Эпидемия гриппа не прошла мимо меня. Правда, поначалу, мне казалось, что я, так или иначе, избежала болезни. Но я ошиблась.
Я даже не помню, как оказалась в постели. Всё, что я помнила, это резкое потемнение в глазах, потом необычайно яркий красный свет, от которого у меня выступили холодные слёзы, какая-то машина и встревоженные голоса.
Иногда я приходила в себя, и тогда могла идентифицировать звуки, чувствовать, как к горлу подкатывает тошнота и как с минуты на минуту взорвётся моя голова. Потом я снова растворялась в ворохе одеял.
Порой всё происходящее казалось мне жутким сном. Я открывала глаза, и комната странно прыгала, уплывала вдаль, отчего мне казалось, что я лечу в пропасть. И неизвестно было, когда прервётся этот мучительный полёт, когда, наконец, всё остановится, и я смогу понять, жива я или нет, нужно ли ещё думать, как дальше строить небоскрёб под названием «Жизнь» или уже всё решено…
Я скорее ощутила, чем услышала, что открылась дверь, и кто-то вошёл в комнату. Резкий жёлтый, даже едкий свет ударил мне в глаза. Мне почему-то стало интересно, сколько времени я находилась в беспамятстве. Не могу сказать, что сейчас я чувствовала себя хорошо или хотя бы лучше, потому как мне казалось, что моя голова вот-вот расколется. Было трудно дышать, по временам меня окутывал мёртвой хваткой озноб.
Я различила голоса. Так, два почти родных и два совсем неизвестных. Значит, всего четыре человека. Но кто те, что говорили новыми голосами?
Возле меня переминался с ноги на ногу человек. Его взгляд тяжёлым свинцом лёг на моё бледное лицо. Так врачи смотрят на безнадёжно больного, потому что они видели смерть тысячи раз и уже привыкли к ней, а ещё потому, что чувствуют свою беспомощность. Смотрели на меня совсем безразлично, без какого-либо участия. Мне это стало даже неприятно.
Вскоре дверь за пессимистами захлопнулась, только на люстре повисли, омрачающие и без того ужасный день, слова:
- Ничем не можем помочь. Мест и так нет, а в вашем случае даже на чудо надеяться смешно…
Я догадалась, что эти слова относились ко мне. Желание жить меня покинуло уже давно, а сейчас меня посетила лишь мысль как можно скорее предстать перед Великим Судом.
В следующую неделю ничего не происходило. Выздоравливать я уже не собиралась, только в промежутках бессознательного состояния с вожделением мечтала о последнем вдохе. Мои близкие ещё немного беспокоились, но, похоже, и они уже начали привыкать к сложившейся ситуации.
Но чудеса ещё бывают и в наше время.
Вечером, когда тихонько отварилась дверь, я услышала заговорческий шёпот:
- Погоди. Я посмотрю, можно ли.
К моей постели, поскрипывая на полу, подкрались шаги.
- Ну, давай!
Медленно, опасаясь чего-то, приблизился человек.
Я обрадовалась тому, что меня ещё не покинула способность возмущаться. В голове не укладывалось, как они могли позволить себе пригласить постороннего, когда я вот-вот…
Я почувствовала мягкое тепло на своей руке, которое, почему-то сопровождалось мягким зелёным светом. Попыталась открыть глаза, но мои усилия ни к чему не привели. Тогда я решила спросить, кто рядом со мной. Только я открыла губы, как по моей щеке скользнуло огненное дыхание.
Именно это маленькое происшествие вернуло меня к жизни. Вокруг меня распространился приятный запах. Так пахнет ОН. Он всё-таки пришёл, проехал столько километров, бросив все дела…
Моим телом овладела дикая дрожь, но теперь она была не от болезни, а, скорее, от волнения. А через минуту - уже от страха. Я боялась проснуться, какой ошибкой было бы очнуться именно сейчас!
- Ну что ты, маленькая моя, разве можно?..
Этот голос был для меня лучшим лекарством. У меня вдруг обнаружились силы не только продолжать строительство, но даже шутить:
- Ты не одинокий зверь, а скорее ангел в образе огнедышащего дракона.
- Я так несчастен… Наверное, я - плохой человек, - жаловался ученик учителю.
- Ты - не плохой человек, но если ты будешь учиться и развиваться, тебе будет легче.
- Зачем мне учиться и развиваться?
- Давай-ка лучше я тебе покажу, - сказал учитель.
Он дал ученику свирель с просьбой сыграть любую мелодию. Ученик играть на свирели не умел, но поднес инструмент к губам, стал в него дуть и попеременно закрывать отверстия. Ничего, кроме свистящих и хрипящих звуков, из свирели не выходило.
- Видишь, что получается, - сказал учитель. - А если ты научишься на ней играть, музыка станет совсем иной. Что же изменится? Играть будешь тот же ты, и свирель будет той же, и руки, и воздух, но… Это будет совершенно другая - прекрасная музыка.
Твой верный спутник- Мрак и Тьма,
Рождён был в час луны затмения
Девиз твой жизни- заблуждение, печаль, обман и оскорбление.
Стихия сердца- пустота, но возвращаясь ночью к дому,
Печаль и Страх тебе знакомы, и этим чувствам нет конца…
Ты волк. Ты жизни одиночка, ты словно точка, только точка.
И нет у точки ни начала, ни продолжения, нет конца.
Твои страданья мне знакомы, печаль твоя- моя лишь боль.
Тебе скажу я без презрения- ты Демон Ночи, Демон мой…
Друзья???-Твердят пусть что угодно, молчать лишь будет разум мой.
О том, что Ангел, Ангел Света, а рядом… Демон, Демон
мой.
Безвкусица - всегда подражание чему-то такому, что некогда излучало сияние подлинности, а после копировалось и вылизывалось, пока не опустилось на самое дно.
Будущее всегда выглядит иначе, нежели мы способны его себе вообразить.
В космосе ничего не пропадает.
Глупость - движущая сила истории.
Добро и зло асимметричны друг по отношению к другу. Добро не ссылается на зло в подтверждение своей правоты, а зло всегда выдает за свое оправдание то или иное добро.
Если ад существует, то он наверняка компьютеризирован.
Если что-либо, от атома до метеоритов, пригодно к использованию в качестве оружия, то оно будет таким образом использовано.
Любой широко задуманный проект - розовый он или черный - отделяется со временем от проектировщика и окончательный вид принимает в результате коллективных усилий, согласно своей внутренней логике.
Мир нужно изменять, иначе он неконтролируемым образом начнет изменять нас.
На технологию можно сердиться, технологию можно не признавать, к процессу ее развития можно иметь претензии точно так же, как ненавидеть законы термодинамики или держать зло на гравитацию. Явления, подобные законам Природы, в какой-то мере можно приручать, одомашнивать, впрягать в наши дела и работу. Зато писать против них научные труды или воспринимать их как зло - все это несет в себе столько же смысла, сколько дисциплинарное бичевание моря за то, что оно поглотило корабли какого-то тирана.
Наш век не знает других властителей, кроме пекущихся о благе людей.
Некрасиво устраивать публичный конец света для устройства своих личных дел. - о жанре Апокалиптика
Ни одна религия не может ничего сделать для человечества, потому что она не является опытным знанием. Конечно, она уменьшает «боль бытия» для индивидуумов, - а мимоходом увеличивает сумму несчастий, мучающих всех, именно вследствие своей беспомощности и бездеятельности по отношению к массовым проблемам. Так что ее нельзя защищать даже с прагматической точки зрения как полезное орудие, потому что это орудие плохое, беспомощное перед лицом главных проблем человечества.
Ошибки простительны, если они ведут к отказу от ошибочных взглядов и к поступкам, которые отсюда следуют.
Пока не воспользовался интернетом, не знал, что на свете есть столько идиотов.
Политик не должен быть слишком умён. Очень умный политик видит, что большая часть стоящих перед ним задач совершенно неразрешима.
Почему тебя не пугает машина, которая в тысячу раз сильнее тебя, но ужасает мысль о машине, которая многократно превосходит тебя интеллектом?
Прагматически зло оказывается эффективней добра, коль скоро добро должно изменять себе, чтобы сдерживать зло.
Путь к звездам ведет через многолетнее заключение. Астронавтика пахнет тюрьмой.
Современная цивилизация - обмен ценностей на удобства.
Суть старости в том, что приобретаешь опыт, которым нельзя воспользоваться.
Цивилизацию создают идиоты, а остальные расхлебывают кашу.
Человек - существо, которое охотнее всего рассуждает о том, в чем меньше всего разбирается.
Чем тотальнее истребление, тем большая его окружает секретность.
Эта книга умнее меня самого. - о «Сумме технологии»
Ребенок, полагая, что перед ним яйцо, дает волю жажде разрушения и, пнув его, разбивает скорлупу; тогда содержащиеся в псевдояйце споры выходят на волю и проникают в детский организм. Из зараженного ребенка вырастает с виду нормальная особь, однако через какое-то время наступает бредовизация, уже неизлечимая: картежничество, пьянство, разврат - таковы неизбежные фазы болезни, которая оканчивается либо летальным исходом, либо блестящей карьерой.
Это был солидный господин с легкой наклонностью к полноте, с лицом, на котором отражались уверенность в себе и спокойствие, с глазами немного сонными, с манерами, полными достоинства, и с голосом, в котором изредка прорывались ласково-покровительственные нотки.
- Вот вы писатель, - сказал он мне, познакомившись. - Писатель-юморист… Так. Наверное, знаете много смешного. Да?..
- О, помилуйте… - скромно возразил я.
- Нечего там скромничать. Расскажите мне какую-нибудь смешную штуку… Я это ужасно люблю.
- Позвольте… Что вы называете смешной штукой?
- Ну, что-нибудь такое… юмористическое, Я думаю, вы не ударите лицом в грязь. Слава Богу - специалист, кажется! Ну, ну… не скромничайте!
- Видите ли… Я бы мог просто порекомендовать вам прочесть книгу моих рассказов. Но, конечно, не ручаюсь, что вы непременно наткнетесь в них на смешные штуки.
- Да нет, нет! Вы мне расскажите! Мне хочется послушать, как вы рассказываете… Ну, что-нибудь коротенькое. Вот, наверное, за бока схватишься!..
Я незаметно пожал плечами и неохотно сказал:
- Ну, слушайте… Мать послала маленького сына за гулякой-отцом, который удрал в трактир. Сын вернулся один, без отца - и на вопрос матери: Где же отец и что он там делает? - ответил: Я его видел в трактире… Он сидит там с пеной у рта. - Сердится, что ли? - Нет, ему подали новую кружку пива.
Не скажу, чтобы эта «смешная штучка» была особенно блестящей. Но на какой-нибудь знак внимания со стороны моего нового знакомого я все-таки мог надеяться. Он мог бы засмеяться, или просто безмолвно усмехнуться, или даже, в крайнем случае, покачать одобрительно головой.
Нет. Он поднял на меня ясные, немного сонные глаза и поощрительно спросил:
- Ну?
- Что «ну»?
- Что же дальше?
- Да это все.
- Что же отец… вернулся домой?
- Да это не важно. Вернулся - не вернулся… Все дело в ответе мальчика.
- А что, вы говорите, он ответил?
- Он ответил: отец сидит там с пеной у рта.
- Ну?
- Видите ли… Соль этого анекдота, сочиненного мною, заключается в том, что мальчик ответил то, что называется, - буквально. Он видел кружку пива с пеной, кружку, которую отец держал у рта, и поэтому ответил в простоте душевной: «Отец сидит с пеной у рта». А мать думала, что это - фигуральное выражение, сказанное по поводу человека, которого что-нибудь взбесило.
- Фигуральное?
- Да.
- Взбесило?
- Да!
- Ну?
- Что еще такое - «ну»?
- Значит, мать думала, что отец за что-нибудь сердится, а он вовсе не сердится, а просто пьет себе преспокойно пиво,
- Ну да.
- Вот-то ловко! Ха-ха! Ну и здорово же: она думает, что он сердится, а он вовсе и не сердится… Хо-хо! Вообще, знаете, эти трактиры.
- Что-о?..
- Я говорю - трактиры. Еще если холостой человек ходит, так ничего, а уж женатому, да если еще нет средств, - так трудновато… Не до трактиров тут. Тут говорится: не до жиру, быть бы живу.
Я молчал, глядя на него сурово, с замкнутым видом.
Человек он был, очевидно, вежливый, понимавший, что в благодарность за рассказанное - автор имеет право на некоторое поощрение.
Поэтому он принялся смеяться:
- Ха-ха-ха! Уморил! Ей-Богу, уморил. Папа, говорит, в трактире пену пьет, сердится… А мать-то, мать-то! В каких дурах… О-ох-хо-хо! Ну, еще что-нибудь расскажите.
«Э, милый, - подумал я. - Тебя такой вещью не проберешь. Тебе нужно что-нибудь потолще».
- Ну, я вас прошу, расскажите еще что-нибудь…
- Ладно. В один ресторан пришел посетитель. Оставив в передней свой зонтик и боясь, чтобы его кто-нибудь не украл, он прикрепил к ручке зонтика такую записку: «Владелец этого зонтика поднимает одной рукой семь пудов… Попробуйте-ка украсть зонтик!» Пообедав, владелец зонтика вышел в переднюю и - что же он видит! Зонтик исчез, а на том месте, где он стоял, приколота записка: Я пробегаю в час пятнадцать верст - попробуйте-ка догнать!
Любитель смешных штучек поощрительно взглянул на меня и сказал:
- Ну и что же? Догнал он похитителя или нет?
Я вздохнул и начал терпеливо:
- Нет, он его не догнал. Да тут и не важно дальнейшее. Вся соль анекдота заключается именно в курьёзном совпадении этих двух записок. Автор первой, видите ли, думал, что он непобедим, рассчитывая на свои здоровые руки, и никак он не рассчитывал, что здоровые ноги гораздо важнее.
- Важнее?
- Да.
- Сколько он там написал, что пробежит в час?
- Пятнадцать верст.
- Это много считается?
- Порядочно.
- А ведь поймай этот первый-то владелец зонтика - похитителя в то время, как тот писал записку, он бы ему задал перцу, а? Тут и ноги не помогут, а?
- Не знаю.
- Это, наверное, было давно, я думаю? В прежнее время? Теперь-то ведь в передних ресторанов всюду швейцары, которые и отвечают за пропажу вещей.
- Да.
- Теперь все как-то сделалось культурнее. Положим, раньше-то и воровства было меньше. А?
- Да.
Мы помолчали.
- Вопрос еще, догнал ли бы он похитителя, если бы даже и умел бегать быстрее его. Потому что раньше нужно узнать, в какую сторону он побежал, да не свернул ли с дороги, а то мог просто припрятать зонтик, да и отпереться от всего: «Знать не знаю, ведать не ведаю - никакого зонтика не воровал и никакой записки не писал».
- Да.
По моим сухим, сердитым репликам любитель анекдотов почуял, что я им не совсем доволен, и, решив, по своему обыкновению, щедро вознаградить меня смехом, - неожиданно захохотал.
- Ха-ха! Ох-хо-хо! Ну и уморил. Выходит он - где зонтик? Хвать-похвать, а зонтика-то и нет. Ну и ловкие ребята бывают! Прямо-таки пальца в рот не клади. И откуда вы столько смешных штучек знаете? Ну, расскажите еще что-нибудь. Ну, пожалуйста, ну, миленький…
- Рассказать? - прищурился я. - Извольте! Один господин, явившись на обед к родителям своей невесты и страдая от тесной обуви, снял потихоньку под столом с ноги башмак, но в это время собачонка схватила башмак да бежать, а жених испугался, вскочил, опрокинул стол, причем миска с горячим супом опрокинулась на тещу, и помчался за собачонкой. По дороге он разбил дорогую вазу, а потом, желая достать для разутой ноги какой-нибудь башмак, ударил тестя ногой в живот, повалил его и стал стаскивать с ноги ботинок. Но оказалось, что у тестя одна нога была искусственная, и вдруг она отрывается вместе с ботинком, и наш жених грохается на пол, обрывая портьеру; но в это время собачонка, с башмаком во рту…
Дальше я не мог продолжать: нечеловеческий страшный хохот душил моего нового знакомого. Он буквально катался по дивану, отмахиваясь руками, ногами, задыхаясь и кашляя. Лицо побагровело, и на глазах выступили слезы.
- О-ох, - визжал он тонким голосом. - Довольно. Ради Бога, довольно! Вы меня убьете вашим рассказом!..
Раньше я не понимал: для чего и кому нужны десятки тысяч метров кинематографических лент, на которых изображены: солдат, попавший в барабан и заснувший там; рассеянный прохожий, опрокидывающий. на своем пути детские колясочки, влюбленные парочки; свадебный обед, участникам которого шутник насыпает за ворот порошок для чесания; молодой человек, которого кусает блоха во время объяснения с невестой и который начинает бегать по комнате, ловя эту блоху; пьяный, залезший в матрац и катающийся в таком положении по людной улице - для чего и кому все это нужно? - я не понимал.
Теперь - понимаю.
Все - таки солнце очень избирательно относится к людям. Некоторые могут спать до обеда, а оно, словно оберегая сон обнимает их своими лучами, не дотрагиваясь до лица, что бы ни дай бог не потревожить. Но, к сожалению, не ко всем оно так благосклонно.
Для большинства, едва лишь только рассветет эти проказники-лучи, словно малые дети, пробираясь сквозь любые преграды, сооруженные взрослыми заблаговременно, атакуют прямыми попаданиями в глаза.
Это было особенное воскресение. Небесной канцелярии, в которую входит и ваш покорный слуга, предстояло выбрать соотношение солнечного тепла, дождей, снега и прочих природных явлений на ближайшие четыре года. Голосование было закрытым, организованное таким образом, что каждому избирателю нужно составить свой проект погодных условий и представить его собранию.
Честно говоря идти совсем не хотелось. Львиная доля участников в любом случае проголосует за подавляющий процент солнечного света с небольшим количеством осадков во избежании засухи. По сути результат выборов был предрешен заранее. Так было, есть и похоже будет всегда. Размышляя об этом мне в голову пришла гениальная мысль. Я решил отдать свой голос за бесконечные дожди и снегопады, пытаясь таким образом хоть как-то понизить температурный максимум, уже абсолютно четко сформировавшийся в моем воображении.
К концу дня все бюллетени были сданы и комиссия приступила к подсчету голосов. Я был несказано удивлен, увидев их распределение. По видимому каждый предлагал оптимальный вариант и баланс, до того как был зачитан мой проект, был практически идеальным. В итоге, благодаря мне и моей «проницательности», планета была обречена на очередной потоп.
В это день я понял одну очень важную вещь. Не решай за других. Реши за себя. Будь уверен в своем мнении и умей его отстаивать. Пожалуй, это единственно верный способ сделать мир вокруг чуточку лучше.
Говорят, что не бывает двух одинаковых снежинок, что каждая имеет свой неповторимый узор. Но на вкус они совершенно одинаковые. Я загреб старым, помятым алюминиевым ведром из сугроба нужное мне количество снега и поставил его на костер.
- А где ты чаю достал? - спросил меня высокого роста паренек, с измазанным сажей лицом. Его звали Вовкой, но мы никогда не называли друг друга по имени.
- Тебе в рифму ответить? Она как раз по тебе. А, Гвоздь?
- Да пошел ты, нельзя что ли нормально сказать?
-Ну я же говорю по тебе, надо будет все-таки научить тебя читать, а то мне иной раз с голубями интереснее общаться.
- Ты, Кот, если такой умный, то какого до сих пор в этом сарае кантуешься?
- А что? Гораздо лучше чем в детдоме. По крайней мере здесь я сам себе хозяин, а если тебе что-то не нравится можешь вернуться.
Гвоздь отвернулся к стене и запел себе под нос какую-то блатную песню. Вода закипела, я заварил добрый чифир, подождал когда он настоится и протянул кружку другу.
- Не огорчайся, братан! Все будет путем, на вот лучше глотни.
- Слушай Кот, давно хотел тебя спросить, а ты вообще когда - нибудь жалел о чем-то?
- Не знаю, наверное.
- Не, дружище, давай без наверное. Вот если бы ты мог вернуться в любой день своей жизни и изменить его, что бы ты сделал?
- Я бы вернулся в день своего рождения, зашел бы в палату к матери и задушил ее.
- За что? - Гвоздь едва не уронил кружку, почти на половину расплескав ее содержимое.
- За то что она меня кинула. Такие люди не должны жить.
В сарае повисла гробовая тишина. Даже ветер постоянно проникающий сквозь щели в стенах, казалось предпочел обойти их стороной.
Парни уснули. А одному из них приснилась больничная палата, лежащая на кровати мать и он сам, держащий её руку у себя на щеке и шепотом, громче всякого истошного крика причитающий: Ты только не бросай меня, мам…
Сейчас я покажу вам фокус про сострадание, попрошу всех сосредоточиться. Смотрим: у меня на ладони ничего нет. Теперь внимание: я закрываю ладонь. Считаю до трех. Открываю ладонь. В ладони ничего нет. Еще раз: закрываю ладонь. Раз, два, три. Открываю ладонь: в ладони ничего нет. Закрываю. Раз, два, три. Открываю: ничего нет. Теперь попрошу аплодировать, потому что каждый раз, когда ладонь закрыта - оно там.
У меня на левой руке вырезано: «Отвернись», а на правой - «Remember, you bitch», левая заживает уже, а правая пока нет, значит, смотреть уже можно, забыть еще нельзя. Смотреть уже можно, но лучше с некоторого расстояния, в детали не вникая, лучше даже боковым зрением, и тогда меньше пугаться, хотя, собственно, пугаться особо нечего, скоро заживет совсем, можно будет забыть. Всё заживет, всё, - обои рваные срастутся, затянется трещина в кухонном окне, - сначала липким чем-то, потом покроется корочкой, потом зарастет, - дверь в туалет отрастит из культи новую ручку, даже сильнее прежней, на поредевшей одежной щетке пробьются новые волоски. Будем выздоравливать, будем забывать, а смотреть - нет, не будем, так не выздороветь и не забыть, - а будем носить длинные рукава, и тогда постепенно, постепенно. Длинные рукава будем носить в этот раз, в следующий, может, высокий воротник, а как-нибудь случится дойти и до очков солнечных, или перчаток, или юбки длинной, - это уж где что напишем, куда попадем. Но сейчас будем выздоравливать, вон уже сигарета не падает, вон уже люди с лицами за окном пошли.
Они были знакомы 10 лет … И ничего никогда не было в их жизни совместного, кроме, наверное, друзей. И сами они были друзьями. Лучшими. Все 10 лет. Она доверяла ему все! Всю свою жизнь! Все свои эмоции. Все свои переживания. А он все понимал, всегда помогал. Они понимали друг друга без слов, стоило только посмотреть друг на друга и они уже знали, кто и что из них думает.
Все менялось в их жизни. В его - женщины. В ее - мужчины, города. И только он один оставался с ней всегда. И сколько она себя помнила, он всегда был в ее жизни. Такой надежный, самый лучший, неизменный. Она его очень любила… Любила в нем друга. И он любил в ней друга!
И что же могло произойти? Вдруг?! Через 10 лет? Он посмотрел на нее по другому. А она увидела этот взгляд. Он постарался спрятать этот взгляд, но было уже поздно. И она решилась! Решилась на то, чтобы быть вместе. И понимала, что может потерять не только любовь, но и дружбу и доверие. А самое главное - может потерять его! А он был самым важным человеком в ее жизни!
Он! Он! Он! Он всегда был … Был, когда ей было хорошо, был, когда ей плохо. Был, когда она любила, был, когда она разочаровалась и обозлилась на весь белый свет! Только он помог ей выбраться из тяжелейшей депрессии. Именно он понимал ее без слов и принимал ее такой, какая она есть. Со всеми ее недостатками. Даже тогда, когда она была просто невыносима! Даже, когда его обижала своими словами. Он все прощал и был рядом! Она ценила… И не понимала, как можно вообще без него жить… Как другие люди живут? Ведь у них нет его! Как они со всем справляются? Без него?!
Она думала очень долго … Но все-таки решилась сказать, что думает. Что не понимает, что происходит… Но он стал не просто другом! А он сказал, что нужно оставить все, как есть,
Она оказалась сильнее. Он сдался.
И она поняла, что она очень счастлива именно теперь. Не тогда, несколько лет назад, когда в жизни было все, что женщине нужно… Когда был муж, дом, семья… А счастлива именно теперь! Теперь, когда в ее жизни твориться непонятно что! Когда нет ни мужа, ни дома, ни семьи. Когда ничего не осталось. Кроме него! И он заполняет весь ее мир, все ее существо, все ее существование…
Она снова научилась улыбаться просто потому, что хорошо, а не потому что нужно улыбаться! Она научилась радоваться жизни. И понимать, что никто в жизни больше не нужен. И хочется, чтобы он всегда был рядом. Чтобы обнял крепко-крепко, поцеловал в шейку и просто сказал: «Мне с тобой очень хорошо…» И сразу чувствуешь себя любимой, желанной, защищенной. И эти ощущения удивляют ее до сих пор! И она хочет удивляться каждый день.
И она понимает, что если он исчезнет, то она просто умрет. Он стал частичкой ее души, ее сердца, просто частичкой самой ее… И она думает: «Ведь если у человека отрезать половину сердца, он ведь умрет…» Вот и она умрет, если его не будет рядом.
Но, слава Богу! Он никуда не собирается уходить. Ему тоже безумно хорошо! И никуда он от нее теперь не уйдет! Не сможет!
Сергей Майский стоял у большой дубовой двери и размышлял. Размышлял о том, какая все-таки интересная штука - жизнь.
Думал ли он, прожженный ловелас, который ни дня не мог прожить без новой девушки в постели, что всего лишь один год способен так резко поменять всю жизнь? А «виновницей» этого была красавица-патологоанатом Валентина Антонова. Валюша, как он ее называл. Сначала он приходил к ней, в морг, исключительно по делу: узнать результаты вскрытия, забрать улики. Но чем дольше они работали вместе, тем чаще ему хотелось просто побыть с ней рядом.
Валя резко отличалась от всех его «любовей», которые были готовы прыгнуть в постель по первому зову. Она была серьезной замужней женщиной, с тремя детьми. Именно это и останавливало Сергея. Он понимал, что не имеет права рушить ее жизнь.
Правда, когда Валя очередной раз пришла на работу в синяках, Сергей не выдержал. Ему пришлось строго, по мужски, поговорить с ее обидчиком.
После развода Сергей стал более открыто ухаживать за Валей. Удивительно, но с девочками и Юркой, он нашел общий язык быстро. И даже стал для них более близким человеком, чем родной отец.
Из раздумий Сергея вывел звук подъехавшей машины. Он с восхищением наблюдал за Валей, которая появилась в шикарном свадебном платье. Сергей подставил ей локоть. И дубовая дверь дворца бракосочетаний стала для них дверью в новую жизнь.
Слышал о таком эксперименте. Извините за ошибки или некорректное изложение. Собрали 10 маленьких детей 4−6 лет. Всем раздали кушать манную кашу. Дело в том, что в кашу предварительно добавили очень большое количество сахара, и каша приобрела противный приторный вкус. А одну порцию из 10-ти не пересахарили, а наоборот - пересолили, после чего она стала соленющая до ужаса.
После того, как дети отъели одну ложечку, их по очереди спрашивали какая на вкус каша сладкая или соленая. После того как опросили 9-рых, которые сказали, что сладкая, дошли до мальчика, которому досталась соленая каша. Дак он чуть замешкался и сказал, что у него сладкая.
ВОТ ОНО КАКОЕ ВЛИЯНИЕ БОЛЬШИНСТВА,
Вычитал этот рассказик с форума о курении. Не то что удивительно, просто жизненно и интересно:
Всегда, с самого раннего детства я знала, что стану курить, ибо такие понятия как женственность, красота и курение были для меня неотделимы. Дело в том, тто всегда курила и курит по сей моя мама, некоторые ее подружки и конечно же Маша, самая близкая мамина подруга, моя крестная, и частая гостья в нашем доме. Курили они всегда красиво, с грацией и изяществом. Меня восхищало как лихо они выбивали сигареты из мягкой пачки с надорванным верхним углом, прикуривали, выпускали дым тонкой струйкой, Маша нередко любила выпускать изящные кольца. Так что сигарета являлась для меня неизменыым женским атрибутом, как каблуки, косметика или духи. И мне всегда хотелось закурить, точно так-же, как надеть мамины туфли, накраситься или завить волосы.
Попробовать в первый раз мне удалось лишь в шесть лет, когда мама с Машей ушли по своим взрослым делам, оставив меня дома одну. Я неумело накрасилась, влезла в мамины босоножки на шпильке и взяла вожделенную сигарету. Выглядело это, конечно, удручающе, но меня это мало смущало, главное - я могла наконец-то приобщиться к миру взрослых, к миру моих любимых курильщиц. И я попробовала, как сейчас помню, это была болгарская «Вега». Не сказать, что мне не понравилось - это не сказать ничего! Рот наполнился противным, едким, каким-то горько-кислым дымом, гортань свело непонятным образом, и первым желанием было выплюнуть эту гадость, прополоскать рот, почистить зубы или заесть чем-нибудь сладким. Но я мужественно выкурила пол-сигареты, не взатяг, конечно, а потом долго плакала от обиды и огорчения. Для самоуспокоения, я для себя решила, что еще маленькая, ничего не понимаю и именно поэтому мама с Машей и не дают мне курить, а в будущем, когда немного повзрослею, все изменится!
Осознанно я начала курить в 11 лет, после окончания начальной школы, посчитав, что уже большая и можно попробовать еще раз. И я каждый день, приходя из школы домой стала выкуривать по сигарете, тоже не взатяг, мне было невдомек, что набрав в рот дым, им нужно дышать. Не скажу, что мне сразу стало нравиться, это было бы полной чушью, но где-то недели через полторы перед каждой сигаретой я начала испытывать приятное волнение, возбуждение и после уроков быстрее бежала домой к моим новым подругам. Да, именно к подругам, я подружилась с сигаретами, они стали моей тайной, возвышающей меня над остальными, прибавили мне уверенности в себе, стали моей страстью. Я так и продолжала ежедневно курить по сигарете в день не в затяг, где-то в течение полугода, пока не произошло главное событие в моей курительной биографии, когда я научилась курить по-настоящему.
А дело обстояло так: как обычно, вернувшись из школы домой, я направилась на кухню за мамиными сигаретами для свершения своего ежедневного ритуала (у нас обычно всегда в квартире лежало несколько распечатанных пачек: на кухне, в туалете, на журнальном столике в гостиной) и не нашла ничего на привычном месте. Не было сигарет и в других местах. Меня охватила паника, курить захотелось с утроенной силой и начался приступ ярости. Мне хотелось рвать и метать, разбить что-нибудь, выйти на улицу и нахамить первому встречному или надавать по шее одному из опротивших одноклассников… Ничего этого я, естественно, не сделала, а банально разрыдалась. Слезы душили меня, было трудно дышать, стало жечь в груди… Не знаю, то ли у меня к тому времени появилась зависимость, хоть я и курила не в затяг, но часть дыма в легкие все равно попадало, да и наверняка я неосознанно делала легкие затяжки. Или это был шок от того, что меня лишили самих милых сердцу игрушек и любимого занятия… Вразумительно ответить не могу, ибо до сих портолком не знаю, но именно тогда я поняла, что без сигарет моя жизнь превращается в кошмар. Выход из той ситуации я нашла - взяла школьный портфель и вся зареванная поехала к Маше (она тогда не работала, а была домохозяйкой, после второго удачного замужества и переехала к мужу в дргой район) в надежде стянуть у нее сигаретку. Но в итоге, все получилось гораздо лучше. Она, увидев меня в таком состоянии сильно перепугалась, стала расспрашивать что со мной произошло, ну я и наплела, что потеряла ключи от квартиры, получила двойку, что на меня наорала училка и вечером мама меня убьет… Маша, конечно же стала меня успокаивать, напоила крепким чаем, маме позвонила, чтобы та забрала меня после работы, а потом, естественно, закурила. У меня защекотало в носу я не могла больше терпеть и попросила у нее попробовать. Маша отнеслась ко мне с пониманием. Уже потом, спустя несолько лет, вспоминая этот эпизод, она призналась, что поступила так потму что видела мое стрессовое состояние, да и давно догадывалась, чтоя хочу поробовать, а делать это лучше в компании опытной курильщицы, чем в обществе какой-нибудь сопливой девчонки в грязном чужом подъезде. Но, повтрюсь, это было горздо позже, а в тот далекий я привычно набрала в рот дым и выпустила его не затягиваясь. Тогда Маша сказала, что нечего себя мучать, и раз уж я решила попробовать, то нужно делать это правильно, объяснив как нужно затягиваться и показала на собственном примере. Так я впервые затянулась по-настоящему, кашля не было, ведь затяжки я делала слабые, стесняясь опозориться перед Машей, и тут на меня нахлынуло: появилось легкое головокружение, приятная слабость и отсраненность, ноги стали ватными, благо я сидела в кресле! Маша хотела отобрать у меня недокуренную сигарету, но я твердо ответила, что хочу докурить до конца. К концу сигареты я старалась затягиваться поглубже и подольше подержать дым в легких, мне нравилось чувствовать это восхитительное тепло и щемящее щекотание внутри себя. Я была счастлива, что наконец-то научилась курить и получила от этого настоящее удовольствие. А вечером, приехала мама, забрала меня домой, мы с Машей ей конечно не рассказывали, а вечером, точнее уже ночью, после того как мама уснула, я выкурила еще одну сигарету в форточку.
С тех пор я всегда курила только по-настоящему и всегда имела несколько сигарет в запасе, чтобы так примитивно не попадать, если у мамы кончатся сигареты. Да, забыла сказать, что курили мы тогда ВТ, они считались самыми хорошими сигаретами, ведь о таком импортном изобилии табака как сейчас, в кризисные годы начала 90-х никто и не мечтал. Довольно быстро мне одной моей сигареты перестало хватать и я стала курить две, потом три сигареты в день. Мама ничего не замечала. Примерно через год ко мне присоединилась моя подружка, а в 13 лет в нашем классе покуривали уже многие. Когда моя норма дошла до пяти сигарет в день, пришлось как-то приобретать их самостоятельно. Да, я по-прежнему курила две - три из маминых запасов, на остальные перекуры уже шли мои собственные. В 15 лет я начала курить официально, мама не стала возражать, она сама пристрастилась к сигаретам лет с 15. К тому времени (к моим 15) мама перешла на высокооплачиваемую работу в коммерческую организацию и курили мы с ней Marlboro красное, легкое появилось позже, но мы на него так и не перешли. Этой марке я привержена по сей день, я пыталась несколько раз пробовать «женские» сигареты типа «Вог» или «Слим» но они показались мне слишком слабыми и когда я их курила, мне казалось что не хватает воздуха.
Именно так, как изложено выше, я начала курить, курю и сейчас, стараясь насладиться каждой сигаретой и бросать не собираюсь. На последок скажу, что горжусь тем что начала курить первой в класее, не только среди девочек, но и среди мальчишек, которые нередко рисовались перед нами пачкой сигарет, а всерьез курила я одна. Многие из моих одноклассниц начали курить глядя на меня, когда моя тайна раскрылась, для некоторых курение так и осталось на уровне баловства, некоторые бросили, а кто-то продолжает курить и поныне. В основном наши пути разошлись, не знаю какими словами многие из них меня вспоминают, но мне вдвойне приятно, что я своим примером и рекомендациями несколько человек приобщила к прекрасному миру курения.
Мир, увы, не всегда спасает красота. Мы правильно живём в этом мире, если правильно любим его.
«Каждый обитатель нашего дома, в котором жила и я, знал, насколько Уродливый был уродлив наш местный кот.
Уродливый любил три вещи в этом мире: борьба за выживание, поедание «чего подвернётся» и, скажем так, любовь. Комбинация этих вещей плюс бездомное проживание на нашем дворе, оставила на теле Уродливого неизгладимые следы.
Уродливый кот имел только один глаз. С той же самой стороны отсутствовало и ухо, а левая нога была когда-то сломана и срослась под каким-то невероятным углом, благодаря чему создавалось впечатление, что кот всё время собирается повернуть за угол. Его хвост давно отсутствовал. Остался только маленький огрызок, который постоянно дёргался. И, если бы не множество шрамов, покрывающих голову и даже плечи Уродливого, его можно было бы назвать тёмно-серым полосатым котом.
У любого, хоть раз посмотревшего на него, возникала одна и та же реакция: «До чего же Уродливый кот!». Всем детям было категорически запрещено касаться его. Взрослые бросали в него бутылки и камни, чтобы отогнать подальше и поливали из шланга, когда он пытался войти в дом, или защемляли его лапу дверью, чтобы он не мог выйти.
Удивительно, но Уродливый всегда проявлял одну и ту же реакцию. Если его поливали из шланга - он покорно мок, пока мучителю не надоедала эта забава. Если в него бросали что-то - он тёрся о ноги, как бы прося прощения. Если он видел детей, он стремглав бежал к ним и тёрся головой о руки и громко мурлыкал, выпрашивая ласку. Если кто-нибудь всё-таки брал его на руки, он тут же начинал сосать уголок блузки, пуговицу или что-нибудь другое, до чего мог дотянуться.
Но, однажды на Уродливого напали соседские собаки. Из своего окна я услышала лай псов, его крики о помощи и команды «фас!» хозяев собак, и тут же бросилась на помощь. Когда я добежала до него, Уродливый Кот был ужасно искусан, весь в крови и почти что мёртв. Он лежал, свернувшись в клубок, дрожа от страха и боли. Его спина, ноги, задняя часть тела совершенно потеряли свою первоначальную форму. Его грустная жизнь подходила к концу. След от слезы пересекала его лоб.
Пока я несла его домой, он хрипел и задыхался. Я бегом несла его домой и больше всего боялась повредить ему ещё больше. А он тем временем пытался сосать моё ухо.
Я остановилась и, задыхаясь от слёз, прижала его к себе. Кот коснулся головой ладони моей руки, его золотой глаз повернулся в мою сторону, и я услышала… мурлыкание! Даже испытывая такую страшную боль, кот просил об одном - о капельке любви! Возможно, о капельке сострадания… И в тот момент я думала, что имею дело с самым любящим существом из всех, кого я встречала в моей жизни. Самым любящим и самым-самым красивым. Он только смотрел на меня, уверенный, что я сумею смягчить его боль.
Уродливый умер на моих руках прежде, чем я успела добраться до дома, и я долго сидела у своего подъезда, держа его на коленях.
Впоследствии я много размышляла о том, как один несчастный калека смог изменить мои представления о том, что такое истинная чистота духа, верная и безпредельная любовь. Так оно и было на самом деле. Уродливый сообщил мне о сострадании больше, чем тысяча книг, лекций или разговоров. И я всегда буду ему благодарна. У него было искалечено тело, а у меня была поцарапана душа. Настало и для меня время учиться любить верно, и глубоко. Отдавать любовь ближнему своему без остатка.
Большинство из нас хочет быть богаче, успешнее, быть сильными и красивыми.
А я буду всегда стремиться к одному - любить, как Уродливый кот…
Поделитесь этим рассказом со своими друзьями. Пусть люди прочтут.
Не рассказывай никому свои секреты,
Не рассказывай.
Если веришь ты в приметы,
Все откроется, не устроится…
Не рассказывай, если хочется,
Но все же, не рассказывай,
Кто тебе всего дороже,
Будь уверенна - все проверено…
Не рассказывай,
Не рассказывай, что в душе.
Не рассказывай,
Не рассказывай, что в душе, что в душе у тебя.
Не рассказывай ни подругам, ни знакомым
Не рассказывай
Про волшебные оковы,
Сердце мается, будешь каяться.
Не рассказывай, что и ты среди счастливых,
Не рассказывай.
Ты одна из уязвимых,
Будет ночь длинна, а в душе весна.
Не рассказывай,
Не рассказывай, что в душе.
Не рассказывай,
Не рассказывай, что в душе, что в душе у тебя.
Позавидуют,
Даже самые счастливые завидуют,
Даже самые красивые завидуют,
Позавидуют…
Не рассказывай,
Не рассказывай, что в душе
Не рассказывай,
Не рассказывай, что в душе, что в душе у тебя.