Извечно связаны с весной
Все ожидания и планы.
А я опять, как прежде, рано,
Представлю, что она со мной.
Всё с тем же ценным багажом,
Где каждая любая мелочь -
Всё, что мечталось и хотелось.
Но оставаясь миражом,
Мне грезится и день, и ночь,
Взрывая мозг, сажая нервы,
Оставив только грусть в резерве,
Что в будущем ни напророчь.
Мне не везёт. Мой жуткий нрав
Похож скорее на ослиный.
Я вылеплю сама из глины
Свой сад, весны не отыскав.
И разукрашу каждый куст
Невероятными цветами.
И вброшу бабочек горстями,
Чтоб не был сад мой дик и пуст.
(Людмила Линдтроп)
Оживает шалунья-природа,
Беспричинны щебет и смех!
Человеческая природа
Снова просит игривых утех.
Достаю из стакана челюсти -
И к окошку, а там Весна.
Там такие гуляют прелести,
Что и ночью уже не до сна.
Улыбаюсь я им фарфорово,
Взглядом глажу по голым пупкам.
В сердце радость! Как это здорово!
Вот кутюр, что по праву нам.
А иная стрельнёт глазищами…
Эх… какие мои номера?
Я б осыпал её теми тыщами,
Что в аптеке оставил вчера.
Мне б унять этот тенор лирический,
Помолиться и на покой,
Но торчу я, как символ фаллический,
Из окна своей лысой башкой.
Юная мама
Сына родила на поле прямо.
Еле сумела добраться к мосту,
Но ни одной здесь души… на версту!
Некого было на помощь позвать.
Интуитивно… несчастная мать
Роды сама у себя принимала,
В пышные юбки дитя пеленала,
И, согревая,… к груди прижимала
Кофту последнюю снявши с себя,
Сына укрыла, обняла, любя…
Это объятье разнять не могли…
Утром супруги, что мёртвой нашли
Маму, согревшую сына собой
И удивительно: был он живой!
Маму они у моста схоронили,
А того мальчика… усыновили.
Эта чета никому не открыла,
Что, то дитя не родное им было.
Заговорил удивлённый квартал-
Вот и бездетным Бог сына послал!
Мальчик счастливым у них подрастал,
Волю любил, часто в поле гулял.
Только куда б он гулять не ходил,
Мост его старый всё время манил.
Долго сидел он здесь, рыбу ловил.
Речка заросшей была, небольшой,
Но ему здесь было так хорошо!
С церкви идя, всё к мосту он стремился,
Будто здесь Богом благословился.
Тихо смеялся и, плача молился,
Цветы к незнакомой могилке ложил:
Ведь жил человек и кого-то любил…
…Когда, повзрослев, серьёзным он стал,
Отец в поле чистое сына позвал:
«Я должен тебе одну тайну открыть,
Дабы спокойно мне старость прожить.
Мать умерла уж, не сможет сказать;
Да я - не отец, а она и не мать!»
Повёл к той знакомой могиле, к мосту,
И рассказал всю историю ту:
«Годиков двадцать назад, в январе,
Была такая ж метель на дворе.
Мы на повозке с женой проезжали,
Возле моста здесь и, вдруг увидали-
Женщина сына к сердцу прижимала,
Новорождённого… И не дышала
Мы схоронили - вот холмик в тиши,
Здесь твоя Мама родная лежит
Тайну от всех мы тогда схоронили
Из-за того, что бездетными были!
Жизнью обязан не нам ты, сынок, -
Богу, что в материнских объятьях сберег!
Нас же послал Он к тебе, чтоб спасти,
Взяв от холодной, замёрзшей земли.
Помню, мы плакали, как увидали,
Что матери руки тебя обвивали,
Теплом своей нежной любви согревали.
Она всё сняла, ведь и даже бельё-
Укутала тельце, сыночек, твоё.
И, полуголая, очень любя,
Дыханьем своим согревала тебя.
Вот и пришёл ты к ней на свиданье,
На место вашего расставанья
Покоится мама, сынок, здесь твоя,
Постой, поклонись ей. Домой пойду я!»…
Над полем кружилась метельная мгла.
Но громче кричал он: «Меня ты спасла, -
Любимая, добрая, мама моя!
О, чем же, родная, воздам тебе я?!
Тебе было зябко и ты замерзала,
Но, всё сняв с себя, меня ты спасала.
Любовь твоя жертвенна, бедная мать,
Тебя не могу оживить я, поднять!
Хоть сделать уже ничего не сумею,
Но холмик твой я согрею! Согрею!»…
А рядом прохожий дивился,… застыл,
Как плачущий, сняв всю одежду, укрыл,
Тот холмик могильный обонял и рыдал-
Маму собою, как мог, согревал!
О, дети, спешите, спешите скорей,
И маму свою обнимите сильней!
Пока живёт мама и ждёт вас всегда,
Согрейте её, как согрела она!
Во всём вам поможет, вовек не предаст,
Всё лучшее вам, своим детям, отдаст.
А если час трудный однажды придёт,
То мама собой защитит и спасёт!
И вы матерей берегите своих:
Никто не жалеет вас более их!!!
Мать сына родила, растила.
И пуще глаз от бед хранила.
Горбом сыночка подняла, сама состарилась, слегла.
Сын бросил мать, живет одна.
От горьких слез слепа она.
Все сына ждет на склоне дней.
Он лишь во снах приходит к ней.
Да, хорошо соседи есть, помогут принесут поесть.
Кто вещи даст, когда износит.
Кто пить нальет, если попросит.
Все б ничего, да больно ей, свое дитя чужих черствей.
Нет мочи жить в таком позоре, проклясть сынка решила с горя.
В углу, стыдясь своей же тени. Старуха встала на колени.
Ладони горестно воздела;"Будь проклят сын"-сказать хотела.
Но не смогла, душа заныла.
Собравшись с духом, рот открыла, незряча глядя на порог:
«Будь счастлив,-молвила,-сынок!
В старенькой тетрадке,
Под тусклый свет лампадки
Ложатся строки на бумагу,
Оставив след свой в ваших душах,
Один грустит сейчас и кажется не нужным,
А кто-то счастлив, босиком идя по лужам,
Кому-то больно, одиноко, тяжело,
А кто-то улыбается, готовя дома ужин,
А кто-то брошен и покинут,
А где-то просто люди гибнут,
А где-то зародилась жизнь!
И как бы не пришлось нам сложно,
Запомни истину: всегда, везде и все возможно!
А если рядом те, кто верят в нас всегда,
То их тепло сердец оставит навсегда свой след,
Как строки, в старенькой тетрадке,
Которые ложатся под той лампадки тусклый свет…
Я не люблю иронии твоей…
Ни твоей, ни своей, ничьей-
Никакой не хочу иронии.
Прятать боль под бронёй речей?!
Не нуждаюсь в их обороне я.
Если боль- так пускай болит,
Если радость- пусть греет радуя.
Не к лицу нам, боясь обид,
Жар души заменять прохладою.
Снег идёт- он и бел, как снег,
Небо синее- значит синее.
Если смех- так не полусмех,
И никак уж не над святынею.
Я хочу прямой красоты,
Не лукавого обольщения,
Я хочу, чтоб заплакал ты От восторга, от восхищения.
Как ни смейся, как ни язви-
Это дело для всех стороннее.
Людям нужен лишь свет любви,
А не злой холодок иронии.
НУ ВОТ И ВСЕ… Я ТАК РЕШИЛА…
Ну вот и все, решила я поставить точку…
Не вижу смысла себя дальше истязать!
Наверно лучше без тебя быть - в одиночку,
Чем быть одной с тобою же опять.
Себя и свои чувства на алтарь к тебе я положила,
И многое терпела не скрывая боль
Теперь, наверное, все кончено,
Я наконец-то так решила,
Уж лучше один раз переболеть тобой!
Ты не ценил, не уважал, ты не любил, не верил…
Лишь только брал, не отдавая ничего взамен,
Своей персоной только что и делал - БРЕДИЛ,
Моя - попала просто в плен!
И пусть ты повторяешь, что тебе я безразлична,
С ухмылкой наглой подлеца,
Придет тот день, когда и я скажу тебе цинично:
«Ну вот и все, мой друг…»
И улыбнусь слегка…
Оставь мне запах кофе и иди,
Давай не будем скомкано лукавить,
Истерзанное лето позади,
Еще чуть-чуть и осень будет править.
Еще чуть-чуть и желтых листьев прах
Отправит нас в супружеские спальни,
Оставь мне запах кофе на губах,
И несколько посланий виртуальных.
Оставь июнь тревожный и слепой,
Пылающий июль и август томный,
Запомни меня именно такой-
Чувствительной, обидчивой, нескромной.
Оставь мне запах кофе и иди,
Губами сохраню твою улыбку,
Осознанная осень впереди,
И все имеют право на ошибку.
- что бы ты сказала, если бы встретила самого идеального мужчину на свете?
- «привет, пап».
Даже если не для нас пришла весна,
Нам с тобою теперь будет не до сна…
Я Тебя буду ждать, так и знай!..
Пусть Тебя согреет нежность рук другой,
Но во сне услышишь голос мой родной,
Всё равно обо мне вспоминай…
Пусть мама услышит,
Пусть мама придет,
Пусть мама меня непременно найдет!
Ведь так не бывает на свете,
снаружи замок в туалете :-)
Heinrich Heine, Lorelei (Оригинальный текст в комментариях)
Памяти Анны Мордовиной
Мария Стаханова
Не знаю, что со мной стало,
Зачем так печально душе.
Как будто древняя сказка
Явилась из прошлого мне.
Прохладен воздух. Спокойно
Рейн протекает во тьме.
Вершина горы сияет
В закатной своей красоте.
Прекрасная юная дева
Там на вершине сидит.
Золотом шиты одежды,
Золотом волос блестит.
Лишь гребнем златым коснётся
Волос драгоценных прядей
Тот час же песня польётся,
Пленяя властью своей
Захвачен бушующим ветром,
Моряк в челноке плывет
Не видит он риф подводный
Вершина его лишь влечёт.
Я вижу - судно проглотит
Волны беспощадный оскал
Под звуки волшебной мелодии
Лореляй, что поёт со скал.
перевод Александра Блока, 1909
Не знаю, что значит такое,
Что скорбью я смущён;
Давно не даёт покою
Мне сказка старых времён.
Прохладой сумерки веют,
И Рейна тих простор;
В вечерних лучах алеют
Вершины дальних гор.
Над страшной высотою
Девушка дивной красы
Одеждой горит золотою,
Играет златом косы.
Золотым убирает гребнем
И песню поёт она:
В её чудесном пеньи
Тревога затаена.
Пловца на лодочке малой
Дикой тоской полонит;
Забывая подводные скалы,
Он только наверх глядит.
Пловец и лодочка, знаю,
Погибнут среди зыбей;
И всякий так погибает
От песен Лорелей.
Тебя люблю, мой Ангелочек!
Ты сказка, солнышко, цветочек!
Хочу кричать на целый свет,
Тебя роднее в мире нет!
Воробьи начерикайте мне тепла,
Эй коты наорите скорей весну,
Надоело душе, птице вольной ждать,
Я устал, третий месяц я здесь в плену.
Ну же март, хватит с солью дороги пить,
Хватит с жизни, жизнями проценты брать,
Дай возможность окна толкнуть, открыть,
Дай весну снова в сердце впустить, принять.
Хотела б птицею я стать, чтоб улететь подальше от земли. А может лучиком игривым? Осенним ветерком? Капелькой россы? Небесным облочком пушистым? Не важно!!! Это пустяки!!! Но не хочу я быть цветочком, который сорван без нужды!