Сечет противный мелкий дождь,
В душе от горечи туман,
А ты сегодня не придешь.
Давно закончен наш роман…
Уже не так болит душа,
Размыт дождем знакомый след,
Но ожиданием дыша,
Я в доме зажигаю свет,
Чтоб он горел и звал тебя…
(Не верь, сейчас я точно лгу).
Жить очень трудно не любя,
Но я попробую. Смогу?
Сегодня я тебе верну
Чужой любви чужой огонь.
Я с болью оборву струну
И ноты хлынут на ладонь.
Жизнь по-иному зазвенит
И перестанет плакать дождь.
Роман прочитан и забыт…
А может, все-таки прийдешь?
Морозный вечер спустился на землю, сковав ледяным дыханием. Где-то вдалеке слышался лай собак, а в холодном воздухе едва улавливался запах дыма. Под покровом тёмного леса было тихо и спокойно. Лишь иногда потрескивали сучья, да сонная ворона перелетела с ветки на ветку. Неподвижные звёзды сквозь верхушки деревьев заливали всё молочным светом.
Лёгкая тень незаметно скользила по глубоким сугробам, вслушиваясь в ночные звуки. Успокаивающие, наполняющее сердце сладко-горькой истомой.
Из-за кустов, как два прожектора, показались зелёные глаза. Тощий, усталый волк принюхиваясь брёл по снегу. Его серая шерсть обвисала клочьями. Но тень не убавила шаг, не поменяла направление, а вплотную приблизилась к зверю. Волк настороженно остановился, оскалил свои белые клыки, потом испуганно, жалобно взвизгнув, поджал хвост и скрылся за деревьями.
Шедший не обратил на это внимание, направляясь, туда где виднелась деревушка. Вернее, то что от неё осталось. Большинство низких домиков были пусты. Их чёрные стены свидетельствовали об ужасном пожаре. Только кое-где горел свет, слабая лучина освещала помещения.
Парень остановился, долгим взглядом окидывая местность. Он знал каждый дом, каждый клок земли, каждого из оставшегося в живых. Ледяные иголки больно впивались в душу. Он бесшумно направился к светящемуся окошку.
Маленькая девочка лежала на кровати, укрытая десятком шуб. Её тяжёлое дыхание время от времени прерывалось сдавленным кашлем. Сидевшая возле мать, с тревогой гладила горячую ручку.
- Постарайся уснуть, поспи хоть чуточку.
- А папа… когда он вернётся?- ребёнок захлебнулся кашлем.
- Скоро, скоро моя хорошая, - прошептала женщина, украдкой вытирая скатившиеся слёзы.- Вот наступит весна, ты выздоровеешь, и мы как в прошлом году втроём, пойдём собирать землянику. А потом испечём пироги большие-большие.
Девочка улыбаясь зажмурила глаза:
- И я смогу их есть сколько захочу?
- Конечно, солнышко, надо только немного потерпеть.
Светлые глаза матери наполнились болью.
- Я согрею тебе попить, - прошептала она вставая.
Подойдя к темному окну, не в силах сдерживать рыдания, она закрыла рот ладошкой.
- Ненавижу!- сдавленно вырвалось из её губ.
Тень отшатнулась в сторону. Холодный ветер пронизывал.
Следующий дом был более тих, здесь не горела даже свеча. Старушка лет семидесяти, пыталась растопить непослушную печь. Её пальцы дрожали от холода, но мокрые, большие коряги не хотели гореть. Бабушка обессиленно присела на пол, понимая тщетность своих усилий.
Метель протяжно завывала, обдавая стоящего у окна снегом, но он не замечал этого, непрерывно смотря в холодную печь.
- Если бы был жив сынок, - прошептала посеревшими губами старушка.- Нелюди, варвары! Ненавижу!!!
Слабый огонёк в печи едва слышно затрещал. По щеке бабки покатилась слеза, и её морщинистые руки потянулись к благодатному теплу.
Парень прикрыл глаза, понимая что это только отсрочка, очень короткая отсрочка. А ветер, злобно завывал, заставляя двигаться дальше.
Третьи окна были также темны. За столом сидел мужчина лет сорока, его неподвижный взгляд смотрел в окно.
Парень не смог и минуты выдержать этот взгляд. Там… там под слоем льда лучился звенящий, детский смех.
- Ненавижу!- тяжелый вздох, единственный выдавал жизнь в этом ещё не старом мужчине. Он даже не пытался растопить печь, открытая дверь скрипела. Снег проникал в помещение, только его холода здесь не замечали. Парень попытался закрыть дверь, но ветер со злобой ударил её о стену, она чудом не слетела с петель. Мужчина повернул голову, что-то тёмное в проёме заставило вздрогнуть. Поднявшись он нашёл костыли, и поковылял к двери, закрывая её.
Больше идти было некуда. Остальная часть деревни тонула в холодном, нежилом мраке. Только чёрные, обгорелые глыбы, виднелись из-под снега. Голодные псы рыскали в поисках пищи, но они поспешно удалялись завидя идущего. А потом протяжно, высоко подняв голову выли…
Глава 2
Тень бесшумно, не оставляя следов, вернулась в лес. Под укрытие деревьев. Парень обессиленно присел, слушая карканье испуганной вороны. Чужая страна, чужой язык, чужие люди. Раньше он их считал неотёсанными животными. А вот сейчас… сейчас жизнь каждого неоценима. Он плохо знал их варварский язык, но ощущал их боль, слёзы. Каждую ночь, он возвращался сюда. Но светящихся окошек в домах становилось всё меньше… Зимний лес окутывал, успокаивающей темнотой.
Тяжёлые, массивные ворота не шелохнулись когда тень скользнула сквозь них. Круглая луна, тускло освещала двор, засыпанный нетронутым снегом. Здесь было пусто. Ни единого звука не нарушало тишину. Тишину, безжалостно давившую на виски. Цепко впивающуюся в душу, разрывая её на части. Высокая, многолетняя ель глухо заскрипела под порывами холодного ветра. Глаза, вошедшего, с признательностью и благодарностью, посмотрели на неё. Он не стал задерживаться, быстро проникая внутрь мрачного замка. В окна лил молочный свет, позволяя различать контуры предметов. Портреты на стенах были покрыты пылью, отчего казались расплывчатыми, нечёткими. Парень старался не смотреть на них, но взгляд непослушно притягивался к дорогим лицам. Он и сам не заметил как оказался возле большого портрета. Искусно нарисованные черты с нежностью и грустью смотрели на него. Только вот слой пыли пытался украсть, затмить этот бесценный образ. Он стал изо всех сил тереть портрет, не обращая внимания на тщетность своих действий. Многослойная пыль, казалось, навсегда въелась в образ. Парень опустился на колени закрывая глаза. Холодный ветер за окном протяжно выл, отзываясь в полупустых залах. Задавленный вздох эхом поднялся ввысь. Прошла ещё одна ночь, одна ночь в бесконечности.
В тёмной, огромной библиотеке время, казалось, остановилось. Не прошлого, не настоящего, не будущего. Большой камин давно ждал когда в его печи запляшет огонь, и сейчас с укором смотрел на бездействующего хозяина. Но тот не чувствовал холода. Он был далеко от этого мрачного замка, за сотни, тысячи километров. Там в голубом-голубом небе играя лучами жарко светило солнце. А зелёная, сочная трава низко клонилась под порывами тёплого ветра.
Но каким же коротким был этот миг. Видение растаяло бесследно. Холод и тьма снова объяли всё. Даже не оставляя права на воспоминания.
Роман - растолстевший афоризм.
Утро, полное света и тепла… худенькое, но изящное тельце вылезло из-под пушистого пледа… вяло потянулось и соскочило на пол… за ним из-под пледа вылезла мощная сила, огромное, сильное и крепкое тело… которое крепко схватило за руку девушку и заломило за спину ее руки… - не отпущу! Сказал он…- тебе не вырваться! Его тело как тяжелая скала, а ее, как натянутая струна… две противоположности мужская сила и женская слабость - это истина и законы природы… его сила в обладании ее нежности, а ее сила в обладании его силы.
Роман - любовь, но очень редко
Читать не скучно до конца.
Любовь - короткая заметка,
Но всё зависит от чтеца.
Морозный вечер спустился на землю, сковав её ледяным дыханием. Где-то вдалеке слышался лай собак, а в холодном воздухе едва улавливался запах дымка. Под покровом темного леса было тихо и спокойно. Лишь иногда потрескивали сучья, да сонная ворона перелетела с ветки на ветку. Неподвижные звёзды сквозь верхушки деревьев заливали всё молочным светом.
Лёгкая тень незаметно скользила по глубоким сугробам, вслушиваясь в ночные звуки. Успокаивающие, наполняющее сердце сладко-горькой истомой.
Из-за кустов, как два прожектора, показались зелёные глаза. Тощий, усталый волк принюхиваясь брёл по снегу. Его серая шерсть обвисала клочьями. Но тень не убавила шаг, не поменяла направление, а вплотную приблизилась к зверю. Волк настороженно остановился, оскалил свои белые клыки, потом испуганно, жалобно взвизгнув поджал хвост и скрылся за деревьями.
Шедший не обратил на это внимание, направляясь туда где виднелась деревушка. Вернее, то что от неё осталось. Большинство низких домиков были пусты. Их чёрные стены свидетельствовали об ужасном пожаре. Только кое-где горел свет, слабая лучина освещала помещения.
Парень остановился долгим взглядом окидывая местность, которую знал наизусть. Каждый дом, каждый клок земли, каждого из оставшегося в живых. Ледяные иголки больно впивались в душу. Он знал, что происходит за каждой закрытой дверью, и всё же бесшумно направился к светящемуся окошку.
Маленькая девочка лежала на кровати, укрытая десятком шуб. Её тяжёлое дыхание время от времени прерывалось сдавленным кашлем. Сидевшая возле мать, с тревогой гладила горячую ручку.
- Постарайся уснуть, поспи хоть чуточку.
- А папа… когда он вернётся?- ребёнок захлебнулся кашлем.
- Скоро, скоро моя хорошая, - прошептала женщина, украдкой вытирая скатившиеся слёзы.- Вот наступит весна, ты выздоровеешь, и мы как в прошлом году втроём, пойдём собирать землянику. А потом испечём пироги большие-большие.
Девочка улыбаясь зажмурила глаза:
- И я смогу их есть сколько захочу?
- Конечно, солнышко, надо только немного потерпеть.
Светлые глаза матери наполнились болью.
- Я согрею тебе попить, - прошептала она вставая.
Подойдя к темному окну, не в силах сдерживать рыдания, она закрыла рот ладошкой.
- Ненавижу!- сдавленно вырвалось из её губ.
Тень отшатнулась в сторону. Холодный ветер пронизывал.
Следующий дом был более тих, здесь ни горела даже свеча. Старушка лет семидесяти, пыталась растопить непослушную печь. Её пальцы дрожали от холода, но мокрые, большие коряги не хотели гореть. Бабушка обессиленно присела на пол, понимая тщетность своих усилий.
Метель протяжно завывала, обдавая стоящего у окна снегом, но он не замечал этого, непрерывно смотря в холодную печь.
- Если бы был жив сынок, - прошептала посеревшими губами старушка.- Нелюди, варвары! Ненавижу!!!
Слабый огонёк в печи едва слышно затрещал. По щеке бабки покатилась слеза, и её морщинистые руки потянулись к благодатному теплу.
Парень прикрыл глаза, понимая что это только отсрочка, очень короткая отсрочка. А ветер злобно завывал заставляя двигаться дальше.
Третьи окна были также темны. За столом сидел мужчина лет сорока, его неподвижный взгляд смотрел в окно.
Парень не смог и минуты выдержать этот взгляд. Там… там под слоем льда лучился звенящий, детский смех.
- Ненавижу!- тяжелый вздох, единственный выдавал жизнь в этом ещё не старом мужчине. Он даже не пытался растопить печь, открытая дверь скрипела. Снег проникал в помещение, только его холода здесь не замечали. Парень попытался закрыть дверь, но ветер со злобой ударил её о стену, так что она чудом не слетела с петель. Мужчина повернул голову, что-то тёмное в проёме заставило вздрогнуть. Поднявшись он нашёл костыли, и поковылял к двери, закрывая её.
Больше идти было некуда. Остальная часть деревни тонула в холодном, нежилом мраке. Только чёрные, обгорелые глыбы, виднелись из-под снега. Голодные псы рыскали в поисках пищи, но они поспешно удалялись завидя идущего. А потом протяжно, высоко подняв голову выли…
Дачный роман
Вот и время листопада,
И звучащий камертон,
Это правда, это правда -
Был в одну тебя влюблён.
За тобой ходил, как хвостик,
Целовал как будто впрок.
Если осень входит в гости,
Ни к чему уже замок.
Быстро лето пережили
Холод дышит за окном.
Хруст замёрзших сухожилий
Окружил дощатый дом.
Нота грусть по камертону
Чувства точно не сберечь,
Хоть и держим оборону
И дровами топим печь.
Я, кажется, была неосторожна
И, кажется, забыла обо всём -
О том, что это вовсе невозможно
Так долго помнить и мечтать о нём.
Я, кажется, нарушила запреты
И, кажется, под пологом дождя
Сквозь холод снова окунулась в лето -
Туда, где он ещё любил меня.
Я всё-таки оставила сомненья
И всё-таки поверила опять,
Что даже в этой слякоти осенней
Меня он будет как и раньше ждать.
Я всё-таки простила шум вокзальный
И всё-таки не верю до конца
В тот горько-сладкий поцелуй прощальный
И в обречённость, сжавшую сердца.
Я, кажется, осталась в знойной сказке
И, кажется, вновь заблудилась в ней -
Там было море в пятнах синей краски
И южный город в свете фонарей.
Я всё-таки не в силах отказаться
И всё-таки готова просто жить,
Раз он пообещал мне возвращаться
И клялся, что не сможет позабыть.
Я всё-таки не сдвинусь ни на йоту
И всё-таки сквозь осень и дожди
В то лето буду убегать охотно
И год за годом повторять: «Ты жди…»
А ты меня когда-нибудь любил,
Да так, чтоб встретить вместе старость?
Мою любовь ты мне простил,
Хотя её и не осталось.
Касаясь губ моих, ты знал,
Что разрываешь чьё-то сердце?
Ах, да, прости. Ведь ты устал
Об ледяное пламя греться.
Когда уйдёшь, придёт - другой
И тоже будет клясться в вечном.
Увы, никак не стать судьбой
Тому, чьё время быстротечно.
- Что вы сказали?
- У меня роман…
- Роман?!
- А что ж…
- Роман, подобный грому?!
- А может, он сродни аэродрому,
с которого уходят на таран.
А может, в полдень вспыхнувший пожар
в бору, звенящем от сухого зноя?
Никто не знает, что это такое.
Но неземной плывёт воздушный шар,
плывёт легко и плавно над паромом,
над колокольней, облаком и громом,
над завистью, неверием, тщетой,
пронизанный щемящей высотой…
Да, у меня роман с моей женой.
И кажутся таинственнее двери,
смешнее и нелепее потери,
когда её дыханье за спиной.
В их едва начавшемся любовном романе она зачитала ему оглавление и у него сразу отпало желание читать этот роман, тем более до конца.
Ничто так не развивает женщину, как роман с недоступным мужчиной.
Он ей дарил роман
В прозе. Она в стихи
Куталась. Пусть обман.
Сердце шло вопреки.
Мир рисовало им,
Кисть обмакнув в любовь.
Верило снам своим.
Голое, без замков.
Он понимал стихи,
Чувствовал между строк.
Видел огни любви,
Переступал порог.
Только дарил роман
В прозе, где эпилог.
Нет, это не обман.
Просто в стихах не мог.
- Мы прокляты жить. Ставить глупые цели и сразу о них забывать, когда какая-нибудь дамочка прикидывается твоей вселенской любовью. Понимаешь о чем я?
- Ты хочешь сказать, мы все полные идиоты?
- Точно, именно это я и хочу сказать. Нет, на самом деле есть парочка человек, кто не входит в этот кружок.
- И что нужно, чтобы не быть идиотом?
- Думаю… нужно каждый раз стегать себя ладонью по щеке, когда появилась мысль: - «А может бросить все, и жениться на ней» - немного подумав, ответил я.
- Получается, мы с тобой не круглые идиоты, мы же сидим сейчас в чертовом баре
- Частично, человек рождается с основной идеей продолжения рода, бывают сбои в конвейере и появляются люди из «ряда вон». Но ты, не знаешь, как изменить этот засыхающий мир?!
- Извини, я еще молодой, вполне умный, даже немного красавчик, придумаю.
- Твоя молодость не стоит и гроша. Таких, как мы, молодых красавцев, миллионы. Я говорю о чем-то феноменальном.
- И о чем?
- Не знаю мать твою. Ты что издеваешься? Если бы знал, мы бы тут не сидели. Хотя может и сидели. Но, я совершенно точно не подумал, что мы идиоты, - продолжил я, повысив тон.
- Ты прав, мне остается только согласиться.
- Сегодня мы выйдем отсюда другими людьми. Слышал о Чарльзе Буковски?
- Вроде писатель?
- И поэзией он тоже увлекался. Не любил я никогда рифмы, но один стих я прочту тебе на память.
- Господа, добрый вечер. Вижу веселье уже в полном разгаре. - поприветствовал нас пришедший Влад, а с ним и Макс.
- Еще чуть-чуть и вы бы опоздали. Прошу к столу.
Я был рад этому вечеру, неделя выдалась адски тяжелая. Это все недосып, он делает из человека полузомби, да еще сволочь. Да и загрустил, вспомнил её. Всегда есть какая-то она, которуюмы вспоминаем.
Все должно быть не так. Нужен поступок. Я почувствовал, как по моему позвоночнику побежал холод. Так бывает, когда не знаешь что делать дальше.
Любовь, да, я слышал о таком, испытал в полной мере. Это похоже на поход в магазин, когда хочешь свежих фруктов, а выходишь и понимаешь, в руках кусок прошлогодней протухшей колбасы. А может, я ошибаюсь.
В жизни важно сделать три вещи: напиться, подраться, полюбить и умереть, последнее это не обязательно, но врятли вы откажитесь.
Сейчас я вижу только один выход, надраться, как следует, а там как пойдет. В пять утра, мы шли по проспекту, напевая песни. Казалось, вечер подходит к своему логическому завершению и всем бы хорошо разойтись по домам. Но сказка не должна заканчиваться так быстро.
- Пойдем на крышу? - сказал Макс.
- Какую к черту крышу,
- Вот такую, ту крышу, смотри - он указал на высотку, - я знаю, там открыт проход.
5:30 утра.
Я встал на самый край и расправил руки в стороны. Глубокий вдох, я был где-то возле неба. В такие моменты, больше всего на свете тебе хочется сделать шаг. Но, увы, люди не летают. Люди даже мечтать, толком не научились. Только на краю пропасти понимаешь, сколько стоит твоя жизнь. Тогда до меня дошло, абсолютно нисколько. Если я сделаю шаг, высота поглотит мое тело, а бесконечность заберет душу. Меня врятли вспомнят через 50 лет. Я не знаю, есть ли там хоть что-то, но если есть, то это пара мониторов, где люди просматривают свою жизнь, им стыдно, всем. Я вот-вот достучусь до небес.
- Хочу прочесть вам стих, я никогда не проникался чем - то похожим, да бывает, что смотришь фильм, и тебя будто прошивает сотня пуль, и тебе это нравится. Это не то, это сильнее, - начал я.
- Ты увлекся поэзией? - задал вопрос Макс
- Нет, но послушай.
Я начал читать стих Чарльза Буковски «Бабочка». Последние строки:
«И не вырос ребенок, светилом не стал медицины,
И от СПИДа не смог он придумать простейшей вакцины,
И гуляет зараза, а люди застыли в бессилие,
От того, что когда-то помяли той бабочке крылья»
Воцарилась тишина, на миг остановился мир. Птицы остановились и уставились на нас, город умер, мы стали его сердцем, остановившимся сердцем. На глазах появились первые слезы. Так тихо, будто этого вечера не было, тяжелые дыхания и робость, ни слова, ни одного слова не прозвучало.
А теперь - новости культуры: роман Горького «Мать»
наконец-то вышел под своим полным названием!
&