Говорят в Большом театре было.
Опера «Евгений Онегин». То место, где герой у графа спрашивает:
- Кто это там в малиновом берете?
- Жена моя!
- Не знал, что ты женат!
Так вот, в самый ответственный момент потерялся берет. Срочно нашли зеленый, и выпустили девушку на сцену. Герой увидел, из положения выходить надо, ну и ляпнул наскоро:
- Кто это там в зеленовом берете?
Граф обалдел, и от неожиданности выдал:
- Сестра моя!
Евгений совсем спрыгнул с катушек и поет:
- не знал что ты сестрат!
Уже не знаешь где ложь, а где правда!!! ТАК ТЕБЕ И НАДО!!!
В театре Ю. Куклачева актеров не увольняют! Им просто говорят :"Брысь!"
Случай в театре. Спектакль для детей. Момент, где вот-вот должен появиться главный злодей - свет выключен, оркестр настороженно так жужжит. в зале тишина. И тут такой тоненький детский голосок: «твою мать! Страшно-то как!!!»
Если весь мир и не театр, то как минимум карнавал. И не всегда понятно, кто есть кто на самом деле.
Большой Театр ставит «Бориса Годунова». Идет репетиция хора.
Дирижирует Голованов. Хор опустив головы гундосит: «Правосла-а-авные!
Православные…» Присутствующий на репетиции режиссер Покровский
шепчет Голованову: «Ну что они у вас в оркестровую яму поют. Скажите,
чтоб пели в зал, дальним рядам, пусть руки туда тянут!»
Голованов дублирует во всю глотку:
- Какого хрена Вы в оркестр руки тянете? Где вы там православных увидели?
Рассказ знакомого:
Давали как-то в ТЮЗе одного из областных центров нашей необъятной
презамечательнейший детский спектакль. Было это году в 1990 что ли…
Спектакль был веселым и легким, как раз то что надо для субботнего
утреннего сеанса. Плохо выспавшиеся после пятницы родители, зевая,
наблюдали за происходящим, в то время как дети были в восторге от незатейливого юмора комедии положений.
И был в этом спектакле совершенно простой, ничем не примечательный
эпизод. Главный герой падает в обморок, кто-то кричит «Врача! Врача!»,
прибегают медсестра и два санитара с носилками. Медсестра громко
спрашивает: «Где здесь больной?!» Ей показывают лежащего на авансцене
главного героя, после чего та достает огромный шприц (таким обычно
пробки из ушей вымывают), прикручивает к нему здоровенную иглу (острие
от фехтовальной рапиры) и вкалывает эту конструкцию внутризаднично
пострадавшему. Один из санитаров не выдерживает столь изощренных методов
терапии и сам падает в обморок, в отличие от героя, который тут же подскакивает и, вместе с другим санитаром, уносит слабака на носилках за кулисы. Все. Эпизод исчерпан. Здесь дети обычно заливались громким
смехом, а родители продолжали зевать в ожидании окончания всего этого
субботнего безобразия.
Но жизнь имеет привычку вносить свои коррективы даже в безупречную
драматургию. В ту субботу актриса Леночка, которая уже имела двухлетний
опыт инъекций главному герою, почему-то не явилась на спектакль. То ли заболела, то ли не смогла отойти после пятницы. Суть в том, что ее не было, и режиссер принял судьбоносное решение: доверить столь
ответственную роль стажеру Кате. Надо сказать, Катя в свои 17 лет
выглядела на все 25, была девушкой довольно крупной и развитой не по годам. Случись им с изящной Леночкой ночевать в одной кровати, Катя
заспала бы ее, как младенца - столь разнами были весовые категории. Но важность такого положения вещей ускользнула от режиссера, а Мельпомена,
видимо, была уже не в состоянии что-либо изменить.
Итак, спектакль начался, дети в восторге, родители зевают - все идет
своим чередом. И подходит время нашего эпизода. «Врача, врача!» -
слышится крик, на сцену выбегает Катя со шприцем и 2 санитара. Выяснив,
кто больной, Катя достает шприц и, видимо, в актерском порыве вкладывает
в инъекцию всю свою силищу. Рапира пронзает насквозь защитные накладки
под джинсами «больного» и входит ему в филейные части. Бедолага издает
сдавленный крик «Бля-а-а-а», как удав Каа, попавший хвостом в капкан, и теряет сознание. Зал замирает. Что же дальше? Санитары, не будь дураки,
быстро укладывают пострадавшего на носилки и уносят за кулисы, а Катя
стоит в ступоре, со шприцем в руках и смотрит в затихший зал.
Перепугалась она сильно и теперь не может сдвинуться с места.
И тут за кулисами приходит в себя наш в задницу раненый. Он начинает
довольно громко обсуждать ближних родственников Кати, а также выдвигать
предложения, связанные с извращенными формами сексуальных контактов, в которые рекомендует всем немедленно вступить с Катей, режиссером и самим
театром.
Это был первый спектакль, на котором ржали только родители. Чтобы
публика так хохотала, я никогда не слышал! Театр сатиры курил бамбук, по сравнению с провинциальным ТЮЗом. И когда уже кто-то из актеров
догадался увести заступоренную Катю со сцены, публика рукоплескала.
«Браво, бис!!!» - кричали восторженные зрители, но виновники сего
торжества так и не вышли на сцену. Главный герой, прихрамывая на обе
ноги, еще долго гонялся за Катей по всему театру, но так и не догнал.
А спектакль попросили перенести на вечернее время.
Жизнь, конечно же, - театр, но не нужно постоянно разыгрывать драмы…
Есть с кем, есть чем, негде - ТРАГЕДИЯ!
Есть с кем, есть где, нечем - КОМЕДИЯ!
Есть где, есть чем, не с кем - ДРАМА!
Есть с кем, есть чем, есть где, а зачем (??) - ФИЛОСОФИЯ
Вывод, когда появляются вопросы, заканчивается театр и начинается жизнь.
Это мой театр … и если вас не устраивает сценарий и ваша роль, - займите место зрителя
1972 год. Малый театр. Накануне премьеры спектакля «Собор Парижской Богоматери». Роль горбуна Квазимодо досталась старожилу театра актеру Степану Петровичу (имя изменено).
Спектакль, по идее режиссера, начинался с того, что Квазимодо
(Степан Петрович) в полумраке должен был под звук колоколов пролететь, держась за канат через всю сцену.
Но был у него один маленький недостаток - очень уж он любил водочкой побаловаться.
И вот настал день премьеры.
Перед премьерой Степан Петрович пришел на спектакль вусмерть пьяным.
Шатаясь из стороны в сторону, он добрел до гримерки, нацепил горб и лохмотья Квазимодо.
Зал полон. До начала спектакля остались считанные минуты.
Режиссер, повстречав Степан Петровича, опешивши сказал:
- Степан Петрович, да вы же по сцене пройти прямо не сможете, не то, что на канате летать.
- Да я 20 лет на сцене и прошу за этот счет не волноваться, - пробурчал Степан Петрович и направился к сцене.
…На сцене полумрак, зазвонили колокола,… вдруг, через всю сцену, слева направо пролетел Квазимодо,… затем справа налево пролетел Квазимодо, затем еще раз и еще раз…
Раз эдак на шестой, Квазимодо остановился посреди сцены и повернувшись к переполненному залу СПИНОЙ, держа канат в руке и смотря НА КУЛИСЫ, в полной тишине произнес:
- Итить твою бога мать! Я тут как последняя сссука карячусь, а эти козлы еще занавес не подняли!
Режиссер - драматургу:
- Я вашу пьесу прочитал, но ставить ее не буду. Я, знаете ли, противник мата в театре.
- Но там нет в тексте мата!
- В тексте нет. Мат будет в зале.
Судьба силком затаскивает тебя на сцену жизни. Через несколько лет, которые показались несколькими секундами, ты не в состоянии найти свое настоящее «Я», ты не знаешь кто ты. Попытки вспомнить это - тщетны. Душа затерялась среди едких декораций.
Собрав по строчке из каждой главы этого «божественнокомедийного» романа, пытаешься воссоздать свой реальный облик, но груз чернил на этом листе давит на руки. Хочется взять другой, полегче, с новой ролью… Но, нельзя. Приходится играть то, что есть, пока не напишут новый сценарий…
Проходит время, и, ты понимаешь, что лучше умереть на сцене, чем за кулисами…
Гастроли провинциального театра, последний спектакль, трезвых нет.
Шекспировская хроника, шестнадцать трупов на сцене. Финал. Один цезарь над телом другого. И там такой текст в переводе Щепкиной-Куперник:
«Я должен был увидеть твой закат иль дать тебе своим полюбоваться».
То есть один из нас должен был умереть. И артист говорит:
- Я должен был увидеть твой…
И он текст забыл, надо выкручиваться, по смыслу, а это стихи, проклятье - но он выкрутился! Как поэт!
Он сказал: - Я должен был увидеть твой… конец!
И задумчиво спросил:
- Иль дать тебе своим полюбоваться?..
И мёртвые поползли со сцены.
Жизнь - театр. Только актёры на земле, а зрители на небесах…