Телефон… Какой странный механизм: издавая обыкновенный звонок, он может смешать все чувства человека ! Через него проходит столько страстей, любовных признаний, ненависти. Неужели он нисколько не чувствует человеческой боли? Или эти телефонные звонки и есть сама боль, конвульсивная и невыносимая …
лучше умереть, чем быть безвольным, слабым человеком, который сам не знает, что ему нужно, и, не умея никого любить, хочет, чтобы любили его.
Счастье - ну как бы тебе сказать - это вроде вышивания гладью, дело кропотливое и трудоемкое. Сидишь одна-одинешенька, тебе горько, тоскливо, тревожно на душе, ночи беспросветны, зори кровавы, и ты все это медленно, тщательно вкладываешь в свой узор. И в результате выходит маленький гобелен, на котором всего лишь одна, самая что ни на есть обыкновенная, но - роза. Женские руки, женское терпение способны даже муки ада превратить в розовый бутон.
- Я иногда перестаю понимать, зачем мы с тобой встречаемся. Но всякий раз снова прихожу…
- И всё же наши встречи - не бессмысленный минус. Скорее - бессмысленный плюс.
Страсть - это идеальная среда, в которой человеческая душа проявляется во всей полноте и совершенстве.
Японцы - это люди, которые в основе своей повседневной жизни всегда осознают смерть. Японский идеал смерти ясен и прост, и в этом смысле он отличается от отвратительной, ужасной смерти, какой она видится людям Запада. Японское искусство обогащает не жестокая и дикая смерть, а, скорее, смерть, из-под ужасающей маски которой бьёт ключ чистой воды. Этот ключ даёт начало многим ручейкам, которые несут свою чистую воду в наш мир.
Простота - наивысшая точка мудрости. Тот, кто презрительно относится к простоте, вызывает только жалость… Если человек боится простоты, значит он далек от зрелости.
Люди всегда сильнее любят тех, кто им совершенно не подходит. Это особенно верно для женщин.
Планируя счастье другого, мы бессознательно приписываем ему то, о чём сами мечтаем, принимая это за осуществление его счастливых надежд.
Что за удивительная вещь - прекрасная музыка! Быстротечная красота, порожденная искусством исполнителя, превращает короткий отрезок времени в беспредельность; ее невозможно в точности воспроизвести; подобно существованию мотыльков-однодневок, она - чисто условное понятие и одновременно неотъемлемая часть бытия. Нет ничего более близкого к жизни, чем музыка.
- Всякое искусство напоминает вечернюю зарю, - произнес Хисикава.
Искусство - это грандиозный закат.
Все как в древности, когда прекрасное, сжигая, приносили в жертву.
В этой бессмысленной красочности заката исчезнет разум, долго существовавший при свете дня, и неожиданно обнаружит свой конец история, считающаяся вечной.
Ведь красота, заслонив взор, сделает всякое человеческое занятие бессмысленным.
Когда видишь это великолепие, эту сумасшедшую гонку облаков, то сразу выцветают мечты о «лучшем будущем» и прочем вздоре. Важно только то, что происходит сейчас, когда воздух отравлен цветом.
Что имело свое начало?
Ничто.
У всего есть только конец.
Закат не несет никакого смысла.
В ночи же есть суть.
Это - космос, смерть и неорганическое существование.
И день тоже имеет смысл.
Ведь все человеческое принадлежит дню.
А в чем смысл вечерней зари?
Да такого понятия нет.
Это просто игра природы.
С разнообразием формы, света, цвета, - бесцельная, но серьезная игра.
Посмотрите вон на ту лиловую тучу.
Природа редко устраивает такое пиршество цвета. Облака презирают симметрию.
Но это нарушение порядка связано с нарушением куда более фундаментальных вещей.
Если огромные белые дневные облака - аллегория нравственного благородства, то выходит, что добродетель можно воспринимать в цвете?
Искусство раньше всех предвидит великий конец своей эпохи, готовит этот конец и практически осуществляет его.
В искусстве варится вся та роскошь, которая занимает людей в их жизни, - изысканные еда и вино, красавицы и роскошные одежды.
Все эти вещи жаждут выражения.
Формы, которые мгновенно подчиняют себе все в жизни человека.
Разве закат не то же самое? И ради чего он существует? На самом деле цели-то у него никакой нет.
Придирчивые эстетические оценки более тонких или второстепенных вещей (я говорю о столь выдержанной линии, которая очерчивает вон то оранжевого цвета облако) соотносятся с универсальностью небесного: внутренние, потаенные свойства, окрасившись, становятся заметными, связанными с внешними признаками - вот что такое закат.
Другими словами, закат - это экспрессия.
И функция заката только в экспрессии.
Испытываемые человеком робость, радость, гнев, огорчения приобретают вселенские масштабы.
Невидимые миру цвета человеческого нутра в результате подобной операции расплескиваются по всему небу, становятся внешними атрибутами.
Самые незначительные проявления нежности, деликатности оказываются связанными с мировой болью, и страдания в результате множатся сами по себе.
Бесчисленные мелкие теории, с которыми люди носятся в своей дневной жизни, оказываются втянутыми во взрывы чувств вселенского масштаба, в блистательную свободу этих чувств, и люди осознают бесполезность различных систем.
Это проявляется… длится порядка десяти минут… а потом исчезает.
Закат - это мгновение.
Это как полет.
Закат порой - крылья нашего мира.
Как крылышки колибри, которые переливаются цветами радуги и заметны только тогда, когда птичка машет ими, стараясь втянуть в себя цветочный нектар,
так и в мире - в лучах заката можно украдкой подсмотреть полет: все материальное, охваченное восторгом, опьянением, порхает, порхает… а потом падает на землю и умирает.
Хонда, слушая вполуха слова Хисикавы, наблюдал, как небо над другим берегом реки окутывают вечерние сумерки: теперь оставалась лишь слабая полоска света на горизонте.
Так что же, всякое искусство есть закат?
А ведь на том берегу храм Утренней Зари!
Бывают такие моменты, когда лучше сказать: «Я - сумасшедший» - иначе невозможно вынести и понять самого себя.
Это удовольствие, когда не хочется говорить, - эта полнота молчания, которое не нуждается в слове.