Утро, полное света и тепла… худенькое, но изящное тельце вылезло из-под пушистого пледа… вяло потянулось и соскочило на пол… за ним из-под пледа вылезла мощная сила, огромное, сильное и крепкое тело… которое крепко схватило за руку девушку и заломило за спину ее руки… - не отпущу! Сказал он…- тебе не вырваться! Его тело как тяжелая скала, а ее, как натянутая струна… две противоположности мужская сила и женская слабость - это истина и законы природы… его сила в обладании ее нежности, а ее сила в обладании его силы.
«Эй вы, задние, делай, как я!
Это значит - не надо за мной,
Колея эта - только моя,
Выбирайтесь своей колеей.»
Старый принцип, мол, красота - радость навеки: а вот по моему личному опыту даже самая раскрасивая красавица - радость только на три часа, это предел. Потом ведь она захочет рассказать тебе обо всех своих травмах детства.
У власти может оказаться кто угодно! Например, человек, всю жизнь занимавшийся уязвлением соседей. Плевал в чужие кастрюли с супом, подбрасывал толчёное стекло в чужое сено. Его, конечно, сметут, но он успеет вдосталь наплеваться, нашкодить, натешиться… И ему нет дела, что в истории о нём не останется следа или что отдалённые потомки будут ломать голову, подгоняя его поведение под развитую теорию исторических последовательностей.
Лидия вернулась и нашла себе маленькую квартиру в районе Бёрбанка. Казалось, я ей сейчас дороже, чем до нашего расставания.
- У моего мужа был вот такой вот здоровенный хрен, и больше ни фига не было. Ни личности, ни флюидов. Один здоровенный х. й, а он думал, что ему больше ничего и не надо. Но господи ты боже мой, какой же он был тупой! С тобой же я эти флюилы все время получаю… такая электрическая обратная связь, никогда не прекращается. - Мы лежали вместе на постели. - А я даже не знала, большой у него хрен или нет, потому что до его хрена я хренов в жизни не видела. - Она пристально в меня вглядывалась. - Я думала, они все такие.
- Лилия…
- Чего?
- Я должен тебе кое- что сказать.
- Что?
- Я должен съездить повидаться с Ди Ди.
- Съездить повидаться с Ди Ди?
- Не остри. Есть зачем.
- Ты же сказал, все кончено.
- Все и кончено. Я просто не хочу её бросать слишком круто. Я хочу объяснить ей, что произошло. Люди слишком холодны друг с другом. Я не хочу её вернуть, я просто хочу попробовать объяснить, что случилось, чтоб она поняла.
- Ты хочешь её вые… ть.
- Нет, я не хочу. Я едва ли хотел её е… ть, когда был с ней. Я просто хочу объяснить.
- Мне это не нравиться. По мне, так это… звучит…сусально.
- Дай мне так сделать. Пожалуйста. Я скоро вернусь.
- Ладно. Только давай скорее.
Я сел в «фольксваген», срезал угол на Фонтан, проехал несколько миль, затем свернул на север в Бронсоне и прогнал туда, где высокая арендная плата. Оставил машину снаружи, вышел. Поднялся по высокой лестнице и позвонил. Дверь открыла Бьянка.
- Тебе чего надо?
- Я хочу видеть Ди Ди. Хочу с ней поговорить.
- Она больна. Очень больна. Мне кажется, тебя не следует к ней пускать вообще после того, как ты с ней обошёлся. Ты настоящий первостатейный подонок.
- Я просто хочу с ней поговорить, объяснить кое- что.
- Ладно. Она у себя в спальне.
Ди Ди лежала на постели в одних трусиках. Рукой она прикрывала глаза. Отличные груди. Рядом с кроватью стояла пустая пинта виски, на полу горшок. От горшка несло блевотой и пойлом.
- Ди Ди …
Она приподнята руку.
- Что? Хэнк, ты вернулся?
- Нет, постой, я просто хочу с тобой поговорить…
- О, Хэнк, я так ужасно по тебе скучала. Я чуть с ума не сошла, больно было кошмарно…
- Я хочу, чтобы тебе стало легче. Вот и зашёл. Может, я глупый, но я не верю в неприкрытую жестокость…
- Ты не знаешь, каково мне…
- Знаю, я там бывал.
- Хочешь выпить? - Она показала на бутылку. Я взял пустую бутылку и печально поставил на место.
- В мире слишком много холода., - сказал я. - Если б только люди могли договорится обо всем, было бы по другому.
- Останься со мной, Хэнк. Не уходи к ней, пожалуйста. Прошу тебя. Я уже достаточно прожила, я знаю, как быть хорошей женщиной. Ты это сам понимаешь. Я буду хорошей, и с тобой, и для тебя.
- Лидия меня зацепила. Я не могу объяснить.
- Она вертихвостка. Она импульсивна. Она тебя бросит.
- Может этим и берет.
- Ты хочешь шлюху. Ты боишься любви.
- Может, ты и права.
- Поцелуй меня, и все. Я ведь не слишком многого прошу- чтобы ты меня поцеловал?
- Нет.
Я растянулся с нею рядом. Мы обнялись. Она поцеловала меня, я поцеловал её, и она прижала меня к себе. Я отстранился как можно нежнее.
- Хэнк, - сказала она.- Останься со мной! Не возвращался к ней!
- Я не могу с тобой остаться…
Она резко села и принялась меня колотить. Кулаки у неё были твердые, как камни. Она отоваривала меня обеими руками. Я просто сидел, а она отвешивала плюхи. Мне попадало в бровь, в глаз, в лоб, по скулам. Один я даже поймал кадыком.
- Ах ты сволочь! Сволочь, сволочь! Ненавижу тебя! Я схватил её за запястья.
- Ладно Ди Ди, хватит.- Она упала обратно на постель, а я встал и вышел вон.
Когда я вернулся, Лидия сидела в кресле. Лицо её было темно.
- Тебя долго не было. Посмотри мне в глаза. Ты е… л ее, правда?
- Нет, неправда.
- Тебя ужасно долго не было. Смотри, она поцарапала тебе лицо!
- Говорю тебе, ничего не произошло.
- Сними рубашку. Я хочу посмотреть на твою спину.
- Ох, кончай это говно, Лидия.
- Снимай рубашку и майку.
Я снял.
- Что это за царапина?
- Если она там есть, значит, ты её и провела.
- Хорошо. Я знаю, как можно проверить.
- Как?
- Марш в постель.
- Хоро- шо!
Экзамен я выдержал, но после подумал: а как мужчине проверить женщину на верность? Несправедливо, а?
Ди Ди купила клетку с двумя неразлучниками и мы вернулись в гостиницу. Я открыл пиво и включил телевизор. Выбор был ограничен.
- Пойдём ещё погуляем, - предложила Ди Ди .-
Так хорошо снаружи.
- Я буду сидеть здесь и отдыхать, - сказал я.
- Ты не против, если я без тебя схожу?
- Валяй.
Она поцеловала меня и ушла. Я выключил телевизор и открыл ещё пиво. На этом острове делать больше нечего - только напиваться. Я подошёл к окну. На пляже подо мной Ди Ди сидела рядом с молодым человеком, счастливая, болтала, улыбалась и размахивала руками. Молодой человек ухмылялся ей в ответ. Хорошо, что я не участвовал в этой фигне. Я рад, что не влюблен, что не счастлив от всего мира. Мне нравится быть со всеми остальными на ножах. Влюбленные часто раздрожительны, опасны. Утрачивают ощущение перспективы. Теряют чувство юмора. Превращаются в нервных, занудных психотиков. И даже становятся убийцами.
Ди Ди не было 2 или 3 часа. Я немного посмотрел телевизор и на портативной машинке напечатал пару- тройку стихотворений. О любви - о Лидии. Спрятал их в чемодан. Выпил ещё пива.
Потом постучалась и пришла Ди Ди.
- О, я изумительно провела время! Сначала я каталась на лодке со стеклянным дном. Мы видели разную рыбу в море, там до самого дна все видно! Потом я нашла другой катер, который возил людей туда, где их яхты стоят на якоре. Молодой человек разрешил мне кататься несколько часов всего за доллар! У него спина вся обгорела от солнца, и я втирала ему в спину ласьон. Он ужасно сгорел. Мы развозили людей по яхтам. Видел бы ты, что на яхтах за люди! Старичье в основном, ветхое старичье с молоденькими девчонками. Девчонки все в сапогах, все пьяные или накуренные, взвинченные, стонут. У некоторых стариков мальчишки были, но у большенства - девчонки, иногда по две, по три, по четыре. От каждой яхты кумаром несло, киром и развратом. Чудесно!
- В самом деле неплохо. Мне бы твой дар откапывать интересных людей.
- Сьездишь завтра? Там можно весь день за доллар кататься.
- Я пас.
- Написал что-нибудь сегодня?
- Немножко.
- Хорошо?
- Этого никогда не знаешь, пока восемнадцать дней не пройдёт.
Ди Ди подошла и посмотрела на попугайчиков, по говорила с ними. Хорошая она женщина. Мне нравится. По- настоящему за меня беспокоится, желает мне только добра, хочет, чтобы я хорошо писал, хорошо е… л, выглядел тоже хорошо. Я это чувствовал. Это прекрасно. Может, когда-нибудь слетаем вместе на Гавайи. Я подошёл к ней сзади и поцеловал в правое ухо, возле самой мочки.
- О, Хэнк, - вымолвила она.
Мы с Лидией вечно ссорились. Она была вертихвосткой, и это меня раздражало. Когда мы выходили поесть, я был уверен, что она приглядывается к какому-нибудь мужику на другом краю ресторана. Когда заходили мои друзья и у меня была Лидия, я слышал, что разговаривает она все интимнее и сексуальнее. Она всегда специально подсаживалась к моим друзьям как можно ближе. Лидию же раздражало мое пьянство. Она любила секс, а мое пьянство мешало нам заниматься любовью.
- Либо ты слишком пьян, чтобы трахаться вечером, либо слишком болеешь, чтобы трахаться утром, - говорила она.
Лидия впадала в ярость, если я хоть бутылку пива при ней выпивал. Мы с нею разбегались как минимум раз в неделю - «навсегда», - но вечно как-то умудрялись помириться. Она закончила лепить мою голову и подарила ее мне. Когда мы разбегались, я ставил голову в машину на переднее сидение, вез к дому Лидии и оставлял у двери на крыльце. Потом шел к телефонной будке, звонил ей и говорил:
- Твоя чертова башка стоит за дверью!
Так голова ездила туда и обратно.
- Ты раньше здесь писал. Ты был занят. Ты приносил сюда чернила и рисовал свои рисунки. А теперь едешь домой и все самое интересное делаешь там. Здесь ты только ешь и спишь, а с утра первым делом уезжаешь. Тупо.
- Мне нравится.
- Тебе только сидеть на одном месте да критиковать всех и вся. Ты не хочешь ничего делать. Тебе все нехорошо.
Я скатился с кровати и встал. Начал надевать рубашку.
- Что ты делаешь? - спросила она.
- Выметаюсь отсюда.
- Ну вот. пожалуйста. Как только что не по-твоему, ты вскакиваешь и сразу за дверь. Ты никогда не хочешь ни о чем разговаривать. Ты идешь домой и напиваешься, а на следующий день тебе так худо, что хоть ложись и подыхай. И вот тогда ты звонишь мне.
- Я ухожу отсюда к чертовой матери.
- Но почему?
- Я не хочу оставаться там, где меня не хотят. Я не хочу быть там, где меня не любят.
Лидия помедлила. Потом сказала:
- Хорошо. Давай, ложись. Мы выключим свет и просто будем тихо вместе.
Я помедлил. Затем сказал:
- Ну ладно.
Я разделся целиком и залез под одеяло и простыню. Ляжкой прижался к ляжке Лидии. Мы оба лежали на спине. Я слышал сверчков. Славный тут район. Прошло несколько минут. Потом Лидия сказала:
- Я стану великой.
Я не ответил. Прошло еще несколько минут. Вдруг Лидия вскочила с кровати, вскинула руки к потолку и громко заявила:
- Я СТАНУ ВЕЛИКОЙ!
- Ладно, - сказал я.
Потом она добавила уже тише:
- Ты не понимаешь. Я стану великой .У меня есть потенциал, больше, чем в тебе.
- Потенциал, - ответил я, не фига не значит. Надо дело делать. Почти у любого младенца в люльке больше потенциала, чем у меня.
- Но я это СДЕЛАЮ!
- Ладно, ладно, - сказал я. - А пока ложись обратно.
Лидия легла обратно. Мы не целовались. Тут уж не до секса. Я устал. Слушал сверчков. Не знаю, сколько времени прошло. Я уже почти уснул - не совсем, правда, - когда Лидия вдруг села на кровати. И завопила. Вопль был громкий.
- В чем дело? - спросил я.
- Лежи тихо.
Я стал ждать. Лидия сидела не шевелясь минут наверное, десять. Потом снова упала на подушку.
- Я видела Бога, - сказала она. - Я только что видела Бога.
- Слушай, ты, сука, ты с ума меня свести хочешь!
Я встал и начал одеваться. Я рассвирепел. Я не мог найти свои трусы. Да ну их к черту, подумал я. Пусть валяются, где валяются. Я надел на себя все, что у меня было, и сидел на стуле, натягивал башмаки на босые ноги.
- Что ты делаешь? - спросила Лидия.
Я не смог ей ответить и вышел в переднюю комнату. Моя куртка висела на спинке стула, я взял ее и надел. Выбежала Лидия. В голубом неглиже и трусиках. Босиком. У Лидии были толстые лодыжки.
Обычно она носила сапоги, чтоб их спрятать.
- ТЫ НИКУДА НЕ ПОЙДЕШЬ! - заорала она.
- Насрать, - сказал я. - Я пошел отсюда.
Она на меня прыгнула. Обычно она бросалась на меня, когда я был пьян. Теперь же я был трезв. Я отступил вбок, и она упала на пол, перевернулась и оказалась на спине. Я переступил через нее на пути к двери. Она была в ярости. Она походила на самку леопарда. Я взглянул на нее сверху вниз. Она испустила рык, и только я собрался выйти, как она, дотянувшись, вцепилась ногтями в рукав моей куртки, потащила на себя и содрала его прямо с руки. Рукав оторвался в плече.
- Господи ты боже мой, - сказал я, - посмотри, что ты сделала с моей новой курткой. Я ведь только ее купил.
Я открыл дверь и выскочил наружу с голой рукой.
Только я успел отпереть машину, как услышал, что за спиной по асфальту шлепают босые ее ноги.
Я запрыгнул внутрь и запер дверцу. Нажал на стартер.
- Я убью эту машину! - орала она. Я прикончу эту машину!
Кулаки ее колотили по капоту, по крыше, по ветровому стеклу. Я двинул машиной вперед, очень медленно, чтобы не покалечить Лидию. Я медленно выезжал, а Лидия все молотила кулаками по машине. Едва я от нее оторвался, сразу дернул на вторую. Бросив взгляд в зеркальце, я увидел, как Лидия стоит одна в лунном свете, не шевелясь, в своем голубом неглиже и трусиках. Все нутро мне корежило и переворачивало. Я болен, не нужен, печален. Влюблен в нее.
От чтения меня оторвал монах, сказав, что мне нужно увидеть кое-что важное с колокольни. Мы поднимались по стертым каменным ступеням. Площадка колокольни была маленькой. Большую часть ее занимал величаво висевший древний колокол. С такой высоты был виден строящийся демонами зиккурат. Нечисть суетилась. Присмотревшись, я смог разглядеть подвешенного человека. Его пытали. Хашмедай рассекал его плоть огромным хлыстом. Чудовищный свист и последовавший за ним крик был слышен даже отсюда. Монах склонил голову, молясь о помощи несчастному. Колокол глухо загудел. Я торопливо бежал по стертым ступеням. Нужно что-то придумать. Но как пробраться по лагерю демонов незамеченным, и как спасти пленника я не представлял. С мыслями о плане я подобрался достаточно близко, чтобы отчетливо видеть пленника. Он был без сознания. С разбитых губ капала кровь. Я прятался за камнем боясь шевельнуться. Недалеко от меня потрескивал жарким огнем Инфернал. Порождения Огня и Камня выполняли функцию стражей. Гулко загрохотав, он двинулся в мою сторону. Прошел совсем рядом, но почему-то не увидел. Я обернулся на колокольню. Маленькая фигурка монаха неустанно осеняла меня крестным знамением. Инфернал смутно ощущал меня и топтался рядом, ища повод для поднятия тревоги. Я потихоньку пробирался к пленнику боясь попасться демонам, которые наверняка увидели меня под защитой молитвы. Внезапно из постройки рядом с зиккуратом вышел Хашмедай. Злобно размахивая плетью, он торопливо шел к пленнику. Не доходя несколько шагов, демон взмахнул хлыстом. Свист резанул по ушам. Раздался крик. Пленник забился в агонии. Демон взмахнул снова. Хлыст рассекал плоть, словно отточенный нож. Из страшных порезов теплыми ручьями бежала кровь.
- Говори мне! - кричал Хашмедай, грозно щелкая клювом - Говори и прими легкую смерть. - Что нужно Свету здесь? Зачем они послали сюда Крестоносца? Каждый вопрос демон подкреплял ударом плети. Пленник страшно кричал, терпя невыносимую боль. Наконец хлыст попал по лицу. Я услышал, как кончик плети щелкнул по черепу пробив кожу.
- Моя Душа - Святая Твердыня! - надрывно закричал пленник, срывая голос - Не устрашусь я Ночи! Не убоюсь Тьмы!
Она пожала плечами. Точней, одним плечом, лишь чуть приподняла. Как-то очень мило, прям поцеловал бы. Некоторые маленькие жесты помнишь потом всю жизнь…
Человеку, недавно вырвавшемуся из темницы атеизма, кажется, что он, наконец, обрел желанную духовную свободу. Ему представляются восхитительно заманчивыми обещания экстрасенсов не только исцелить от болезней, но и открыть «скрытые способности». Хочется ощущать себя причастным к необыкновенным силам, которыми, как он убежден, могут поделиться с нами «добрые гуманоиды» с иных планет, желающие спасти всех нас.
Многочисленные православные издания, призывающие к духовной трезвости, к умению осмыслить и оценить происходящее, говорящие, что духовность может быть и демонической, часто не воспринимаются вступившими на путь поисков. Мудрые предостережения видятся им ограничением свободы. Когда же с каждого угла слышатся голоса, обещающие решение всех проблем, человек, не укорененный в церковной традиции, как правило, не может удержаться, чтобы не «клюнуть» на какую-нибудь приманку, которая часто оказывается отравленной.
Об этих процессах в нашем обществе говорил диакон Андрей Кураев на Конгрессе православной прессы в марте 2000 года:
«В нашей Церкви сегодня огромное количество людей, которые приползли в Церковь как подранки, потому что они попробовали на свой страх и риск войти в Церковь через черную дверь оккультизма и там напоролись на то, чего не ожидали. Они были уверены: всякая духовность - благо! Они утверждали: все люди идут к добру, все замечательно, а вы, мракобесы, отстаньте, что вы мне говорите - что нельзя в секту идти! Да и нельзя говорить „секта“, но „новое религиозное движение“, очень интересное, духовное - пойду-ка я к ним!
И потом эти люди натыкаются в оккультизме на такое, что прибегают в храм и умоляют: защитите! спасите!!! И тут, по милости Божией, становится понятно, зачем нужна Церковь и что главное в Церкви. Оказывается, главное - это не лекции, не книги, а благодатный покров таинств… Отсюда первая и необходимая часть церковного служения - сузить горизонт духовного опыта человека, не расширить, а именно сузить. И в этом смысле задача Церкви, как ни парадоксально это звучит, сродни задачи полиции. Задача полиции тоже в том, чтобы сузить опыт жизни человека. В каком смысле? Чтобы опыт изнасилования не был знаком каждой женщине, чтобы опыт грабежа не был знаком каждому дому, чтобы опыт рэкетирства не был знаком каждому предпринимателю - вот для этого существует полиция в нормальном обществе. И Церковь тоже существует для того, чтобы опыт мистического насилия, опыт мистического блуда, опыт встречи с религиозной „чернухой“, с духами тьмы - чтобы этот опыт не был знаком каждому человеку».
Эта книга несколько необычна для церковного издательства тем, что не преподает известный каждому православному опыт трезвения в готовом виде, но вместе с читателем следует по пути его поисков и сомнений, показывает духовные опасности и ловушки, но право сделать вывод предоставляет человеку самостоятельно. Несомненно, важным для читателя окажется и опыт заблуждений людей, побывавших в ловушках псевдодуховности, и «методика» воздействия демонов на различные сферы жизни и сознания человека, включая творчество.
Сборник, в котором приводится много свидетельств ученых, предназначен в первую очередь для тех, кто сомневается, кто еще не нашел истину. Но он поможет и православным читателям - ведь у каждого есть родные, знакомые, нуждающиеся в серьезном, откровенном разговоре. Да и все ли из церковных людей, часто пришедшие в храм через тяжкие испытания и искушения, свободны от различного рода «научных» суеверий, «цивилизованных» предрассудков?
Весьма часто невосприимчивой к слову Церкви оказывается та часть интеллигенции, которая хочет честно разобраться в увеличившемся потоке паранормальных явлений. Естественно, перед учеными встает вопрос: а почему нельзя изучать методы воздействия, скажем, экстрасенсов и применять их в практической медицине, в криминологии
Дай Бог каждому разумения научиться осмысливать происходящее и трезво оценивать любые новшества и открытия с точки зрения духовной пользы.
…Вообще плохо переношу модную литературу. Бывало, все вокруг визжат от восторга, кипятком брызгают. Прочти, умоляют, прочти! Не буду. Вот спадёт шум - тогда прочту. В более спокойной обстановке.
Спадает шум. Читаю. Вникаю. Прихожу к визжавшим и брызгавшим, предъявляю книжку, спрашиваю: «Ну и чем вы тут восторгались?» А они смотрят на меня непонимающе, даже оскорблённо: «Разве мы восторгались? Это ты нас с кем-то путаешь».
Какого лешего вникал, спрашивается?
…Моя тёща Эдит Назаровна очень боится предстоящего ледникового периода. Как, впрочем, и глобального потепления. Ещё её сильно достаёт политика Соединённых Штатов Америки. Вы не поверите, но проклятые янки нарочно разрушают собственную экономику только затем, чтобы досадить нам, русским, уронив свой поганый доллар. И, что самое потрясающее, помимо сериалов Эдит Назаровна ежедневно смотрит молодёжные реалити-шоу.
Тёща по разуму.
Раньше я полагал, что она обыкновенный уникум. Теперь я так не полагаю. Как выяснилось, пенсионеры чуть ли не поголовно мрут по этим самым реалити, когда несколько юных балбесов помещаются в замкнутое пространство, изолируются от внешнего мира - и пошло-поехало. Однажды я сел рядом с тёщей и в течение пятнадцати минут не отрывался от телевизора, честно пытаясь понять, чем она так очарована.
И, знаете, понял. Молодёжь на экране вела себя подобно старикашкам в доме престарелых: они качали права, учиняли склоки, ссорились, мирились, перемывали друг другу косточки. Родство душ. Перекличка поколений.
Похоже, нынешние детишки - с пелёнок пенсионеры…
***
…Защёлкнув замок, поднял глаза и обнаружил в дверном проёме тёщу с застывшим лицом. Что ещё стряслось? Секунды две мы молча смотрели друг на друга. Наконец губы её шевельнулись.
- Шашлыки есть нельзя, - глухо известила она.
У меня сразу отлегло от сердца.
- Не буду, - заверил я.
Крайне легкомысленный ответ. Выпуклые водянистые глаза Эдит Назаровны стали беспощадны. Ещё немного - и с волевых генеральских уст сорвётся сухое: «Расстрелять». Не сорвалось.
- Капли жира падают на угли, - проговорила она, глядя на меня так, словно я был в этом виноват. - И дым получается канцерогенный.
- Эдит Назаровна! - жалобно взвыл я. - Да мы бы тогда ещё в неолите от рака вымерли!
Ну и зачем ты взвыл, правдолюбец? Не знал, что последует?
- То есть? - вскинулась она.
- Первобытные охотники - они ж поголовно мясом питались. Испечённым на угольях!
- Да может тогда рака ещё не было!
- Потом изобрели?
- А что же, - зловеще сказала она. - Может, и изобрели. Откуда мы знаем?
Опомниться бы, кивнуть, согласиться…
- А Святослав Храбрый? - вместо этого запальчиво спросил я. - Он в походах одну конину на костре пёк! Припасов не брал…
- А от чего умер?
- Голову отрезали.
- Вот, - сказала она. - А иначе бы от рака.
Я не нашёлся, что ответить.
- По телевизору передали! - с победным видом выложила тёща главный козырь. - Что ж они там, врать будут?
- Эдит Назаровна! Да их поувольняют к лешему, если они хоть раз правду скажут!
- Но ведь надо же чему-то верить!
- Я верю.
- Чему?!
- Верю, что вот сейчас разговариваю с вами о шашлыках…
Она задохнулась.
- Эдит Назаровна, - попробовал я смягчить свою бестактность. - Не расстраивайтесь вы… Я вон и в Бога не верю, но это же не означает, что Его нет.
Негодующе повернулась и ушла к себе.
Да. Не умею я разговаривать с людьми. А ведь придётся…
Видение рассеялось от внезапного громкого удара в окованную железом, дверь. Монах поспешил открыть для гостя дверь. Деревянные врата отворились с жутким скрипом. За дверью стоял еще один монах. Длинный капюшон укрывал его лицо от света и посторонних взглядов. Длинный балахон подвязывала грубая веревка. Креста на нем не было. Гость покачнулся и что-то глухо прошептал. Стены древнего монастыря гневно загудели, услышав кощунственный глас пришедшего. Монах нахмурился. Некоторое время они так и стояли. Монах и монастырь за его спиной против скрюченной фигуры в балахоне. - Я пришел тебя убить. - прошептала фигура. - И его. - Неразумны и безрассудны слова твои странник. Мы не сделали тебе ничего плохого. За что ты желаешь нам зла? - ответил монах. Фигура ничего не ответила, а вскинула руки. На крючковатых пальцах заструилось живое пламя. Монах шагнул вперед, закрывая меня своим телом, и покорно склонив голову принимая свою судьбу со смирением. С рук странника сорвался огромный огненный шар, и немного пролетев, попал в грудь монаху, и погас. С колокольни монастыря раздал гулкий удар колокола. - Слышишь? Это по твоей душе скорбят - произнес монах. На пальцах незваного гостя снова заструился огонь. Но на этот раз он не собрался в шар, а охватил весь балахон пламенем. Монах попытался сбить огонь, но живое пламя уворачивалось от тщетных попыток.