Ереван ищу с утра на карте я…
Ужас не во сне, а наяву:
На границе задержали партию,
Направлялась партия в Москву!
Может, эта партия армянская
Для того к нам едет, например,
Чтобы через дело хулиганское
Не Медведев был у нас премьер?
Не хочу такой представить жути, но
Думаю, есть планы у армян
Президентом сделать вместо Путина
— Скажем, Маргариту Симоньян!
Партия томатов, что задержана,
На допросах всех, конечно, сдаст,
Но за ней идут самоотверженно
Партия «Поддельный Adidas»,
Партия хурмы, гранатов фракция,
Банды огурцов и коньяка.
Хорошо, что на защите нации
Россельхознадзор стоит пока!
В колоде премьера нет меченых карт,
И я ему честно скажу фром май харт:
Подумав не лучшим из мыслящих мест,
Ты выбрал Мутко, а Мутко из зе бест!
Мы новости все с восхищеньем читали
Про вице-премьера, хиз нейм из Виталий,
Ему это будет за Сочи награда,
Пусть в злобе в штаны себе писает WADA.
Мы сделаем всё процветания ради!
Скажите мне, ху из Дворкович Аркадий?
Не знаете? Верно! А ху из Мутко
Любой вам в России ответит легко!
Я верю, что скоро (тут нужен-то миг лишь)
Правительство выучит лессон по инглиш,
Мутко объяснит не владеющим рашен,
Что Запада плейс — это возле парашен!
К тому же Виталий на европоддоне
Доставит в правительство свежий мельдоний,
А с ним мы немедля, поверьте, ребята,
Добьёмся во всех областях результатов.
Я (стар, сварлив и сумасброден)
И дочь моя (почти невеста) —
Признаюсь, никогда не ходим
В Москве на акции протеста.
Ну да, нам всё осточертело,
Нам не по нраву быт наш жалкий,
Но подставлять за это тело
Не будем под ОМОНа палки.
Ну, за хорошую идею
Мы выйдем, тут куда деваться…
А если — все? А если — геи?!!
Так можно допротестоваться!
Протесты — как-то нездоровы.
Кому, скажи, на пользу это?
Протестовали бы коровы —
И хрен бы ты поел котлету.
Протестовали бы бараны —
Шашлык пропал бы в ресторанах,
Но ждать протеста от баранов —
Поверьте мне, довольно странно.
Широка была страна родная,
Очень широка была страна,
Если честно, до сих пор не знаю,
На хрена она была нужна.
Скажем, взять леса, поля и горы,
Величавый бег сибирских рек -
Что, великой родины просторы
Видел наш советский человек?
Видел то берёзку, то рябину,
Куст ракиты… - тут уже сложней,
Только в песне, с детства нелюбимой,
Вы, уверен, слышали о ней.
От Москвы до самых до окраин
Ни один из нас не доезжал,
Но страну при этом «как хозяин»
Защищал, любил и уважал.
Скажем, я люблю Луну и Солнце,
Уважаю космоса размер,
Мне плевать до дней последних донца,
Что они - не часть СССР.
А давайте вместе вспомним лучше,
Напрягите памяти объём:
Кто, скажите, честно, видел чукчу,
Но не в анекдоте, а живьём?
Тех, что край любимый населяли
С южных гор до северных морей
Вы на клетке лестничной видали,
Если он не ваш сосед-еврей?
Армия как главный вид туризма:
Эшелоном едешь за Можай,
И, как верный сын социализма,
То, что видишь, то и уважай!
Мы учились, в карту зенки вперив,
Шарили указками по ней,
Мы росли в последней из империй -
Той, что в мире не было главней.
Мы гордились тем, что миру ценен
Наш Союз, его авторитет.
Чем он ценен? Ну во-первых, Ленин,
А ещё - Гагарин и балет!
Ты плясал под «Песняров» на танцах,
Пил портвейн, занюхав кое-чем,
А в Большой ходили иностранцы.
Мы - и так гордимся, нам - зачем?
Ты сейчас поёшь Союзу славу
Вместо чтобы петь «за упокой»?
Покури дукатовскую «Яву» --
Ностальгию снимет как рукой
И про дружбу братскую республик
Стало ясно всем до одного:
Если представлять союз как бублик,
Дружба - это дырка от него.
Что ещё сказать о дружбе нежной?
Нужно было нам её хранить,
Если кроме силы центробежной
Фиг нас что смогло объединить?
Повезло империи Британской:
Хоть колоний было до хрена,
Все они - в краю заокеанском,
И не все - «великая страна».
Убежав направо и налево,
Обретя свободу навсегда,
Уважают флаг и королеву,
Даже в гости ездят иногда.
А у нас - попроще и пожёстче:
Через стенку, рядом «русский мир».
Ты живёшь на даче с бывшей тёщей?
Так дели с ней кухню и сортир!
Что ни день - скандал и перепалки:
Передвинул дедову кровать? --
Получи, милок, по морде скалкой,
Или хочешь с мамой воевать?
Фиг наладишь новые порядки,
Если все соседи - в кураже:
Наша крыша! Наши, сука, грядки!
И консервы наши в гараже!
От такого в горле ком засохнет,
Но запомни вещие слова:
Не волнуйся, тёща скоро сдохнет,
Сдохнет, падла, года через два.
И тогда начнётся по соседству,
Ты увидишь всё через забор,
Злой делёж участка и наследства,
Спор за бабки, за две сотки спор.
Ты тогда, гармошку вынимая,
Выпей и ори им из окна:
«Широка была страна родная,
На хрена была нужна она?!»
ОРЛУША (АНДРЕЙ ОРЛОВ)
01 Ноябрь 2017
Российская ирония судьбы
Над взятым в плен своими же народом:
На фараона пялятся рабы,
А тот их поздравляет с Новым годом.
Есть в мире много очень странных стран,
Чьи нравы и обряды поражают
Но ни в одной из них телеэкран
Никто за стол семейный не сажает.
Замолкнут патриот и либерал,
И будут слушать, став державы частью
Того, кто прошлый год у них украл,
А в новом снова всем желает счастья.
Российская «Ирония судьбы»:
Стоят бокалы, оливье и мясо
В домах, куда вчера пришли гробы
Из Сирии, Египта и Донбасса.
Нелепый, как киношный Ипполит,
Гарант, глазами бегая, вещает,
И каждый верит: у него болит
Та тела часть, что сердце замещает.
Как Кашпировский много лет назад
Сводил с ума своим гипнозом залы,
Сегодня злой рептилии глаза
Зарядят ложью пенные бокалы.
Российская «Ирония судьбы»…
Кино, где судьбы рушатся по пьяни,
Бьёт каждый год, как грабли в наши лбы
И от невест ведёт с дружками в бани.
Раз тридцать посмотрев его, любой
Поверит и ничуть не удивится,
Узнав, что мы ведём с фашистом бой,
Проснувшись после бани за границей.
«Ирония судьбы» полна примет
Про верность дружбы и удачу в браке:
Мы знаем: только если друга нет,
Мы с этим другом не устроим драки.
Ну что, готовы выпить, дружно встав?
Где президент, ума и шутки глыба?
Какая гадость! - Ипполит был прав, -
Вся эта ваша заливная рыба!
До будущего пять минут всего.
Друзья, гасить экраны не робейте!
Я вас прошу, не слушайте его!
Не пейте с ним. И за него - не пейте.
Ведь он же, президент, не идиот,
Он вас с экрана всех пересчитает,
И через год опять в ваш дом придёт
И будет делать всё, что пожелает.
Ну, всё! Всех поздравляю, всех люблю!
Вы - как хотите, я пойду посплю!
Москва, 23:30,
Андрей Орлов (Орлуша).
Вошёл. Весь зал, конечно, встал.
Он снял часы. Песков - не стал.
Двойник? Да нет, похоже, тот:
- Вот, для начала, анекдот!
Ну, анекдот - довольно плоский -
Про то, что наша жизнь - в полоску,
Как зебры тело - чёрно-бело.
Весь зал подумал: «Это - смело!
Вот так, с порога, резко - р-раз!
Про трудности, не в бровь, а в глаз!»
Не отвлекаемся! Песков,
Глядел, как кот на хомячков,
Джокондовой лучась улыбкой,
И ткнул свой пальчик без ошибки
Для задавания вопроса
В латентного единороса,
Державшего в руке табличку
«Коррупция и обналичка».
И - понеслась кривая в щавель!
Вовант на место всех поставил,
Для всех нашёл по два словца,
При этом не менял лица,
Не нервничал, не горбил спину.
Вот, например, про Украину:
- Мы никогда не говорили,
Что мы туда не заходили,
Что там военных наших нет!
Взорвался смехом интернет,
Я лично под столом лежал,
А он при этом продолжал
Спокойно и проникновенно:
- Там ряд некадровых военных
Забыв про службу, жён и дачи,
Решают разные задачи,
И боевые - в том числе.
Потом, с улыбкой на челе,
Напомнил, что Саакашвили
Американцы подрядили
Разрушить бывший наш совок,
А это, стало быть, плевок
В лицо любимой Украины!
…Я понял меньше половины
Того, что он в тот день сказал.
При этом мне казалось, зал,
Держа над головой таблички,
Башкой кивая по привычке,
Был весь как будто под гипнозом,
Внимая шуткам и угрозам:
«Мы отовсюду всех достанем!»,
«Мы базы создавать не станем»,
«Американцам турки лижут»,
«Не страшен кризис, как я вижу»,
«Дочь не училась за границей»,
«Сирийцы больше, чем сирийцы»,
«Мы перекроем с газом трубы»,
«У Турчака украли шубы»…
Глядел и думал: не пойму!
Ему - вопросы про Фому,
А он без страха и без стрёма
Им отвечает про Ерёму,
На «дили-дили» - «трали-вали»:
- Мы вам не врём, что раньше врали,
А раньше врали потому,
Что мы не врали никому!
Закончил он. И, как ни странно,
И люди у телеэкранов,
И журналистский холодец,
Сказали дружно: «Молодец!
По полочкам! Толково! Внятно!
Теперь и дураку понятно,
Что мы… короче… в общем… где-то,
Что есть успехи и ракеты,
Что брент и юралс - ерунда,
Что курс и цены - не беда,
Грузины правят Украиной,
А те, кто против нас - скотины!»
Он встал. Надел часы. Ушёл.
- На нас минуты не нашёл! -
Воскликнул журналист испанский
Собчак в рубашке арестантской.
- Зато он поглядел на нас! -
Табличкою JE SUIS KAVKAZ
Ему с улыбкой помахал
Чеченской прессы аксакал.
Все стали делать селфи с Вовой,
Но не с «самим», а с Соловьёвым,
А самому (на ухо, лично)
Песков сказал: «Прошло отлично!»
Что ж, в заключение, народ,
Хочу напомнить анекдот,
Что рассказал гарант в начале:
Вы никогда не замечали,
Что тело зебрино, увы,
Начавшись с дивной головы,
Как ты тельняшечку ни штопай,
Всегда заканчивалось жопой…
СТЕНОГРАММА
Вошёл. Весь зал, конечно, встал.
Он снял часы. Песков - не стал.
Двойник? Да нет, похоже, тот:
- Вот, для начала, анекдот!
Ну, анекдот - довольно плоский -
Про то, что наша жизнь - в полоску,
Как зебры тело - чёрно-бело.
Весь зал подумал: «Это - смело!
Вот так, с порога, резко - р-раз!
Про трудности, не в бровь, а в глаз!»
Не отвлекаемся! Песков,
Глядел, как кот на хомячков,
Джокондовой лучась улыбкой,
И ткнул свой пальчик без ошибки
Для задавания вопроса
В латентного единороса,
Державшего в руке табличку
«Коррупция и обналичка».
И - понеслась кривая в щавель!
Вовант на место всех поставил,
Для всех нашёл по два словца,
При этом не менял лица,
Не нервничал, не горбил спину.
Вот, например, про Украину:
- Мы никогда не говорили,
Что мы туда не заходили,
Что там военных наших нет!
Взорвался смехом интернет,
Я лично под столом лежал,
А он при этом продолжал
Спокойно и проникновенно:
- Там ряд некадровых военных
Забыв про службу, жён и дачи,
Решают разные задачи,
И боевые - в том числе.
Потом, с улыбкой на челе,
Напомнил, что Саакашвили
Американцы подрядили
Разрушить бывший наш совок,
А это, стало быть, плевок
В лицо любимой Украины!
…Я понял меньше половины
Того, что он в тот день сказал.
При этом мне казалось, зал,
Держа над головой таблички,
Башкой кивая про привычке,
Был весь как будто под гипнозом,
Внимая шуткам и угрозам:
«Мы отовсюду всех достанем!»,
«Мы базы создавать не станем»,
«Американцам турки лижут»,
«Не страшен кризис, как я вижу»,
«Дочь не училась за границей»,
«Сирийцы больше, чем сирийцы»,
«Мы перекроем с газом трубы»,
«У Турчака украли шубы»…
Глядел и думал: не пойму!
Ему - вопросы про Фому,
А он без страха и без стрёма
Им отвечает про Ерёму,
На «дили-дили» - «трали-вали»:
- Мы вам не врём, что раньше врали,
А раньше врали потому,
Что мы не врали никому!
Закончил он. И, как ни странно,
И люди у телеэкранов,
И журналистский холодец,
Сказали дружно: «Молодец!
По полочкам! Толково! Внятно!
Теперь и дураку понятно,
Что мы… короче… в общем… где-то,
Что есть успехи и ракеты,
Что брент и юралс - ерунда,
Что курс и цены - не беда,
Грузины правят Украиной,
А те, кто против нас - скотины!»
Он встал. Надел часы. Ушёл.
- На нас минуты не нашёл! -
Воскликнул журналист испанский
Собчак в рубашке арестантской.
- Зато он поглядел на нас! -
Табличкою JE SUIS KAVKAZ
Ему с улыбкой помахал
Чеченской прессы аксакал.
Все стали делать селфи с Вовой,
Но не с «самим», а с Соловьёвым,
А самому (на ухо, лично)
Песков сказал: «Прошло отлично!»
Что ж, в заключение, народ,
Хочу напомнить анекдот,
Что рассказал гарант в начале:
Вы никогда не замечали,
Что тело зебрино, увы,
Начавшись с дивной головы,
Как ты тельняшечку ни штопай,
Всегда заканчивалось жопой…
ВОЕННОЕ
(орфография автора сохранена)
Весеннее солнце сияет,
Грачи не по-русски галдят,
Мой дед по Берлину шагает,
В Германии русский солдат
На вид ему лет восемнадцать,
Он даже ещё не отец,
Блестят сапоги - нии*ацца,
Гвардеец геройский - п**дец!
В руках ППШ, а не «Шмайсер»,
В глазах его - яркий огонь,
Висит за плечами «Weltmeister» -
Такой пианино-гармонь.
Поправив медаль «За отвагу»
(За Прагу её получил),
Ефрейтор шагает к Рейхстагу,
Где Гитлер работал и жил.
При нём - не планшет и не каска,
Боец умудрился достать
Ведёрко с оранжевой краской,
Чтоб ей по Рейхстагу писать.
Всей ротой ему поручили,
Чтоб он отразил на стене,
Что всё, б**дь, что мы - победили
В давно за**авшей войне.
Две немки стоят на балконе,
Красивые, ё*ан мой рот!
Летят запряжённые кони
Поверх Бранденбургских ворот.
И вот уже стены Рейхстага:
Гулянье, веселье и гам
- С какого ты фронта, бродяга?
- С танкистами вмажешь сто грамм?
Он выбрал местечко повыше,
Чтоб было получше видать,
Он встал возле статуи в нише,
Чтоб память потомкам создать.
Он кистью макает в ведёрко,
Вдруг дёрнулось что-то в руке:
Он вспомнил сержанта Федорко
И бой на замёрзшей реке.
Федорко был парень 3,14здатый,
Но помер, тоскуй-не тоскуй.
И твёрдой рукою солдата
Дед вывел огромное «Х**!»
Вы спросите, что тут случилось?
Вы скажете, это - х**ня?
Но слово само проявилось
Из памяти, слёз и огня.
«Х**!» - значит «п**дец вам, фашисты!»,
«Х**» - значит «мы всё-же дошли
И х** моряка и танкиста
Вам в глотку задвинуть смогли!»
Мой дед рисовал не х**во,
Он буквы раз пять обводил,
За ровное гордое слово
Сам Жуков его похвалил.
Он парня окликнул сурово:
- Ты что материшься, боец?!
А впрочем, отличное слово,
Короче - не скажешь. П**дец!
Дед смотрит на стену Рейхстага,
На летопись воинских дел
И вдруг он читает: «Бодяго,
Полковник, особый отдел»
Гвардейцы не знают испуга,
Не любят штабных доходяг,
Дед пишет: «Бодяго - ворюга,
Б*ядун, п**арас и м*дак!»
Пусть липы на Унтер ден Линден
И старый тиргартенский слон
Запомнят: Бодяго - скотина,
Расстрельщик и просто г**дон!
Рассказывать дед мой не мастер,
Но в мае всегда достаёт
Свой красный трофейный «Weltmeister*
И «Синий платочек» поёт
Нагрянет лихая година -
Мой дед тихо скажет: «Не с*ать!
Дойдём до любого Берлина,
А «Х** «мы умеем писать!
Однажды в студеную зимнюю пору
Я из лесу вышел. Метель, гололед…
Гляжу, поднимается медленно в гору
Красивый и белый как снег самолет.
И, шествуя важно, в спокойствии чинном
По полю его волокут мужички
При этом - обычные с виду мужчины,
Простецки одеты, совсем не качки.
На улице было, скажу вам, не жарко,
Морозного минуса под пятьдесят.
У всех, кто мечтает свалить из Игарки
Под носом замерзшие сопли висят.
- Далече собрались? Помочь ли советом?
- Катить помоги, чем придурка ломать!
Летим в Красноярск по законным билетам…
И все помянули ютэйрову мать.
Стою. Самолет за бугром исчезает,
«Дубинушку» грянули сибиряки,
Ведь русскому, если шасси примерзает,
То это - не повод для слез и тоски.
Я верю, любимые, силушки хватит
На мирную жизнь и победу в войне
Такие - не выдадут! Эти - докатят
В Москву из Игарки докатят к весне!
Все призрачно в этом бушующем мире,
Тут есть только миг, за него и держись,
И если примерз чем не надо в сортире,
То значит, ты - жив, продожается жизнь!
А если взглянуть на проблему серьезно,
То вряд ли кому-то открою секрет,
Что многое очень в России примерзло.
Давно. И надежды на таянье нет.
Примерзла страна к своей нищенской доле
Примерз автопром к «жигулям» навсегда,
Примерзли мечты о свободе к неволе,
Сосули намерзшие рвут провода.
Примерзло надежно к бюджету «Роснано»,
Примерзли избранники к креслам своим,
И нас нипочем не понять бусурманам -
Живущим в тепличных условиях им.
Мы можем без лифта жить в многоэтажке,
Мы в прорубь залезем под пьяный кураж,
А снег хорошо укрывает какашки
И так украшает российский пейзаж.
Поймите своим теплокровным умишком,
Что русским мороз во спасение дан.
Да, мерзнем. И - что? Не палить же покрышки
И, прыгая, греться, как евромайдан!
И пусть (извините, что сказано к ночи)
Услышит любой, кто намылился в путь:
«Внимание! Всем пассажирам до Сочи -
На выход! Пора самолет подтолкнуть!»
Фейсбучные споры - милейшее дело,
Когда безлимитна сеть.
Особенно, если вас тема задела
И хочется потрендеть.
И двое сошлись в разговоре про совесть,
Комменты прогнали сон:
Один говорил: «Наша жизнь - это повесть»,
Другой говорил: «Шансон».
Один говорил: «Надо к свету стремиться,
Покуда горит свеча»,
Другой закричал: «Этак можно скатиться
До песен для палача!»
Один написал: «Кто палач, а кто жертва,
Сегодня не разберёшь».
Другой напечатал: «Бессовестный хер ты,
И Родину продаёшь!»
Один написал: «Нет закона такого -
Чужое без спроса брать»,
Второй запостил ему фото Стрелкова:
«А нам на закон насрать!»
А первый ответил: «Похоже, что жопа
Сменила тебе мозги…»
Второй запостил «Ты продался укропам,
Быстрей на Майдан беги!»
Один говорил: «Пропаганды отрава
Сгубила цветы любви».
Второй отвечает: «Проханов - красава,
А руки твои в крови!»
А первый: «Неужто совсем не осталось
Тех слов, что Господь нам дал?»
Второй: «Я не помню, как всё начиналось,
Но ты это всё продал!»
Потом продолжал: «Ты фашист и скотина,
Ты всё приравнял к рублю!»
А первый ответил: «Люблю Украину,
И Родину тоже люблю».
Они расфрендились, экраны погасли,
Не выдержав злобных слов.
Второй пошёл слушать Михайлова Стаса,
А первый - попеть битлов.
По небу летят утки.
Летит уголком стая.
Мне хочется к ним жутко.
Они же - на Юг, знаю.
Они зимовать будут
В каком-нибудь там Чаде,
А я тут бумаг груду
Лопачу жратвы ради.
Их будут кормить дети,
Им будут махать руки,
Им солнце всегда светит.
Я к уткам хочу, суки!
Я к уткам хочу, гады!
Чтоб стала мечта - былью!
Свободы хочу ради!
И чтоб за спиной - крылья!
И чтоб вместо ног - лапки,
И чтобы как все - крякать
И чтоб - не нужны тапки,
И чтоб - нипочём слякоть!
И чтобы моя Нюся
(Она, как и я, утка)
Ушла б от меня к гусю,
А я бы страдал жутко.
И чтоб я летел, плача
В красивейший день, летом
И тут бы в меня, значит,
Предательски, влёт, дуплетом.
Мой трупик несёт Бобик,
Хозяин его хвалит,
Утятница - мой гробик,
Стакан до краёв налит.
В живот насуют яблок
И салом натрут шкурку
А после - сожрут, падлы,
А после - споют «Мурку»…
А после - ещё песню
Про то, как «летят утки».
Я - так не хочу. Честно.
Мне даже чуть-чуть жутко.
Я лучше куплю водку,
Я лучше попью сутки,
Я знаю теперь чётко:
Не надо мне быть уткой!
В общем, хочу я быть рыбкой!!!
Новости звучат набатом:
Мать честная! Что творится!
Нам Госдумы депутаты
Запретили материться!
Буря мглою небо кроет,
Пушкин кроет лист строкой.
Там, в строке порой такое -
Лист краснеет под рукой…
- Няня, друг, напомни слово!
Слово нужное забыл!
- Не пиши, Сашок, плохого,
Лучше напиши «любил».
Пушкин, лишнее штрихуя,
Описал и свет, и бал…
Даст оценку неплохую
Личный цензор: «сам читал».
После было всё не очень…
Клевещущая молва…
Но остались в многоточьях
Няни пушкинской слова.
Материшься бестолково -
Будь уверен: будут бить,
Но ведь если к месту слово,
Можно и употребить.
Скажем, вам на черепушку
Уронили молоток.
Что тут скажешь? «Слышишь, Пушкин,
Осторожнее чуток»?
Или, скажем, вас водила
Подрезает через ряд…
Что мы слышим: «Эй, Дурила»?
Нет, другое говорят.
И внезапно Дума сонно
Запрещает русский мат.
Оказались вне закона
Банкомат и автомат.
Только «Росгосстраху» можно
«Застрахуйте» говорить.
Тут вопрос не односложный,
Надо бы переварить…
Не зову народ к греху я,
Я Россию, нашу мать,
Если что, в пору лихую -
Не позволю оскорблять.
Конституция - не дура
И даёт такой ответ:
«Запрещается цензура»!
Значит, что, цензуры нет?
Депутаты, подстрахуйте:
Чтобы был закон толков,
Вы везде опубликуйте
Список неприличных слов.
Может, зря я тут психую,
Хватит страх усугублять?
Может, лексику плохую
Продолжать употреблять?
Вот такая вот цензура,
Как поёт Серёга Шнуров:
«Выборы, выборы
Депутаты (pi-i-i-*• ы)»… ха-ха!
Мои странные женщины любят вино и весёлый утренний секс,
Мои странные женщины не в кино, а в жизни находят контекст,
Мои странные женщины - позитив, как старый Mo?t et Chandon,
Мои странные женщины презерватив называют просто «гондон».
Мои странные женщины все стройны как кони арабских кровей,
Мои странные женщины не юны, но красивы от ног до бровей,
Мои странные женщины любят «транс» и медленный ритм-энд-блюз,
Мои странные женщины дали мне шанс, и знали, что я влюблюсь.
Мои странные женщины любят цветы, которых не знает твоя,
Мои странные женщины жгут мосты, даже если мост - это я,
Мои странные женщины носят духи, от которых винтом голова,
Мои странные женщины любят стихи и мои про любовь слова
Мои странные женщины могут спать, хоть из пушки бей, хоть зови,
Мои странные женщины могут в пять разбудить меня для любви,
Мои странные женщины - не просты, и за это я их терплю,
Мои странные женщины - это ты, и я всех их в тебе люблю.
Берегите, девочки, ум и душу,
Не читайте, девочки, Мураками,
Я прошу вас, девочки, стих послушать:
Не встречайтесь, девочки, с мудаками!
Девочки красивые (ножки, глазки)
Неужели слезки вам лить охота?
Вы не верьте, девочки, в песни-сказки,
Не влюбляйтесь, девочки, в ИДИОТОВ!
На безрыбье, девочки, от безделья
Постарайтесь, девочки, быть разумны.
Жизнь не книжка, девочки, не Коэльо,
Не любите, девочки, шибко умных!
Жизнь по правилам должна совершаться,
Между зимами всегда будет лето,
Только боже упаси вас влюбляться
В тромбонистов, трубачей и ПОЭТОВ!
Ведь в любви, как при покупке машины,
Очень дорого платить по кредиту,
Если слишком интересен мужчина,
Лучше вежливо сказать: «Да иди ты!»
Чтобы сразу до любви и лобзаний
Эти гении искусств и культуры
Не имели бы на вас притязаний
И не думали, что все бабы - дуры.
Пусть идут они под дождь или в слякоть,
Помашите им рукой в окон рамы,
Пусть научатся они тоже плакать,
Пусть на сердце и у них будут шрамы!
Я уйду навсегда в свой пока недостроенный город,
Где в каналы Венеции смотрится Спас-на-Крови,
Где ночной Тюильри, словно бритвой, Невою распорот,
Я уйду навсегда в так знакомый мне Город Любви.
Я построил его не по градостроительным планам,
Там стоит каждый дом, - в чьих подъездах - любимых шаги,
Там не вянут цветы, наполняя дыханием пряным
Нашу первую ночь, там корсеты, как память, туги…
Там нью-йоркский таксист, как всегда не возьмёт с меня денег,
Там во тьме кинозала к руке прикоснётся рука,
Там стоит на окне первый майский сиреневый веник,
Там, чернея, течёт под мостами прощаний река.
Я там лично назвал все кривые, как жизнь, переулки:
В Послепервосвиданческий можно с Арбата свернуть,
Во Втором Поцелуйском продолжить ночные прогулки,
А в Четвёртом Любимом потом, нагулявшись заснуть.
Там застыло навек даже время, и в каждой квартире
Я смогу пережить свои первые встречи опять.
На часах самотёчных опять будет ровно четыре,
На трёхпрудных часах, как всегда, без пятнадцати пять.
Я там буду стоять без шарфа на уральском морозе,
Чёрных кошек кормить и не верить приметам дурным,
Этот Город Любви не описан ни рифмой, ни в прозе,
Он слезит мне глаза, как в прокуренной комнате дым…
Эстакады измен понастроил чужой архитектор,
Скоро Третье кольцо перережет знакомый пейзаж,
Но букет цикламен вдруг назначит единственный вектор,
И душа развернётся на новый любовный вираж.
Если время пришло ощутить себя снова мужчиной,
Если крышу снесло, как пятнадцать пропущенных лет,
Значит кабриолет из ночной поливальной машины
На асфальте оставит свой мокрый и радостный след.
Вновь шампанского брызги, и снова рассвет в Коктебеле,
В небо Эйфеля башня взлетит проститутским чулком,
Ты мне скажешь: «Любимый, мы целые сутки не ели»,
А потом мы по Вильнюсу шляться пойдём босиком.
Прокричат петухи с незнакомым валлийским акцентом,
Пропоёт соловей или как его там… нахтигаль,
И звезда упадёт, и полынь будет пахнуть абсентом,
И слова подобрать не помогут не Webster, ни Даль.
Пять кастратов седых будут петь до утра «Stabat Mater»,
Ты свой вечный вопрос обозначишь изгибом брови,
Я в тебе поселюсь, без прописки любви гастарбайтер,
По лимиту приехавший жить и работать в Любви.