Вышли в свет:
Том I. «От первого лица».
Том II. «От второго лица».
Том III. «От третьего лица».
Мемуары Змея-Горыныча.
…Шел Иван-Царевич по лесу, вдруг смотрит - заяц под кустом. Выхватил он стрелу, прицелился в зайца… А заяц только смотрит на него печально, и ни слова не говорит.
-Что же ты молчишь, заяц? Почему не просишь меня сжалиться, отпустить домой, к малым детушкам? А ты мне, мол, еще когда-нибудь пригодишься?
-Смеешься?- грустно ответил зайц.- Ну какая от меня польза, сам посуди? Только ценный мех да два-три килограмма мяса. Нечем мне от тебя откупиться. И малых детушек у меня нет.
Он вздохнул и добавил с надеждой:
-Но если можно… Не убивай меня, а? Пожалуйста.
Сказку про «Золушку», «Морозко» и подобные изобрели МАЧЕХИ. Чтобы на них всю жизнь пропахали, смиренно дожидаясь, когда фея придёт и все даст.)))
…И превратилась Лягушка в Царевну. И тут для Ивана-Царевича началось:
- и коробчонку то крутую типа Крузака 200-го в новом кузове Лягушонке купи,
- и избёнки эксклюзивные - на Рублёвке да на Канарах - построй,
- и одежонку ей от кутюр подавай!..
«Обещал, - говорит, - Сказку - теперь не отвертишься!»
© Ирина Zалетаева
Не утерпел царский сын - сжег
лягушачью кожу, пепел развеял, руки
потер, хвать супружницу за мягкое
место, а она ему в ответ:
- Врешь, Иван-царевич, нас обманом да голыми руками не возьмешь! Видать,
нету у тебя, мажора, никакого терпежу,
видать, свербит у тебя в одном месте!
А у меня с нечистой силой - контракт
на три года! Поэтому ищи меня,
царское отродье, за тридевять земель,
в тридесятом царстве (и далее - по тексту).
Руками взмахнула, в ладоши хлопнула,
крест нательный сняла и исчезла!..
Погоревал Иван, что сорвалась добыча
с крючка, принял на грудь, присел на дорожку и… в кабак!
Там и девки - попроще, и обязательств
- никаких…
А искать - пусть геологи ищут, работа у них такая…
Ни в одной сказке нет женщины, за которую сражались бы дольше и отчаяннее, чем я сражаюсь за тебя с самим собой.
КРАСНАЯ ШАПОЧКА томно спрашивала ВОЛКА про большие глаза, уши, зубы, постепенно приближаясь к главному… но тут ворвались ДРОВОСЕКИ и всё испортили.
&
ЗАБЫТАЯ МЕЛОДИЯ
.
…Сперва была музыка. Когда мир рождался в пламени творения, звучала, должно быть, дивная симфония - и ни одному смертному не под силу сыграть ту божественную музыку.
Мир и поныне звучал отголосками той, первой мелодии, сплетающейся с музыкой тех, кто жил в этом мире.
Мелодией звучала каждая душа:
- ясные, незамутнённые души звучали чистой нежной флейтой;
- скрипкой звучали души тех, для кого превыше всего было знание;
- диссонансом обрывалась, едва зазвучав, мелодия слабых, мутных душ;
- те, кому должно совершить многое, хорошее или ужасное, - звучали органом;
- фортепиано, лунной сонатой звучали души мечтателей…
Он удивлялся, как же никто другой не слышит этой музыки.
Наверное, потому он и стал музыкантом - чтобы донести до людей ту музыку, что звучала в мире, и чтобы унять свой собственный огонь, что жёг изнутри и унимался, укрощённый лишь музыкой.
Не известность ему была нужна - он просто не мог не играть, не мог без музыки, как не мог не дышать, - это была его жизнь.
Во сне приходила мелодия, пели под руками струны циня и таилась рядом смутная змеистая тень.
Просыпаясь с чувством потери, от которого больно сжималось сердце, - наяву он не мог вспомнить ту, единственную, мелодию.
Порой отражение в зеркале казалось чуждым, будто отражался кто-то другой, и, заглянув зазеркальному чужому двойнику в глаза, он поспешно отводил взгляд.
Чуждо звучало иногда и собственное имя - разве так его зовут?..
Даже сценический псевдоним кажется ближе.
Мнилось во сне, когда снова приходил призрак мелодии, - ещё чуть-чуть - и он вспомнит что-то очень важное, может быть, даже себя самого, но стоило проснуться - и мелодия ускользала, не даваясь, и он, садясь за рояль, снова и снова повторял один и тот же отрывок, силясь вспомнить остальное. Наяву пальцы знали клавиши, не струны древнего циня…
Сияли отражением странного, неземного неба, золотые глаза, змеистый силуэт свивал кольца у ног в терпеливом ожидании; парил в небе, танцуя мелодию, что играл древний цинь.
Мелодия, которую никто никогда не складывал и не играл, преследовала его всю жизнь…
Не давая покоя, тревожила и бередила душу, сыграть полностью её никогда не удавалось, как и не удавалось вспомнить что-то позабытое и важное, потерянное давным-давно…
Порой он думал в сердцах, что лучше бы и не вспоминать.
Хорошее, светлое остаётся пусть не памятью, но теплом в сердце, а забывают, не желая больше помнить, то, что причинило боль.
Нужна ли такая память, что была, верно, отзвуком прошлой жизни?
Мир милосерден к своим детям, не позволяя помнить, кем они были прежде.
Жаль, что забывают и тех, кто был рядом, ведь можно уже никогда не узнать друг друга вновь.
Сияющие расплавленным золотом глаза…
«Магия похожа на музыку. Кто-то всю жизнь слышит её внутри, а кто-то, как ни старайся, не сыграет и простенькой мелодии…»
Отчего-то ему казалось, что он позабыл кого-то важного для себя… хотя едва ли был общительнее, чем сейчас, не сторонясь людей, но и не стремясь сближаться с ними.
Играя, забывшись, он вскидывал голову, ожидая увидеть кого-то рядом, того, кто понимал, кто всегда любил его музыку, - и снова не видел никого, удивляясь своему невольному разочарованию.
И старался не замечать непроходящей горечи в глазах зеркального не-своего двойника, как и не замечать ластящийся к рукам с детских лет огонь - во время пожара у родителей его одного пламя не тронуло, не обожгло, а будто расступилось…
Иногда казалось, что тот огонь так и поселился где-то в груди, заставляя творить, жить музыкой, не позволяя свернуть с пути.
Выходя на сцену, он споткнулся, ощутив неожиданно остро чей-то взгляд.
Смотрели неотрывно, ожидающе, и взгляд этот чувствовался, как нечто материальное.
Странный взгляд… так смотрят на тех, кого знают, и знают давно.
Но ещё более странным было чувство почти-узнавания…
Будто он повстречал кого-то близкого, кого не ждал уже увидеть.
Нет, громадная взметнувшаяся тень в зрительном зале померещилась, должно быть.
Этого не было в программе, но не дававшаяся столько лет мелодия сама пришла к нему, скользнула и улеглась покорно: играй.
Певцы выбирают единственного слушателя и поют для него, музыканты, не видя зал, играют для себя, но он играл для того, чей взгляд единственно ощущал сейчас на себе.
Вместе с мелодией пришла память, заставив задыхаться от внезапной боли.
Сцепив зубы, удалось не закричать, ослеплённому на миг и оглушённому, чуя лишь чей-то тёплый, тревожный взгляд, и за это ощущение удалось уцепиться - кто-то тревожится не за музыканта, именно за тебя, - не потеряв себя в ворохе воспоминаний.
Руки после едва заметной паузы вслепую вновь легли на клавиши, следуя мелодии, звучащей внутри.
Что бы ни было - музыка должна звучать…
Он не слышал сам себя, а люди потом скажут:
- «Он никогда так прежде не играл».
Музыкант должен держать лицо, и он, не видя смутных лиц, улыбался, принимая цветы и восхищение, а огни рампы расплывались перед глазами.
Но одно лицо он увидел неожиданно ясно, и призрачный мир вокруг вновь обрёл чёткие очертания.
Детей редко берут с собой на подобные концерты - разве им интересны, скажем, сонаты для фортепиано? - но мальчишка лет десяти, подойдя вплотную к сцене, смотрел прямо на него.
В недетских серьёзных глазах отразилось на миг, заставив задохнуться от острого чувства узнавания, золото драконьего взгляда, а тень змеисто свилась за спиной.
- Ты красиво играл.
Сказал ребёнок, протягивая цветок и глядя снизу вверх, а он услышал:
- «Я наконец-то нашёл тебя».
- Это старая мелодия.
Ответил он, зная, что его поймут:
- «Когда-то очень давно я пообещал сыграть её для тебя снова».
«Разве чудо не стоило того, друг Лун? Тебе нужен был лишь толчок, повод, единый порыв души и тела - и я дал его тебе. А человеком не хочешь попробовать обернуться?..
Он не обязан любить своё прошлое и не обязан жить им - пусть и живёт в душе по-прежнему огонь, он уже не тот, что из зеркала, что жил прежде, в позабытые времена, что не умел и не желал смиряться с тем, что казалось несправедливым, не умея простить так легко отказавшихся от младшего бога родичей.
Отправленный в изгнание Небесный принц давно уж перестал быть богом, пойдя дорогами людей.
Вещи непостоянны, и он давно учился принимать, что присутствие близких людей рядом, тёплая дружба, влюблённость - всё однажды проходит, и мир, наверное, прав, заставляя своих детей забывать о прошлых и бедах, и дружбе, и любви - иначе недолго и сойти с ума, осознав, сколь многое уже потерял безвозвратно.
Только это воспоминание стоило всех других, причиняющих боль, - светлая печаль о потерянной навеки дружбе, ради которой пошёл против воли небес, против воли старших - освобождая от оков дикого дракона.
Пути разошлись, человеческая память оказалась неверна, а мир - слишком велик.
Драконы и люди слишком отстоят друг от друга - их мирам не пересечься; разве может дракон - воплотиться человеком?..
…Но если верить - однажды вновь зазвучит позабытая мелодия, и ты повстречаешь на одной из дорог того, кого называл другом много веков назад, когда один был драконом, другой же - богом.
Того, кто ради тебя пришёл к людям, нарушив все мировые законы, и жил среди них, никогда не быв человеком.
Ольга выглядела вполне прилично, не смотря на полное отсутствие косметики. Можно сказать, была хорошенькой. И не скажешь, что в остром женском отделении лежит. Если смотреть исключительно на лицо, разумеется. И не читать истории болезни. И не говорить с лечащим врачом Оленьки - именно так ласково её и называл Егор Андреевич. Не удивительно, особенно если учитывать ангельскую наружность девушки. Золотистые вьющиеся волосы (тёмные корни уже видны, голова немытая, три злорадных «ха-ха»), огромные синие глаза (в обрамлении не менее синих кругов).
Жалости я к ней не испытывала. Что поделаешь - издержки профессии. Психолог - это, конечно, не врач-психиатр. Но поработай пять лет в остром отделении - всякая жалость отвалится. А если вдруг не отвалится - сам ляжешь «отдыхать», притом надолго.
«Кукушка» у Оленьки, судя по всему, «поехала» на фоне нагрузок в меде, усугублённых несчастной любовью. Впрочем, шизофрения - дама хоть и загадочная, но приход её неотвратим. Вопрос только в том, когда и при каких обстоятельствах наступит дебют.
Оленьке с обстоятельствами не повезло. Не заметили вовремя соседки по комнате, проворонили преподаватели (впрочем, с них-то мало что можно взять) странное поведение, предшествовавшее острому началу заболевания.
Началось всё с того, что Оленька заколола своего бывшего парня, разделала, разбросала расчленённый труп по квартире. И глаза его съела, ага. Отличная такая «Оленька», сдохнуть можно от умиления (главное, не в прямом смысле). Милицию девушка вызвала сама и сходу начала рассказывать, что сделала это не она и зверское убийство целиком и полностью на совести чудовища. Так что поехала туда заодно и психиатрическая бригада. Увезли Оленьку в больницу, на экспертизу (симуляцию никто не отменял), на всякий случай связав. Здесь она и осталась.
- Здравствуйте, Ольга, - я хранила спокойно-добродушное выражение лица. С душевнобольными иначе работать нельзя. - Как самочувствие сегодня?
- Здравствуйте, - девушка, казалось, смущалась. Странно, учитывая и описанное уже в истории болезни уплощение аффекта, и нейролептики, которыми Оленька была обдолбана не до обильного, конечно, слюноотделения и тотальной неподвижности, но близко к тому.
Кажется, она хотела ещё что-то сказать. Что-нибудь о самочувствии. Или о том, как ей инопланетяне транслируют информацию с Венеры в левую пятку. Однако не сказала. Обернулась к окрашенной в нейтрально-голубой цвет чуть облупившейся возле самого плинтуса стене. Громко шикнула.
Санитары стояли вполне расслабленно. Призыв углов к тишине - это ещё не попытка убить психолога при помощи карандаша, истории болезни и папки с картинками для тестирования интеллекта (запрос был уточнить сохранность).
- Плохое чудовище! - возмутилась Оленька на угол. - Плохое чудовище! Видишь же, я тут разговариваю, а мешаешь. Извините, - продолжила она, не понижая голоса, не меняя интонации, но быстро-быстро, - Вы его не видите конечно. Его, знаете, можно увидеть только если поверишь в него. Если очень-очень захочешь, чтоб он появился… но я не могу его прогнать, правда не могу. Он ведь хороший, отомстил за меня…
Ну и какого маракуя ей консультацию назначили? Острый бред же с галлюцинациями. Как тут обследования проводить, спрашивается? Нет, я-то заключение напишу, вопрос в том, что опять с Егором Андреевичем полаемся. По поводу того, в какое место он смотрел, когда назначал консультацию. И по поводу наличия хотя бы одной извилины у Егора Андреевича тоже.
- Ольга, извините, давайте поговорим в другой раз, - с ходу сказала я. Можно, конечно, и послушать всякие забавности о «чудовищах». Только пользы от этого меньше, чем от Жоры, моего кота. Тот, скотина, хоть и гадит где попало, и по столам лазит, и корм жрёт исключительно дорогой, но, по крайней мере, мурчит и даёт себя гладить.
- Ничего, конечно, я всё понимаю, это выглядит так, будто у меня галлюцинации, а психолог… - Оленька не закончила, снова уставившись в угол. Напряжённо так, будто пыталась в невидимом монстре дыру просверлить.
Санитары вывели девушку, не получив даже лёгкого намёка на сопротивление.
Я проводила их взглядом, не в силах скрыть удивление, смешанное с любопытством.
***
- Не рыпайся, а то рожу тебе всю порежу, - пробормотал мужской голос. По идее, он должен был казаться грозным и низким. Однако вышел у неизвестного козлиный фальцет.
Я задумчиво поглядела на очертания фонаря. В парке у нас они горели на моей памяти аж один раз. Когда в город президент приезжал. Впрочем, я относительно неплохо вижу в темноте, лучше среднестатистического человека.
Нет, страшно не было, не смотря на нож приставленный к горлу (явно тупой; и нож тупой, и его владелец тупой, а, кроме того, невезучий).
- Нагибайся и снимай штаны на, - продолжил обладатель фальцета.
Я хмыкнула. А мама говорит, постарела ты, подурнела, и морщинки вокруг глаз, и целюллитом попа обросла. Тридцать лет скоро стукнет, давай быстрее замуж, а то и сейчас мало кому понравишься уже, а ещё годик выждешь - и всё, ни один мужик не возьмёт. Ан нет, находятся ещё желающие.
- Как тебя зовут? - поинтересовалась я. Спокойно. Расслаблено. Даже с пренебрежением, хоть и не стоило так делать.
- А тебе зачем, сука? - вторая рука насильника нашла мои волосы, вцепилась в них.
«Надо ж знать, как о тебе заупокойную заказывать», - вертелось у меня на языке. Однако сказала - нет, проворковала, - я совсем другое:
- Котик, ну я не могу с мужчиной, не зная имени.
Насильник смолчал, явно удивлённый. Только ветер нарушал тишину, шелестя июньской густой листвой деревьев.
Ну ладно, не сказал имени - так и не сказал. Тебе же хуже, мальчик мой. Тебе же хуже.
- Рйанэе-кха, выходи, - прошептала я одними губами.
Силуэт, возникший перед нашим тандемом «психолог-маньяк», человеческим не был. Хоть бы потому, что и в сумраке ночного парка можно было рассмотреть очертания витых рогов, и острые шипы, растущие из плеч создания. Ну и ещё размер важен - «нечто» было раза в полтора крупнее меня.
Неудавшийся насильник впал в ступор. Но спасибо, что хоть волосы мои отпустил. Минута, тянувшаяся бесконечно-долго, кажется, для всех участников этого кошмарного и безумного действа была прервана неожиданно. Существо коротко и басовито рыкнуло. Обладатель плохого голоса и плохого ножа бросил оружие и, пытаясь кричать - вместо крика выходило нечто среднее между стонами и икотой, - побежал прочь.
Я отступила в сторону, наблюдая. Успела даже закурить, любуясь результатом совместных наших трудов.
Существо нагнало маньяка в четыре коротких прыжка. Повалило на землю. Вот тут-то у него голос и прорезался. Такой, что хоть сиреной подрабатывай - зычно кричал, с чувством. Жаль, недолго. Душераздирающий, отчаянный вопль перешёл в бульканье и оборвался быстро, что, впрочем, хорошо. Не хватало только собрать здесь какую-нибудь пьяную компанию и пару собачников вдобавок.
Чудовище подняло безжизненное тело и легко, точно это труп крысы какой-нибудь, закинуло его в кусты одной левой когтистой рукой. Уже по-человечески, на двух ногах подошло ко мне.
- Дались тебе эти маньяки, - проворчал Рйанэе-кха, приобнимая меня когтистой пятернёй.
- Сами виноваты. Всем пятерым нравилось насиловать девушек, что как бы нехорошо. Мне нравилось и нравиться чувствовать себя неизвестным героем, избавляющим город от зла. Результат взаимодействия супероружия героя и зла очевиден, - я пожала плечами, затягиваясь. Совесть меня не мучила. - А ты мне футболку, между прочим, опять в крови измазал.
- Тут до дома пару шагов, - монстр сверлил меня неодобрительным взглядом. Его лицо с острыми, резкими чертами сейчас исказила явно виноватая гримаса (в этом я была более чем уверена, хоть и не видела точно). - А в подъезде всё равно нет никого, поздно же. И лампа не горит.
- И врут календари, - со смешком добавила я.
- Ничего смешного. Тебе следовало бы заканчивать с этой… охотой.
- Почему?
- Потому, что я тебя люблю и волнуюсь. Помнишь, два года назад тот лысый тебя вообще сначала по голове огрел? Ты еле призвать меня успела…
- Не нуди.
Монстр тяжело вздохнул. Слишком долго, слишком хорошо Рйанэе-кха знал меня, чтоб пытаться спорить дальше. Да, его никогда не устраивало то, чем я занимаюсь изредка. Но он смирился, как и я смирилась с его внезапными появлениями, привычкой есть по ночам борщ прям из кастрюли и тем, что пока я на работе он в основном занимался диспутами на форумах и игрой в «танки». Если был дома, разумеется, а не отлучался по своим монстрячьим делам. Он, кстати, достаточно ловко управлялся с клавиатурой и мышкой, не смотря на длинные и острые когти.
- Что с трупом делать? - поинтересовалось чудовище после недолгого молчания.
- Думаю, здесь оставим, как всегда.
- А, может, мне его съесть?
- Во-первых, в нашем районе трупы с парочкой ножевых - не редкость. Во-вторых, дома ещё полкурицы. И макароны. И салат, - я погладила свободной рукой Рйанэе-кха по предплечью. Осторожно, так, чтоб не напороться на шип. Острые у нас всё-таки отношения… - Тебе мало, душа моя? Да и вообще, твоё «съесть» в основном начинается и заканчивается глазными яблоками…
- Ну, знаешь, крем из торта любят все. А вот корж… ну ладно, не буду я его есть. В самом деле, труп с пятью ножевыми, - чудище демонстративно пошевелило когтями на моём плече. Так, будто играло на пианино. Однако он даже не оцарапал меня. Видимо, вправду любил и любит, - это менее подозрительно.
- Молодец. Хороший монстр.
- Издеваешься, милая?
- Конечно издеваюсь. Я занята издевательством большую часть своего времени. Жить без этого не могу.
Монстр наигранно вздохнул.
- Ну не обижайся, - я ткнула его точно меж рёбер - человеческой одежды он не носил, так что целиться не трудно - отчего Рйанэе-кха аж дёрнулся. - Честное слово, это был последний маньяк.
- До появления следующего, - монстр вздохнул чуть менее наигранно. - Ты скоро загонишь себя или в гроб, или в уютную одноместную палату в родной психушке.
- Не загоню, - тут-то я внезапно и вспомнила Оленьку. И сожранные ей глаза. Якобы ей сожранные. Спросить, по правде сказать, я хотела ещё дома. Но не сложилось. - У меня тут вопрос назрел повышенной важности. Есть у нас одна пациентка - сегодня привели на консультацию, с виду дебют шизофрении, но…
Историю Оленьки я изложила коротко, но обстоятельно, уже на ходу (торчать рядом со свежим трупом глупо, а моего монстра другие люди всё равно не увидят, если мы оба, конечно, этого не захотим), умудрившись попутно выкурить ещё одну сигарету. Рйанэе-кха почесал острый подбородок, над чем-то напряжённо думая.
- Знаешь, похоже, что она не сумасшедшая, эта ваша Оленька. По крайней мере, не была сумасшедшей, когда к вам попала, - сказал он наконец. - Глаза, разделанное тело…
- Это не всё. Когда её выводили, я мельком, можно сказать, боковым зрением, увидела кого-то… или что-то. На тебя, вроде, совсем не похоже. Оно было кривым каким-то и вроде бы мохнатым.
- Если кривое и мохнатое - то это Жора. Он тебе пытался телепатически напомнить, чтоб ты нормального корма купила. А если серьёзно, то очень похоже. Правда, меня смущает это «пока не поверишь - не увидишь». Но всякое может быть. Захотела отомстить хахалю. Отомстила. А что дальше делать не знает, вот и задала ограничения и для самой себя, и для своего спутника. А помнишь, как у нас это было?
- Помню, - я улыбнулась - себе прошлой, верещащей от того, что пятерня, высунувшаяся из-под кровати, ухватила меня за ногу. Себе, пятнадцатилетней и верящей в сказки. Преимущественно страшные. Что поделаешь, ярко выраженный творческий тип - одно не понятно, зачем я пошла в клинические психологи. - Надо очень сильно поверить или очень сильно захотеть. Хорошо, что я верила не в то, что ты меня сожрёшь, а в то, что просто схватишь. А всё, что будет после, есть тайна покрытая мраком. Про ограничения и то, как они работают, ты мне уже сам объяснял.
Рйанэе-кха мило улыбнулся, демонстрируя острые зубы - это я отчётливо видела; из парка мы уже вышли и пустынная улица, окружавшая нас, была размежевана оранжевым светом фонарей.
- Объяснял. После того, как чаем с коньяком отпоил. Хорошо, что ты не только смогла, но и захотела слушать. Оленька же явно не хочет. Надеюсь, ты не собираешься ей втихую объяснять, что она нормальна и показывать меня?
- Ага. Видишь, уже халат надела и бегу, - я фыркнула. - Оленька, похоже, уже и сама «поехала». Кроме того, у многих есть свои чудовища. Но немногие могут совладать с ними. Это грустно, но случается.
- Я б иначе сказал. У многих есть чудовища. Но немногие могут совладать с собой и узнать, зачем именно чудовища нужны.
Я кивнула и свернула в ближайший тёмный двор, увлекая Рйанэе-кха следом. Мы в основном ходили дворами после «охоты». Он имел дурную привычку лезть обниматься даже перепачкавшись по самые острые уши, по самые витые рога в крови. Впрочем, я не сердилась. Как и он не сердился на то, что зимой я курю в квартире.
- А все «зачем», все смыслы, - добавила я, - определяем только мы, люди.
- Скажи… а перепады настроения у тебя бывают? - пытал на болоте Царевич Лягушку.
- Почти постоянно, - отвечала та, трогательно сжимая в лапках стрелу.
- А сезонные депрессии? Когда весь мир против тебя! Бывают?
- Сколько угодно раз, - вздыхала Лягушка, выставляя стрелу вперед, как шпагу.
- А такое чувство, будто бы тебя никто не понимает… бывает?
- Ежемесячно, - чертыхалась та, сгибая стрелу дугой.
- Ну, надо же! - изумлялся Царевич, хлопая себя по коленкам. - А замуж за меня пойдешь?!
- С твоим-то диагнозом? - хохотнула Лягушка, завязав стрелу узлом и сбросив ее под корягу. - Ну, уж дудки! Нет улик - нет и следствия! Ступай домой, неврастеник! Я уж как-нибудь в девках отсижусь!
- Итак, дети, - сказал учитель, закрывая книгу, - кто скажет, хорошая это была сказка или плохая?
- Хорошая, хорошая, - вразнобой завопили дети.
- А кто объяснит, почему? Да, вот ты, отвечай.
- Потому что принц женился на принцессе, - без тени сомнения ответил ребёнок.
- Близко. Но не совсем так.
Учитель заложил руки за спину и принялся расхаживать перед детьми.
- Сказка, которую мы только что прочитали, добрая и хорошая, потому что главный герой в ней - принц. Для него действительно наступил хэппи-энд. В отличие от остальных персонажей, над судьбой которых мы не задумываемся. Принц украл принцессу прямо из-под венца - а кто-нибудь спрашивал, хочет она того или нет? Может, её прежний жених нравился ей больше - а он, кстати, был очень достойный молодой человек. Два государства оказались втянуты в войну, тысячи солдат сложили головы, но кому это интересно? Каждый убитый был чьим-то сыном, мужем или отцом, но их судьба и горе их семей остаются за гранью повествования, сказка не о них. Сказка о принце, который добился своего. Увидел красивую девушку, захотел её, получил, фактически вынудил выйти за себя замуж, и жил потом долго и счастливо, правя королевством её убитого отца. Но поскольку сказка всё-таки о принце, а не о короле, принцессе или любом из безымянных солдат - это хорошая сказка со счастливым концом.
Учитель остановился, повернулся лицом к детям и поднял палец.
- Запомните, детки. Чтобы одна-единственная сказка для кого-то сложилась хорошо, множество других сказок должны закончиться плохо. Но в расчёт принимаются только судьбы принцев. Только они.
Загадав Золотой рыбке желание, не жди его исполнения на берегу.
.
…И вновь закинул Старик невод в море. И поймал он Золотую рыбку.
И взмолилась тут золотая рыбка! Голосом молвит человечьим:
- Отпусти ты, старче, меня в море! Дорогой за себя дам откуп: откуплюсь, чем только пожелаешь.
- В ПРЕЗИДЕНТЫ хочется! - сказал старик, подумав.
- Может, всё-таки ВЛАДЫЧИЦЕЙ МОРСКОЮ? Это проще!
.
Поймал еврей Золотую рыбку:
- Значит, так!.. Квартирку в центре Москвы, домик в Куршевеле, миллион долларов - ЭТО РАЗ!
.
Бабка хвастается Деду:
- Я теперь ПОМОЩНИК ДЕПУТАТА, так что можешь зажарить свою Золотую рыбку!
.
Поймал Старик Золотую рыбку и орёт ей в ухо:
- Я же просил превратить меня в КАЗАНОВУ, а не в КВАЗИМОДО!!!
&
В жизни так: кто победил, тот и добрый.
ЗАЩИТНИК СКАЗОЧНЫХ ДУШ
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Кощей сидел на своем троне и отдавал короткие указания болотнику Бориславу, стоящему рядом с ним.
- Увидишь Ягу, передай ей, что я распорядился выслать к ней ремонтную бригаду. Будут перила на Калинов мост делать. Пусть их не гонит, как в прошлый раз.
- Зачем там перила, князь?
- Пусть будут. Если есть мост, должны быть и перила.
- Но их там изначально не предусматривалось.
Почесал подбородок Борислав,
- Чтобы те, кто переходит через мост, испытывали некоторый страх. Зачем менять то, что было сделано еще нашими предками?
- Какими предками, Борислав? Твоими что ли? Может хватит уже страх нагонять на бедные души? Им и так не сладко приходится.
- Дело твое конечно, но все же…
- Я сказал - сделать перила. Что непонятного?
- Да понял я, понял. Сделаем.
Кощей ненадолго задумался, вспоминая, какие указы он еще хотел отдать.
- К Сварожичу нужно сходить еще…
- Зачем?
- Смородинка разлилась весной и на изгибе своем смыла мысочек небольшой. Нужно с ним карты новые составить и границу новую провести.
Массивная дверь в тронный зал распахнулась и на пороге возникла белокурая девушка. Немного постояв на месте, она решительно зашагала прямиком к Кощею.
- Опять эта…
Проворчал Кощей себе под нос так, чтобы его никто не услышал.
Борислав опустил голову в легком поклоне и отступил на шаг назад, уступая ей дорогу. Та лишь бросила на него высокомерный взгляд и прошла мимо.
- Здравствуй, князь!
- И ты здравствуй, дочь Морены. Что тебя ко мне привело на этот раз?
- Плохие вести меня привели к тебе.
- Плохие для кого? Для меня или для тебя?
С еле скрываемым пренебрежением, спросил Кощей.
- А разве у нас с тобой разные поводы для радости и огорчения?
Подозрительно прищурившись, ответила Злата.
- Нет конечно. Говори, что случилось?
- С одной стороны, ничего особенного, князь. А с другой - судя по всему, нас ожидает большая война.
Брови Кощея сами собой подпрыгнули вверх.
- Какая война? С кем?
- Хотелось бы выслушать твои предположения, но я уверена, что правильный ответ ты назовешь самым последним. Ты же не поверишь, что твой дружок Сварожич замышляет против нас недоброе, правда?
- Никакой он мне не дружок. Это первое. А второе…
- А не слишком ли часто вы с ним встречаетесь, а? Или у вас есть какие-то общие интересы?
Я думала, что ты - Великий Князь Навьего Царства. И что ты, в первую очередь, должен заботиться о наших интересах.
Вместо этого я вижу дружеские посиделки и разговоры ни о чем с нашим общим врагом, который спит и видит, как бы захватить наши земли.
Длинные пальцы Кощея обхватили подлокотник и слегка побелели от напряжения. Но он сдержал свой порыв негодования и продолжил беседу в спокойном тоне.
- Злата, когда я стал во главе нашего войска, я поклялся, что буду служить ему и нашему царству до скончания веков.
Неужели ты усомнилась в правдивости моих слов?
Неужели ты хочешь мне сказать, что я недостойно несу свою ношу и не оправдываю доверия, оказанного мне Мореной?
В черных глазах Кощея пробежали недобрые огоньки.
- Прибереги свои нервы, князь.
Зыркнула девушка исподлобья.
- Они тебе еще пригодятся. Но ты прав кое в чем. И я пришла сюда не обвинять тебя в твоей неверности.
Я пришла сказать тебе, чтобы ты готовился к войне.
- Да на каких основаниях? С кем?
Не выдержал Кощей.
- Со светлыми, с кем же еще? А что до оснований, так их вполне достаточно.
- Злата, я виделся со Сварожичем около месяца назад и…
- Вот это меня смущает больше всего.
Перебила его девушка.
- Насколько я помню, мы находимся все-таки по разные стороны Смородинки.
- И что? Разве мы с ними враги? Это значит только то, что мы соседи. По большому счету, на одной земле живем. О какой войне ты говоришь?
Злата подошла поближе и оперлась на высокую спинку трона.
- Позволь мне напомнить тебе, Кощей, одну историю. Ты ведь помнишь битву у Калинова Моста?
- Да, я помню ее.
Кощей напрягся и заерзал на своем троне.
- Нет, нет, не переживай.
Успокоила его Злата.
- Я не собираюсь упрекать тебя напоминаниями о твоем приказе,
который ты отдал войску. Ты - князь и только ты мог решать стоит ли помогать светлым или нет.
Я хочу, чтобы ты вспомнил человека, который появился в войске Сварожича незадолго до битвы и который, несомненно, сыграл важную роль в ее исходе. Помнишь такого?
Злата хитро улыбнулась.
- Да, я помню.
Ответил Кощей и бросил быстрый взгляд на Борислава. Тот стоял неподвижно, опустив в пол глаза.
- Откуда он появился?
- Я не знаю. Видимо, Сварожич вытянул его из мира людей. К чему ты клонишь, Злата?
- Ага.
Девушка кивнула головой.
- Выходит, что зная о предстоящей битве, Сварожич укрепляет свое войско человеком? И надо сказать, весьма успешно. Верно?
- И что?
- И то, князь, что вчера у светлых снова появился человек.
Злата отошла на пару шагов, чтобы насладиться эффектом, произведенным своими словами, но Кощей оставался внешне спокоен.
Лишь Борислав поднял голову и о чем-то задумался.
- На первый взгляд, ничего из ряда вон выходящего, правда? Но есть одно «но». Я не вижу на подступах к нашим землям никаких армий.
С какой целью он вызвал человека? Ты не знаешь, князь?
Кощей молчал.
- Тогда я тебе скажу.
Лицо Златы стало жестким. Брови опустились, а глаза прищурились.
- Он хочет напасть на нас. И нужно быть большим глупцом, чтобы не связать эти два события вместе. Человек всегда появляется перед войной.
- Откуда у тебя эти сведения?
Еле слышным голосом промолвил Кощей.
- Яга видела этого человека своими глазами. Я думаю, что нет поводов ей не доверять.
Злата спустилась по ступеням с постамента, на котором возвышался трон и взмахнула гривой своих волос.
- Готовь армию, князь.
Я уверена, что нападение произойдет со дня на день. И будет лучше, если ты ударишь первым. Я все сказала. До встречи.
С этими словами она развернулась и быстрой и решительной походкой направилась к выходу.
В зале повисла тишина.
Борислав молча наблюдал за князем, который сидел и смотрел перед собой пустыми глазами.
- Неужели это правда?
Скорее сам себе, чем кому-то сказал Кощей.
Болотник неслышно приблизился к трону и остановился.
- Князь, я понимаю, что мое мнение ничего не значит, но… Не спеши с выводами.
- Борислав, отмени встречу со Сварожичем и все ремонтные работы.
На завтра я назначаю Совет Нави.
Вызови Ягу. Я хочу сам расспросить ее о том, что она видела.
- Я понял тебя, князь, но все же…
- Что? Что ты хочешь сказать?
Повысил голос Кощей.
- Я и так один раз уже послушал тебя.
С тех пор эта девчонка не упускает случая, чтобы не напомнить мне о том, что мой приказ послать на помощь светлым нашу армию, был недальновидным.
- Остынь, князь. Эта девчонка давно метит на твое место. И ты об этом прекрасно знаешь.
Тогда, когда ты стал князем, она была слишком мала для этой роли. Сейчас она подросла вместе со своими желаниями.
Подумай, это может быть просто провокацией.
Мы не знаем, что за человек появился у светлых и вообще, действительно ли он там появился.
Завтра ты объявишь им войну и останешься крайним. Или наоборот - пропустишь это мимо ушей, а Злата сразу же побежит к Морене с жалобами на твое попустительство. Понимаешь, чем это грозит?
Зубы Кощея сжались и заскрипели.
- Завтра - Совет Нави. Я все сказал. Можешь приступать к выполнению.
Борислав покачал головой и сгорбившись, покинул тронный зал.
Продолжение следует…