Наши часовые пояса друг от друга зависимы.
И забыть наши чувства - равносильно виселице.
Я твоя сумасшедшая, а ты мой дикий запад.
И я научилась с разбегу, в объятия к тебе падать.
Когда мы остаёмся один на один.
В городе гаснут огни. И нет никого. Только мы.
Мы с тобою оба чувствительны. А как еще понять?
Когда друг без друга не то что жить, а тяжело дышать.
Ты мой поток, а я твоя слабость. Наэлектризованы.
Чувствами и эмоциями замки сломаны-сорваны.
А когда мы остаемся одни, мы убегаем от них.
И узнаём, что там у нас внутри.
Я твоё вдохновение. Опьянение. Ты мой бред, сладкий кайф.
В подсознание. В сердце. В душу. Без запретов и слов проникай.
Проникаем… Знаем. Сгораем. От слабости наших нахальных рук.
Горячего дыхания, хриплых слов и вольности обезумевших губ.
Когда мы остаемся один на один
Наши города сливаются воедино. В один
в город любви, который зажигает огни
Я уйду навсегда в свой пока недостроенный город,
Где в каналы Венеции смотрится Спас-на-Крови,
Где ночной Тюильри, словно бритвой, Невою распорот,
Я уйду навсегда в так знакомый мне Город Любви.
Я построил его не по градостроительным планам,
Там стоит каждый дом, - в чьих подъездах - любимых шаги,
Там не вянут цветы, наполняя дыханием пряным
Нашу первую ночь, там корсеты, как память, туги…
Там нью-йоркский таксист, как всегда не возьмёт с меня денег,
Там во тьме кинозала к руке прикоснётся рука,
Там стоит на окне первый майский сиреневый веник,
Там, чернея, течёт под мостами прощаний река.
Я там лично назвал все кривые, как жизнь, переулки:
В Послепервосвиданческий можно с Арбата свернуть,
Во Втором Поцелуйском продолжить ночные прогулки,
А в Четвёртом Любимом потом, нагулявшись заснуть.
Там застыло навек даже время, и в каждой квартире
Я смогу пережить свои первые встречи опять.
На часах самотёчных опять будет ровно четыре,
На трёхпрудных часах, как всегда, без пятнадцати пять.
Я там буду стоять без шарфа на уральском морозе,
Чёрных кошек кормить и не верить приметам дурным,
Этот Город Любви не описан ни рифмой, ни в прозе,
Он слезит мне глаза, как в прокуренной комнате дым…
Эстакады измен понастроил чужой архитектор,
Скоро Третье кольцо перережет знакомый пейзаж,
Но букет цикламен вдруг назначит единственный вектор,
И душа развернётся на новый любовный вираж.
Если время пришло ощутить себя снова мужчиной,
Если крышу снесло, как пятнадцать пропущенных лет,
Значит кабриолет из ночной поливальной машины
На асфальте оставит свой мокрый и радостный след.
Вновь шампанского брызги, и снова рассвет в Коктебеле,
В небо Эйфеля башня взлетит проститутским чулком,
Ты мне скажешь: «Любимый, мы целые сутки не ели»,
А потом мы по Вильнюсу шляться пойдём босиком.
Прокричат петухи с незнакомым валлийским акцентом,
Пропоёт соловей или как его там… нахтигаль,
И звезда упадёт, и полынь будет пахнуть абсентом,
И слова подобрать не помогут не Webster, ни Даль.
Пять кастратов седых будут петь до утра «Stabat Mater»,
Ты свой вечный вопрос обозначишь изгибом брови,
Я в тебе поселюсь, без прописки любви гастарбайтер,
По лимиту приехавший жить и работать в Любви.