- Ты раньше здесь писал. Ты был занят. Ты приносил сюда чернила и рисовал свои рисунки. А теперь едешь домой и все самое интересное делаешь там. Здесь ты только ешь и спишь, а с утра первым делом уезжаешь. Тупо.
- Мне нравится.
- Тебе только сидеть на одном месте да критиковать всех и вся. Ты не хочешь ничего делать. Тебе все нехорошо.
Я скатился с кровати и встал. Начал надевать рубашку.
- Что ты делаешь? - спросила она.
- Выметаюсь отсюда.
- Ну вот. пожалуйста. Как только что не по-твоему, ты вскакиваешь и сразу за дверь. Ты никогда не хочешь ни о чем разговаривать. Ты идешь домой и напиваешься, а на следующий день тебе так худо, что хоть ложись и подыхай. И вот тогда ты звонишь мне.
- Я ухожу отсюда к чертовой матери.
- Но почему?
- Я не хочу оставаться там, где меня не хотят. Я не хочу быть там, где меня не любят.
Лидия помедлила. Потом сказала:
- Хорошо. Давай, ложись. Мы выключим свет и просто будем тихо вместе.
Я помедлил. Затем сказал:
- Ну ладно.
Я разделся целиком и залез под одеяло и простыню. Ляжкой прижался к ляжке Лидии. Мы оба лежали на спине. Я слышал сверчков. Славный тут район. Прошло несколько минут. Потом Лидия сказала:
- Я стану великой.
Я не ответил. Прошло еще несколько минут. Вдруг Лидия вскочила с кровати, вскинула руки к потолку и громко заявила:
- Я СТАНУ ВЕЛИКОЙ!
- Ладно, - сказал я.
Потом она добавила уже тише:
- Ты не понимаешь. Я стану великой .У меня есть потенциал, больше, чем в тебе.
- Потенциал, - ответил я, не фига не значит. Надо дело делать. Почти у любого младенца в люльке больше потенциала, чем у меня.
- Но я это СДЕЛАЮ!
- Ладно, ладно, - сказал я. - А пока ложись обратно.
Лидия легла обратно. Мы не целовались. Тут уж не до секса. Я устал. Слушал сверчков. Не знаю, сколько времени прошло. Я уже почти уснул - не совсем, правда, - когда Лидия вдруг села на кровати. И завопила. Вопль был громкий.
- В чем дело? - спросил я.
- Лежи тихо.
Я стал ждать. Лидия сидела не шевелясь минут наверное, десять. Потом снова упала на подушку.
- Я видела Бога, - сказала она. - Я только что видела Бога.
- Слушай, ты, сука, ты с ума меня свести хочешь!
Я встал и начал одеваться. Я рассвирепел. Я не мог найти свои трусы. Да ну их к черту, подумал я. Пусть валяются, где валяются. Я надел на себя все, что у меня было, и сидел на стуле, натягивал башмаки на босые ноги.
- Что ты делаешь? - спросила Лидия.
Я не смог ей ответить и вышел в переднюю комнату. Моя куртка висела на спинке стула, я взял ее и надел. Выбежала Лидия. В голубом неглиже и трусиках. Босиком. У Лидии были толстые лодыжки.
Обычно она носила сапоги, чтоб их спрятать.
- ТЫ НИКУДА НЕ ПОЙДЕШЬ! - заорала она.
- Насрать, - сказал я. - Я пошел отсюда.
Она на меня прыгнула. Обычно она бросалась на меня, когда я был пьян. Теперь же я был трезв. Я отступил вбок, и она упала на пол, перевернулась и оказалась на спине. Я переступил через нее на пути к двери. Она была в ярости. Она походила на самку леопарда. Я взглянул на нее сверху вниз. Она испустила рык, и только я собрался выйти, как она, дотянувшись, вцепилась ногтями в рукав моей куртки, потащила на себя и содрала его прямо с руки. Рукав оторвался в плече.
- Господи ты боже мой, - сказал я, - посмотри, что ты сделала с моей новой курткой. Я ведь только ее купил.
Я открыл дверь и выскочил наружу с голой рукой.
Только я успел отпереть машину, как услышал, что за спиной по асфальту шлепают босые ее ноги.
Я запрыгнул внутрь и запер дверцу. Нажал на стартер.
- Я убью эту машину! - орала она. Я прикончу эту машину!
Кулаки ее колотили по капоту, по крыше, по ветровому стеклу. Я двинул машиной вперед, очень медленно, чтобы не покалечить Лидию. Я медленно выезжал, а Лидия все молотила кулаками по машине. Едва я от нее оторвался, сразу дернул на вторую. Бросив взгляд в зеркальце, я увидел, как Лидия стоит одна в лунном свете, не шевелясь, в своем голубом неглиже и трусиках. Все нутро мне корежило и переворачивало. Я болен, не нужен, печален. Влюблен в нее.