«Гомонила Украина, ох как долго она гомонила… Гомонила Правобережная-польская, и там, меж резиденций шляхетских, в мареве грушевого цвета и полян медоносных, скакали, бряцая саблями, непокорные чубатые хлопцы-гайдамаки.
Гомонила и Левобережная-русская, где исподволь копилось давнее недовольство старшиной хохлатской, которая крепостила козаков, превращая их в „быдло“ землепашное.
Нет покоя на Украине-нет его и долго ещё не будет!»
«Не всё равно, если хотите, пойдёмте со мной, и я доведу вас до его покоев. Остальное зависит уж от вас.
Я совершенно убежден, что главный источник всех бед на земле - мужские половые гормоны.
Вот говорят, учёные толком не понимают, чем кошки мурлычут, - чтобы это выяснить, надо её вскрыть, а кошка перестаёт мурлыкать, когда её вскрывают. Женщины в отличие от кошек любят всегда, даже в процессе вскрытия. И я всё ищу - чем же, как же? Нужно тихо подкрасться и сесть среди женщин, как среди птиц, дождаться, когда они успокоятся и начнут подходить, слетаться, трогать. Кормить с руки конфетами, петь им песенки, развлекать, баловать, усыплять, ждать, когда полюбят. И тогда уже можно тонким и острым надрезать, смотреть, что там под кожей, чем она мурлычет, поёт, вздрагивает, почему не уходит, когда режешь…
Слушай детёныш! - сказал медведь, и голос его прогремел гром в жаркую ночь. - Я научил тебя - Закону Джунглей - общему для всех народов джунглей, кроме Бандерлогов, живут которые на деревьях. У них нет Закона. У них нет своего языка, одни только краденые слова, которые перенимают у других, когда подслушивают и подсматривают сидя на ветвях. Там они и подстерегают свою добычу Их обычаи не наши обычаи. Они живут без вожака. Они ни о чем не помнят. Они болтают пустое и оскалив гнилые клыки - хвастают, будто они великий - храбрый народ. Болтают - что они задумали великие дела в джунглях… Но с дерева упадёт орех. И они уже смеются. Бандерлоги довольны они уже всё позабыли…
«Судьба зачастую отнимает у нас то, чего мы сильно ждали»
«В жизни женщин наступает период, когда бывшие возвышенные дурёхи превращаются в закалённых реалисток. Добро пожаловать на землю! И женщины, как правило, ступают по ней с некогда подбитыми крыльями, зажившими, но больше не используемыми крыльями. Поэтому каждая из нас, вне зависимости от опыта и интеллекта, ждёт того, с кем захочется снова вспорхнуть, раскрыть карту „мира над головой“ и вспомнить местоположение неба номер 7»
При сложных отношениях мы нередко начинаем избегать близких людей. Мы не хотим вникать в то, что они думают, потому что это может причинить нам боль. Кроме того, мы подозреваем, что они только и дожидаются подходящего момента, чтобы выплеснуть наболевшее нам в лицо. Возможно, они зададут нам вопросы, на которые мы не сумеем ответить. Но ведь не меньше шансов, что наши желания совпадут и мы удивленно уставимся друг на друга со словами: «Но я и не могла себе представить, что ты это чувствуешь!».
Главная вещь, раздражающая меня со времён изобретения Интернета, - претензии на всезнайство. Никто и ни о чём не в курсе, но обязательно выскажет свою точку зрения.
Сегодня Ты вправе делать всё, что хочешь: расставаться навсегда, прощаться словами, играть в молчанку, заносить Его в чёрный список, говорить что полюбила другого, но… очень скоро - наступит завтра… и Ты захочешь насладиться… или… чёрт возьми - просто подышать… глотком свежего чистого воздуха… и каждый вдох, наполняя Твои клетки, будет напоминать о Нём… о Том, кто дал Тебе почувствовать - второе дыхание Твоей новой жизни…
Меня сразу потянуло к ней-как только я её увидел. Почему? Сам не знаю. Будто средь бела дня в меня вдруг без звука шарахнул невидимый грозовой заряд. Ба-бах! - и все. Без объяснений. И никаких тебе «но», или «если».
Все несчастные люди стали такими вследствие того, что они желали счастья только себе. Все счастливые стали такими вследствие того, что они желали счастья всем другим.(Шантидева, Буддийский святой)
Боже, сделай меня орудиемТвоего утешения. Пусть я буду сеять любовь, Там, где господствует ненависть, Где ранят душу - буду дарить прощение, Где сеют сомнения - веру, Где царит отчаяние - надежду, Где виден только мрак - свет, Где летит печаль - радость. О Великий Боже! Дай мне желание утешать, А не искать утешения… Понимать, а не искать понимания, Любить, а не быть любимым, Ибо получаем мы, отдавая. Всё прощается тому, кто прощает. Умирая, мы рождаемся вновьВ новой вечной жизни. Молитва святого Франциска
Сейчас никто никого не слышит. Все точно знают, что хотят услышать, но никто толком не слушает.
-- А что, сорвали банк у вас или же вы на понте продули?
-- спокойно спросил Швейк.-- Плохо дело, когда карта не идет,
но еще хуже, когда везет чересчур… Жил в Здеразе жестяник, по фамилии Вейвода, частенько игрывал в «марьяж» в трактире позади
«Столетнего кафе». Однажды черт его дернул предложить: «Не перекинуться ли нам в „двадцать одно“ по пяти крейцеров?» Ну,
сели играть. Метал банк он. Все проиграли, банк вырос до десятки. Старик Вейвода хотел и другим дать разок выиграть и все время приговаривал: «Ну-ка, маленькая, плохонькая, сюда».
Вы не можете себе представить, как ему не везло: маленькая,
плохонькая не шла, да и только. Банк рос, собралась там уже
сотня. Из игроков ни у кого столько не было, чтобы идти
ва-банк, а Вейвода даже весь вспотел. Только и было слышна:
«Маленькая, плохонькая, сюда». Игроки ставили по пятерке и все
время проигрывали. Один трубочист так разошелся, что сбегал
домой за деньгами, и, когда в банке было больше чем полторы
сотни, пошел ва-банк. Вейвода хотел избавиться от банка и, как
позже рассказывал, решил прикупать хоть до тридцати, чтобы
только не выиграть, а вместо этого сразу купил два туза. Он сделал вид, будто у него ничего нет, и нарочно говорит:
«Шестнадцать». А у трубочиста всего-навсего оказалось
пятнадцать. Ну, разве это не невезение! Несчастный старик
Вейвода побледнел, вид у него был жалкий, а вокруг уже стали
поругиваться и перешептываться, что, дескать, передергивает и что его как-то раз уже били за нечистую игру, хотя на самом
деле это был самый честный игрок. В банк сыпались крона за кроной. Там уже скопилось пятьсот крон. Тут и трактирщик не выдержал. У него как раз были приготовлены деньги для уплаты
пивоваренному заводу. Он их вынул, подсел к столу, сперва
проиграл два раза по сто крон, а потоп зажмурил глаза,
перевернул стул на счастье и заявил что идет ва-банк. «Играем в открытую!» -- сказал он. Старик Вейвода, кажется, все на свете
отдал бы за то чтобы проиграть. Все удивились, когда ему пришла
семерка и он оставил ее себе. Трактирщик ухмыльнулся в бороду
-- у него было двадцать одно. Старику Вейводе пришла вторая
семерка, и опять он ее себе оставил «Теперь придет туз или
десятка,-- заметил со злорадством трактирщик.-- Готов голову
прозакладывать, пан Вейвода, что вам пришел капут». Все затаили
дыхание. Вейвода тянет, и появляется… третья семерка.
Трактирщик побледнел как полотно (это были его последние
деньги) и ушел на кухню. Через минуту прибегает мальчонка,-- он был у него в ученье,-- кричит, чтобы мы скорей сняли
трактирщика: хозяин-де весит на оконной ручке. Вынули мы его из петли, воскресили и сели играть дальше. Денег ни у кого уже не было -- все деньги лежали в банке у Вейводы. А Вейвода знай
свое «маленькая, плохонькая, сюда», и счастлив бы все спустить,
но должен был открывать карты и выкладывать их на стол не мог
он смошенничать и перебрать нарочно. Все просто обалдели от того, как ему везло. Уговорились: если не хватит наличных,
играть под расписки. Игра продолжалась несколько часов, и перед
старым Вейводой росли тысячи за тысячами. Трубочист был должен
в банк уже больше полутора миллионов, угольщик из Здераза --
около миллиона, швейцар из «Столетнего кафе"-- восемьсот тысяч
крон, а фельдшер -- больше двух миллионов. В одной только
тарелке, куда откладывали часть выигрыша для трактирщика, на клочках бумаги было более трехсот тысяч. Старик Вейвода
пускался на всякие штуки: то и дело бегал в уборную и каждый
раз давал за себя метать кому-нибудь другому, а когда
возвращался, ему сообщали, что выиграл он и что ему пришло
двадцать одно. Послали за новой колодой, но и это не помогло.
Когда Вейвода останавливался на пятнадцати, у партнера было
четырнадцать. Все злобно глядели на старого Вейводу, а больше
всех ругался мостовщик, который всего-то-навсего выложил
наличными восемь крон. Этот откровенно заявил, что человеку
вроде Вейводы не место на белом свете и что такому нужно
наподдать коленкой, выкинуть и утопить, как щепка. Вы не можете
себе представить отчаяние старика Вейводы. Наконец ему в голову
пришла идея. «Мне нужно в отхожее место,-- сказал он трубочисту.-- Сыграйте-ка за меня». И так, без шапки, выбежал
прямо на Мыслиховую улицу за полицией, нашел патруль и сообщил,
что в таком-то и таком-то трактире играют в азартные игры.
Полицейские велели ему вернуться в трактир и сказали, что
придут за ним следом. Когда Вейвода вернулся, ему объявили, что
за это время фельдшер проиграл свыше двух миллионов, а швейцар
-- свыше трех. А в тарелку для трактирщика положили расписку на пятьсот тысяч. Скоро ворвались полицейские. Мостовщик крикнул:
«Спасайся, кто может!» Но было уже поздно. На банк наложили
арест и всех повели в полицию. Здеразский угольщик оказал
сопротивление, и его увезли в «корзинке». В банке было больше
чем на полмиллиарда долговых расписок и полторы тысячи крон
наличными. «Ничего подобного я до сих пор не видывал,-- сказал
полицейский инспектор, увидя такие головокружительные суммы.--
Это почище, чем в Монте-Карло». Все, кроме старика Вейводы,
остались в полицейском комиссариате до утра. Вейводу, как
доносчика, отпустили и обещали ему, что он получит в качестве
вознаграждения законную треть конфискованного банка, свыше ста
шестидесяти миллионов крон. Старик от всего этого рехнулся и утром ходил по Праге и дюжинами заказывал себе несгораемые
шкафы… Вот это называется -- повезло в карты!