`
Налево — ад. А в рай идти направо.
Метнулся в рай, споткнулся и упал.
Разбил коленку. Сильно так, кроваво.
И на раю настаивать не стал.
Свернул налево… Метров десять где-то
Хромал до чорных адовых дверей.
Звоню. «Кто там?» — «Ну, как сказать, ну, это…
Клиент, кароче» — «Заходи смелей!»
— «Так ты поэт? Вот чистая рубаха.
Перо, тетрадь и прочий инвентарь.
И милости прошу!». Я аж вспотел от страха.
Гляжу — аптека, улица, фонарь…
Дождь с утра и до вечера… мокнет Апрель,
Бьётся каплями в окна тоска и простуда,
Над зачёркнутой строчкой «если любишь — не верь!»,
Плачет маленький ангел, курносое чудо.
Ничего не вернуть, ничего не спасти,
Не услышать теперь ни звонка, ни словечка,
И стирая с листа «если любишь — прости!»,
Поневоле от боли взрослеет сердечко.
Нужен воздух, да только никак не вдохнуть,
А от слёз на губах раскалённая горечь,
Под дрожащей рукой: «если любишь — забудь!»,
И чуть ниже в три слова: «любовь — это сволочь!!!»
Как легко послезимье смывают дожди,
А вот смоют ли память о нём — неизвестно,
И выводит перо: «разлюбил? — отпусти!
Отпусти и не мучай, ведь это не честно!»
Победила разлука, и кто виноват-
Не имеет значенья… На улицах лужи-
Горько плачет Апрель от ненужных утрат,
Но любить без надежды, наверное, хуже.
Растянулись как вечность ненастные дни,
Холода всю неделю — не выйти из комы,
Разбиваются капли стеклом: «позвони…»
Отвечаешь: «зачем? Мы теперь не знакомы.»
Пусть молчанье страшнее, чем правда и ложь,
Потому что молчанье созвучно надежде,
Но и ангелы знают — если что-то вернёшь,
Оно вряд ли вернётся таким же, как прежде…
Ну что, рассвет? Какие планы?
Ты нынче чьи залечишь раны?
Избавишь от каких угроз?
Какой ты высветишь вопрос?
Меня ты тем интересуешь,
Что перед мраком не пасуешь,
Всегда приходишь точно в срок
И, выгнав темень за порог,
Берёшься сразу же за дело.
И я бы тоже так хотела:
С тобой на пару выгнав ночь,
Тебе с сиянием помочь,
Следя, чтоб света всем хватило,
Чтоб всем хоть что-нибудь светило.
`
— «Какие будут ваши документы?» —
Охранник пахнет луком и вином
Для смеху, видно, говорит с акцентом,
Как русский в старом западном кино.
Советский паспорт выну из кармана,
Свидетельство о смерти и права.
Он мне вина плеснет на дно стакана.
Закружится маленько голова.
— Ну как тут жизнь?
— Про «жизнь» — смешная шутка.
Да ты садись, чего как не родной?
— Спасибо. Постою. Я на минутку.
— Опять смешно. Ведь там за проходной
Нет времени… Бывал на службе в храме?
Там нет ни «до», ни «после», ни «теперь».
Там будет все и сразу.
— Как в рекламе?
— Намного круче. Ты уж мне поверь…
Я понял всё. Стою — смеюсь и плачу.
Смеюсь и плачу. Просто как дурак.
— «Не ссы, мужик, иди вперед! Удачи!»
Я дверь открыл. И сделал первый шаг…
`
Я подымусь на палубу парома.
Похоже, есть свободные места.
На шее ключ болтается от дома —
Мой детский дубль нательного креста.
Мы будем плыть по тихим темным водам,
А вот и пристань в свете фонаря.
Мы прибыли. Мы все отсюда родом.
Что будет дальше? Честно говоря,
Мне неизвестно. И никто не знает.
Там — по другую сторону ворот
Открыться может что-то вроде рая.
А может быть совсем наоборот…
По травке-малютке весенней,
Боясь наступить, осторожно
Гуляют огромные тени
Дерев-сторожей придорожных !
Надулись глазастые почки,
От важности лопнуть готовы!
Им так надоели «отсрочки» !
Сорвать эти б створки-оковы !
А солнце всё выше и выше,
И кто-то хитрющий и ловкий,
И кто-то лохматый и рыжий
Крадётся за божьей коровкой!
Весна ! Ничего не попишешь !
Шальная стихия гуляет !
Сияют без повода крыши. —
Такая пора вот смешная.
Дождь! …
Снова по крышам стучит.
Дождь! …
Сердце тревожно молчит.
Дождь! …
Словно попали мы в плен.
Дождь! …
И никаких перемен…
Дождь! …
Мокрый блестящий асфальт.
Дождь! …
Труб ненавязчивый альт.
Дождь! …
В лужах домов отраженье.
Дождь! …
Словно частица прозренья…
Дождь! …
С крыши скользнул на карниз.
Дождь! …
Тучею в небе завис.
Дождь! …
В шелесте первой листвы.
Дождь! …
И не поднять головы…
Дождь! …
Ходит по спинам мостов.
Дождь! …
Капает с наших зонтов.
Дождь! …
Словно замер весь свет.
Дождь! …
И конца ему нет…
И все-таки спинку надо держать,
Не складывать крылья, как лист, не дрожать,
Все дни без разбора: и вторник, и среду,
И прочие дни отмечать как победу…
***
Искрами свет чуть теплится внутри,
Протискиваясь сквозь толпу сомнений…
Постой, замри и ничего не говори:
Вот-вот накроет буря вдохновенья.
И понесёт морской надеждою-волной
Навстречу всепрощению заката…
Как дорожу, мгновение, тобой:
Восторгом сердце радостно объято.
Тебя, мой долгожданный светлый миг,
Жду в полной темноте людской глуши,
Пыль бесконечных мелочных интриг
Сотри скорее с зеркала души.
Что такое вскрытые вены… нет…это не только жилы порезаны… Это измены… те, что нанизаны. Это нежность рук… что унижены… Это чистые мысли… что распластаны… Это годы… что отданны… Это губы… зубами истерзанны… Это смерть… где убивая не чувствуешь вины… Это моей души похороны… Там танцуешь лишь ты. Это твой бал… Бал Сатаны.
Узнал, увидел, оценил.
Подумал, взвесил, не предвидел —
Создать сумел и полюбил,
Что раньше просто ненавидел.
Я часть названья городка, где рядом океан,
И самый лучший друг детей англоязычных стран.
Но если н из середины перенести в конец,
Евреи скажут: искуситель людских сердец.
ты не сможешь уйти из меня, потому что из сердца никто никогда не уходит. физически это возможно, но не уровне сердца. те, кто в него допускаются, навсегда в нём остаются. возможна только перестановка мест, к примеру с первых рядов на дальние, но от этого суть не меняется: в сердце погостить невозможно, в нём остаются на постоянное место жительства.
Нам неизвестно, кто мы,
покуда кто-то не укажет,
что мы не тем влекомы
и что багаж ума не нажит.
ЦИКЛ ЖИЗНИ
Цикл жизни — подобие круга,
И это — основа основ:
Когда мы поносим друг друга,
То радуем наших врагов.