Это был солидный господин с легкой наклонностью к полноте, с лицом, на котором отражались уверенность в себе и спокойствие, с глазами немного сонными, с манерами, полными достоинства, и с голосом, в котором изредка прорывались ласково-покровительственные нотки.
- Вот вы писатель, - сказал он мне, познакомившись. - Писатель-юморист… Так. Наверное, знаете много смешного. Да?..
- О, помилуйте… - скромно возразил я.
- Нечего там скромничать. Расскажите мне какую-нибудь смешную штуку… Я это ужасно люблю.
- Позвольте… Что вы называете смешной штукой?
- Ну, что-нибудь такое… юмористическое, Я думаю, вы не ударите лицом в грязь. Слава Богу - специалист, кажется! Ну, ну… не скромничайте!
- Видите ли… Я бы мог просто порекомендовать вам прочесть книгу моих рассказов. Но, конечно, не ручаюсь, что вы непременно наткнетесь в них на смешные штуки.
- Да нет, нет! Вы мне расскажите! Мне хочется послушать, как вы рассказываете… Ну, что-нибудь коротенькое. Вот, наверное, за бока схватишься!..
Я незаметно пожал плечами и неохотно сказал:
- Ну, слушайте… Мать послала маленького сына за гулякой-отцом, который удрал в трактир. Сын вернулся один, без отца - и на вопрос матери: Где же отец и что он там делает? - ответил: Я его видел в трактире… Он сидит там с пеной у рта. - Сердится, что ли? - Нет, ему подали новую кружку пива.
Не скажу, чтобы эта «смешная штучка» была особенно блестящей. Но на какой-нибудь знак внимания со стороны моего нового знакомого я все-таки мог надеяться. Он мог бы засмеяться, или просто безмолвно усмехнуться, или даже, в крайнем случае, покачать одобрительно головой.
Нет. Он поднял на меня ясные, немного сонные глаза и поощрительно спросил:
- Ну?
- Что «ну»?
- Что же дальше?
- Да это все.
- Что же отец… вернулся домой?
- Да это не важно. Вернулся - не вернулся… Все дело в ответе мальчика.
- А что, вы говорите, он ответил?
- Он ответил: отец сидит там с пеной у рта.
- Ну?
- Видите ли… Соль этого анекдота, сочиненного мною, заключается в том, что мальчик ответил то, что называется, - буквально. Он видел кружку пива с пеной, кружку, которую отец держал у рта, и поэтому ответил в простоте душевной: «Отец сидит с пеной у рта». А мать думала, что это - фигуральное выражение, сказанное по поводу человека, которого что-нибудь взбесило.
- Фигуральное?
- Да.
- Взбесило?
- Да!
- Ну?
- Что еще такое - «ну»?
- Значит, мать думала, что отец за что-нибудь сердится, а он вовсе не сердится, а просто пьет себе преспокойно пиво,
- Ну да.
- Вот-то ловко! Ха-ха! Ну и здорово же: она думает, что он сердится, а он вовсе и не сердится… Хо-хо! Вообще, знаете, эти трактиры.
- Что-о?..
- Я говорю - трактиры. Еще если холостой человек ходит, так ничего, а уж женатому, да если еще нет средств, - так трудновато… Не до трактиров тут. Тут говорится: не до жиру, быть бы живу.
Я молчал, глядя на него сурово, с замкнутым видом.
Человек он был, очевидно, вежливый, понимавший, что в благодарность за рассказанное - автор имеет право на некоторое поощрение.
Поэтому он принялся смеяться:
- Ха-ха-ха! Уморил! Ей-Богу, уморил. Папа, говорит, в трактире пену пьет, сердится… А мать-то, мать-то! В каких дурах… О-ох-хо-хо! Ну, еще что-нибудь расскажите.
«Э, милый, - подумал я. - Тебя такой вещью не проберешь. Тебе нужно что-нибудь потолще».
- Ну, я вас прошу, расскажите еще что-нибудь…
- Ладно. В один ресторан пришел посетитель. Оставив в передней свой зонтик и боясь, чтобы его кто-нибудь не украл, он прикрепил к ручке зонтика такую записку: «Владелец этого зонтика поднимает одной рукой семь пудов… Попробуйте-ка украсть зонтик!» Пообедав, владелец зонтика вышел в переднюю и - что же он видит! Зонтик исчез, а на том месте, где он стоял, приколота записка: Я пробегаю в час пятнадцать верст - попробуйте-ка догнать!
Любитель смешных штучек поощрительно взглянул на меня и сказал:
- Ну и что же? Догнал он похитителя или нет?
Я вздохнул и начал терпеливо:
- Нет, он его не догнал. Да тут и не важно дальнейшее. Вся соль анекдота заключается именно в курьёзном совпадении этих двух записок. Автор первой, видите ли, думал, что он непобедим, рассчитывая на свои здоровые руки, и никак он не рассчитывал, что здоровые ноги гораздо важнее.
- Важнее?
- Да.
- Сколько он там написал, что пробежит в час?
- Пятнадцать верст.
- Это много считается?
- Порядочно.
- А ведь поймай этот первый-то владелец зонтика - похитителя в то время, как тот писал записку, он бы ему задал перцу, а? Тут и ноги не помогут, а?
- Не знаю.
- Это, наверное, было давно, я думаю? В прежнее время? Теперь-то ведь в передних ресторанов всюду швейцары, которые и отвечают за пропажу вещей.
- Да.
- Теперь все как-то сделалось культурнее. Положим, раньше-то и воровства было меньше. А?
- Да.
Мы помолчали.
- Вопрос еще, догнал ли бы он похитителя, если бы даже и умел бегать быстрее его. Потому что раньше нужно узнать, в какую сторону он побежал, да не свернул ли с дороги, а то мог просто припрятать зонтик, да и отпереться от всего: «Знать не знаю, ведать не ведаю - никакого зонтика не воровал и никакой записки не писал».
- Да.
По моим сухим, сердитым репликам любитель анекдотов почуял, что я им не совсем доволен, и, решив, по своему обыкновению, щедро вознаградить меня смехом, - неожиданно захохотал.
- Ха-ха! Ох-хо-хо! Ну и уморил. Выходит он - где зонтик? Хвать-похвать, а зонтика-то и нет. Ну и ловкие ребята бывают! Прямо-таки пальца в рот не клади. И откуда вы столько смешных штучек знаете? Ну, расскажите еще что-нибудь. Ну, пожалуйста, ну, миленький…
- Рассказать? - прищурился я. - Извольте! Один господин, явившись на обед к родителям своей невесты и страдая от тесной обуви, снял потихоньку под столом с ноги башмак, но в это время собачонка схватила башмак да бежать, а жених испугался, вскочил, опрокинул стол, причем миска с горячим супом опрокинулась на тещу, и помчался за собачонкой. По дороге он разбил дорогую вазу, а потом, желая достать для разутой ноги какой-нибудь башмак, ударил тестя ногой в живот, повалил его и стал стаскивать с ноги ботинок. Но оказалось, что у тестя одна нога была искусственная, и вдруг она отрывается вместе с ботинком, и наш жених грохается на пол, обрывая портьеру; но в это время собачонка, с башмаком во рту…
Дальше я не мог продолжать: нечеловеческий страшный хохот душил моего нового знакомого. Он буквально катался по дивану, отмахиваясь руками, ногами, задыхаясь и кашляя. Лицо побагровело, и на глазах выступили слезы.
- О-ох, - визжал он тонким голосом. - Довольно. Ради Бога, довольно! Вы меня убьете вашим рассказом!..

Раньше я не понимал: для чего и кому нужны десятки тысяч метров кинематографических лент, на которых изображены: солдат, попавший в барабан и заснувший там; рассеянный прохожий, опрокидывающий. на своем пути детские колясочки, влюбленные парочки; свадебный обед, участникам которого шутник насыпает за ворот порошок для чесания; молодой человек, которого кусает блоха во время объяснения с невестой и который начинает бегать по комнате, ловя эту блоху; пьяный, залезший в матрац и катающийся в таком положении по людной улице - для чего и кому все это нужно? - я не понимал.
Теперь - понимаю.