Боги спасенье от нас отвели.
В-землю-уйдем-мы-с-дождем
Против системы играем с тобой
В игры с названием «Жизнь».
Будет ли нами заслужен покой?..
Души-взлетят-с-ветром-ввысь
Солнце сердца прожигает насквозь.
Мысли все застланы тьмой.
Судьбы изрезаны сном вкривь и вкось.
Пусть я умру… Но с тобой.
Снег в небесах… Слёзы в глазах…
.мы-обратимся-в-дымчатый-прах.
Как много утекло воды, пока я был в аду.
Я там хотел найти себя, но понял - не найду.
Закончен срок, и мне пришлось покинуть этот ад,
Но я узнал, из тьмы восстав, что мне никто не рад.
Однажды очень молодой, стеснительный, но несчастный юноша решил покончить с собой. В качестве места совершения самоубийства было выбрано городское кладбище, время - полночь, кроме того, полнолуние. Осторожно ступая по кладбищу, бедный юноша стал искать свое последнее пристанище. Но как назло, все скамейки будто под землю провалились! Пройдя с десяток могил и уже отчаявшись, молодой человек едва не вскрикнул от страха и неожиданности: перед ним возникла девушка, вся в черном… с крыльями за спиной. Нетрудно представить весь ужас и страх, отразившиеся на лице молодого мужчины, однако приглядевшись, он с облегчением перевел дух: это был всего лишь памятник. Внимание юноши невольно привлек интересный текст на латыни, высеченный у подножия черного ангела: «Heus tu, viator lasse, qui me praetereis. Veni hoc et queiesce pusilu. Cum diu ambulareis, tamen hoc veniundum est tibi. Bene vive, propera…» Перевод неизвестно кем написанной эпитафии гласил следующее: «Эй, прохожий, ты, видно, устал идти. Отдохни здесь немного. Путь твой еще долог, хоть и закончится здесь. Ступай и будь счастлив, пока ты живой…». Эти слова произвели колоссальное, магическое действие на молодого мужчину: отшвырнув пистолет в сторону, пятясь, спотыкаясь и падая, он бросился бежать с проклятого кладбища. И больше туда никогда не возвращался. Так черный ангел и неизвестная эпитафия спасли жизнь Стефану Цвейгу, впоследствии - знаменитому австрийскому писателю… Японские эпитафии «Поздно прикрывать теплым одеялом могильный камень» «Умереть не трудно, трудно жить» «Дурные дела для вечности - пыль, хорошие дела - тоже пыль. Но как ты хочешь, чтобы о тебе вспоминали?» «Пока жива была, ты не ценил меня, мой милый. Как умерла - то, хоть цени, хоть не цени, мне все равно, мой милый…» Что касается эпитафий в стихотворной форме, японские самураи издревле чтили эту святую традицию: в случае добровольного ухода они оставляли посмертное стихотворение (дзисей). Дошедшим до нас из глубин строкам более десяти веков. Всё прекрасно, как сон. Сон придёт и уйдёт. Наша жизнь - сон во сне… /Обата Акира/ Земля и металл Жизнь мою оборвали, А время все там же. /Ацудзин/
Каждая кошка умрёт однажды,
В бездну скатившись клубком из лукошка;
Пускай девять жизней у них у каждой -
Смерть не считается даже с кошкой…
Смеяться смерти в лицо можно только при жизни…
Нелегко уходить, уходя,
Впереди - лишь чужбина чужая,
Стоны ветра и струи дождя
Одиночки отход прикрывают.
На душе - холодок сентября,
Ничего так, как было, не будет.
Взвесит Бог все «во имя» и «зря»
И судом справедливым рассудит.
Жить надо так, чтобы твое присутствие было необходимо, а отсутствие заметно!
Оказавшись на вершине, нужно не забывать, что находишься на краю.
В комнате тихо и очень темно,
Нет тут и лучика света,
Свечка затухла и очень давно,
Жизнь перестала быть жизнью.
Все начиналось словно в кино:
Встретился парень с девчонкой,
Дым сигарет вперемешку с вином
Стал роковым для влюбленных.
Случайной встречи, как думали все
Будет сопутствовать счастье,
Только закончилось все нелегко
СПИД - вот их диагноз.
Он понимал, что он обречен,
Она мечтала о мести,
Как так случилось, из-за него
Больны они стали вдруг вместе.
По дому бродят они словно тень,
Моля о пощаде, спасенье.
И он кричит «конец! Все, конец!
Нет жизни, я уничтожен!»
И он исчез, как днем туман,
Она умерла совсем скоро,
Виной всему ведь был обман,
И мысль, что СПИД не возможен!
Дым сигарет вперемешку с вином
Стал роковым для влюбленных.
Вестник несчастья настиг их легко,
Спастись ведь совсем невозможно.
В комнате тихо и очень темно,
Нет тут и лучика света,
Свечка затухла и очень давно,
Жизнь перестала быть жизнью.
Зачем так любить и зачет так страдать?!
Подумай сначала о жизни!
Ведь ты - человек, не рискуй потерять,
То, что дано тебе свыше!!!
Богатство и роскошь - как многое значит, я деньги копил, уповал на удачу. В распутстве и в блуде себя прожигал, но от дружбы, от счастья всегда убегал. Золотые браслеты, экипаж, героин я всё поимел, но остался один. У ржавых конструкций, в стальных кандалах, в изогнутой позе, неумолимых цепях. Я изгнанник небес, отвергнутый Богом, я Им хотел стать, а теперь плачу гноем…
Дано мне тело - что мне делать с ним,
Таким единым и таким моим?
За радость тихую дышать и жить
Кого, скажите, мне благодарить?
Я и садовник, я же и цветок,
В темнице мира я не одинок.
На стёкла вечности уже легло
Моё дыхание, моё тепло.
Запечатлеется на нём узор,
Неузнаваемый с недавних пор.
Пускай мгновения стекает муть -
Узора милого не зачеркнуть.
Знаете то чувство: стоишь на краю обрыва, так и тянет прыгнуть вниз, забыться, быть потерянной для всех… но понимаешь что ты должна терпеть, должна продолжать жить ради родителей, близких… но ты уже понимаешь что это не жизнь… это просто так… существование…
Моя душа живет свободно.
Глаза открыты, ветер в голове.
Я птица вольного полета!
И я не исстрадалась о себе.
Нет! Мне не нужна награда.
И жалость вашу я не потерплю.
Я воздуху и солнцу больше рада.
Я просто очень жизнь люблю!
Люблю дышать, безмолвно и свирепо.
Смеяться громко, всем ветрам назло!
Ведь я жива. во мне источник света!
Ты нет? …ну что ж, не повезло.
Кладешь цветы ты с миною смиренной
Ведь у надгробия должна быть тишина.
И с высоты я улыбаюсь чуть надменно.
Я выше и свободней. хоть мертва…
-К-
Николай Домовитов
Продвигаемся вперед
Медленно вдоль поймы.
И осталось на весь взвод
Сорок две обоймы.
Как патроны сосчитать,
На ладонях взвесить?
Сорок два умножь на пять
Будет - двести десять.
Двести десять… Как же быть?
Враг не даст поблажки. Значит, надо разрядить
Каждый без промашки.
Свищет вражеский свинец.
Гнет к земле усталость.
…Пять штыков И пять сердец
На весь взвод осталось.