У меня есть друзья детства, компания, с кем знакомы уж лет 35. Дружили много лет, хорошо дружили. После окончания школы пути наши разошлись. Кто замуж, кто работать, кто в институт. У всех своя жизнь, свой круг общения. Виделись очень редко, случайно, на бегу, но очень рады были друг другу при встрече. И вот лет 5 назад я задумалась о том, насколько мы все разные: разные социальные слои, уровень культуры, образования… Но такое трогательно-доброе отношение друг к другу! Мы так счастливы друга друга видеть! Пыталась понять причину и, кажется, поняла. Во взрослой жизни нам общаться не случалось. Мы не знаем проблем друг друга. Расстались в том счастливом возрасте юности, когда все весело, вся жизнь впереди, когда будешь хохотать просто так! Видимо, при встречах мы все как бы возвращаемся в тот период своей жизни, потому и счастливы.
- Здравствуйте! Мне, пожалуйста, один билет. В один конец. Только туда.
- В один конец не бывает. Только туда и обратно!
- Ну, тогда давайте туда и обратно. На сегодня!
- На сегодня уже давно нет.
- А на когда есть? Только на самое ближайшее время! Очень надо!
- Самое ближайшее… Извините, только через год.
- Давайте хоть через год… На целый день, пожалуйста!
- На целый день по лимиту не положено!
- Ну, хоть на час тогда!
- Свободна только всего лишь одна минута!
- Хорошо. Давайте на одну минуту!
- Э-э… Есть на три часа, но это только через два года…
- Нет, давайте через год на минуту!
- Так. Тогда проверяем параметры: один билет туда и обратно, через год, на одну минуту. Всё верно? Согласны? Оформляем?
- Да!
- Держите Ваш билетик в детство!
- Спасибо огромное!
- А позвольте полюбопытствовать…
- Конечно.
- Всего минута… Что Вы будете делать? Что Вы сможете успеть сделать…
- Я крепко-крепко обниму своих родителей, сразу обоих, одновременно!!!
Когда-то, видно очень давно, была я девчонкой - девчонкой смешной. Мне было ВСЁ интересно, а потом перестало - Взрослой Тётенькой серьезною стала. Я её потеряла и никак не найду… Очень хочется встретить мне девочку ту. Вот смотрю я - бежит! это дочка моя!!! Она такая, такая как я! Её обниму, рядом с ней посижу, Я дочке своей неспеша расскажу, Как когда-то очень давно Была я знакома с девчонкой смешной…
Детство
1) Дом младенцев.
Дом младенцев… детский дом… интернат, росла я в нем.
Белоруссия страна, ты взрастила ведь меня…
Тебя покинула не жданно, Россия приняла, желанно.
Тогда страна была одна, СССР звалась она.
Я родилась в глуши, в Сибири, таких поселков полно в мире.
Иркутская область поселок Бозой, и славился этот поселок тюрьмой.
И видно в тюрьме родилась я тогда, и жизнь развела нас кого и куда.
Где мать, где отец, не могу того знать, и как на судьбу мне потом не пенять.
Ведь выросла все ж, не в своей я семье, а очень хотелось, поверьте вы мне.
Дом младенцев, я не помню, было ль это? Я мала…
Как-то мне родня сказала, медик меня подобрала,
На пороге, у больницы, была завернута в тряпицы,
Подняла та тетя врач, накормила, ну не плачь,
Сама себе, и от волнения, ведь подрастет, тут нет сомнения.
На крылечке, как та киса, мать зовут мою Лариса,
На порожек положила, про меня потом забыла,
Была лютая зима, был мороз, метель мела, как вообще не умерла.
Вовремя та врач хватилась, богом спущенная милость.
Я не знаю как сказать, как мне мать ту величать,
Я не видела ее, видно это не мое,
Свою роль по жизни сделав, родила, такой удел вот,
А ты дочка подрастай, как кукушка, не скучай.
Полюбили, словно дочь, но взять к себе, ни кто не в мочь.
Пеленали, и ласкали, песни пели, забавляли,
Убаюкают и прочь, идут к себе домой на ночь.
Там свои родные дети, не понимали, мы ведь дети…
Может, кто нас и обидел, этого ни кто не видел,
Малыши ведь не поймут, этого не донесут.
Вот бы камеры тогда, что б следили бы всегда,
Воспитатель под присмотром, был бы он так, под отчетом.
За то вел себя прилично, и воспитывал отлично,
Разговоры были б все, на родном бы языке.
Детей вовремя качали, иногда на руки брали.
Не лежали б, не орали, голоса бы, не срывали.
Ни когда б не простывали, просто вовремя б меняли.
А то знаю по рассказам, я в больнице, как-то разом,
От воспаления легких, где-то, я пролежала, почти лето.
И на легких отразилось, пятно в общем появилось.
Ну к здоровью, как-то ладно, относились мы прохладно,
Важна психика была, что б голова не подвела.
Ты пережив уже такое, ты не останешься в покое,
Тебя тревожит, душа ёк, что ты там воеш, как тот волк.
Ох сколько слезок пролила, и у домов я провела.
Там свет в окошке, там уют, и там семья, кого-то ждут,
И стол семья себе накроет, и всю посуду перемоет.
А пожуривши, и похвалят, и подзатыльника поставят.
Но ведь понятно, нам одно, что в доме все тут, для него.
Все для малого ребенка, все во благо, для котенка.
А ты вот, как-то, так нечаянно, ты подошла сюда случайно.
Ты иди к себе в детдом, определил тебя роддом.
Ты сама себе и мама, и сестра, и ты не грамма, не сомневаешься ты в этом.
Что ты к такому не привыкнешь, ты просто с эим уже свыкнишь.
Но в облаках будешь летать, и о семье будешь мечтать.
И завидовать малышке, той, кому плетут косички.
Детский дом N 5
А разлука с прежней няней, было скажем так, не жданой,
Объяснить нам не смогли, зачем заменят, нам, чужими,
Ставших, нам уже, родными, вдруг далекими такими.
Что теперь и тех чужих принимайте, как родных.
И ты в изоляторе, тупо лежишь, на окна ты белые, отрешенно глядишь.
В нутри одиночество, в общем тоска, куда же та жизнь меня принесла.
Белая палата, белая постель, белый потолок здесь, белая и дверь.
Белая медичка, будь ко мне добрей, выпусти на волю, выпиши скорей…
Мне здоровье проверяли, в изоляторе держали.
Вот закончен карантин, ты свободен, и один,
Длинный, длинный коридор, горн трубит, скорей на сбор.
Все в шеренгу, как в дозор. Новенькие, как на подбор.
Ты конечно, еле дышишь, ни кого вокруг не слышишь,
Сама в округе все блюдёшь, и под нос себе ревешь.
На всех смотришь, как волчонок, прогоняешь прочь девчонок,
Ни кого не признаешь, в нутри меленькая дрожь.
В душе твоей слезы, в душе твоей тьма,
Что жизнь разбросала, кого, и куда?
И, что теперь делать, кого же любить?
К кому обращаться, и с кем же дружить?
И вот стоит столик, на нем красота,
В рисунках девчонок, одна простота.
За столиком дружно сидит вся семья,
Вот папа и мама, и брат и сестра.
А рядом собачка, и рыженький кот,
Усишки свои он засунул в компот,
И весело всем, и дома тепло,
И в нашем сознание, очень легко.
В фантазиях детских, родных бы иметь,
И проще по жизни ведь с ними лететь.
Но нашей семьей были дети одни,
Сестренки и братья «Великой Страны».
Не видела маминых рук ни когда,
Ох сколько за это, отдать бы смогла.
Хотела бы, что бы, косу заплели,
Родители все же, но это, увы…
------------------------------------------------------------
Детский дом, вот это чудо, ни когда я не забуду.
Были мы уже взрослее, мы понимали, нет роднее,
Мы подождем, всего лишь ночь, ее мы можем превозмочь.
А утром рано, все придут, и нас с собою увлекут.
Но, как бы к нам, не относились, мы в этом с ними не рядились,
Ощущаешь, ты ничья, Россия мамочка моя.
Вот семья к себе пригрела, ну скажем робко не умело…
Приручать нас приручали, но домой не привечали.
Крови все же не твои, ты конечно все поими.
Ну подумаешь накормят, ну подумаешь оформят.
Ну, а кто тебя такую, примет словно как родную…
Ведь где-то родственники есть, их конечно же не счесть.
Вдруг опомнятся родные, а возьмут меня чужие.
И поэтому боялись, за меня совсем не брались.
Забирали других деток, принесут им всем конфеток,
И детишки доверялись, к ним домой бегом уж мчались.
Коль судьба их выбирала, гордость их переполняла,
Они важные, «Родные», становились вдруг чужие,
Задирали носы к верху, завышали себе мерку.
«Ладно ладно вы идите, будет плохо, приходите».
И бывали ведь такие, с кем не сладили чужие,
Возвращали их назад, как вещичечки на склад.
Поиграли, помечтали, кой-кого упаковали,
А кого-то прочь отправят, под забором- так как оставят.
И так сново в воскресенье, приезжали без стеснения,
Даже те, кто отказались, и за новыми гонялись.
Мы в шеренге, они в ряд, и на нас они глядят.
Ткнули пальчикам в чего-то, и так выбрали кого-то.
А глазенки как горели, на передний ряд хотели,
Мы просились нас возьмите, и на нас вы поглядите.
Мы хорошие такие, и послушные, большие.
Помогать во всем вам будем, про детдом мы позабудем.
Номер пять, твердила няня, до чего ж она упряма,
И запомнили ведь мы, дети с брошенной страны.
Где эта улица, где этот дом, как зовут няню,
Что ждала нас потом.
И мы, ведь мечтали о встрече всегда,
Но жизнь коррективы, расставить смогла.
«Улица Горького, д. Номер 5, я не устану для вас повторять…
Подрастете вы когда, вспоминайте иногда,
Вы приедете сюда. Все поймете вы тогда…
Непременно ждать мы будем, ни когда вас не забудем».
Но приехав в тот детдом, в шок вошла, и жалость в том.
Нас не встретили те няни, нам они, ни как не вняли.
Поместили в этот дом, слаборазвитых потом,
Этот дом уж их теперь. Им поможет бог поверь.
Это детки, алкашей, гнать бы их с земли в зашей,
Отпускал им бог грешки, и плодились как грибки.
Где же тот наш оптимизм, где военный героизм?
Помогал он ведь тогда, и пропал он навсегда?
Жалко мне детишек стало, государство тут решало,
Нерадивых бы мамаш… ну сплошной ведь ералаш…
Им дотации давали, и они опять рожали.
А потом детдомы сами, заполняли малышами.
Удивляло лишь одно, слаборазвитых домов,
Очень много появлялось, ведь рожать не запрещалось.
С зелью ведь не расставались, по помоищам валялись,
Ну откуда мне скажите, деток умных наплодите.
Горько, больно, что твой дом, статус потерял потом,
Ходишь ты по своему дому, смотришь сквозь всю ту истому,
Понимаешь ты бессилен, это жизнь, ты в ней пассивен.
Принимаешь такой вид, голова сильно болит.
Было знатным угощение, яблоки в печи, печенье?
Нет. Вырезалась серединка, получалось как корзинка,
Внутрь сахар засыпался, видно повар наш старался.
В золотистой корке, сладкой, вкус - как будто с шоколадкой.
Стульчик и столик, у нас были красные, праздник в душе,
Ну какие же классные. Нам подавали на них пироги.
Вкус обалденный, мы все тут же смели.
И все рисунки на них рисовали, в памяти мелочь осталась, едвали…
Из пластелина мы лепили, к нам в гости дети приходили.
Из других домов, понятно, и нам было ведь приятно,
У себя детей встречать, чаем их же угощать.
Тогда повар изгалялась, и печенье испеклось.
И коль нас кого-нибудь, подпускали на чуть чуть,
У печи той постоять, и за тестом наблюдать.
Это было превосходно, себя чувствовал, свободно.
Словно повар, ты была, ты все это испекла,
Ты, могла бы похвалиться, и возможно и гордиться.
Ты дежурная сегодня, угощение превосходно.
Поедай сколько угодно.
А еще водили нас, в баню, на недели. Класс!
Полную няню, я помню еще, мыть нас ей было, ой не легко.
Но звон тазов, железных в бане, и пахло вениками в сауне,
И мыло, лезло нам в глаза, и мы визжали, как тот Ниньзя.
И набравши в лодошки воды, глаза промываешь… Ой тормози,
Мальчишки, там вот за заборкой, один из них пошевелил шторкой,
И хмыкает себе под нос. «Вот, что бы пес тебя унес.
Ты порасенок, вот такой, иди к мальчишкам, там твой рой».
Бежала няня за ним следом, и тапочки ее при этом,
Слезали с ног, валялись рядом, мальчишки двигалися задом,
И наступая тетя Поля, мохала тряпкой по неволе.
И тут мальчишки в прыть срывались, по коридору они мчались.
-
Сестренки Даши.
Помню как девчонки наши, было две сестрички, Даши.
В тихий сонный дневной час, игру затеяли без нас.
Рассмотреть решили части. И гинетали от пасти,
Смотрели все мы с откровенно, ведь интересно, несомненно.
Тут воспитка к нам заходит, шухер нам она наводит,
И тех девчоночек забрала, и жестоко наказала.
«Вы такие и сякие, всех нам портите, другие,
Смотрят, как чудите, и безумством вы глумите».
«С моих глаз долой и вот, коль увижу, будет гнет,
Посажу вас под замок, что б никто спасти не мог.
Лучше в куклы поиграйте, и косички заплетайте.
Песни пойте и резвитесь, и конфетами делитесь».
Тут и Дашеньки вернулись, в угол спрятались, замкнулись.
И шушукались пол дня, все воспитку ту кленя.
Козни строили потом, что им этот общий дом,
У них жизнь была своя, меж собой были друзья.
А у нас во всех домах, было правило в родах.
Если, кто-то вдруг фамильно или просто по именно,
С кем-то сходиться, то те были родственники все.
И так Даши, были сестры, изучали, как медсестры.
Река.
На реку, водили купаться всю группу,
Воспитки, следили, смотрели на трупу.
Как мы там резвились, играли в пятнашки,
Частенько считали, прищуривши глазки.
Пришло и время выходить,
Как сложно - можно истерить,
Визжать, царапаться кусаться,
И ни каму не поддаваться.
Вода волшебство сотворила свое,
В ней было, понятно, свободно, легко.
С нее выходить не хотелось, мне лень.
И горе воспиткам, на весь этот день.
И так тебе время немного дадут,
И ты накупавшись, замерзнешь,
И тут, выходишь с гордой головой,
Ведь ты последняя - герой.
Ты в зеркала смотришь, там, зубы стучат,
И синие губы, там, что-то мычат,
Тебя вытирают, ну хватит нам бед,
Ведь время все вышло, пора на обед.
Котлован.
Накупавшись, шли с реки, мимо зоны… мужики…
Высоченные заборы… огроменные запоры,
Ой едва носоли ноги, ведь устали от дороги.
Ну схитрила, не судите, на меня вы не смотрите,
На ступеньку я присела, и немного посидела.
Но мельком - в щелку подсмотрев тайком…
Я по глупости наивной, ведь ребенок примитивный,
Я увидела там чудо, вся земля была как буд-то.
Перевязана трубой, кто сказал, вам, что киты,
Держат землю? Посмотри!
Трубы там в земле зарыты, к ним колодцы перекрыты.
Зеки роют котлован, и стоит там, балаган. А над ними, на верху,
Часовые на посту, вот гуляют на мосту, видно все им за версту.
На плечах тех, автоматы, видно, в чем-то виноваты,
Зеки, те что в котловане, и пришли, не в гости к маме,
Видно, что-то натворили, раз за ними так следили.
Вот их дуло сторожило. Я, подумала, что я, тоже вредина, ничья,
Как бы мне в тот котлован, за ту вредность, чур меня.
Стала сразу я послушной, подбежала в первый ряд,
И решила, буду дружной, не хочу я в котлован.
Часто мы к реке ходили, одно чудо там любили,
Мы на вышку поднимались, страшно было, мы скрывались,
Мы с нее три раза спрыгнув, мастер класс мы перепрыгнув,
Так гордились мы собой, как военный наш герой.
Ведь высоту той третей вышки, брали ведь, не все мальчишки,
Ну еще и мастера, спорт ведь тоже есть игра.
Ну, а если мы, девчонки, малолетки, сумасбродки,
Брали эту высоту, кайф ловили на лету.
Вытянешься словно птица, и нырком, перепилица,
Ты летишь, душа играет, награжденья представляет.
Оказавшись в раз в воде, понимаешь, что ты - где.
Сразу бросишься бежать, пока не кинулись искать.
И пока, ты добегаешь: высыхать ты успеваешь,
И придя поджавши хвост, говоришь, что мир не прост.
Где-то очередь была, где-то мысль подвела.
И пока ты разбиралась, время быстро и умчалось.
И так мы себя крестили, в этот мир богославили,
Мир чужой, ты как в пустыне, кумир был, ты в нем от ныне.
Но воспиточки не знали, по нужде мы так бежали,
Мы на вышке застревали, так себя мы утверждали.
Каждый раз, вообще-то тайно, проговорись: ведь кто не чайно…
Избранных мы посвящали, в наши тайны, иногда,
И девчонки, и мальчишки, не гляди, что все малышки.
Ни кому не говорили, остальных предупредили.
Ну, а если вдруг предатель, попадался иногда,
То его плохая участь, ждала в жизни, вот тогда,
Его темная встречала, спать его не отпускала.
И хладнокровно обучала, язык за зубками держать.
Это были все девчонки, прививали им с пеленки,
Ты ведь ябедой не будь, ждет тебя другая суть.
Отвечай ты за себя, будут все тебе родня.
И не будут тебя бить, будут все с тобой дружить.
Не участвуя в побоях, я не видела проблем,
Хотя жизнь подтверждает, сильный только выживает.
Ну, а я считала тоже, рассуждала, есть ведь боже.
Кто попал в тот переплет, тот себя сам загрызет.
Он однажды оступившись, в этом омуте умывшись,
Непременно все поймет, время нужно ему, вот!
И за них я заступалась, это маленькая малось,
Не могла терпеть насилье, а они были бессильны.
Еще ситуация тоже случилась, со мною вот, лично, она приключилась.
На карусели водили детей, не представляли чего веселей.
Кружили, прыгали, визжали, кони, тигры, дережабли.
Нас развлекали и тогда, мы были рады, как всегда.
И тут получилась, погода плохая, и мы сторонились, у заднего края.
И вот с карусели, шнурок тут спускался, в земле глубоко, он где-то кончался,
И тут я решила, качели свои, устроить отдельно, подружка гляди.
И я подбежала, к тому проводочку, уставилась в небо, смотреть в одну точку.
И - взялась за провод крепко, подняла я ноги метко,
И хотела покататься, получилось испугаться.
Трясло как осиновый листик меня,
И руки отнять не могла от шнура.
И я висела как картина, и посинела как Мальвина.
И тут подбегает воспитка сама, и книгой, ребром как ударит, чума,
И руки, тут же отцепились, и я на землю повалилась.
Встаю, отряхнувшись, сержусь на воспитку,
Ворчу я под нос, вот устроила пытку.
«Могла б, тяжелее чего-нибудь взять,
И по рукам, мне тогда уже дать.
Ты, что же дерешься, сама ведь большая.
Ведешь себя словно, ты ровня, меньшая».
И только попозже, когда подросла,
И физику в руки когда я взяла,
Я тетеньки той бы, медаль бы дала,
Я взрослая стала, я все поняла.
Воспитка конечно была ведь права.
Сколько не пытался приготовить макароны, как готовила бабушка, так и не смог. А ведь какие ингредиенты только не добавлял, а ведь помнится, всё было на много проще, хватало её любви и моей улыбки.
А ведь когда-то в детстве, эта девочка так любила рисовать счастье…
Я никогда не была на концерте у Виктора Цоя.
Не наблюдала рожденье
бессмертных ахматовских
строк.
Я из Сергея Бодрова по-
детски слепила героя.
Я пою песни про Питер и Владивосток.
Я люблю дождь и кафе в лабиринтах столичных
подвалов.
Я люблю спать до полудня и слушать
рассказы друзей.
Я люблю жить. Только
нынешней жизни так
мало,
Чтобы хотя бы на миг
стать меня, пятилетней,
взрослей.
Да, у меня облака все из розовой сахарной ваты.
Да, сплю с медведем,
которому лет пятьдесят.
Да, русокоса, глазаста и книги люблю про пиратов.
Но зато волки таких
сумасшедших, как я, не едят.
Я люблю петь. И вообще,
нас, певцов, уже целое
трио:
Я, мой друг Джо и весёлый стареющий кот.
«Не Покидай», «Сказку
Странствий» и «Мио, мой
(линдгренский) Мио»
Смотрим втроём каждый
вверенный Ишварой нам
новый год.
Есть у меня и дневник,
заполняемый всяческим
девичьим бредом:
Место прибежища
мертворождённых идей.
Я никогда и ни с кем не делилась сакральным
секретом:
Дьявольской меткой в овраге меж огненных
холмов грудей.
Что до тебя… Я тобой не делилась ни с кем и подавно.
Мой психиатр безуспешно
пытался лечить
Опухоль мозга под
именем «ТЫ». Что забавно,
Лучшим лекарством от этого стало - безбожно
запить.
В общем, живу, не старею
и млею от запаха
купленных книжек.
А на моём подоконнике
солнце теряет лучи.
Я их коплю для грядущих
событий, как истая дочь
Ежи Мнишек,
С кнопкой на сердце:
«Приди, полюбуйся,
включи»
Помните, в детстве: «Мама, забери меня отсюда, не хочу я в этом лагере, тут спать заставляют!»
И сейчас: «Мама, забери меня отсюда, не хочу я в этом ЗАМУЖЕ, тут спать не дают!»
Стать бы снова дитём
И болтаться у всех под ногами…
Жизнь моя, ну пойдём
Золотыми от солнца лугами
Без дороги и вех
В те края, где так просто дышалось,
Где любила я всех,
У кого под ногами мешалась,
Для кого я была
Не помехой, а светом в окошке,
Кто, бросая дела,
Мог кормить меня, хворую, с ложки,
Кто условием был
Моего повседневного рая,
Обеспечивал тыл,
Чтоб мы жили в нём, не умирая
Детство, это небеса, с которых мы спускаемся всю жизнь…
Чтобы однажды вернуться…
Мне, пожалуй, эспрессо двойной:
вместо сахара - капельку Счастья,
пару гранул Добра и Участья,
и Любви мне - пол капли - земной.
И Заботы - на кончике ложки,
и песчиночку Сказки с обложки,
с той, что в детстве мне мама читала…
Что Вы ждёте? Я - всё… Заказала!
Хочу обратно в детство… Там все было легко. Помню как было в детском садике, не хочешь идти в группу, спряталась у мамы под плащом и все-нет Катеньки. Там в детстве, максимум что нужно было делать- хорошо кушать, рассказывать стихи гостям стоя на табурете и вытирать пыль с мебели. Там были печеньки припрятанные в кармане для брата, или яблочко. Там были бессонные новогодние ночи в ожидании маминого удивленного возгласа:" Ой, что для вас Дед Мороз под елочку положил?!"…Верили в Деда Мороза и все равно бежали целовать и обнимать за подарки маму и папу. В детстве была бабуля, которая всегда пекла самое вкусное печенье и пела лучше всех Зыкиных, Руслановых и Толкуновых.
Хочу обратно к самым «горьким» жизненным обидам: мальчик, который нравился, не пригласил на день рождения. Хочу назад, к самым ужасным потерям - потерянной кукле из валютного магазина… Там, в детстве, мама не болела… Там была бабушка жива… Там…мама с папой были вместе, и казалось так будет всегда…
Сейчас у меня своя семья, друзья совсем не те, что в детстве, но настоящие и это радует. Жизнь забросила далеко, в другую страну. Я не могу быть рядом со своими родными и близкими… По плащ мамин я уже не спрячусь… выросла…да и далековато бежать))).Но все так же за все подарки. за все улыбки, за всю радость я при малейшей возможности я бегу благодарить маму, брата… И знаете что еще осталось из детства… запах…запах маминых волос, ее ласковых рук… Прижмешься к ним, вдохнешь и… Ну, здравствуй, детство, я вернулась!!!
Признаться стыдно, только мне по нраву,
При всех элитных кофе и чаях,
Стандартную столовскую «Какаву»
Пить словно в пионерских прежних днях.
Стакан граненый, пузырьки по кругу,
Незамутненный шоколадный цвет…
Один глоток - и вот со мной подруга,
И нам опять всего по десять лет.
Дежурство в школе. Длинная столовка,
Нам - двадцать семь сосисок и гарнир.
Четвертый класс. Все так еще неловко,
Но нам уже почти не страшен мир.
Мы были после правы и неправы.
А сколько лет минуло, сколько зим!
Но этот сладкий школьный вкус «Какавы»
Как для машины времени - бензин.
Мама подарила Коле цветные карандаши.
Однажды к Коле пришел его товарищ Витя.
- Давай рисовать!
Коля положил на стол коробку с карандашами. Там было только три карандаша: красный, зеленый и синий.
- А где же остальные? - спросил Витя.
Коля пожал плечами.
- Да я раздал их: коричневый взяла подружка сестры - ей нужно было раскрасить крышу дома; розовый и голубой я подарил одной девочке с нашего двора - она свои потеряла… А черный и желтый взял у меня Петя - у него как раз таких не хватало…
- Но ведь ты сам остался без карандашей! - удивился товарищ. - Разве они тебе не нужны?
- Нет, очень нужны, но все такие случаи, что никак нельзя не дать!
Витя взял из коробки карандаши, повертел их в руках и сказал:
- Все равно ты кому-нибудь отдашь, так уж лучше дай мне. У меня ни одного цветного карандаша нет!
Коля посмотрел на пустую коробку.
- Ну, бери… раз уж такой случай… - пробормотал он.
Детские глаза всегда открыты широко на мир. Старость часто на него лишь щурится.