимаю этот мир,
Но есть одно но: я никого не убил.
А ты можешь продолжать верить уродам:
Год за годом, год за годом…
Ты можешь продолжать сеять сталь,
Всё зашибись, мне тоже очень жаль
Все джихады, вендетты, крестовые походы
Придумали суки, придумали уроды.
Думай головой, головой, а не жопой.
Неужели ты так хочешь кого-нибудь ухлопать?
Вкус победы — это вкус чьей-то боли.
Хотел ли ты сам себе такой доли?
И те, что отправляют тебя в последний бой,
Не станут умирать рядом с тобой.
Не спеши точить ножи,
Скажи зачем тебе война?
Твоя жизнь не только злость…
Вся твоя злость всего лишь задана.
Я в твоих глазАах твоих.
Я родилась в городе у моря,
Я родилась в городе у моря,
Я родилась в городе у моря -
Тут бывает неспокойно зимой,
Дуют ветры с гор на город мой.
Я родилась в городе у моря,
Я родилась в городе у моря,
Я родилась в городе у моря -
И с малых лет, поднималась я
На Маркотский хребет!
Я родилась в городе у моря,
Я родилась в городе у моря,
Я родилась в городе у моря -
Люблю его я всей душой,
Пусть он не такой большой…
Я родилась в городе у моря,
Я родилась в городе у моря,
Я родилась в городе у моря -
И песню пою просто так,
А болею я за местный «Спартак!
Я родилась в городе у моря,
Я родилась в городе у моря,
Я родилась в городе у моря,
Что вокруг бухты лежит,
И имя ему - Ге-лен-джик, Ге-лен-джик, Ге-лен-джик!!!
Не отпускай нашу любовь!
Пусть океаном станет суша.
Нам всех сказать не хватит слов.
Терзать обида будет души
На небесах замолкнут птицы.
Погаснут звезды и луна.
И не засветятся зарницы.
Наступит в мире тишина
Пусть время многое сотрет,
Что дорогого в прошлом было,
Любовь пусть вечно в нем живет.
Лишь только б сердце не остыло
Пусть за последнею чертой
Я без тебя один останусь.
И солнце станет темнотой.
Мечты и мысли в бездну канут
Я прилечу к тебе на зов,
Пройдя круги земного ада,
Не отпускай нашу любовь!
Хочу всегда с тобой быть рядом.
Copyright: Ирина Стефашина, 2016
Свидетельство о публикации 116061009587
Волк-одиночка, я небеспорочен, необеспечен, но не увечен, я просто вечен.
Урбан не принимаю, но
Город вокруг грохочет, холодом точит, я ухожу из стаи.
Воспоминаний
Строчки листая, струнами сердце стонет, прошлых историй споры,
Нелепые ссоры, наши с тобою, рыбою тонет в море лавстори.
Ветер по встречной гонит.
Ты - мой антоним, ты - другая.
Ты словно училась в Шармбатоне…
Да, это Гарри Поттер, да, я еще помню, помню… не исчезай! Но исчезает…
Пропадает…
что мне? Ацетон?.. Гидропоника?.. Мимо протоны
Летят, светом дрожат, слепЯт, несут прочь
Отсюда, в лето, где тО-чку
Поставили мы зря,
Непризнанно это мною - но был неправ я. Слеп был, как дальтоник.
Теперь
Мельпомена плачет, сцены немые ставит, но не объясняет, что это значит.
Гармоний
В мыслях нет больше, позже я вернусь, возможно. Сержусь.
Пишу фельетоны. Тружусь
Где и как придется. Она не ведется
На разговоры. Кожей
Чувствую ее, звучит во мне обертоном, я уже хроник.
Колет почка - пиво. Для позитива лишь, это точно! Но колет, словно заточка.
Все, об этом ни строчки больше, ни слова! Точка.
Глажу сорочку. Галстук, перстень, цепочка. Просто мачо. Скачет
Сердце скачет, ей навстречу бежать готово снова… Опомнись! Без головного
Убора выпрыгнуло из ребер, нет запасного, стой! Я с тобой! Взрывного
Нрава ее боюсь,
Несусь за сердцем вслед, спиртного бы, но нет!.. Его.
Вернусь. Я к ней непременно вернусь.
Типа припев:
Летооо, прошлое светлооо
Без слов звучит в сердцеее,
Птицей поет чистооой.
Струной звенит, песнееей.
Крестооом руки раскинув,
В траве, солнцем ослеплён,
Ловишь
Лучик щекой, душой
Не остынув,
Вспомнишь лето с тоской.
Зимой…
Игорь Николаев поёт только для одной тебя, не накручивай…
Голос песни слаще мёда,
Горше поминальных слов,
А по власти только Бога
Ниже - Он простить готов.
Подожди, молю, останься!
Ты себя со мной сравни:
Твоё сердце - ветра танцы,
Я - незыблемый гранит.
По глазам твоим сужу я…
Нет, открой!
Не закрывай.
Переполненное чувство
Скроет сдержанность,
Но взгляд.
Каждый раз, как расстаёмся,
Словно жизнь уходит прочь.
Много ценного на рынке
Присмотрелся - стоит грош.
Голос песни слаще мёда,
Горше поминальных слов,
А по власти только Бога
Ниже - Он прощать готов.
Драм-мы больше нет!
Пишу стихи …
Слагаю песни …
И Жизнь моя всё Интересней …
:)))(((:
Фейга Йоффе - «У самовара я и моя Маша»
Кто только не значится в авторах знаменитого фокстрота «У самовара…»: Утесов, Лещенко, Лебедев-Кумач, Фанни Гордон… Так кто же на самом деле автор этой замечательной и любимой всеми песни времен НЭПа?
Фанни Гордон, но только наполовину: она автор музыки, а первые слова на знаменитую мелодию написал польский поэт, бывший тогда директором театра-кабаре в Варшаве Анджей Власт. Это только начало довольно запутанной истории.
Фанни родилась в Ялте. Её родители были евреями, и звали ее тогда Фейга, Фейга Йоффе. По отчиму Гордон. Позднее она взяла себе псевдоним Фанни Гордон. Во время гражданской войны семья вынуждена была бежать из России. Поселилась в Варшаве.
Межвоенное время для Польши Пилсудского было временем расцвета и эйфории. Она победила ненавистную ей Россию, мечтала об империи от моря до моря с включением всех земель, некогда ей принадлежавших. Варшаву захлестнуло веселье, по всей стране открываются многочисленные кабаре, спрос на весёлые мелодии, анекдоты и фрашки - зашкаливает.
Собираясь в компаниях, поляки шутят и поют весёлые песни. Однажды в такой тёплой компании юная пятнадцатилетняя дочь хозяина наиграла недавно сочиненную ею мелодию. Нот она не знала, но была музыкально одарённой, сочинение музыки давались ей легко. Это было её первое сочинение.
И так случилось, что в тот вечер в гостях у её родителей был Анджей Власт, которому мелодия настолько понравилась юмором и легкостью, что он почти сразу сочинил к ней стихи. Так родился популярный фокстрот тридцатых годов «У самовара…».
Надо сказать, что Анджей Власт никогда не утруждался сочинением шедевров, считая, что главное в песне мелодия. Хрустальная ваза мелодии может вместить в себя любые слова, нимало её не испортив. И он оказался прав: позднее слова на музыку «У самовара…» сочиняли многие: русские, литовцы, евреи. Так случается часто. Достаточно вспомнить слова к романсу «Очи чёрные», которые тоже кто только не сочинял и не дополнял.
И в этот раз победила мелодия. Анджей Власт сразу включил песню в репертуар своего кабаре «Морское око», неизменно водружая на сцену во время её исполнения огромный самовар. Даже очень слабые слова сделали песню шлягером, звучавшим из каждого окна. Это был 1929 год.
А через два года к Фанни пришли два представителя фирмы «Polydor Records» и предложили записать песню «У самовара…» на пластинку, но с одним условием - написать к ней слова по-русски, так как для окупаемости предполагалось продавать е1 среди русских эмигрантов Прибалтике, Германии и Франции. Для рождённой в России Фанни, сделать это не составляло никакого труда. Так появились две строфы:
У самовара я и моя Маша,
А на дворе совсем уже темно.
Как в самоваре, так кипит страсть наша,
Смеётся хитро месяц нам в окно.
Маша чай мне наливает,
А взор её так много обещает.
У самовара я и моя Маша,
Вприкуску чай пить будем до утра.
В русском варианте песня «У самовара…» впервые была исполнена в 1932 году поляком Арполином Нюма и тоже стала популярной - сначала в Риге, потом - во всей Прибалтике. В Риге песню услышал Пётр Лещенко, добавивший к ней свои две строфы.
Ночка снежная,
А у меня на сердце лето.
Жёнка нежная,
Пускай завидуют мне это!
Думы мои одне:
Побыть скорее с ней наедине.
Тёмна ночка покроет всё,
Не выдаст нас и будет точка.
Потом появились слова на литовском языке «В Паланге в море …», которые сочинил и пел русский эмигрант Даниил Дольский. В них не было ничего общего с «Машей»… кроме мелодии.
Palangos juroj nuskendo mano meile
Ir saltos bangos jos neatiduos…
(… утонула любовь моя
и холодные волны не вернут её…)
Евреи добавляли к песне свои слова (У самовара кантор, я и Сара), русские - свои:
У самовара я и моя Маша.
Как хорошо нам быть с тобой вдвоём!
И пироги, и гречневая каша!
Сегодня вдосталь мы чайку попьём.
Главной в песне была, как и говорил автор первых слов, мелодия, ставшая узнаваемой с первых тактов. С лёгкой руки Петра Лещенко, гастролировавшего с ней чуть не по всему свету, она стала популярной во многих странах. Утёсов услышал песню в рижском варианте и включил её в свой репертуар. Так песня стала известной в СССР.
Фанни Гордон говорила, что это лучшее исполнение, передающее шуточный подтекст и пародийность «Маши». На пластинку песню «У самовара» Леонид Осипович записал в 1934 году, и она тоже стала чрезвычайно популярной. Правда, потом её заклеймили как буржуазную и запретили. Все пластинки с песней были из продажи изъяты, но в коллекции Сталина она осталась. Михаил Булгаков в одной из своих пьес вложил в связи с этим в его уста такие слова:
«…Запретный плод сладок. Зощенко нравится, Анна Андреевна, куплетисты Вертинский, Лещенко Пётр, Утёсов Леонид, (напевает): „У самовара я и моя Маша, вприкуску чай пить будем до утра…“. А мне говорят: „Не наша Маша - не рабоче-крестьянская, мещанская Маша“… А нам нравится… Почему я не хозяин себе? То не так, это не то…»
Запрет с песни был снят только в 1975. Но настоящего имени автора слов и музыки на ней не было. Автором слов значился Василий Лебедев-Кумач, которого ретивые журналисты поспешили окрестить вором, хотя поэта не было в живых уже тридцать лет.
Разъяснил эту ситуацию писатель Г. А. Скороходов, рассказавший, почему на пластинке появилось имя Лебедева-Кумача. Дело было так. Когда готовилась запись второго варианта песни «У самовара», возник вопрос, кого ставить автором музыки и слов?
На старой пластинке 1934 года стояло только имя автора обработки мелодии - Семёна Кагана, который к тому времени уже эмигрировал. Соответственно, его имя ни при каком раскладе не проходило. Все его записи давно были уничтожены, в том числе и записи Изабеллы Юрьевой, которой Каган аккомпанировал.
Тогда Леонид Утёсов предложил поставить автором обработки Леонида Дидерихса, когда-то игравшего в его оркестре, но к тому времени уже приказавшего долго жить. «Покойник не обидится», - сказал Утёсов. На том и остановились. Что касается автора слов, то его на старой пластинке вообще не было.
Когда Глеб Анатольевич спросил, кого будем указывать автором слов, Утёсов с ходу ответил: «Пиши: слова народные». Скороходов засомневался. Тогда Утёсов и предложил поставить автором В. Лебедева-Кумача, с которым Леонид Осипович был дружен и который писал слова ко многим песням, исполнявшимся Утёсовым. Так в 1975 году «У самовара…» появился новый автор слов.
Авторство Фаины Марковны Квятковской (Фанни Гордон) Леонид Утёсов почему-то усомневал, хотя был с ней знаком с пятидесятых годов. Через несколько лет, в 1979 году, подлинное имя автора музыки и слов было восстановлено, и Фаина Марковна до конца жизни получала за песню гонорар, хоть и небольшой - всего девять рублей 50 копеек, но для неё это было подспорьем.
Судьба Фаины Марковны сложилась, по её собственным словам, счастливо, если иметь в виду, что она не погибла в Варшавском гетто, как большинство её соплеменников. Спасло то, что она взяла фамилию мужа-поляка Квятковского. В СССР композитор, поэт и переводчик жила в Ленинграде, в двух комнатах большой коммунальной квартиры, была дружна с Дмитрием Сергеевичем Лихачёвым.
Жила очень просто, продолжала работать, сочинять музыку и делать переводы. Она была счастлива, что её знаменитый фокстрот «У самовара…» и не менее знаменитое танго «Аргентина» поют и любят, хотя сочинила она их почти девяносто лет назад.
Умерла 9 июля 1991 года в возрасте 76 лет в Санкт-Петербурге.
Из песни слов не выкинешь. Особенно, если их там нет.