Сотрудница расстроенная пришла рано утром на работу и чуть не плача, поведала свою историю.
Вечером, после работы, зашла в магазин и купила продукты. Перед сном, чтобы не забыть взять на работу пирожные, написала на маленьком листочке жирным фломастером; «БАЛДА! ВОЗЬМИ ПИРОЖНЫЕ»! И, прикрепив листочек булавкой к своей шапке, легла спать.
Утром едет в метро на работу, стоит мужик рядом, толкает в бок и говорит:
- Ну чё, балда, пирожные-то забыла…
Холодно. Батарея не греет, шипит только и воняет палёной пылью. Вытереть никак - рука не пролазит. А в Бишкеке у меня обогреватель был. Со следами воска (я на нём свечу растапливала) и резины от тапочек. Зелёных. С зайцами. Я же не знала, что они расплавятся от жары. Хотя тапочки не жалко. Я их выкинула через полгода, когда вернулась из больницы. Чтобы заразу в дом не тащить. Да какая разница? От той дистрофии не осталось и следа, как и от той зимы. У меня что ни зима, всё болею. И нет бы просто простужаться, как все нормальные люди. Я всегда болею самыми что ни на есть экзотическими болячками. Дистрофией. Ветрянкой. Лямблиозом, в конце концов.
Этой зимой я влюбилась.
Вот что самое интересное, на мечту всей моей жизни Саша был ну совсем не похож. Мечта всей жизни была брюнетом. С огромными светло-зелёными глазами. Я всегда считала, что они карие. Наверное, потому что не приглядывалась никогда. А у Сашки глаза были небесно-голубые. Хотя почему «были»? Они и сейчас есть. Вот только уже не мои. Да они моими и не были никогда.
Какая ирония. Меньше месяца назад я била своего друга Никиту по наглым рукам и объясняла этой дурьей башке, что у меня - Миша. Которого я люблю. А он говорил, что я дура. Дура набитая. И что Мише на меня плевать. А ему, Никите, не плевать. Потому что он меня любит. И я его люблю.
Как друга, конечно. Бить по заднице он может всех. Кроме меня.
Потому что со мной такие шутки не пройдут.
Это я так думала, ага. До тех пор, пока то же самое не отмочил Саня. И был подвергнут жесточайшему бойкоту. Длиной в две минуты двадцать секунд.
До тех пор, пока он не сказал:
-Диса, ты дурак. Жалуешься всё, что у тебя фигня на личном фронте, а тут такая девчонка классная…
Это он про меня, да. Нет, мне, конечно, и раньше говорили, что я классная. И не раз. И всех я отшивала. Потому что у меня - Миша. Которого я люблю.
А в этот раз отшить как-то не получилось. А надо было. Тогда я бы не ревела, уткнувшись в подушку, вспоминая, как Саша носил Алинин портфель. Я бы не завалила тест по биологии только из-за того, что никак не могла изгнать из своего воспалённого сознания образ Саши с его никому не нужными любовными муками. Алине он был не нужен.
Он был нужен мне. И за это меня жестоко прессовала моя собственная совесть.
Совесть имела образ Миши Синькова. Или Сенькова. Нет, Синькова всё-таки. Я узнала недавно. Когда нашла его в Одноклассниках. Когда увидела Сашино лицо с плохо скрываемой яростью. А вот тебе, родной мой. Точная копия моего лица в ту ночь, на Ключах. Получи и распишись. Раскатал губу. На меня психанул… А тут раз - и упорхнула, улетела твоя кареокая голубушка. Молодец Алинка. Я вот почему-то на неё не злюсь, и это хорошо. Нервное напряжение переросло в простуду, и Великий Понедельник я проболела. А жаль. Хотелось бы заглянуть в эти лживые глаза.
А я тебя всё равно не забыла. И ты не забыл меня. А ещё ты не забыл Алину. А я - Мишу. О любовных треугольниках я уже слышала, а вот о квадратах - в первый раз.
С Мишей вы, конечно, не были знакомы. И слава Богу. Иначе б ты его убил, ну, или попытался. Ты ведь сильный. Не толстый, Саш, не говори так про себя. И руки у тебя тёплые. Даже тогда, когда ты напихивал мне снег за шиворот. И особенно, когда Алину извалял в том же снегу.
Он даже растаять не успел.
А Миша мне снег никуда не пихал. Один раз только, в детстве, он меня засунул в коробку. Была коробка для игрушек, а стала - для Алисы. И для Миши. Потому что он сам потом туда же залез. Для справедливости. У меня был друг Собир. Хороший парень. В меня даже не влюблялся, а это качество в своих друзьях-мальчиках я ценю прежде всего. И Собир хватал вентилятор и пытался меня вытащить. А я вылазить не хотела. Но меня вытащили. Потому что в тесной коробке маловато места для годовалой барышни и её двухлетнего «кавалера». Мишка. Смешной такой был. Ты меня ровно на год старше. На год и пять дней. Я помню, как тетя Юля так говорила. А ты стоял у моей коляски. И заглядывал внутрь. А внутри лежала я - двухнедельной давности. Я, конечно, не могу этого помнить. Мама как-то откопала на антресолях записи, которым уже - подумать только! - тринадцать с половиной лет. И там мои дни рождения. Первый. И второй. И третий. Ты меня тогда в щёчку поцеловал. А я смутилась. И надела себе на голову пакет.
Вот такая странная я баба.
А потом ты вырос. Красавец стал. И я выросла тоже. И стала на три сантиметра тебя выше. У тебя рост, точно как у Сашки. И улыбка. И жесты. Наверное, поэтому я в него и влюбилась. Искала в нём тебя. А ты-то меня искал? Вряд ли. Ты можешь только обнимать меня украдкой, словно невзначай, и смотреть, настолько пронзительно, что хочется обнять тебя и сидеть вот так вечно. Анекдот помнишь? Тот, про собаку и танк? Вернее, про собаку в танке. «Тронешь Танк - Пизды Получишь». Матершинник тот ещё. Я тогда ещё так не умела материться. Теперь умею. Но мне, если честно, от этого не легче как-то. И мат не лезет в голову. Ни один, как ни странно. Одно только слово.
Солнышко.
-Ты солнышко.
-А ты лошадь.
Ты не думай, я не ёбнулась умом, нет. Не помнишь разве? Лизин день рождения. Конкурс. Раздача ролей. Я - солнце. Ты - лошадь. Ты ржал тогда очень смешно. Как настоящая коняшка.
В ванной темно. Я сижу на кафельном полу, обхватив голову руками. Слёз нет. Слов тоже.
Есть боль. В избытке. В очень большом избытке.
Холодный пол высасывает тепло из тела. Я засыпаю, кажется. В ванной, да ещё и на полу - родители точно сдадут меня в дурку.
Я стараюсь не думать ни о чем. Но у меня не получается. И спать на полу тоже не получается.
-Алиса, иди ужинать!
Родители дядь Нёмины пришли. В подсвечнике - две белые свечи. Зачем? Ах да, сегодня же канун субботы.
Чиркаю спичкой о коробок. Поджигаю свечи… нет, я не обожгусь. И учить меня спички зажигать тоже не надо. Провожу рукой над пламенем. Произношу полузабытые какие-то слова. Четыре месяца мы свечи не зажигаем. А тут эта показуха. Но губы не забыли молитву. А пальцы помнят ещё, как сыграть на пианино мелодию из «Титаника». Только играть не на чем. И некому.
-Алис, а давай мы тебе шампанского нальём?
Вот это прикол. Отказываюсь, конечно. Бабушка настаивает. Никита бы двумя руками к бутылке сейчас присосался. И Саша, скорее всего. И не только к бутылке. Помнишь, Сань, ты мне рассказывал, как друзья научили тебя курить марихуану? И водку пить. И с девками спать ты тоже собрался научиться. И ты собрался найти себе девушку и совратить её. Ты, который даже никогда ещё не целовался. Ну, деревенские-то девчонки тебя быстро всему научат. Это они будут тебя целовать. Они - не я.
Я сижу на полу, обхватив голову руками. Я помню об этих губах. Одни - полные, чуть розоватые, другие - тонкие, изогнутые в улыбку. Не такую кривую усмешку, которой я до сих пор имею привычку улыбаться, а широкую, искреннюю улыбку. А мне и та, и другая нравится. И губы, которые улыбались. Которые я так и не поцеловала.
Ни одни, ни другие.
И это спорный вопрос, кто кого победит в драке. Миша ведь тоже сильный, ты не забывай. И не надо мне говорить, что он заставит тебя сожрать акварель и посрать радугой. За что ты его так ненавидишь?
Мы оба знаем, за что.
Я сама ненавижу - тебя, себя, его.
И люблю. Мишу люблю. Не обижайся, Саш. Знал же, что так будет. У меня - Миша, у тебя - Алина. Всё по-честному. По-братски.
Я хочу, чтоб ты знал, что я помню тебя. И что ты мне дорог. Как и всё, что связано с моей прошлой жизнью.
Которой уже никогда не будет.
Минутная стрелка часов медленно двинулась вправо и замерла, чуть качаясь.
Эта история произошла когда ГАИ ещё не было переименованно в ГИБДД. Была у меня кошка с характером, Маруся. Так вот эта кошка очень не любила оставаться дома одна, но самое страшное что она терпеть не могла всяких поездок на машине. Что бы её обмануть приходилось одевать большую кофту, засовывать под неё кошку, только тогда она сворачивалась клубочком на коленях и засыпала. Причем во время движения она мне абсолютно не мешала.
Картина-лето, я за рулем, еду к маме, окна открыты. Пробка, стоим. Маруся под кофтой начинает недовольно шевелиться с намерением вылезти, я, соответсвенно, опуская глаза, начинаю уговаривать её этого не делать, взывая к кошачей совести. Поднимаю глаза и вижу очень заинтересованные взгляды водителей соседних машин. Желания объяснять что к чему нет. Ладно, едем дальше. Вырываюсь из пробки, намного превышая скорость - тут же появляется гаишник (и откуда взялся?), останавливает.
Сижу, выйти ж не могу-спящая кошка под кофтой. Подходит, берет документы, видит берменный живот, улыбается. И тут Маруся, почувствовав остановку, начинает издавать жалобные утробные звуки.
Гаишних: - Вам плохо?
- Пока не очень.
Опять непонятное «ууумяа».
- Может воды?
Я, чувствуя что кошка уже намыливается наружу и не принимая во внимание незнание гаишника о ней, выдаю фразу:
- Не надо воды, давайте закончим по-быстрее, а то вылезет ведь сейчас, как мы ловить будем?
Надо отдать должное спокойствию доблестного сотрудника ГАИ, продержался он в таком состоянии секунд 15, потом его глаза начали постепенно расширяться от ужаса воображаемой картины принимания родов на дороге и ловли убегающего ребёнка (!?), что не говоря больше ни слова и не теряя ни секунды мне были возвращены документы со словами «да, да, конечно, езжайте, нигде не останаливайтесь, я предупрежу следующие посты».
Долгий требовательный звонок в дверь… Встаю, пытаясь сообразить, куда я ухитрился проспать или кому я так сильно занадобился выходным утречком…
- И кто там у нас есть? - спрашиваю.
- Открывай быстрее, пИсать очень хочется! - отвечает мне приятный дамский голос.
- Это уважительная причина, говорю я, но, все-таки - Вы кто?
- Я - Танькина подруга! - сообщает мне теряющий терпение голос…
- Ну раз так - заходите, говорю я, открывая дверь. (Интересно же - Таньки-то знакомой у меня не водится)…
Дамочка влетает в коридор и уверенно, я бы сказал - очень уверенно движется в сторону узла санитарии. Без проблем щелкает нужной кнопкой выключателя и вскоре там, за дверью, раздается умиротворяющий вздох и сопутствующие ему звуки.
Я тем временем любопытствую, какое на дворе стоит время - только-только пошёл пятый час жизни молодой субботы - и лениво размышляю, должен ли джентельмен в данной ситуации одеть штаны или вполне позволительно остаться… как есть.
- А где Танька? - раздается у меня за спиной…
- Это сложный вопрос, - отвечаю - потому что я с ней еще не знаком.
И тут дамочка, очевидно вновь обретшая способность к мыслительной деятельности, спрашивает:
- Аааа… это какой этаж?!
- Когда я ложился спать - был третий, - говорю ей, пытаясь удержаться от смеха.
- Ой… а … я шла на четвертый (далее - непередаваемые на письме мимика и речевые обороты…
- Не переживайте вы так, сударыня, говорю я ей на прощание, - заходите как-нибудь в гости, теперь-то вы можете заглядывать ко мне запросто и в любое время!
У нас ночевали сегодня Иринка с Саней. А Иринка у нас на шестом месяце… Вечер прошел отлично. Нагулялись, наелись, ребята коньячка выпили… Легли спать. Ночью проснулась от того, что Иринка плачет… Залетаю на кухню смотрю сидит, ревет, аж захлебывается. Что случилось??? Саша выыы-ы-ы-пил. О. о и что? Запах не нравится? Ну давай его в зал положим.Отдельно. Не-е-е-ет! Он за-а-а-а руууль сесть не может… Ыыыыы. Тебе у нас так плохо??? Нееет! Я хочу РЕЛЬСЫ ПОНЮЮЮХАААТЬ!!! РЕЛЬСЫ!!! Б-ть, она хотела понюхать рельсы!!! Обыкновенные, б-ть, железнодорожные РЕЛЬСЫ!!! Даааа. Беременные они такие… Отвезла… Правда на меня на стоянке в полчетвертого утра смотрели как на сумасшедшую пока я машину забирала… И охрана на вокзале нас палила, пока это чудо 40 минут ходила по ж/д путям «дышала свежим воздухом», а мы с парнями ее ждали…
Смешная история «Маленькая старушка в Национальном Банке»
Маленькая старушка заходит в Национальный Банк, держа в руках мешок денег. Она настаивает, что должна говорить только с президентом банка по поводу открытия сберегательного счета, поскольку, это очень много денег! После изрядных пререканий и споров, персонал банка, наконец, проводил ее в офис президента (клиент всегда прав!). Президент банка затем спросил ее, какую сумму она желает положить на счет. Старушка ответила: 165 тысяч долларов! - и вывалила деньги из своего мешка на его стол. Президенту, естественно, было любопытно, откуда у нее вся эта наличка, и он задал ей вопрос: - Мадам, я удивлен, что Вы носите с собой столько наличных. Откуда у Вас столько денег?. Старушка ответила: -Я заключаю пари. - Пари? Какого рода пари? - Ну, к примеру, я могу поспорить с Вами на 25 тыс. долларов, что у Вас квадратные яйца. - Ха, - засмеялся президент, - Это глупое пари. Такое пари Вы никогда не выиграете! - Так Вы принимаете мою ставку? - с вызовом спросила старушка. - Конечно, спорю на 25 000, что мои яйца не квадратные! - Хорошо, однако, поскольку речь идет о большой сумме, я приведу с собой завтра в 10:00 своего адвоката как свидетеля? - Конечно, - ответил уверенный в себе президент. Этой ночью президент весьма разнервничался в связи с пари и провел много времени перед зеркалом, проверяя свои яйца, поворачиваясь из стороны в сторону, снова и снова. Он тщательно проверил их, пока не убедился, что ни при каких обстоятельствах его яйца нельзя было назвать квадратными, и он легко выиграет пари. На следующее утро, ровно в 10:00, старушка вместе со своим адвокатом были в офисе президента. Она представила адвоката президенту и повторила условия пари: 25 000 против того, что яйца президента квадратные! Президент согласился снова с пари, и старушка попросила его спустить штаны, чтобы они смогли посмотреть. Президент исполнил просьбу. Старушка пристально взглянула на яйца и затем попросила, могла бы она их проверить на ощупь? Ладно, - сказал президент, 25 000 - это много денег, и я думаю, Вы должны абсолютно удостовериться. В этот момент он заметил, что адвокат тихо бьется головой о стену. На вопрос президента - Что, черт возьми, твориться с Вашим адвокатом? Старушка ответила: - Ничего, кроме того, что я поспорила с ним на 100 тысяч долларов, что сегодня в 10:00 я буду держать за яйца президента Национального Банка
Так вот однажды, задержавшись вечером в офисе, я нашла чьи-то витаминки возле чайника… ну читаю - Витамин С… А время позднее работы много мозг уже вытек, глаза красные аки помидорки. и информацией, о Витамине С я ограничилась…
В общем со счастливой мордой начинаю рассасывать витаминку, а она, зараза пениться, я на упаковку: Растворить в 1 стакане воды !!!
Че делать? Выплюнуть жалко! И тут меня посещает гениальная мысль - запить…
Я думала у меня щеки лопнут…
Дружили два друга. Один богатый, другой бедный. Они были лучшими друзьями. Однажды богатый друг собрался со своей женой в ресторан. Там к ней стал приставать мужчина и богатый пырнул его ножом в живот. Он не знал что делать и позвонил своему бедному другу, тот сразу приехал. Через некоторое время ресторан был забит ментами и бедный друг взял всю вину на себя, ему дали 20 лет. Вот он сидит в тюрьме и ему надоело, и он сбежал. Пришел он к дому своего богатого друга и стучится, а тот его прогоняет и не открывает, бедный удивился поступку его лучшего друга, он только одно промолвил: «Бог судья и Он всё видит»… Бедный не знал куда идти, он сел на лавочку и сидел. К нему подошел пожилой мужчина и отдал ему сумку, а сам ушел… Бедный опять ничего не понял и решил открыть сумку, а там были миллионы. На эти деньги он купил себе дом, машину, поменял имя. Однажды днём он ехал на своей машине и встретил шикарную девушку, она была очень красивой. Они познакомились, стали общаться и в дальнейшем она переехала к нему жить. Как-то утром в дверь позвонила пожилая женщина, она просила у него поработать домохозяйкой за бесплатно, но он стал говорить что у него есть деньги и он может заплатить, она стала у них работать. Через некоторое время он решил жениться на этой девушке и позвал на свадьбу своего друга. На свадьбе все веселяться, все рады, и тут богатый друг взял микрофон и говорит: БРАТ, а помнишь как мы дружили? а помнишь как я убил человека, а ты всю вину взял на себя? а я всё помню брат… БРАТ, а помнишь когда ты пришел ко мне в дом, а я тебя прогнал? а знаешь почему? так знай брат, потому что у меня дома были менты… брат, а помнишь того старика который оставил тебе сумку с деньгами? это мой отец… А помнишь ту женщину которая пришла к тебе работать за бесплатно домохозяйкой? это была моя мать… БРАТ, а эта девушка что сегодня стала твоей женой - это моя сестра. ТАК БРАТ, Я ОТДАЛ ТЕБЕ САМЫХ ВАЖНЫХ В МОЕЙ ЖИЗНИ. ОНИ-ЭТО МОЯ ЖИЗНЬ. Я ОТДАЛ ТЕБЕ СВОЮ ЖИЗНЬ, БРАТ///
Жил в одной деревне старик, был он беден, как никто. Но даже короли завидовали ему, потому что у него был прекрасный белый конь. Никто никогда не видывал такого коня, такой красоты, стати, силы!
И короли предлагали ему за коня все, что бы он не пожелал! Но старик, старик говорил: «Этот конь для меня не конь, он - личность, ну, а как можно продать личность? Он друг мне, а не собственность. А как можно продать друга? невозможно!»
И хотя старик был беден, и было немало соблазнов продать коня, он не делал этого.
И вот однажды он обнаружил, что в конюшне нет коня! И собралась вся деревня, и все сказали: «Ты - глупец! Мы все знали, что в один прекрасный день коня украдут! А при твоей ли бедности хранить такую драгоценность! Да лучше б ты продал его. Ты бы получил любые деньги, какие ни запросил! А где теперь твой конь?! Какое несчастье! Какое бедствие!»
Старик же ответил: «Ну-ну, не увлекайтесь! Скажите просто, что коня нет в конюшне. Это - факт. Все остальное - рассуждение. А счастье, несчастье… откуда вам знать? Как можете вы судить?»
Люди спорили: «Не дури нас! Мы, конечно, не великие философы. Но совершенно очевидно, что сокровище потеряно, а это большое несчастье».
Но старик проговорил: «Вы как хотите, а я буду придерживаться того факта, что стойло пусто и коня нет. Другого же я ничего не знаю - счастье это или несчастье, потому что это всего лишь маленький эпизод. И кто знает, что за этим последует?»
Люди смеялись. Они решили, что старик от горя просто рехнулся.
А через пятнадцать дней ночью конь неожиданно вернулся. Он не был украден, он ночью сбежал в лес. Но вернулся он не один, а пpивел с собой дюжину диких лошадей.
И снова собрались люди и сказали: «Да, старик, ты был прав! Это мы были не правы! ДА, это не было несчастьем. Это оказалось благодатью. Мы просим извинить нас».
На это старик ответил: «Опять вы слишком далеко заходите. Ну, вернулся конь, ну, лошадей привел, так что ж? Не судите. Счастье, несчастье - кто знает? И это лишь маленький эпизод. Пока вы не знаете всей истории, зачем судить? Я счастлив в своем несуждении».
И не смогли люди на этот раз возразить, а вдруг стаpик и на этот раз прав? Итак, на этот раз они хранили молчание, хотя в глубине души прекрасно понимали, что он не прав.
Это же, конечно сказочное счастье: двенадцать коней пришли за конем! Да только захотеть, и все они превратятся в немыслимое богатство!
У старика был молодой и единственный сын. Он начал объезжать диких лошадей, и не прошло и недели, как он упал с лошади и сломал себе ногу.
И снова собрались люди и начали рассуждать: «Да, старик, ты снова оказался прав. Это не благодать, это - несчастье. Единственный сын! И ногу сломал! Хоть одна была опора в старости тебе. А теперь ты же еще больше обеднеешь!»
Но старик сказал: «Вы одержимы рассуждениями! Зачем вы так торопитесь? Скажите просто, что сын сломал ногу. Счастье, несчастье - кто знает? Снова лишь эпизод, а большего вам не дано. Жизнь фрагментарна, а судить можно только целое».
И так случилось, что спустя всего лишь несколько недель на страну напал враг, началась война, и все молодые люди деревни были призваны в армию. Только сын старика был оставлен, так как был калекой.
И снова собрались люди, они кричали и плакали: из каждого дома ушел сын, а то и несколько. И надежды на то, что они вернутся, не было никакой. Напавшая страна была огромной, и битва была заранее проиграна. Они не вернутся домой.
Вся деревня стонала и плакала. И пришли люди к старику и сказали ему: «Прости нас, старик! Бог видит, что ты прав. Хоть и калека сын твой, да с тобой! Наши же дети ушли навсегда! Он-то жив и с тобой, да может и ходить еще начнет понемногу. Лучше быть хромым, да живым!
А старик снова сказал: «Нет! Разговaривать с вами невозможно! Вы ведь продолжаете судить, судить, судить! Да кто знает?! Вы можете только сказать, что ваши дети насильно забраны в армию, а мой сын остался со мной. Но никто не знает, благословение это или несчастье. И никто никогда не в состоянии будет узнать это. Один Бог ведает!»
Однажды я шел по местным магазинам, делая покупки, и вдруг я заметил, как Кассирша разговаривает с мальчиком не больше 5 или 6 лет. Кассирша говорит: Мне жаль, но у тебя не достаточно денег, чтобы купить эту куклу. Тогда маленький мальчик повернулся ко мне и спрашивает: Дядя, а вы уверены, что у меня не достаточно денег? Я пересчитал деньги и ответил: Дорогой мой, у тебя не достаточно денег чтобы купить эту куклу. Маленький мальчик все еще держал куклу в своей руке. После оплаты своих покупок я вновь подошел к нему и спросил, кому он собирается дать эту куклу??? Эту куклу моя сестра очень любила и хотела ее купить. Я хотел бы подарить ей на ее день рожденье! Я хотел бы дать куклу моей маме, чтобы она смогла передать это моей сестренке, когда она уйдет к ней! …Его глаза были грустными, когда он это рассказывал. Моя сестра ушла к Богу. Так мне отец сказал, и сказал, что вскоре мама тоже уйдет к Богу, поэтому я подумал, что она может взять куклу с собой и передать ее моей сестренке?! … Мое сердце внезапно остановилось. Маленький мальчик посмотрел на меня и сказал: Я сказал отцу, чтобы мама пока не уходила, пока я не приду с прогулки. Затем он мне показал свою фотку, где он счастлив и улыбается. Я хочу чтобы мама взяла мою фотку с собой, чтобы моя сестренка не забыла меня. И он добавил: Я люблю свою маму и не хочу чтобы она меня покидала, но отец говорит, что она должна идти к моей маленькой сестре. Затем он посмотрел снова на куклу своим печальным взглядом… Я быстро взял свой портмоне и сказал мальчику: Может мы еще пересчитаем твои деньги, если ты считаешь, что их достаточно чтобы купить куклу… Да, я думаю, что у меня хватит денег чтобы купить куклу! Не показывая ему я добавил из своих денег и мы заново начали считать. Было достаточно, чтобы купить куклу и еще даже осталось немного денег. Маленький мальчик сказал: Спасибо Господи за то, что ты мне дал денег! Затем он посмотрел на меня и добавил: Вчера перед сном я просил у Бога дать мне деньги, чтобы купить куклу для моей сестренки, чтобы передать ее через мою маму! Он услышал меня! Я так же хотел бы иметь немного денег, чтобы купить белую розу для моей мамы, но я не спрашивал об этом у Бога. Но он мне дал достаточно денег, чтобы купить куклу и розу. Моя мама любит белые розы… Я закончил свой шоппинг в задумчивом и странном состоянии. У меня из головы не выходил этот мальчик. Затем я вспомнил -в местной газете была статья два дня тому назад о пьяном мужике в грузовике, который сбил женщину и маленькую девочку. Маленькая девочка погибла сразу же на месте, а женщина была в критическом состоянии. Семейство должна решить отключить аппарат, который поддерживает в ней жизнь, так как молодая женщина не способна поправиться от комы. Неужели это семья того мальчика, который хотел купить куклу для своей сестренки? После двух дней в газете была опубликована статья, где говорилось, что та молодая женщина скончалась… Я не сдержал слезы… Я купил белые розы и пошел на похороны… Молодая девушка лежала в белом, в одной руке была кукла и фото, а на одной стороне была белая роза. Я ушел весь в слезах, и чувствовал, что жизнь моя теперь изменится… Я никогда не забуду любовь этого мальчика к своей матери и сестренке!!!
Раньше, вот, заебись было: два больших празника в году. Новый Год и Восьмое Марта имени Розы Люксембург. И с развлечениями всё понятно: на Новый Год поблевать салатом оливье с балкона, и покидать соседям в почтовые ящики китайские петарды, а на Восьмое Марта получить пиздюлей от любящего супруга. А потом кто-то, блять, начал хуйнёй страдать: Валентинов день какой-то придумали, сердечки-валентинки, романтические ебли под индусские благовония, и Хеллоуин до кучи.
Какой Хеллоуин в России, а? Вы пробовали в конце октября выползти ночью на улицу с тыквой на ебле, постучать в первую попавшуюся дверь, и запеть: «К вам детишечки пришли, тыкву нахуй принесли, дайте быра нам канфет, а не то нассым в еблет»?
И не пробуйте. Россия - не Америка. Канфетами у нас по ночам просто так никто не разбрасываецца. А вот пизды дадут определённо. В общем, буржуйские развлекухи нашему российскому менталитету чужды. И лично мне - в особенности. Я вообще празники не люблю, ибо всегда потом почему-то отмываю посуду и хату до августа.
А Хеллоуин просто ненавижу.
***
Телефон исполнил песню «Подруга подкинула проблему, шлюха», и я подняла трубку:
- Чо нада?
- Бабла, мужиков с большими хуями, пару ящиков пива, и голую китайскую хохлатую сабачьку. - Серьёзно ответила в трубке Ершова, а потом заорала: - Чо за вопросы?! «Чо нада»… Шоколада! Ты меня ждёшь? Я уже стою у твоего подъезда, и не знаю кода! Говори немедленно, на улице ледниковый пириод.
Старость не радость. Сначала начинаешь забывать, што ждёш гостей, потом впадаешь в маразм, и начинаешь ссать в штаны, а потом смерть, и браццкая могила на ассенизаторских полях в Люблино.
- Нажимай четырнаццать, потом ключ…
- Где тут ключ?!
- В пизде, Юля! Он там нарисован на кнопочке!
- Я нажала. Там гудки вначале пошли, а потом какой-то дед сказал, что щас меня помоями обольёт с балкона… Говори нормальный код!
- Не хватало бабке горя - так купила порося… Стой на месте, щас спущусь.
Спускаюсь вниз, забираю околевшую Ершову с улицы, и тащу её домой.
- Ты нашла пу-пу-пушыстую мишуру? - Стучит зубами Юлька. - А шшшшшшортики блестящие?
- Где я, блять, найду тебе мишуру с шортами?! Я похожа на Верку Сердючку?
- На дуру ты похожа. - Лифт приехал на четвёртый этаж. Выходим. - Я знала, что ты нихуя не запасливая баба, поэтому привезла тебе мишуру, шортики, и красный лифчик третьего размера. Вата у тебя есть?
- Нету. У меня есть Тампаксы и прокладки Олвейз «от уха до уха». Дать?
- Взять, блин! В лифчик чего тебе пихать будем?
- А… - Вспоминаю, зачем приехала Ершова, и вздыхаю: - Носки махровые пихну. Вспомню деццтво золотое.
- Да-да. Напихай носочков своих полосатеньких, Буратина бля. Лифчик, напомню, кружевной! Прозрачный! Надо чонить такое, сисечного цвета. Что у тебя есть сисечного цвета?
- Ну… - Задумалась. - Ну, хуй ево знаит… Колготки есть. Бронзовые.
- Однако, ты высокого мнения о цвете своих сисек. - Ершова заржала. - А синие колготки у тебя есть?
- А то. - Я обиделась. - Цвета тухлова ливера. Но это спешал фо ю, Ершова. Охуенно подходят к твоему лицу. Кстате, будеш тут выёбываться - ваще никуда не пойду.
- Пойдёш. - Махнула рукой Юлька. - Там же будет Дима Пепс.
- Это шантаж, Юля.
- Нет, это заебись, Лида. Это очень за-е-бись!
***
*За месяц до описываемых событий.*
- Празника хочецца чота… - Ершова потянулась всем телом, и хрустнула шеей. - Празника. Феерии. Пьянства с алкоголизмом. Куража. Ебли, в конце концов, празничной. Какой там у нас следующий празник?
- Празник сенокоса.
- Говно празник. Как-то с куражом не ассоциируецца. Што ещё?
- Новый Год в декабре.
- Долго. Это очень долго ещё. Вспоминай, чо там ещё есть.
- Пошла ты в жопу. Сама вспоминай.
- Сентябрь, актябрь… - Ершова напряглась.
- Ноябрь потом… - Посказала я.
- Иннахуй. Сама помню. Слушай, а чо в октябре у нас? Вот в башке крутицца празник какой-та - а вспомнить нимагу.
- День рождения у Димы Борода-в-говне.
- Блин, Бородулькин меньше всего похож на празник. Есть ещё чота… Слышь, как эта моча называецца, когда надо наряжацца в блядей, и ходить по улице с тыквой?
- Хеллоуин. А почему именно в блядей?
- А в кого ты ещё хотела бы нарядицца? В Красную Шапочьку? В Белоснешку? В Василису Прекрасную? Посмотри на себя. Или на меня. Наше с тобой вечное амплуа - это портовые шлюхи. Это карма, Лида. Смирись. Забудь, что четверть века назад ты очень удачно сыграла роль Снежинки в яслях. Это было давно. Времена меняюцца. Теперь ты - старая блядь в красном лифчике. Всё.
Да похуй в общем-то. Блядь так блядь. Чо такова? Хули там Белоснешка или Василиса? Это каждая дура может напялить пласмассовую корону и своё свадебное платье, которое лет пять как валяецца в мешке на балконе. И всё. И вот вам Василиса белоснежная, дрочите на здоровье. А вот нарядицца блядью, да ещё пройтись так по ночной улице - это нужно быть сильной, отважной, незакомплексованной, и полной дурой. В общем, права Юлька - эта роль чотко для нас.
Осталось дождацца октября и Хеллоуина.
И тогда мы с Ершовой блеснём своими актёрскими способностями так, што все эти Василисы охуеют.
Воистину.
***
- Ну, во! - Ершова сделала шаг назад, и восхищённо поцокала языком: - Красавица! Настоящая проблядь! Щас только на левый глазик ещё блёсточек добавим… И вот сюда, на волосы… Всё, можешь смотреть!
Поворачиваюсь к зеркалу.
- Мама!!!
- Впечатлило? - Ершова гордо откинула со лба завитую прядь волос, и подтянула сползшие чулки с люрексом. - Я старалась.
- Я заметила. - Первая волна ужаса уже стекла холодным потом мне в трусы, и я посмотрела в зеркало ещё раз. - Юля, я так на улицу не пойду.
- Зассала, да? - Глумливо крикнула Ершова, и начала на меня наскакивать: - Ах ты ссыкло старое! Мы ж с тобой, сволочь, договорились уже! Чо ты ссышь, жаба?! Кто тебя ночью увидит-то?! Шубу напялишь, в такси сядешь - и впирёд, к алкоголизму!
- В шубе жарко… - Я ещё как-то силилась оправдать свой неконтролируемый порыв паники. - Вспотею…
- А и похуй! - Отмахнулась Юлька. - Шлюхи - они завсегда потные, у них работа такая. Ну, чо ты такое ебало пластилиновое сделала? Всё пучком! Щас тока блёсточек на правый глазик добавим…
- Пошла в пизду! - Я отпихнула Юлькину клешню, с зажатой в ней кистью, и вылетела из комнаты. - Хватит блёсточек! Я и так, блять, как в алмазной пещере! Нихуя не вижу, одно северное сияние перед глазами! Едем уже, пока не передумала!
Перед выходом я ещё раз посмотрела на себя в зеркало, и перекрестилась. Хорошо, если меня на улице просто выебет в жопу случайный прохожый. А если менты? А если загребут? Из одежды на мне был только красный лифчик, набитый колготками, лаковые шорты-трусы, и чулки в сеточку. А, и на голове ещё ободок с розовыми заячьими ушами и такая же розовая бабочька на шее. И туфли, похожые на ходули. Их, вместе с лифчиком и прочей бляццкой атрибутикой, принесла запасливая баба Ершова. Сама Ершова, покачиваясь на таких же туфлях, гордо выпячивала свою грудь, тоже вылепленную из колгот, и задрапированную сверху мишурой. Чулки и джинсовая юпка длиной в дваццать сантиметров делали её похожей на подругу дальнобойщика. Видимо, так оно и было задумано.
- Один у нас с тобой недостаток - уж больно красивые! - Довольно резюмировала Юлька, и, отвесив мне несильного подсрачника, выпихнула меня из квартиры. - А теперь - вперёд! За Родину, за Сталина! Команда «Газы» дана для всех!
Я закрыла входную дверь, и повернулась к лифту.
- Здрасьте…
Я вздрогнула, и подняла глаза. На лестнице стояли и пытались открыть дверь, мои соседи. Рома и Вика Ковалёвы. То ли сектанты, то ли религиозные фанатики - хуй их разберёт. Вечно ходят в каких-то робах, читают мне лекции о конце света и спасении души, и периодически рожают детей дома, в ванной. Пятерых уже нарожали. И все до сих пор живы, что странно. Врачей к беременной Вике Рома не подпускал принцыпиально. И роды сам принимал. Она там орала на всю квартиру, а Рома орал ещё громче: «Это бесы тебя терзают, супруга моя возлюбленная! Не теряй веры, Виктория! Иисус любит тебя! Не подавайся соблазнам, прихожанка! Излей младенца на свет Божий!»
Как там она изливала младенцев - я, слава труду, не видела. Но Ковалёвых побаиваюсь.
- Здрасьте. - Ответила я на приветствие, и тут же отвернулась.
- Иисус любит тебя… - Несмело сказала Вика, и с завистью посмотрела на мои празничные ходули.
- Спаси свою душу, отринь бесовские происки, воспротивься им! - Вдруг повысил голос Роман. - Бог есть в каждом!
- Спасибо. - Я с силой дрочила кнопку лифта, и косилась на Ершову.
- Я никуда не пущу тебя! - Вдруг закричал Рома, и распластался на дверях лифта. - Спаси себя! Не торгуй плотью своей, сестра! Читай шестнадцатый псалом немедленно!
- Святой отец! - Ершова плечом отпихнула Рому от лифта. - Идите нахуй! Идите туда, и не возвращайтесь. А мы тогда спасём вашу жену. И детей. Мы сводим Вику на мушской стриптиз, купим вашим детям комиксы с Человеком-Пауком, и научим их ругацца матом.
- Бесы! - Заверещал Рома. - Всюду бесы! Виктория, неси святую воду!
- Лида, пиздуем пешком. Я жопой чую - нам хотят испортить празничный макияж… - Шепнула Юлька, и резво поскакала на своих туфлях-костылях вниз по лестнице. Я бросилась за ней.
- Соседи у тебя жуткие. - Пыхтела подруга. - Бесами ещё пугают, уроды. Я чота их забоялась даже.
- И правильно делаешь. - Я толкнула подъездную дверь, и мы с Юлькой выпали в холодную ночь. - У меня самой, когда я их вижу, очко играть начинает. Ты, кстати, ещё не видала, как Рома по ночам по подъезду с кадилом ходит. Не знаю, чо за сушоный кал он в него кладёт, но утром в подъезд выйти нельзя. Говнищем пасёт на весь квартал.
- В дурку их сдать нужно. - Юлька подняла руку, пытаясь изловить такси.
- Не выйдет. - Я плотнее запахнула шубу, и поправила заячьи уши. - Рома нашему участковому машину бесплатно освятил, и табельный пистолет.
- Сплошная коррупцыя. - Блеснула эрудицией Ершова, и сунула голову в окно остановившейся девятки:
- На Декабристов. Едем? Лид, залезай.
Водитель девятки с интересом разглядывал Юлькины ноги в сеточку, и празничный мэйк ап.
- Вас у метро высадить?
- Да. - Отрезала Юлька, и сердито натянула на колени куртку.
- А дальше вы куда?
Сука любопытная, блин.
- Коту под муда. - Ответила Ершова, и заметно занервничала.
- В гости к мальчикам, наверное?
Шофёр мне нравился всё меньше и меньше. Юльке, кстати, тоже.
- И к девочкам. На детский утренник. - Ершова пошла пятнами. А это хуёвый знак. Значит, жопой чует какую-то шляпу.
- А документы у вас есть? - Вдруг спросил шофёр, и съёхал на обочину.
Всё. Вот она - шляпа. Приплыли, девки - сливайте воду.
- А какого хуя… - Начала Ершова, но тут шофёр вытащил красную книжечку, махнул ей перед нашими ебалами, и быстро спрятал её запазуху.
- Документы!
Я быстро полезла в сумку, и уже открыла рот, чтобы объяснить дяде, что мы вовсе не продавцы собственных пёзд, но Ершова, извернувшись, просунула руку назад, между сиденьями, и больно ущипнула меня за ногу. Я истолковала её жест правильно, и захлопнула сумочку. И рот заодно.
- Парниша, может, договоримся, а? - Ершова расплылась в улыбке, и погладила дядьку по коленке. - В честь праздничка бесплатно. Да, Клеопатра?
Я не сразу поняла, к кому это Юлька обращаецца, и молчала.
- Да, Клеопатрочка, блять?! - Уже с нажимом в голосе снова повторила свой вопрос Юлька, и я сориентировалась:
- О, да, Жоржетта.
Юлька хрюкнула, продолжая улыбаться, а дядька обернулся:
- Клеопатра? Ну вы, девки, чувство меры поимели бы хоть. Клеопатра, блин… Псевдоним надо брать объективно. Машка Шняга например.
- Чо?! - Я не выдержала, и заорала: - Ты себя-то в зеркало видел, узбек чукотский?! В штанах у тебя шняга, пидор ты дермантиновый! Юлька, ёбни ему!
На слове «Юлька» Ершова вцепилась дядьке когтями в яйца, и укусила его за ухо. Я, не растерявшись, вытащила у себя из-под жопы трехкилограммовый справочник «Жёлтые страницы. Все адреса Москвы», и несильно шлёпнула обидчика по еблу. Сильно уебать не получилось: крыша низкая, размах не тот.
- Беги! - Завизжала Ершова, ещё раз укусила дядьку за щеку, и вывалилась из машины. Я вывалилась следом, и осталась лежать в луже.
- Я сказала беги! - Наступила мне на руку каблуком Юлька, я взвигзнула, и поскакала вдоль дороги на карачках, путаясь в шубе, и сбивая заячьими ушами гандоны с придорожных кустов.
- Во дворы, во дворы уходи, каркалыга!
Я сменила галоп на рысь, и свернула в какой-то двор.
Через десять минут, когда я упёрлась лбом в чугунную урну, и остановилась, сзади послышалось:
- Ушли.
- Точно?
- Стопудово.
- А это кто был?
- А я ебу? То ли мусор, то ли не мусор. Один хуй - паспорт в такой ситуации показывать нельзя, запомни. Я как-то уже показала сдуру. Забрали в отделение вместе с паспортом, и там ещё ебало мыть пришлось, чтоб на свою собственную фотку быть похожей. А то мне уже дело шить начали.
Вопросы у меня закончились. Я повернулась к урне жопой, и села на землю, переводя дыхание.
- Ну что? - Юлька сбоку тоже отдышалась. - К тебе?
- Нет, блять. В клуб. К Диме Пепсу.
- Ладно, не ори… Чо я, виновата штоле? - Ершова нахохлилась, и полезла в сумку за сигаретами.
- А знаешь, Ершова, - Я тяжело поднялась, и и облокотилась на урну, - какая у меня на тебя песня стоит на мобиле?
- Шалава лава-лава-лава? - Предположила Юлька.
- Почти. - Я отряхнула руки, и отвесила подруге пинчища. - «Подруга подкинула проблему…»
- Шлюха! - Хором закончили мы с Ершовой, и заржали.
- Не, Лидка. Хеллоуин мы вот так просрать не можем. Потом ещё долго следующего празника ждать.
- Я никуда больше не пойду. И не уговоривай.
- Не… - Поморщилась Ершова. - Я сама никуда не пойду. Я о другом. У тебя есть чёрный спортивный костюм?
- Дедушкин.
- О! То, что доктор прописал! Уши свои ослиные не проебала? Мы щас их каким-нить говном намажем, чтоб чёрные были, а ещё нам нужен пояс от халата. Это будет хвост.
- Ершова, ты чо задумала?
- Хеллоуин, Лида. Самый лучший день для всякой нечисти. Ну, сечёшь?
- Нет.
- Кодовое слово «бесы». Ну?
- Юля, только не говори…
- Ковалёвы-ы-ы-ы-ы! - В кровожадной улыбке расплылась Юлька. - Ковалёвы-ы-ы-ы-ы! Щас мы, блять, им покажем, как с проститутками нас перепутывать, и концом света пугать. Короче, сценарий такой…
…Две женские фигуры в грязных шубах, громко и зловеще хихикая, растворились в ночи.
На часах была полночь с десятью минутами.
- Аццкое время. - Ершова кивнула в сторону настольных электронных часов, которые все мои друзья почему-то называют «Бигбэн для слепорылых». Наверное потомушта они размером с тиливизор.
- А ещё и Хеллоуин, если вспомнить… - Я добавила свои три копейки в атмосферу предвкушения чего-то страшнова. - Зомби по улицам шляюцца без регистрации, упыри шастают по кладбищам, кровь пьют невинную.
- Ну, зомби без регистрации у меня самой дома щас спит. Ничего стрёмного особо. Только пьёт много, и волосатый как пиздец. У меня уже аллергия на ево шерсть жопную. - Юлька с любовью вспомнила о супруге. - А на кладбищах нету крови невинной. Там икебаны одни. Упыри сегодня остануцца голодными.
- Вряд ли. Сегодня там полюбому будет опен-эйр готически настроенных мудаков. Я за упырей спокойна.
- Ну слава Богу. Пусть поедят вволюшку. Празничек у ребяток. А готов нам не жалко. Отбросы общества.
Ершова яросто стирала празничный макияж влажной салфеткой, и принюхивалась:
- Кстати, чем так воняет?
- Грязными хуями? - Предположила я, и подёргала носом. - Может, отрыжка после вчерашнего?
- Шутка своевременная, смешная. - Ершова швырнула грязную салфетку на пол, и тоже зашевелила ноздрями. - Не, ацетоном каким-то штоле…
Я внимательно посмотрела на коробку с влажными салфетками, из которой Юлька уже вытащила второй метр, и заржала:
- Не ацетоном, а специальной хуйнёй! Это салфетки для чистки офисной техники. Я на работе спиздила когда-то.
- Тьфу ты, блять! - Ершова брезгливо отшвырнула коробку. - То-то я чую, у меня рожа вся горит. Ну-ка, глянь: аллергии нету?
Юлько лицо на глазах опухало. Вначале у неё опух лоб, и она стала похожа на неандертальца, потом отек спустился на глаза, и Юлька стала китайским питекантропом, а потом на нос и губы - и вот уже на меня смотрит первобытный Гомер Симпсон с китайскими корнями.
- Ершова, ты немножко пиздец как опухла. - Мягко, стараясь не вызвать у Юльки панику, намекнула я на новое Юлькино лицо. - В зеркало смотреть нинада.
Подруга, вопреки моим советам, всё-таки посмотрела в зеркало, и заорала:
- Блять! Что теперь делать?
Я пожала плечами:
- Мы ж Ковалёвым мстить собрались. Давай рассмотрим положительные стороны: ты уёбище. И это очень хорошо. Грим никакой не нужен. Щас напялим на тебя тренировочный костюм с хвостом, и вперёд, к Ковалёвскому инфаркту!
- Заебись. А чо, я одна пойду их пугать? - Ершова даже не спорила по поводу положительной стороны вопроса. - А ты чо делать будешь? Мы так не договаривались!
- Юля, - я выудила из лифчика колготки, и натянула их на руку. - Я буду жертвой бесов, понимаешь? Я позвоню им в дверь, они её откроют, ибо ебланы, а я буду валяться в корчах у них на пороге. У меня будет шея в крови, скрюченные ноги, и пена у рта. Я буду валяться по полу, и выть: «Бесы мной овладели, батюшка! Сиськи отгрызли нахуй, сами посмотрите, ноги мне скрючили, и зуб выбили!». Тут я охуенно креативно использую во благо все свои природные достоинства, понимаешь? Мне тоже грим не нужен.
- А я где буду? - Ершовой уже овладел азарт. - Я хочу появится из воздуха, в лучах дыма, и на каблуках.
- Какие, блять, лучи дыма, Юля? И каблуки тоже нахуй. У меня есть тапки в виде голых ног Бигфута. С длинными пальцами, и с когтями. Где ты видела бесов с таким еблом как у тебя, да ещё на каблуках? Ковалёвы, конечно, мудаки, но не настолько. Короче, вот тебе дедушкин костюм, а я пошла делать хвост.
…Через полчаса мы были готовы к выходу, и в последний раз репетировали. Рому Ковалёва изображала моя собака, а мы с Ершовой играли свои роли.
- Бесы, бесы мной овладели, батюшка Роман! - Я упала на пол перед псом, и начала биться в корчах. - Спаси мою душу, почитай псалтырь, изгони дьявола из тела моего покалеченного! Я хочу умереть девственницей!
- Тычо несёшь, обезьяна? - Ершовский голос донёсся из туалета. - С девственницей явный перебор. У Ковалёвых такой простыни, тебе на заплатку, точно не будет.
- Я хочу умереть с чистой душой, и вознестись к престолу божьему! - Крикнула я в морду собаке, и та завиляла хвостом. - Спаси меня, добрый пастырь!
Тут, по сценарию, должна была появицца Ершова, но она не появлялась.
- Вот они, бесы! - я заорала, и вцепилась руками в собачью ногу. Пёс-Ковалёв такого не ожидал, взвизгнул, и непредсказуемо пукнул, после чего спрятался под шкаф. - Я чую запах сероводорода! Ад пришол на землю! Итак, встречайте: бесы!
Даже после этого откровенного призыва Ершова не появилась.
- Юля, хуле ты в сортире засела?! - Я прервала генеральную репетицию, и поднялась с пола. - Твой выход!
- Дай поссать-то! - Глухо ответил из-за двери бес. - Ты б сама попробовала бы снять эти штаны с хвостом, а потом обратно напялить. Кстати, хвост я в унитаз уронила.
- Блять… - Я расстроилась. - Нихуя у нас с тобой, Юлия, не выйдет. Ковалёвы вызовут ментов, и нас заберут в обезьянник! Там нам подкинут в карман кило героина, ядерную ракету, четыре неопознанных трупа, и загремим мы с тобой по этапу, к лесбиянкам. А я ещё так молода, и так люблю мущин!
Дверь туалета распахнулась, и на пороге появилась Ершова. За десять минут я уже забыла, как она выглядит, поэтому быстро отпихнула Юльку от двери, и сама заняла позицию на гнезде.
- Не ссы, инвалид деццтва, всё будет в ёлочку. Ты, главное, паспорт с собой не бери на дело. - Подруга свято верила в то, что мировое зло сконцентрировано именно в паспорте. - И тогда никакие менты не придут. Все менты щас спят давно.
Ещё через пять минут мы на цыпочках вышли на лестничную клетку, и прокрались к лифту.
- Короче так… - Ершова наклонилась к моему уху, и ещё раз уточнила детали: - Щас мы с тобой поднимаемся на седьмой этаж, ты спускаешься вниз по лестнице до четвёртого, и проверяешь, чтоб на нижних этажах никто не стоял. А то эффекта не получицца, если мне между пятым и шестым кто-нить с перепугу пизды даст. Потом ты звонишь в дверь Ковалёвым, начинаешь изображать свой ящур…
- Корчи. - Поправила я Юлю.
- Похуй. Корчи. Потом ты кричишь: «Вы слышите этот топот? Это бесы! Они уже идут за мной!» И тут выйду я.
- Ты думаешь, у тебя получицца громко топать в плюшевых тапках? - Я с сомнением посмотрела на когтистые поролоновые ноги Ершовой.
- Верно. - Юлька не огорчилась. - Вот эта лыжная палка чья?
Я оглянулась. Возле соседней квартиры сиротливо стояла одна лыжная палка.
- Ничья. - я пожала плечами. - Бери, если нужно.
- И возьму. Я буду ей стучать по ступенькам, и имитировать аццкий топот. Видишь, всё катит как надо!
Двери лифта открылись, и мы с Юлькой шагнули в кабину, и нажали на цифру семь.
- Эх, вот эти иисусики щас обосруцца! - Юлька откровенно радовалась предстоящему чужому инфаркту. - Главное, смотри, чтоб тебе кадилом не уебали, в процессе изгнания бесов.
- Юля. - Я прислушалась к тишине за дверями лифта. - Юля, мы, кажецца, застряли.
- А я ещё появлюсь, и скажу Ковалёву: «Ты нихуя не божый человек. Ты дрочиш по ночам, в ванной. Так што собирайся, я за тобой». - Юлька захохотала, и осеклась: - Чо ты сказала?
- Мы застряли. - Я села на корточки, и посмотрела на Ершову снизу вверх. - А у меня клаустрофобия. Щас орать начну.
- Не надо. - Уверенно ответила Юлька. - Щас попробуем отсюда выбраться.
Однако, выбраться из лифта не получалось. Застряли мы всерьёз.
- Юля… - Я уже шмыгала носом. - Я боюсь! Сегодня страшная ночь, а у меня ещё клаустрофобия… У-у-у-у-у-у…
- Не вой! - Юлька взяла на себя обязанности главнокомандующего. - Щас вызовем этих, как их… Спасателей.
И уверенно ткнула пальцем в кнопку с надписью «Вызов».
- Кхе, кхе… Пыш-пыш-бу-бу-бу, Иванова. - Неразборчиво донеслось из динамика. - Бу-бу-бу шшшшшшшш какова хуя?
- Иванова! - Заорала Юлька. - Иванова, мы застряли в лифте! У Лидки эпидерсия и Хеллоуин, а я в туалет хочу! Спаси нас, Иванова!
- Клаустробофия у меня, дура.
- Похуй. Я такое не выговорю всё равно. Ты слышишь нас, Иванова?
- Бу-бу-бу, ждите. - Чота сказала Иванова, и отключилась.
- Не ссы, Лидос. Скоро приедет Иванова, и нас спасут. А потом мы обязательно пойдём, и напугаем Ковалёвых. - Юлька опустилась рядом со мной на корточки. - Ты только потерпи, потерпи, родная. Не умирай! Дыши, дыши, Лидка!
- Отстань, дубина. - Я отпихнула Юлькины руки, которыми она вознамерилась надавить мне на грудную клетку. - Я не умираю, и я дышу. Только тут воздуха мало, поэтому не вздумай пёрнуть.
- Жива! - Возрадовалась подруга, и предложила: - Давай, может, споём?
- А подмога не пришла-а-а-а, подкрепленье не прислали… - Обречённо начала я.
- Нас осталось только два-а-а-а, нас с тобою наебали… - Подхватила Юлька, и дальше наши голоса уже слились в неровный хор:
- Иванова далбаёб, и с патронами напряжна-а-а-а, но мы держым рубежы, мы сражаемся отважна-а-а-а…
*Прошёл час*
- Ковыляй патихонечку, а меня ты забу-у-уть…
- Зажывут твои ноженьки, прожывёш как-нибуть!
- Труля-ля, труляля-ляля…
- Иванова - пизда!
*Прошло ещё полчаса*
- Голуби своркуют радосна…
- И запахнет воздух сладостна…
- Домой, домой, пора домой!!!
- Юля, я умираю…
- Нас спасут, я верю!
- Про нас забыли… Ивановой никакой нет. С нами разговаривал бес.
- Я верю, что Иванова существует! И нас скоро спасут!
- Спасатели Малибу?
- Не, им далеко ехать. Скорее Чип и Дэйл.
- Я поцелую их в жопу.
- А я им отдамся.
- Домой, домой, пора домой!!!
*Прошло ещё двадцать минут*
- Кто тут, блять, на лифте по ночной Москве катаецца?!
Голос со стороны свободы пролился нам в уши сладостным нектаром.
- Это мы! Дяденька, вытащите нас!
- Пицот рублей за ночной вызов.
- Согласны!
- Сколько вас там?
- Двое!
- Тогда с каждой по пицот.
- Пошёл нахуй! Пицот, и хватит. Щас Ивановой позвоним. - Ершова была категорична.
На свободе что-то зашуршало, и стало тихо.
- Дядя, вы тут? - Я заволновалась.
Тишина.
- Дядь, мы пошутили! - Ершова кинулась на закрытую дверь. - По пицот с каждой!
Тишина.
- Довыёбывалась, жлобина? - Я нацелилась когтями в Юлькину опухшую рожу. - Пятихатку пожалела? Теперь из-за тебя…
Тут кабина лифта сильно дёрнулась, и поплыла куда-то вверх.
Мы молчали, боясь спугнуть своё щастье.
- На какой этаж ехали? - Заорал кто-то над головой.
- На седьмой! - Заорала в ответ Юлька. - На седьмой, дяденька!
- Щас спущусь за деньгами. Ждите.
Кабина остановилась, но двери не открылись.
- Придёт, как думаешь? - Я заволновалась.
- А то ж.
Ещё через минуту за дверями послышалось шуршание, и створки разъехались, показав нам усатое и пьяное лицо спасителя.
- Дядя! - Крикнула Ершова, и распростёрла объятия. - Дай же нам тебя обнять!
- И поцеловать! - Я подняла с пола лыжную палкуи шагнула на свободу.
- Блять!!! - Вдруг заорал спаситель, и кинулся вниз по лестнице. - Черти! баный понос!
- Чо это он? - Юлька перегнулась через перила, и посмотрела вниз. - Живот прихватило, что ли?
- Дура, - я заржала, - это он нас с тобой испугался! Сама подумай: открываецца дверь, и на тебя вываливацца чёрное уёбище с хвостом и рогами, а за ним…
- Второе уёбище. Без сисек и на кривых ногах. - Ершова явно обиделась. - Жалко дядьку. А с другой стороны, пятихатку сэкономили. Нучо, домой?
- А куда ещё. Только пешком.
Спустившись на четвёртый этаж, мы с Юлькой, не сговариваясь, позвонили в квартиру Ковалёвых, и молча ждали реакции. Без вопроса «кто там?» дверь открылась через минуту.
- Ты дрочер, Рома. - Сурово сказала Юлька, и стукнула по полу лыжной палкой. - Хуй тебе, а не Царствие Небесное. Сдохни, гнида.
- Продавай квартиру, сука бородатая, а деньги отдай в церковь. Иначе не будет тебе прощения. - Я ковырнула засохший кетчуп на шее. - И прекрати ебацца без гандонов. Твоя Вика не спермоприёмник.
Рома коротко всхлипнул, и захлопнул дверь.
- Чота хуёво мы как-то им отомстили… - Ершова поставила лыжную палку на место, и плюнула Ковалёвым в дверной глазок.
- В самый раз. - Я открыла свою дверь, и впустила беса в квартиру. - А мог вообще подохнуть. И тогда менты, кило героина, и…
- Четыре трупа-а-а возле та-а-нка… - Нараспев продолжила список ништяков Юлька.
- И зона с лесбиянками-и-и-и…
…Дверь за нами закрылась, и в доме номер девять ненадолго воцарились тишина и спокойствие.
Моему сыну (6-ти лет) нужно было принести в школу шарики по случаю последнего звонка в конце учебного года.
Пошли мы с ним в магазин. Я купила ему 2 шарика.
Выйдя из магазина, он говорит:
- Мама, мне надо 3 шарика.
- Зачем?
- Учительница сказала, что надо 3.
Мне очень не хочется возвращаться обратно в магазин, и я ему говорю:
- Hичего страшного, если у тебя их будет 2.
В ответ слышу:
- Что ты мама, нельзя. ВЕДЬ 2 ШАРИКА - ЭТО ТОЛЬКО HА ПОХОРОHЫ.
Я рухнула, представив себе гроб с шариками.
И пошла покупать третий.
А это уже не анекдот. У меня случай был. Отправил товарищу СМС: «Димон, положи мне пожалуйста денег на мобилку».
Он перезванивает:
- Ты ок?
- Да. А что?
- Ты мне что за СМС прислал, ирод?
Проверил. Долбаный Т9 внёс коррективы. Слова «мобилка», как оказалось он не знает. Заменил на «могилка».
Остановись, пусть он увидет солнце,
Услышит шум весеннего дождя,
И будет в час счастливейшей бессоницы
Смотреть на звезды, глаз неотводя.
Тебе легко не дать ему родиться,
Тебя не станут за руку держать,
А он не сможет даже защититься,
Не можетт крикнуть, встать и убежать.
Быть может, он, некто другой, а этот,
Чья жизнь теперь на ниточке висит,
Окажется ученым иль поэтом,
И целый мир о нем заговорит…
Рыбак перевозил на лодке одного человека. Пассажир торопил рыбака: - Быстрее, я опаздываю на работу! И тут он увидел, что на одном из вёсел написано «молись», а на другом - «трудись». - Зачем это? - спросил пассажир. - Для памяти, - ответил рыбак. - Чтобы не забыть, что нужно молиться и трудиться. - Ну, трудиться, понятно, всем надо, а вот молиться, - человек махнул рукой, - это не обязательно. Никому это не нужно. Зачем же тогда терять время на молитву? - Не нужно? - переспросил рыбак и вытащил из воды весло с надписью «молись», а сам стал грести одним веслом. Лодка закружилась на месте. - Вот видишь, какой труд без молитвы. На одном месте кружимся и никакого движения вперёд. Отсюда и вывод: чтобы успешно плыть по бурному житейскому морю, нужно крепко держать в руках оба весла: молиться и трудиться.