Е.В.Доставалов
ПРОКЛЯТИЕ СТАРОГО ЗАМКА
(Поэма в двух частях с прологом)
Пролог
АД
Рукою страшной, прокаженной
Он разум за собой ведет,
Проткнул стрелою раскаленной
Весь мозг, и вдоль, и поперек.
Кровавой бурей с ног сбивает,
И за собою волоча в кромешный ад,
Где язвы, гной не утихает,
По коридору, где свергает огнепад.
И крики страшные в округе в муках,
Как будто заживо на вертеле коптят,
И, словно в ступах, мелют духи
Тела; всех топят, как котят.
20 марта 2013 года.
Часть I
ЗАМОК НА СКАЛЕ
В старом замке есть знаменье;
Говорят, что по ночам
Бродит дух, иль приведенье,
И огонь дает свечам.
За воротами большими
Скрип стоит, и, что-то воет.
И за ставнями кривыми
Свет мерцает, кто-то ходит.
Замок тот стоит на склоне,
А за склоном — вертикальная скала.
Море за скалою в шторме,
Не стихает, бьет волна.
Говорят, давно в то море
Скинул князь свою жену;
За измену, иль в раздоре,
Саблей восемь раз воткнул.
И, теперь, нет места духам,
Не в раю, и не в аду.
Ночью, если верить слухам,
Рубит князь свою жену.
Раздаются крики, вопли,
Брань и возглас помощи.
Ведь, на самом деле — в прошлом,
А сейчас их отклики.
Недалеко стоит деревня,
По склону вниз — две мили.
Шла молва по той деревне…
Они всегда со страхом жили.
Всем бы было все равно,
Но одно в чем дело:
Погибают по одной
В полнолунье девы.
Запирают все затворы
В полнолунье хутора,
Но на утро труп находят
С восемью колотых ран.
Из соседнего селенья
Привели священника,
Чтоб избавил населенье,
Чтоб извел отшельника.
Что не делал поп святой…
С крестными знамениями
Замок он святил водой,
С церковным песнопением.
Но на следующее утро,
Без креста и головы,
Перегнувшись чрез ворота —
Труп святоши, весь в крови.
Но еще неподалеку
Жил в отшельничестве старик.
И к нему пришли за реку
За советом мужики.
И спросил тогда тот старец,
Знахарь, лекарь и мудрец:
«Сколько, там, у вас красавиц,
Что не вышли под венец?»
Все мужики сказали хором:
«Достаточно, и всех их жалко,
Ведь не останется так скоро
Никого, такой от князя был подарок».
Сидел мудрец и долго думал,
Листая книги, древние свои,
И, наконец, он голос подал,
Нашедши что-то в заклинаниях своих.
И говорит он мужикам: «Такое дело;
Ведь замок тот, он кровью осквернен,
А древность говорит, что в замке — демон,
До князя жил он в замке том».
Средь мужиков пошел весь ропот,
Что, мол, безвыходность сейчас,
Что даже из собора поп тот,
Демона и не изгнал, да и с деревни сглаз.
Но успокоил их тот старец:
«Есть выход из проклятия того;
В ночь, когда полнолунье встанет —
Вскрыть князя склеп, могилу вскрыть его.
Когда послышатся те крики
И вопли в замке наверху,
Храбрец, он должен воткнуть пику
Все восемь раз в его труху.
Тогда все кончится заклятье,
Освободятся души всех,
Кого отправил на закланье,
И Бог оставит князю грех».
Замешкались тут мужики,
И, сделав шаг назад, замялись,
И друг на друга, покосившись,
Все молча, забоялись.
Всем страшно было, аж до пят,
Идти в проклятый замок.
На старика все вновь глядят…
Идти туда все ж надо.
Тут вымолвил мудрец такую мысль:
«Что, если храбреца вы не найдете,
То жребий выберет углом прямым,
Кто всех избавит, тогда невест спасете».
Их было сорок мужиков.
Старик взял сорок палок.
И надломил он уголок
В одной, из выбранных тех палок.
Прикрывши шкурой все концы,
С той стороны, надломана где палка,
Сказал: «Тяните жребий, молодцы,
И выявится храбрый».
С дрожащими руками подходили,
Тянули из-под шкуры мужики,
И с облегченным вздохом отходили,
Держа все целые суки.
И, тут, молоденький парнишка,
Сказать, совсем еще юнец,
За палочку под шкурой он схватился,
И вытащил тот сломанный конец.
Глаза, вдруг, страхом налились,
И, чуть присевши, он на пол,
Его колени затряслись.
Старик подал ему осины кол.
Двенадцать дней юнец молился,
Ночами долго он не спал,
И к полнолунию явился
К тем заколдованным стенам.
Уже темнело. Солнце село.
Уже затих собачий лай.
Ворота тихо заскрипели,
И с факелом зашел он в темный край.
По лестнице он вниз спустился,
Где в темноте увидел дверь.
Три раза он перекрестился,
За ручку дернул, повертел.
Открыл с трудом он дверь из дуба,
И понял, в склепе очутился.
Он подошел тихонько к гробу,
Останки князя где хранились.
Он оттянул немного крышку гроба,
Вдруг, слышит крики наверху;
Те тяжбы, брань и звуки стона —
Уже сто лет подряд проходят наяву.
Смельчак отважился, еще перекрестившись…
В одной руке он кол держал,
Другой открыл он все же крышку,
И тело молодое князя увидал.
Как будто бы вчера захоронили…
Одежда даже не сгнила.
Как князя, вдруг, глаза открылись,
И на стене зажглась свеча.
Юнец глаза закрыл и размахнулся,
И восемь раз ударил мертвеца.
И князь тут вымолвил, на бок согнулся:
«Спасибо, избавил ты от демона кольца».
И поседел юнец, сел на пол.
Как, вдруг, из княжьего нутра,
Ком выпал, покатился на пол.
И развернулся ком. И вышел Сатана.
И крылья распустил свои большие,
Как у летучей мыши, только больше,
Схватил юнца наверх, на крышу,
И сбросил со скалы в то море.
И прекратились все виденья.
И замок тот снесли давно.
И девушки живут без приключений.
Но, и, того юнца не видывал никто.
21 марта 2013 года.
Часть II
ОКРЕСТНОСТИ СТАРОГО ЗАМКА
Когда-то на окрестностях скалы,
Где море не сбавляет штормы,
В селении, что звали «Белые оскалы»,
Стоял злосчастный замок странной формы…
Лишь сорок лет прошло с тех пор,
Как снято с той деревни
Заклятье, но все же, до сих пор,
Их мучает виденье.
Виденье в том, что на развалинах старинных,
В ту ночь, когда совсем полна луна,
Вдруг затихает море, и, сразу нет волн пенных,
И волчий вой доносится с морского валуна.
Ночные рыбаки рассказывали байки;
Что, будто бы, из волн морских,
В ночь полнолуния, когда все стихнут чайки,
Волк молодой и белый, как пески…
Он выплывал сухой, и не стряхнувшись,
Садился на тот камень у скалы,
У той скалы, где старые разрухи,
На склоне замка княжеской четы.
Минут пятнадцать он воет на луну.
Потом опять он в море входит.
Через минуту в пасти тянет девушку одну
В ночном кровавом платье.
Походит он вокруг, лизнет ее,
И, потихонечку волочёт ее на склон,
На место, где жила княжна, покои где ее.
Повоет он над ней, и возвратится в море он.
Затем, за тучу скроется луна,
И ветер зашумит над морем.
Запенится у скал высокая волна.
И, встанет девушка, и спустится по склону.
Пройдет по полю, истекая кровью,
Где на опушке леса кладбище стоит,
И растворится в воздухе том знойном,
Средь старых и покошенных могил.
И след кровавый стелется росою,
От замка бывшего, и, прямо до могил.
Лишь исчезает он с зарею,
Когда в деревне той петух проголосил.
И говорили рыбаки, что этот волк,
И есть юнец, что снял проклятье;
А дева та, что волк тянул из волн —
Княжна, заколотая князем.
Что так же, как у князя раньше,
Между землей и небом дух ее.
И хочет тот юнец-волчище
Похоронить по-человечески ее.
Да, многие сказали б — это сказки,
Если б проездом, один купец не проезжал.
Он на ночь весь товар в салазках
На склоне том оставил на привал.
Развел костер, он привязал коня,
И растянул свою палатку.
Темнело. Догорала алая заря.
Купец возле костра раскинул провианты.
Настала ночь. Она была светла,
И так же небо было чисто.
А на востоке поднималась круглая луна.
И высоко летели в небо искры.
И было тихо. Ветра нет.
Послышался, вдруг, всплеск за склоном.
Купец насторожился, взявши пистолет.
За склон пошел он тихим шагом.
И, спрятавшись за угол камня,
Того он волка увидал,
Что вышел из волны без капли…
И шерсть светилась. Он такого не видал.
И странным воем волк завыл,
Не как все волки на луну,
На море свою морду воротил…
Казалось, что печаль досталась вся ему.
Купец, на всякий случай, кремень взвел
У рукоятки пистолета.
Рука тряслась, но все же он навел
На волка дуло пистолета.
Но придержал, не стал стрелять…
И страх его бросал, то в жар, то в пот.
Решил немного подождать,
Ведь, вроде, конь его спокоен и не ржет.
Немного песню волк допел,
И, снова, в воду он спустился.
Купец от камня отошел,
И, что увидел дальше — удивился…
Вода, вдруг, в море покраснела,
Как будто бы, акула в море
Тюленя так распотрошила,
Что вся волна покрылась кровью.
И, тут, из глубины воды
Волк белый поднимался.
И в пасти из подводной темноты
Тащил труп девушки в кровавом платье.
Купец опять за камень схоронился,
А белый волк на камень вытащил девицу,
И, пару раз лизнув, к лицу он наклонился,
Потом за платье взял, и потащил через ключицу.
Он тяжело дышал. И через нос сопел.
Ее к развалинам встревожено тащил.
Купец с испуга закряхтел,
Курок не удержал и выстрелил.
Волк тут, разжавши пасть,
Не удержал девицу.
Но платье не дало упасть —
За корень зацепилось.
Увидел волк того купца,
Что спугнул его тем пистолетом.
Налились кровью у него глаза,
Оскалился он на купца за выстрел этот.
Скорей купец бежать по склону вниз,
К той маленькой деревне.
Он спотыкался, волк — за ним,
Брызжа так изо рта слюною.
Но, все-таки, купец упал.
Не добежал он до селенья.
И волк догнал, и растерзал,
Как щиплют курицу от перьев.
Когда купец не стал дышать,
То волк его оставил.
Потом направился опять
К скале, где девушка повисла.
И, снова, дотащивши он княжну
В ее развалины — в покои.
Вернулся волк, ушел ко дну,
Пока что, в окровавленное море.
Тут шторм поднялся,
Сильный ветер с моря начал дуть.
Костер потух, купец скончался.
И дева встала, двинулась в свой путь.
Наутро мужики нашли купца.
Опять проблема: смерть близка!
И рыбакам сказали: «Вот что, братцы,
Найти на дне княжну, из глубины достать.
Похоронить бы надобно ее
На кладбище, как полагает.
Во церковь отнести ее,
И отчитать псалмами».
Ныряли долго — не достали.
Пришлось писать, аж в Крым, на юг,
Чтобы ныряльщиков прислали,
За жемчугом которые ныряют.
Любые деньги сельчане платят,
Лишь бы те скорей со дна,
Вытащили деву в белом платье,
В кровавом от колотых ран.
Через неделю ныряльщиков прислали.
Им заплатили золотом, червонцев пятьдесят.
Нашли то тело, которое искали.
На брег подняли, все попадали подряд…
Почти, все двести лет лежала,
Но так осталась, как погибла;
Совсем ее лицо, как в замке были
Ее портреты и картины на стенах.
Ее тихонько взяли и во гробе положили.
Отпели в церкви православной враз.
И, как положено, захоронили
В том кладбище, где растворялась каждый раз.
Прошло немного времени, и вновь,
Настало выйти всей луне.
Утихло море, но без крови…
И вышел волк в своей красе.
Повыл немного, снова — в воду.
Минут, так, двадцать он искал…
И вышел из воды, и осветился сводом,
И, с воплем, на задние он лапы встал.
Чудесным ангелом тот волк оборотился,
Он крыльями взмахнул, на небо улетел;
Так высоко, пока не превратился
В звезду, и там застыл.
А та звезда видна лишь в полнолунье,
Когда с луны свет падает на склон,
С которого сходило все виденье.
Теперь осталось в байках, словно сон.
22 марта 2013 года.
Было холодно, ветер пронизывал шубы.
Выла метель, попадая снежинками в глаз.
Лишь стоит на холме, словно старые дубы,
Церковь старая, из дерева склад.
Рядом речка, замерзшая напрочь,
На санях, хоть по ней проезжай,
Колея по холму, шла от церкви так навзничь,
Спускалась на лед в дальний край.
Как раз, в эту лютую пору,
Двух покойников завезли отпевать…
Один гроб, так себе, в пору,
Другой, странноватый, под стать.
Близких не было у странного гроба,
После молебна мне его пришлось забивать.
Что за гниль, чернота, что за проба…
Как бы заново не пришлось бы сшивать.
Первый гроб положили уж в сани,
Я в обхват с человеком одним…
До саней донесли, аж устали.
Чей он, кто и, кем был?..
Разошлись все, так не сказав,
Кого тогда положили в санях.
«Оставайся на месте», сказал, показав
На пол возчик, и одернул вожжами коня.
И помчались они вниз по склону,
Где проложена к реке колея.
И заметил я — лед же поколот,
Метров двести, и, полынья.
Я тут крикнул, но он уж далёко,
И снег в мое горло влетал,
Не услышать, теперь ненароком,
В воду он с конем попадал.
И под воду ушли те два гроба,
Сани, что везли в путь последний,
Все под воду, под речную утробу.
Стихла вьюга, посыпал снег мелкий.
И, заметил, полынья-то свернулась,
Покрывалась не тонким уж льдом.
И, опять колея возвернулась,
Уходя вдаль от меня наобум.
28 сентября 2013 года.
Не сглазить бы свой выстраданный рай,
который жизнь чуть в ад не превратила.
Видать, другой дорогой шёл трамвай
и я его маршрут узнать забыла.
Вагон меня привёз в страну Любви,
где высадив, захлопнул плотно двери
и стрелки на часах остановив,
я стала безоглядно сердцу верить.
Любовь ко мне тихонько подошла,
нарядную коробочку вручила,
которую с восторгом я взяла,
а что с ней делать, даже не спросила.
В коробочке лежало много слов
приветливых, прекрасных и не очень,
мелодии и «пудра для мозгов»,
рассветы и объятья лунной ночи.
Задорный смех и множество платков,
чтоб вытереть негаданные слёзы
и упаковка розовых очков
с билетиком в несбыточные грёзы.
В кармашке были капли от обид,
лекарства от бессонниц и печалей,
терпенье, что похоже на гранит
и чувство, красоты необычайной
Пакеты с перцем, соли целый пуд,
кораблик, где прилажен парус алый,
с прозрачно-мятной жидкостью сосуд
и хрупкие хрустальные бокалы.
С Любовью принесла дары я в дом,
расставила на полки по-хозяйски,
но тут средь ясна неба грянул гром
и в бурю превратился ветер майский.
Тогда решила выкинуть я дар,
что для души казался всех дороже,
но ей устроил яростный пожар,
оставив сотни ран на тонкой коже.
Тяжелым оказался Путь к себе,
я от подарка долго избавлялась,
живя с душой и разумом в борьбе,
перечеркнув всё то, о чём мечталось.
Определив для чувства чёткий край,
я написала «хватит, отлюбила,
не сглазить бы свой выстраданный рай,
который жизнь чуть в ад не превратила»
Это было недавно, как будто вчера
Предрассветной бессонной порой.
Луч зарницы скользил по зыбучим волнам
В отражении чёрной воды.
Ветер стужей подул, точно сагу завыл.
Заунывную сагу тоски.
Вдруг, отбросив свирепость и вмиг присмирев,
Небожитель Эол рёв меняет на песнь,
Арфы струн перебором созвучно звеня,
Элегический гимн - Аполлону - заре.
Дымка реже, прозрачней. Уходит туман.
Светозарным лучом осеребренный мир.
Угасающим, слабым, прощальным лучом
Той звезды, что сияла, мечту мне даря.
Растворяется в небе - и с нею мечта.
Однозвучна уныла вторгается жизнь.
Это было недавно, почти что вчера…
Тонкие пальцы подобные стеблю
Кремовой розы из северных далей
Струны сжимали до крови и веры;
Арфа играла. Шуты пировали.
Я восседал рядом с дьявольским троном,
Адскую чашу царям наполняя
Каплями бездны мучительных стонов
Грешников церкви до самого края.
Нежить шепталась: «Дурак иль безумен?»,
Смертные вторили каждому слову:
«Старший наследник по глупости умер!
Черти забрали! Какой непутёвый!».
Черти забрали. Но вслед за любимой -
Ворон прихода над нею кружился.
Ведьмой назвал при родных - и так лживо,
Глядя в глаза мне, смиренно молился.
Платье надев подвенечное, дева,
Выпила яд, привезённый из Тайна*.
Очи сомкнула моя королева,
Нежная роза - бела и хрустальна.
Саваном стали холодные руки;
Я целовал их до дрожи в запястьях.
Колокол пел о тяжёлой разлуке,
Сердце моё разрывая на части.
Солнце давило на крепкие плечи,
Смерть забирала последние силы.
В царстве теней встречу я свою вечность;
Висельник должен во тьме бренной сгинуть.
Путь озарила слеза пёстрой птицы,
Цвета заката её оперенье,
В пепле погибнет и в нём же родится,
Вся её жизнь - только пара мгновений.
Феникс укажет дорогу к невесте
Взмахом крыла из тончайшего шёлка.
Свидимся если, признаюсь я честно:
Шёл, дорогая, к тебе очень долго.
Тонкие пальцы касаются шеи:
Душат со злобой и нервной любовью.
Верю, Господь, в тебя или не верю -
Самое время кричать и злословить!
Полон презрения взгляд, и ресницы
Блеск от луны невзначай отражают:
«Лучше б погиб от кинжала десницы!
Здесь мертвецов до костей обнажают!».
Плакала арфа под хор окаянных:
Узник шагает к угрюмому Князю.
«Ты не заметишь полученной раны.
Если захочешь - пиши по ней вязью».
Дьявол лохматит игривые кудри
Лапой когтистой, задорно смеётся:
«Мальчик, в аду вас никто не осудит,
И защищать вас никто не возьмётся.
Что за трагедия в землях случилась?
Бог справедливо людьми управляет!".
Я рассказал. И толпа возмутилась -
Плоти гнилой, своенравной желает.
Демон вздохнул: «Твою скорбь понимаю,
Дам с изувером потом поквитаться.
Честное имя двоим возвращаю -
Только со мной вам придётся остаться».
Я восседаю близ древнего трона,
Крепко сжимая ладони любимой.
Там, наверху, где царит беззаконье,
Арфа играет. На нашей могиле.
________________________________
*Тайн - другое название Скарборо
Хочу закрыть глаза и окунуться
В далёкий мир прекрасных зимних грёз,
В их глубине от жизни оттолкнуться,
Умыть лицо в потоках чистых слёз.
Зимы дыханье душу освежает,
Несёт в себе всевечности покой,
И глаз холодный свет не согревает,
Он, как мираж, лишь манит за собой.
Другой я стану в сказочной долине:
Душой, глазами, крыльями её.
И инея седые паутины
Развеет ветер на лице моем.
Осколки бурь уснули на равнинах,
И стон их слышен в криках птичьих стай.
Меня обнимет снежная пустыня,
Снов тихих вечный обещая рай.
Вы слышали, как плачет Ангел?
Эту боль
Вам не понять,
Не обьяснить словами.
Под хмурыми ночными небесами
Скорбит - не повернуть уж время вспять.
Желая быть свободным - заперт в клетку.
Любви желая - всеми ненавиден.
Душа оталась, гордая как птица.
И крылья белые, но свет во тьме невидим.
Раскинув крылья, в небеса взлетает.
Лишь небо слышит боль его и стон.
Поверженный и проклятый когда -то
Не будто принят -
Это знает он.
Послушайте - не дождь стучит в окно.
То слезы Ангела, как капельки дождя.
Прислушайтесь, ведь в эту ночь
Роняет слезы он, прощения прося.
Всякий мало-мальски порядочный человек
Обрядит добродетель в наилучшее платье.
Став достоянием всех,
Их чувств сокровенных и мыслей,
Этот избранный образец
Уподобится вскоре возвышающей славой,
Поистине, священному идеалу.
Средь раскидистых гор домик ведьмы стоит
Странный юноша в нем за порядком следит
Ходит он за водой, колет в печку дрова
Только странность одна - словно снег голова.
И тоской неземной светит желтый зрачок
Сильный зверь старой ведьме попал на крючок
Он и рад бы уйти только свят договор
И теперь быть прислугой его приговор
Был когда-то свободен как ветер лихой
Волк, бродяга степей и чащобы глухой
Белой шерстью его наградила судьба
Не с рожденья, но все же бела голова.
Он любил и однажды ее потерял
Клочья шерсти и кровь на траве увидал
За убийцей пошел, но терялся тот след
И у ведьмы пытался узнать он ответ
Хочешь мести седой? Я тебе помогу
Расскажу как добраться быстрее к врагу
Только зверь не дойдет. Превращу в человека
А за это ты мой до скончания века
Он согласен на все лишь бы суд свой вершить
Разорвать растоптать крови вражьей испить
И не важно ему с каким быть лицом
Лишь бы только покончить с врагом подлецом…
Много время прошло с той поры роковой
Служит волк-человек свой контракт вековой…
Печалились… Кто о пропащей судьбе,
А кто - что не с ним королева -
А кошка гуляла сама по себе
И также, порою, налево.
Война или гневные громы с небес
Ломали и судьбы и руки -
А кошка гуляла сама по себе
С котами и просто - от скуки.
Меняли границы, стонали в борьбе,
Соседей сажали на вилы -
А кошка гуляла сама по себе
И мышек случайных ловила.
Срывались нестойкие в крик и побег
С перронов чужого вокзала -
А кошка гуляла сама по себе
И заднюю лапу лизала.
Когда-нибудь время сожрет на обед
Тебя и меня и пространство -
А кошка останется. Вещью в себе.
Ведь кто-то же должен остаться!
Всё нормально
Всё нормально /привет!/ Все закаты-рассветы на месте.
Вороньё улеглось, как обойная муть на стене.
Запах кофе и виски по-прежнему там, где мы вместе,
И гардина /тобою задёрнута/ там же, в окне.
Фонари не горят /сколько можно здесь лить свет разлуки/,
В темноте не понятно - паук или дым, по стеклу…
Недокуренный вечер… Ты помнишь… И губы, и руки,
Недосказанных слов затвердевшую /жалко/ смолу.
Ветра нет и не будет /откуда ему тут бы взяться?/
Про корветы забудь - всё растаяло призрачным сном,
Растворилось в ночи /тут ты прав, молодец, догадался/,
И не будем /нет смысла опять говорить/ о пустом.
Я напомню тебе: всё пройдёт, и оттают желанья.
Ты и сам это знаешь /и вот же/, подсказка - юла*.
Снег не тает /а как он растает?/ пока ты в страданьях…
Это - сон. Просыпайся. Позавтракать нужно с утра.
*юла. Фишка для определения реальности происходящего.
История cоздания стихотворения:
Автор: муэдзин
в ладонях не тает снег
расскажи, как все там, где бессолнечны утром рассветы,
где чернильны закаты. а звезды лишь тени небес.
расскажи тишиной. снегом тает /любовь?/ сигарета -
в недокуренный вечер. и ветер тобою исчез.
растворился в ночи, как уходят в туманы корветы.
затерялся средь снега, метелью. фонарным враньем…
расскажи, я не помню, какие сейчас там рассветы,
где все небо закрыто вселенским ночным вороньем.
полумрак в полутьме от задернутой мною гардины,
запах кофе и виски. обойная муть на стене.
и морозный паук вьет и вьет по стеклу паутины,
желтым цветом разлуки. луна. фонари. по весне
все пройдет, я же знаю. оттают желанья и мысли.
отогреется небо проснувшимся солнцем. для всех.
расскажи, как все там, где душа прозябает без жизни.
не могу это вспомнить… в ладонях не тает наш снег…
Не засыпай, не время бродить во сне,
Когда зима засыпает снежным своим покровом.
От безысходности плакать, губы кусать до крови -
Все, что угодно, только не засыпать.
Где-то вдали виднеется водопад,
Волны смывают линию горизонта,
Сверху вода нам кажется бирюзовой,
Но остается красной на глубине.
Время идет назад, зима укрывает снегом, как одеялом.
Пой мне о том, что мы потеряли.
Вокруг только снег, только снег, водопад по курсу.
Не засыпай, бессонницу возведя в искусство,
Не слушай, как шепчут о счастье волны,
Пустые слова отпускай на волю,
В бреду вспоминай о чем-то.
Вода становится черной.
Времени больше нет. Не засыпай. не молчи, не закрывай глаза,
Пой мне о том, что нельзя сказать.
Не засыпай, смотри, водопад все ближе,
Вспомни всех тех, кто был на тебя обижен,
Попроси прощения, позови на помощь
Всех, кто забыл тебя, всех, кого сам не помнишь.
Время вдруг остановится, корабль твой остановится на краю.
Не засыпай, пока я пою.
Утром все же дождаться помощи, идти домой, улыбаясь сонно,
Дома смеяться, праздновать, чествовать всех спасенных,
Знакомым показывать фотографии водопада…
Падать в черную воду, падать в красную воду, падать.
Время идет, время уходит прятаться в теплом уюте спален.
Пой мне, пока я здесь засыпаю.
Ты смеешься над нами, смеешься не в первый раз.
Мы не самые лучшие люди, но Ты жесток.
Ты бы, Боже, явил нам чудо, кого-то спас…
Нет, в ходу плесневелая шутка про «Вышел срок…»
Что ж, в просроченном мире довольно удобно жить,
На руинах морали взлелеяна трын-трава:
Ни к чему извиняться, нелепо любить-дружить.
Мы не помним о прошлом. Мы верим едва-едва…
Мы не самые лучшие люди, но Ты - жесток.
Ты смеешься над нами, и это недобрый смех.
Мы - заблудший дети… Но Ты же любил нас, Бог!
Подари нам хотя бы надежду: одну - на всех.
Кто я?! За что в этот мир брошен?
Брошен - и чёрт со мной?!
Мне бы родиться котёнком хорошим…
(… смех за спиной)
.
Глупость пахнет мочой и ладаном:
нищие духом? - в Рай!
А если просто - душа не залатана?!
(… «сам выбирай…»)
.
Добренький? Да?! - так давай: «На колени!»
(… из облака - пальчик: ай-яй-яй!)
- рвану за морковкой в ослином рвении…
Лезвием - веры край.
.
--- --- ---
.
Мысли охрипли кричать и смолкли, разума хруст зубной…
Молчу.
… Как он смотрит… скучающе-колкий…
тот, за моей спиной.
Здесь - ни света, ни пламени, ни тепла…
Ничего, что смогло бы меня согреть.
Вместо гордости мне навязали плач.
Вместо Бога - лишь памятник на горе.
Я молился бы прежним своим богам,
Но они не привыкли держать в узде.
Успокойтесь. Я - счастлив. И тем богат.
Замолчите! Мне нужно остаться здесь
И пройти этот путь, не жалея ног.
Было много планет не для слабаков…
Я на этой - и счастлив, и одинок,
И никто не разделит моих оков,
Кроме той, что когда-то пришла во сне -
И вдогонку отправилась наяву.
Здесь не тот ослепительно-синий снег…
Здесь - не то… Не сочувствуйте, я - живу!
У моих испытаний - одна печаль:
Выбираю которые побольней.
Заклинаю - сотрите с меня печать,
Разрешите мне снова остаться с ней!
…Опадающих листьев предсмертный вальс -
Посвящённая вечности красота…
Я однажды воскресну - одним из вас,
А сегодня - хотелось бы просто так
Раствориться в небесной своей любви -
Уличённым в невиннейшем колдовстве.
Я себя подгоняю - плыви, плыви…
Расступаются волны - и виден свет.
Мне она улыбается - как тогда,
Посреди преисподней морских пучин…
Я - останусь. Я вынырну - без труда.
И - не надо… Не надо меня учить.