Жили мыши, зла не знали.
Мирно в норках поживали.
Но один из всех мышей:
Возомнил себя сильнее,
И мудрее всех, и злее.
Будоражить стал мышей.
А кто против, тех взашей.
- Вы могучи и умны,
Все пред вами, пАсть должны.
Под себя мы мир подстроим.
Всех замочим, всех уроем!
Будут слушать только нас.
Тем кто против: сразу в глаз!
И попёрли на зверей,
Тех, что «слабше» и «глупей».
Под ногами - всем мешали.
Всех кусали, нападали.
Но увы, не понимали…
Сколь бы мыши не рычали,
Львами, грызуны не стали.
Допросились… Затоптали.
Дорогие мои автомобилисты, я вас очень даже уважаю. И где-то даже (в глубине души своей) люблю, а уж ваши машины зачастую просто верх совершенства и немое смятение чувств… На этом разрешить закончить петь дифирамбы, и далее по смыслу… Я вас и правда уважаю, одна просьба: ну не давите вы меня, пожалуйста, на пешеходном переходе… Я очень организованный пешеход, дорогу переходу исключительно по светофору и в местах «пешеходного перехода»… Ну это где знаки с двух сторон и полосочки, чёрные там, белые… «зебра» в общем, полосатая… И вот беда, бывает, дойду я до середины дороги по этой «зебре», стою одной ногой на чёрной полоске, другой на белой, а на меня на всей скорости несётся" монстр"…И начинаю я сильно" пугаться" и нервничать. А этот «монстр» начинает резко тормозить в 5 метрах от меня, и со скрипом тормозов на мою бедную голову «льются» слова неприятного мне содержания… Ох и много же новых и интересных слов я узнаю. А реакция у меня в ответ удивительно-глупая: я начинаю извиняться (мол, спасибо, что жива-здорова осталась), и виновато улыбаться… В общем, прошу я вас слёзно, ну дайте мне спокойно по «зебре» той погулять пока её видно, а то зимой совсем другая история
начнётся…"
Умыл деревья легкий дождик.
Прибил к земле дорожек пыль.
Рисует счастье мне художник.
Преображая серой жизни быль.
Что-то потеряно
По ветру развеяно
Обвалом разрушено
Пеклом засушено…
И не цепляет
Не задевает
След исчезает
В глазах пролетает…
Были ли - небыли?
Мы не ответили
Словно не встретили,
Словно и не были.
Писать, как дышать,
Как слышать и видеть…
Теперь не могу не писать!..
Стихи стали жизнью моей,
Стали - былью!..
Поэзия. Как тебя мне понять?
Понять и познать…
Нет! Не возможно!
Только читая других,
Думать, мечтать
И насладиться…
Многое можно понять!..
Такая реальность
И виртуальность…
Куда без неё? Никуда!
Да, интернет иногда помогает
Высказать мысли,
С друзьями делиться,
Душу облегчить, излить…
Это - так…
Иринаморе
Самая приятная болезнь - это чесотка, чем больше чешешься, тем более приятна, а самая плохая, правильно - геморрой, не себе посмотреть, не людям показать. Случилось это, лет десять назад, с моим хорошим знакомым. Обострилась у него, как раз, не хорошая болезнь и радикулит - одновременно. Помучившись с недельку, с мыслями, а вдруг да пройдет, сходил все-таки на прием к хирургу. Купил в аптеке выписанные лекарства, свечи и какой-то фито-крем от геморроя, и мазь от радикулита, и ждал прихода с работы жены. Сами понимаете, плохая болезнь, неудобная для лечения, да и в первый раз, да и боли в спине, ограничивающие движения рук в сторону задницы,
да и наша солидарная мужская беспомощность, во время болезни, требующая сопереживания и женской участи. Вообщем дождался он жены, принял коленно-локтевое положение в спальне, в ожидании лечения. Жена, хоть и сильно волновалась, все-таки впервые, сделала все по инструкции - сначала ввела крем, одну четвертую тюбика, потом вставила свечку. Через десять секунд Николай, так звали моего товарища, почувствовал сначала теплоту и приятное жжение, но уже через минуту дичайшую боль, как будь-то кто-то вставил ему паяльную лампу в зад. Причем если он разводил руками ягодицы, боль еще можно терпеть, при отпускании рук боль становилась невыносимой. Забыв про радикулит, Николай, до посинения в руках тянул свои ягодицы в стороны. С диким ревом, упускаю другие эпитеты: дура что ты мне такое ввела - Николай надвигался на супругу. Что купил то и ввела, вот крем…"ФИНАЛГОН" (кто когда-нибудь лечил радикулит, то знает с какой яростью он воздействует на кожу, даже в микро-дозах). От ужаса Николай побелел, волосы стали дыбом. На шум в спальню забежали дети,
увидев эту картину младший сын предложил подуть папе, что бы ему было не бо-бо, от чего жену взял истерический смех, а старший выкрикнул: мама перестань смеяться, а то папа тебя зашибет. К тому времени Коля уже рад был убить жену, но никак не мог оторвать, посиневших рук от ягодиц, моментально в заднице возникал ад. На этом беды Николая не закончились, сейчас уже никто не помнит, кто предложил пополоскать попу водой (при попадании воды разогревающее действие финалгона усиливается в разы), обмакнув попу в таз, он взревел так, что услышали все соседи. Плюнув на стыд, сквозь строй соседей, Николай с голой задницей, выбежал во двор, и приземлил ее в сугроб, с мольбами позвонить кому нибудь из докторов. Теперь вы поняли откуда я знаю эту историю. По моему совету бедняге сделали клизму с растительным маслом и боль и жжение вскоре успокоились. Не знаю это совпадение, или нет, но Николай уже десятый год забыл про геморрой - вылечился на раз, а с женой правда вот развелся - всякое бывает. Я же друзья, конечно не рискую предложить вам этот уникальный метод лечения)))
Жил-был в Одессе мужик один, Боря. Работал тихонько в конторе «Одеслифт» ремонтником, звезд с небес не хватал, но на хлеб с маслом хватало. Борю на работе любили, потому как были у него золотые руки и незлобный характер.
Так бы и чинил себе Боря одесские лифты до пенсии, но вынесло его с семьей на американский берег третьей волной русской эмиграции в 197… году.
В то золотое для Америки время, советских эмигрантов в стране было мало. Поэтому в небольшой местной компании по ремонту лифтов, куда Боря пришел наниматься на работу, очень удивились. Удивились тому факту, что он из СССР, а еще больше тому, что с английским на уровне «твой моя не понимайт», он надеется получить работу.
Но работу Боря все-таки получил. Починив старый допотопный лифт в том самом здании, где находился его работодатель.
А потом несколько недель подряд Боря успешно ремонтировал лифты, за которые никто другой не хотел браться.
Хозяин Бориной конторы не мог нарадоваться новому работнику, но тут одна из диспетчеров пожаловалась хозяину, что с Борей невозможно работать.
- Он ничего не понимает по-английски, - возмущалась она, - ему невозможно ничего объяснить, ну что мне делать?
- Все очень просто, дорогая, - был ответ, - либо вы быстро выучите русский язык, либо я вас уволю. Найти другого диспетчера - не проблема, а второго такого Бориса я найду навряд ли…
Cкоро люди забудут, что «Морозко» - это не погодкo, а персонаж русских народных сказок.
На Севере, при «СССР», в КОМИ - республике, в Удорском районе, работали Болгары - заготовляли лес, с 1969 - 1994 годы. В тайге, в бассейне рек Вашки и Мезени, были построены Болгарами поселки: Благоев, Междуреченск и другие, с каменными многоэтажными домами, асфальтированными и бетонными дорогами, с полной инфраструктурой и снабжением из Болгарии.
Одними из первых на Севере, щеголяли местные аборигены, в импортных кроссовках и спортивных костюмах, и баловались вдоволь Болгарскими пищевыми деликатесами. Да в общем речь не об этом. Вахты у Болгар были длинные и поэтому некоторые, познакомившись с северянками, жили, как это сейчас называется - гражданским браком, семьями, пополняя Российскую демографию. Вот какая случилась история. Подходит к моему другу Сергею, страстному рыбаку и охотнику, болгарин Даян, и просит, за любые деньги, что бы Серега поймал, для него несколько стрекоз. А дело вот в чем, в связи с добрыми взаимоотношениями, власти разрешили приезд родственников и у Даяна в гости из Болгарии, собралась жена, а так как у него уже в Междуреченске была гражданская семья и двое детей, он решил засушить стрекоз и послать ей в конверте, что мол вон какие громадные на Севере комары, их миллионы и они страшно кусаются, и что бы она не в коем случае не приезжала. И представляете - сработало, жена действительно испугалась и не приехала, а у Сергея, в День Рождения, на Новый Год и 23 февраля, на столе красовались бутылки болгарского коньяка - «Плиска», или «Слынчев Бряг». Добрые были времена…)))
Жили-были дед и баба. И была у них куpочка Ряба. Веpнее не у них, а у деда была такая куpочка. А баба о ней даже не догадывалась. Жили они - не тужили, да вот как - то pаз снесла куpочка яичко. Яичко не пpостое, а золотое. С клеймом Фабеpже.
Деду с бабой на свадьбу подаpенное. Вот его куpочка и снесла. А куда - не сказала. И сама пpопала. Дед пил - пил, баба его била - била, да что уж тепеpь пить и бить - всё, - нету яичка.
А нечего на стаpости лет по куpочкам бегать!
Целый день хочу тебя видеть…
Позвоню - хоть голос услышу!
Ты не хочешь меня обидеть,
И поэтому только пишешь…
Замирает в груди моё сердце.
Телефон - молчит … Сдают нервы…
За окном бушует ветер!
Вижу вдруг подснежник первый…
Гнётся, ломится он под бурей,
Но живёт, не сдаётся, дышит…
Солнце яркое … Блеска - море!..
Ты меня без звонка услышишь…
Донесётся к тебе сквозь время
Моё слово! Услышишь сердцем?!.
Я подснежник твой, самый первый…
Ты родной мой ангел-хранитель!..
Ты награда моя, мой хороший…
Я - люблю тебя очень! Слышишь…
Как всегда, улыбнувшись, ответишь -
Дорогая моя, я - больше…
(Иринаморе)
18−03−13 11:01
Я из того поколения, которое знает зачем мнут газету.
Солёные слёзы… Глаза закрываются сами…
Бьёт бешеный ветер в лицо!..
Вдруг снег закружил… И ты знаешь,
Вдруг сердце моё запорошИло…
В душе стало холодно, пусто, темно…
Снежинки парят в небесах…
Порхают, как бабочки,
В медленном вальсе.
Летят мне упрямо в глаза…
Ложатся и тают, стекают…
Солёными струйками по щекам…
Стою на мосту и не знаю:
Куда мне? Вверх, в облака?..
Вместе с ними подняться?..
Иль вниз - и разбиться, растаять,
На землю упасть…
Раствориться?.. ПропАсть…
Не знаю!.. Солёные слёзы…
Снежинкой солёной
От всех улететь бы Навстречу морозу!
И в небе кружиться…
Забыть и простить всё?..
Разбиться на кучу осколков…
Забыться…
Лежать и поблескивать
Жемчужинок горсткой…
Пленять и манить только
призрачным блеском…
Но никому не достаться!
Не трогать руками! Это - опасно!
Вот это бы классно!
Быль?.. Сказка?..
Первый поцелуй.
На перроне южного городка стояла веселая компания молодых ребят. Ах, сентябрь, бархатный сезон! Это была их первая поездка в институтский пансионат на берегу моря после года учебы. Купались, играли в волейбол, тренировались (заезд был спортивным), ели арбузы и дыни, заработанные парнями на разгрузке у ближайшей торговой точки. Там же покупали молодой миндаль в зеленой кожуре. Вкусный такой! Лазили через забор в пансионат от управления железной дороги, там каждый вечер устраивались танцы и кино на открытой площадке. Были у наших студентов и стычки с местными парнями, как без этого… И весь отдых был наполнен смехом и весельем, были в компании завзятые шутники. Ребята, учившиеся в институте после армии, не давали скучать девчонкам. И вот отдых подошел к концу. В этот вечер провожали девчонок, а парням достались билеты на день позже, а что хотите - сезон, билетов меньше, чем пассажиров!
До отхода поезда оставалось совсем чуть-чуть. Сашка, высокий кудрявый хлопец, выдал: «Всё девчонки, давайте прощаться, только будем целоваться, а то дороги не будет».Пятеро ребят выстроились в линеечку. Ну что оставалось девчатам? Пошла! Люда-баскетболистка - первая, потом Надя-легкоатлетка (прыжки в высоту). Последней ждала своей очереди Галина. Ей все это казалось смешным и ненужным. Ну что это? Как на плацу! Но отказываться было неудобно, всё же это была шутка, и было бы глупо придавать всему серьезное значение. Последним в очереди стоял Витька-баскетболист, он был из молодых, достаточно симпатичный, чтобы на него обращали внимание девушки. Но, по правде сказать, его это еще не испортило. Очередь на поцелуй дошла до него, и тут с какого-то перепугу, Галина выдала: «А Витьку я целовать не буду!» Боже! Она даже испугалась. Лицо Вити просто окаменело! Вот просто сверху вниз - раз и всё… Спасло ситуацию то, что поезд уже почти отправлялся, девчонки быстренько запрыгнули в вагон. Только в поезде пришло осознание того, что это всё неспроста. У подружек был только один вопрос: «Это что такое было?» Но и для Гали такая реакция Витьки, была очень неожиданной. Красавицей она себя не считала. Правда - не последний человек - отличница, комсорг, спортсменка (лыжи). Но что такой красавчик обратит на нее внимание, даже не приходило ей в голову. Поезд уносил их все дальше от теплого южного города. Галя смотрела в окно на проносящиеся мимо деревеньки, поля, на душе было немного тревожно, но приятно.
Через неделю после приезда Надя собрала всех отдыхавших у себя дома на день рождения. Витя танцевал с Галей, гладил ее шею, и у нее порхали бабочки в животе. Это было начало их любви. В начале пятого курса Витя и Галя сыграли свадьбу.
Много позже Витя рассказал Галине, что для себя он решил, что когда дойдет его очередь, то поцелует он ее по-настоящему, а не в щечку, как целовались все в той очереди. Галина так и не могла объяснить даже себе, почему тогда на перроне так поступила. А первый настоящий поцелуй случился у них через 2 месяца после этой истории в начале зимы на ее день рождения.
А ещё вот какой был случай. У нас на той стороне деревни место было. Не крутое, не пологое, а так, наклонясь с горы. Так и называли - Сгорок. Там ребятёшки всё на лыжах раньше катались. Теперь-то уж не покаташься - понастроили домов-то, да огородами запахали. А в те-то годы там только одна избёнка и стояла. И жили в ей старик со старухой, Митрич, стало быть, ну и жена его, баба Дуся. Старые уж, лет под восемьдесят, а то и все девяносто. Тогда же дни рожденья не справляли, это уж помрёт кто, то по метрикам и узнавали, какого году человек.
Вот. Ну чё, жили, печку топили. Дровами, ага. А тогда как было? Набирают в колхозе бригаду, ну кто помоложе и покрепше, и в лес, на делянку. Зимой, конешно, летом-то некогда. И пилят, стало быть, кубатуру заготавливают. А потом уж на тракторе и развозят, кому сколько положено. Ну и Митричу с Дусей, колхозники ж тоже. А зимой-то, по морозцу, дрова легко колются, со звоном, одно удовольствие, хоть комель, хоть вершинка. Дед, значится, колет, а бабка в дровник укладыват, старается. А полагалось на избу десять кубов да на баню, у кого есть, пять. Ну и от колхоза куб - шишнадцать кубов, значит. Дык Митрич с Дусей за два-три дня успевали. не смотри, что старые, а крепость в их ещё была. Молодым не всем угнаться. Да и чего молодым-то? То в клуб на танцы, то с гармошкой по деревне, вроде бы и не до работы.
Ну вот. Сырыми же никто не топит, дровами-то. Уж так заведено - первую зиму готовишь, вторую топишь. Прошлый-то год Митрич с бабкой под завязку дровник набил - кубы были полновесные, с довеском, год полешки берёзовые сохли. А со второго дровника топили. Ну как и все в деревне. А тут к ним Витька Шмакин повадился. Дескать, помочь чего. Ну, помочь - не поможет, только наобещат, а рупь, а то и трёху отдай. Потом уж и вовсе обнаглел, стал требовать, мол, отдавай за работу трояк и всё тут! Да ещё грозится, дескать, накажу бессовестных! Дед терпел, терпел, да в другой раз и огрел Витюху поленом. Прямо в лоб. Тот сперва на корячки пал, шары выпучил, потом ползком, ползком и дёру от Митрича. Больше не приходил. А по деревне слух пошёл, что посулился Витёк отомстить старикам.
А тут уже и Филиппов пост на носу. Забуранила погодка, заметелила. Небес не видно, так снег валил. В полночь старикам в окно постучали, да так, что оба соскочили, как ошпаренные. «Горите! Пожар!!! Митрич!!! Баба Дуся…» Дед с бабкой выскочили в одном белье на мороз. Оказалось, что дровник горит. Который сполна. И народ уж подбежал, суетится, тушит. А чего там тушить, если сарай со всех четырёх сторон горит, а дрова в нём как порох сухие. Хорошо ещё, что стоял он отдельно, на заднем дворе, а то бы и дом сгорел, да и баньку бы не спасти было. В общем, сгорел дровник. А в нём и все дрова, наготовленные на год. Народ уж расходиться стал. Кто ворчал, кто просто матерился, только все в одном сошлись - Витькиных рук дело, не иначе. Митрич сидел на каком-то пеньке и приговаривал: «Сухоньки, ровненьки… полешко к полешку…» Баба Дуся смотрела на угольки и молча плакала. Дров на зиму больше не было. Можно было бы у соседей попросить, да кто по зиме дров-то даст, зимы у нас долгие и холодные, не юга, чай. И за свежими колхоз поедет только через два месяца, самое раннее. Как жить, что делать? Баба Дуся вдруг вздрогнула, встрепенулась, оглянулась… «Пойдём, деда, ить голые щитай што, помёрзнем! Пойдём в избу, пойдём, мой хороший!» Митрич покорно встал и поплёлся в дом. В сенях ещё дрова были - запас на пару дней, ежели мороз сильный. Баба Дуся растопила печь, согрела картошку в чугунке, позвала деда. До утра надо было что-то решать. Да шибко-то и мозговать не приходится. Раз взять не у кого, остаётся одно - в лес, за сухостоем. «Поди-ко тяжко по сугробам-то…» - подумала вслух баба Дуся. «Дык чо, нешто на ероплане полететь?» - мрачно отшутился дед. «Санки, есть, топорик в сенях, чай не впервой, по дрова-то!»
Утром Семёниха забежала, «узнать чё и как» да последни сплетни рассказать. А главная-то новость вон какая - Витька Шмакин пропал. Как ушёл с вечера куда-то, так и не ночевал дома. И соседи говорят, что тверёзый был. Вот те и на! Ну, подивились, посудачили, да ведь дело делать пора. Оделся Митрич, обулся, подпоясался верёвкой, шубенки на руки и айда с санками через огород. Непогодь стихла, спокойно стало, только пасмурно. Проходит дед мимо пожарища - что такое - из сугроба пим торчит, валенок то есть. Да и пим-то знакомый, Витьки Шмакина пим. Они у него особые были - со стрелками кожаными по срезу, для форсу, значит. «Вот те раз, - прошептал дед, - дык это што такое, дык это и правда Витька натворил?! Штоли он поджог?!» Митрич обошёл вокруг всего горелого места, надеясь ещё чего отыскать. Но, кроме углей, ничего больше не было. Пим дед занёс в дом, а сам опять направился в лес.
Лес-то рядом, прямо за огородом был, только за сухостоем надо в самую глубь идти, да ещё чуть не по пояс в снегу. Шёл, шёл дед, вдруг глядь, а под берёзой, в одном сарафане и платочке девка стоит. Ну-к, девка - не девка, подросток.
- Это ты чего тута, девонька? - Митрич аж опешил, - холодно же, а ты - вона, по-летнему!
- А мне, дедушка, греться не надо, мне и так тепло.
- Во, диво какое! А на-ко тебе хлебушка. Поди исть хочешь?
- Благодарствуй, дедушка Митрич. А это вот тебе, - девочка подала туесок деду, в старину с такими по ягоды ходили, а в нём до самых краёв спелая земляника.
- А ты откудова знашь-то как меня звать? А сама чья будешь? Пошто я тебя не видал раньше? А ягодки откудова?
- Я, дедушка, много чего знаю. Знаю вот, что дровник ваш погорел. Знаю, что это Витька сотворил. Только искать его не надо. Не найти его до весны. А сама я местная. Тута, в лесу живу. Летницей меня кличут. Летом людям добрым помогаю, кому ягод даю, кому грибов, если в лесу не хулиганят. А ягодки в гостинец возьми, бабушке Дусе своей, пусть порадуется. Травница она у тебя знатная и добрая, попусту ни одну травинку не обидит.
- Да гостинец - оно конешно, благодарствуем, только куды я его? За пазуху - раздавлю, а так - помёрзнет. Мне же сухостою надо нарубить.
- За это ты, дедушка, не заботься. Вот тебе подарок, возьми-ко. Полешко это тополиное. Налущишь с него лучинок и печь растопишь.
- Нешто одним поленом печи топят?
- Не твоя это печаль, деда. Ступай домой, говорю, полешко не забудь, да ягодки не помни. Да никому про меня не сказывай, только поклон бабушке Дусе передай.
- Всё сполню, девонька, в точности, как велишь! Да и то - как расскажешь, кто поверит?!
- Ну, ступай, деда, поспешай!
Домой Митрич птицей летел. Как только санки с полешком не потерял! А туесок сберёг и Дусе в целости доставил. Только сказать не знает как. Да бабка сама догадалась.
- Ты поди-ко Летницу встретил?
- Дык её, сердешную. Стоит в одном сарафане и не мёрзнет. Прям диво какое!
- Ты вот что, дед. Помалкивай про неё, засмеют. А за ягодки спасибочко тебе.
- Дык она ещё вот што дала, - дед достал полешко, - велела печь с его топить.
- Ну значит затопим.
Дед лучинок нащипал с полена, горкой сложил в печи, запалил, а сверху полешко это тополиное положил. Пламя сразу занялось, затрещало. Да так жарко разгорелось, будто целое беремя дров берёзовых. Старики надивиться не могли на чудо!
А на другое утро глядь - полешко целёхонько в печи лежит, хозяев дожидается! Чудно…
Сколь времени у них это полешко было я не знаю. Может год, а может и все пять, врать не буду. А Витьку Шмакина аккурат весной и нашли. В марте. Снег стал сходить, Витька и появился. На речке, за мостом. Голова в пролубь вмёрзла, топорами лёд вырубали. Рыбы всё лицо выели, так бы и не узнать - кто, только по валенку на левой ноге и узнали. А правый-то Митрич ещё зимой участковому снёс, мол, нашёл в сугробе. А про Летницу и тополиное полешко - ни слова.
Вот такой случай был у нас. Давно уж.