Я на чердаке лежу у себя на дому.
Мне скучно до зарезу Бог знает почему.
Вдруг слышу за собою совы нежные «Уй-ю» -
У меня на душе стало веселее,
А-лай-лай-лай, стало веселее.
Я по дороге иду к другу-разбойнику,
Мне тоскливо одному в незнакомом краю.
Вдруг слышу за собою совы нежные «Уй-ю» -
У меня на душе стало веселее,
А-лай-лай-лай, стало веселее.
Я на веревке вишу, ногами болтаю,
Мне очень бы хотелось побольше воздуху.
Вдруг слышу за собою совы нежные «Уй-ю» -
У меня на душе стало веселее,
А-лай-лай-лай стало веселее.
Я в большом котле киплю у черта на пиру,
«Мне плакать уж ни к чему», - лезет мне в голову
Вдруг слышу за собою совы нежные «Уй-ю» -
У меня на душе стало веселее,
А-лай-лай-лай стало веселее.
Я на чердаке лежу у себя на дому.
Мне скучно до зарезу Бог знает почему.
Вдруг слышу за собою совы нежные «Уй-ю» -
«Cпоем вместе, е-ла-ла-лай-ла-лай, ла-лай-лай-лай» -
Говорю я сове.
Может и лучше петух поёт, собой украшая улицу.
Но яйца в корзину кладёт, всё же простушка курица.
Пожары над страной все выше, жарче, веселей,
Их отблески плясали - два притопа, три прихлопа,
Но вот Судьба и Время пересели на коней,
А там - в галоп, под пули в лоб, -
И мир ударило в озноб
От этого галопа.
Шальные пули злы, слепы и бестолковы,
А мы летели вскачь - они за нами влет.
Расковывались кони, и горячие подковы
Летели в пыль на счастье тем, кто их потом найдет.
Увертливы поводья, словно угри,
И спутаны и волосы и мысли на бегу,
А ветер дул - и расправлял нам кудри,
И расплетал извилины в мозгу.
Ни бегство от огня, ни страх погони ни при чем,
А Время подскакало, и Фортуна улыбалась,
И сабли седоков скрестились с солнечным лучом, -
Седок - поэт, а конь - пегас.
Пожар померк, потом погас,
А скачка разгоралась.
Еще не видел свет подобного аллюра, -
Копыта били дробь, трезвонила капель.
Помешанная на крови слепая пуля-дура
Прозрела, поумнела вдруг и чаще била в цель.
И кто кого - азартней перепляса,
И кто скорее - в этой скачке опоздавших нет,
А ветер дул, с костей сдувая мясо
И радуя прохладою скелет.
Удача впереди и исцеление больным,
Впервые скачет Время напрямую - не по кругу,
Обещанное «завтра» будет горьким и хмельным.
Легко скакать, врага видать,
И друга тоже - благодать!
Судьба летит по лугу!
Доверчивую Смерть вкруг пальца обернули -
Замешкалась она, забыв махнуть косой, -
Уже не догоняли нас и отставали пули…
Удастся ли умыться нам не кровью, а росой?
Пел ветер все печальнее и глуше,
Навылет Время ранено, досталось и Судьбе.
Ветра и кони, и тела и души
Убитых выносили на себе.
1977 г.
«…В тот день, когда меня не станет,
Я так хочу, чтобы ты знала,
Что никогда никто не станет
Любить тебя так же, как я…»
Мы будем жить с тобой
В маленькой хижине
Ведь наши деньги все
Остались в казино…
Бывай, абуджаная сэрцам, дарагая,
Чаму так горка? Не магу я зразумець…
Шкада заранкi мне, што небе дагарае
На усходзе дня майго, якому ружавець.
Пайшла, нiколi ужо не вернешся, Алеся.
Бывай смуглявая, каханая, бывай.
Стаю на ростанях былых, а з паднябесься
Самотным жауранкам зьвiнiць i плача май.
Пайшла, пакiнушы мне золкi i туманы,
Палынны жаль смугой ахутаных дарог.
Каб я хвiлiнаю нанесеныя раны
Гадами сэрцы заглушыць сваiм ня мог.
Пайшла, нiколi ужо не вернешся, Алеся.
Бывай смуглявая, каханая, бывай.
Стаю на ростанях былых, а з паднябесься
Самотным жауранкам зьвiнiць i плача май.
Обещали, что не будет тоски, ни в жизнь
Раскачали под ногами асфальт - держись,
И летает голова то вверх, то вниз,
Это вам не лезгинка, а твист.
Вот и бьём мы зеркала сплеча,
Вот и пьём мы вино как чай,
И летает голова то вверх, то вниз,
Это вам не лезгинка, а твист.
Может, этого я ждал всю жизнь,
Отворись Сим-сим, звезда зажгись!
Пусть летает голова то вверх, то вниз,
Это вам, это вам…
Только улицам знаком закон другой,
Амулеты-пистолеты стерегут покой,
И летает голова то вверх, то вниз,
Это вам не лезгинка, а твист.
гр. Пикник
* * *
В одной державе с населеньем… -
Но это, впрочем, все равно, -
Других держав с опереженьем,
Всё пользовалось уваженьем -
Что может только пить вино.
Царь в той державе был без лоску -
Небрит, небрежен, как и мы;
Стрельнет, коль надо, папироску, -
Ну, словом, свой, ну, словом, в доску, -
И этим бередил умы.
Он был племянником при дяде,
Пред тем как злобный дар не пить
Порвал гнилую жизни нить -
В могилу дядю свел. Но пить
Наш царь не смел при дяде-гаде.
Когда иные чужеземцы,
Инако мыслящие нам
(Кто - исповедуя ислам,
А кто - по глупости, как немцы),
К нам приезжали по делам -
С грехом, конечно, пополам
Домой обратно уезжали, -
Их поражал не шум, не гам
И не броженье по столам,
А то, что бывший царь наш - хам
И что его не уважали.
И у него, конечно, дочка -
Уже на выданье - была
Хорошая - в нефрите почка,
Так как с рождения пила.
А царь старался, бедолага,
Добыть ей пьяницу в мужья:
Он пьянство почитал за благо, -
Нежней отцов не знаю я.
Бутылку принесет, бывало:
«Дочурка! На, хоть ты хлебни!»
А та кричит: «С утра - ни-ни!" -
Она с утра не принимала,
Или комедию ломала, -
А что ломать, когда одни?
«Пей, вербочка моя, ракитка,
Наследная прямая дочь!
Да знала б ты, какая пытка -
С народом вместе пить не мочь!
Мне б зятя - даже не на зависть, -
Найди мне зятюшку, найди!-
Пусть он, как тот трусливый заяц,
Не похмеляется, мерзавец,
Кто пьет с полудня, - выходи!
Пойми мои отцовы муки,
Ведь я волнуюся не зря,
Что эти трезвые гадюки
Всегда - тайком и втихаря!
Я нажил все, я нажил грыжу,
Неся мой груз, мое дитя!
Ох, если я тебя увижу
С одним их этих!- так обижу!..
Убью, быть может, не хотя!-
Во как я трезвых ненавижу!"
Как утро - вся держава в бане, -
Отпарка шла без выходных.
Любил наш царь всю пьянь на пьяни,
Всех наших доблестных ханыг.
От трезвых он - как от проказы:
Как встретит - так бежит от них, -
Он втайне издавал указы,
Все - в пользу бедных и хмельных.
На стенах лозунги висели -
По центру, а не где-нибудь:
«Виват загулы и веселье!
Долой трезвеющую нудь!»
Сугубо и давно не пьющих -
Кого куда, - кого - в острог.
Особо - принципы имущих.
Сам - в силу власти - пить не мог.
Но трезвые сбирали силы,
Пока мы пили натощак, -
Но наши верные кутилы
Нам доносили - где и как.
На митинг против перегара
Сберутся, - мы их хвать в кольцо!-
И ну гурьбой дышать в лицо,
А то - брандспойт, а в нем водяра!
Как хулиганили, орали -
Не произнесть в оригинале, -
Ну, трезвая шпана - кошмар!
Но мы их все же разогнали
И отстояли перегар.
А в это время трезвь сплотилась
Вокруг кого-то одного, -
Уже отважились на вылаз -
Секретно, тихо, делово.
И шли они не на банкеты,
А на работу, - им на страх
У входа пьяные пикеты
Едва держались на ногах.
А вечерами - по два, по три -
Уже решились выползать:
Сидит, не пьет и нагло смотрит!
…Царю был очень нужен зять.
Явился зять как по заказу -
Ну, я скажу вам - о-го-го!
Он эту трезвую заразу
Стал истреблять везде и сразу,
А при дворе - первей всего.
Ура! Их силы резко тают -
Уж к главарю мы тянем нить:
Увидят бритого - хватают
И - принудительно лечить!
Сначала - доза алкоголя,
Но - чтоб не причинить вреда.
Сопротивленье - ерунда:
Пять суток - и сломалась воля, -
Сам медсестричку кличет: «Оля!..»
Он наш - и раз и навсегда.
Да он из ангелов из сущих,
Кто ж он - зятек?.. Ба! Вот те на!
Он - это сам глава непьющих,
Испробовавший вкус вина.
* * *
Мне судьба - до последней черты, до креста
Спорить до хрипоты (а за ней - немота),
Убеждать и доказывать с пеной у рта,
Что - не то это все, не тот и не та!
Что - лабазники врут про ошибки Христа,
Что - пока еще в грунт не влежалась плита, -
Триста лет под татарами - жизнь еще та:
Маета трехсотлетняя и нищета.
Но под властью татар жил Иван Калита,
И уж был не один, кто один против ста.
Пот намерений добрых и бунтов тщета,
Пугачевщина, кровь и опять - нищета…
Пусть не враз, пусть сперва не поймут ни черта, -
Повторю даже в образе злого шута, -
Но не стоит предмет, да и тема не та, -
Суета всех сует - все равно суета.
Только чашу испить - не успеть на бегу,
Даже если разлить - все равно не смогу;
Или выплеснуть в наглую рожу врагу -
Не ломаюсь, не лгу - все равно не могу;
На вертящемся гладком и скользком кругу
Равновесье держу, изгибаюсь в дугу!
Что же с чашею делать?! Разбить - не могу!
Потерплю - и достойного подстерегу:
Передам - и не надо держаться в кругу
И в кромешную тьму, и в неясную згу, -
Другу передоверивши чашу, сбегу!
Смог ли он ее выпить - узнать не смогу.
Я с сошедшими с круга пасусь на лугу,
Я о чаше невыпитой здесь ни гугу -
Никому не скажу, при себе сберегу, -
А сказать - и затопчут меня на лугу.
Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу!
Может, кто-то когда-то поставит свечу
Мне за голый мой нерв, на котором кричу,
И веселый манер, на котором шучу…
Даже если сулят золотую парчу
Или порчу грозят напустить - не хочу, -
На ослабленном нерве я не зазвучу -
Я уж свой подтяну, подновлю, подвинчу!
Лучше я загуляю, запью, заторчу,
Все, что за ночь кропаю, - в чаду растопчу,
Лучше голову песне своей откручу, -
Но не буду скользить словно пыль по лучу!
…Если все-таки чашу испить мне судьба,
Если музыка с песней не слишком груба,
Если вдруг докажу, даже с пеной у рта, -
Я уйду и скажу, что не все суета!
1977
Звенели бубенцы. И кони в жарком мыле
Тачанку понесли навстречу целине.
Тебя, мой бедный друг, в тот вечер ослепили
Два черных фонаря под выбитым пенсне.
Там шла борьба за смерть. Они дрались за место
И право наблевать за свадебным столом.
Спеша стать сразу всем, насилуя невесту,
Стреляли наугад и лезли напролом.
Сегодня город твой стал праздничной открыткой.
Классический союз гвоздики и штыка.
Заштопаны тугой, суровой, красной ниткой
Все бреши твоего гнилого сюртука.
Под радиоудар московского набата
На брачных простынях, что сохнут по углам,
Развернутая кровь, как символ страстной даты,
Смешается в вине с грехами пополам.
Мой друг, иные здесь. От них мы недалече.
Ретивые скопцы. Немая тетива.
Калечные дворцы простерли к небу плечи.
Из раны бьет Нева в пустые рукава.
Подставь дождю щеку в следах былых пощечин.
Хранила б нас беда, как мы ее храним.
Но память рвется в бой, и крутится, как счетчик,
Снижаясь над тобой и превращаясь в нимб.
Вот так скрутило нас и крепко завязало
Красивый алый бант окровленным бинтом.
А свадьба в воронках летела на вокзалы.
И дрогнули пути. И разошлись крестом.
Усатое ура чужой, недоброй воли
Вертело бот Петра, как белку в колесе.
Искали ветер Невского да в Елисейском поле
И привыкали звать Фонтанкой - Енисей.
Ты сводишь мост зубов под рыхлой штукатуркой,
Но купол лба трещит от гробовой тоски.
Гроза, салют и мы! - и мы летим над Петербургом,
В решетку страшных снов врезая шпиль строки.
Летим сквозь времена, которые согнули
Страну в бараний рог и пили из него.
Все пили за него - и мы с тобой хлебнули
За совесть и за страх. За всех за тех, кого
Слизнула языком шершавая блокада.
За тех, кто не успел проститься, уходя.
Мой друг, спусти штаны и голым Летним садом
Прими свою вину под розгами дождя.
Поправ сухой закон, дождь в мраморную чашу
Льет черный и густой осенний самогон.
Мой друг Отечество твердит как Отче наш,
Но что-то от себя послав ему вдогон.
За окнами - салют. Царь-Пушкин в новой раме.
Покойные не пьют, да нам бы не пролить.
Двуглавые орлы с побитыми крылами
Не могут меж собой корону поделить.
Подобие звезды по образу окурка.
Прикуривай, мой друг, спокойней, не спеши.
Мой бедный друг, из глубины твоей души
Стучит копытом сердце Петербурга."
МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ
Скоро год я гуляю спокойно
При фартовых делах и бабле,
Скоро год я хожу без конвоя.
По родной ненаглядной земле.
Скоро год отвисаю беспечно
По ночам в дорогих кабаках,
И лишь мне улыбается Млечный
Путь, пробив черноту в облаках.
ПРИПЕВ:
Ясная картиночка,
Кепка восьмиклиночка,
На руке наколочка,
Новые колёса,
Ласковое солнышко,
Наготове пёрышко,
На бану разборочка,
Ни к чему вопросы.
Только вдруг повязали парнишку.
Он запел, как поют соловьи
Про свои лоховские делишки,
И козырные темы мои.
Он ушёл от предельного срока,
Сдав меня, как ненужный багаж,
Ну, а мне до последнего вздоха
Видеть серый казённый пейзаж.
И в неволе откроется вечность,
В грудь ударит тяжёлой волной,
Жизнь падёт воровская на Млечный
Путь шальной одинокой звездой.
Чот у меня снова крышка полетела хД На мотив бременских музыкантов
Ничего на свете лучше нету:
Крепкий, черный кофе с сигаретой.
Тем, кто курит, не страшны минздравы.
Мы на них всегда найдем управу…
Этот легкий дым нам всем по нраву…
Перед посольством Бразилии
В пьяном трёхдневном угаре
Я помечтаю в бессилии
О равномерном загаре
Там, за дубовою дверью
Консулы слушают самбу
К ним бы втереться в доверие
И оказаться бы там бы Там где лишь солнце и пальмы
Там где лишь небо и волны
Где все милы нереально
и максимально довольны
Где в хаотичном порядке
Бёдрами плавно качая
Ходят по пляжу мулатки
Требованиям всем отвечая
Дремлют на лавках бродяги
Средь бесконечного лета
И развиваются флаги
Жёлто-зелёного цвета.
В солнечном городе Бога
Ласковым каменным взглядом
Он по-отечески строго
Смотрит с горы Корковадо
Там в полумраке гостиной
Слушая звуки гитары
Я бы срезал гильотиной
Кончик кубинской сигары
И в брюках из хлопковой ткани
Глядя в глаза океану
Грусть утопил бы в стакане
На пляже Копокабана
И на младых бразильянок
Пылких и жгучих как лава
Я бы в ночных ресторанах
Всё бы спустил до сентаво
Но перед посольством Бразилии
Наша российская лужа
Граждане ходят унылые
И понедельник к тому же…
Проснулись все кому спалось,
На небе что-то взорвалось,
Я распахнул своё окно и глянул вверх,
И тут мне сзади говорят:
«Ты посмотри, опять бомбят!» -
А я в ответ: «Да это ж просто фейерверк!»
Кому ответ?! Кто говорил?!
Ведь я один в квартире был!
Жена у матери - давно, наверно, спит.
Я обернулся, что за бред,
Передо мной стоял мой дед,
Мой дед, который в 45-м был убит.
Шинель, пилотка, ППШ,
А я стоял едва дыша,
И головой своей мотал, чтоб сон прогнать,
Но дед не думал уходить,
Он попросил воды испить,
Потом сказал: «Присядем внук, к чему стоять!»
Напротив деда я сидел
И словно в зеркало глядел,
И дым махорки незнакомый мне вдыхал,
А он курил и говорил
Про то, где воевал, где был
И как на Одере в него снаряд попал.
Тут его взгляд задумчив стал,
И дед надолго замолчал,
Потом вздохнул и произнес: «Скажи мне внук,
Ты отчего же так живёшь,
Как будто свой башмак жуёшь,
Как будто жизнь для тебя сплошной недуг?!»
Я растерялся, но потом
Ему все вывалил гуртом:
Что современный человек такая дрянь,
Что я ишачу на козла,
Что в людях совесть умерла,
И что отмыться им не хватит в мире бань.
Я что-то там еще кричал,
Но тут кулак на стол упал,
Горящим страшным взглядом дед меня сверлил:
«Тебе б со стороны взглянуть,
Мой внук, на жизни твоей суть
И ты б тогда совсем не так заговорил!
Ты был талантлив, всех любил,
Но все в деньгах похоронил,
Искал разгадку смысла жизни, а теперь?!
Ты ищешь баб на стороне, забыл о сыне и жене,
И между миром и тобой стальная дверь.
Неужто ради ваших склок,
За хлеб и зрелища мешок,
Мы погибали под огнем фашистских крыс,
Эх, нету Гитлера на вас,
Тогда б вы поняли за час
Всю ценность жизни,
Её прелесть, её смысл!"
Уже рассвет входил в мой дом,
И пели птицы за окном,
Солдат исчез и я вдруг начал понимать:
В любом из нас сидит война,
Не знаю чья в этом вина
И нам нельзя на ней, ребята, погибать!
В любом из нас сидит война,
Не знаю, чья в этом вина
И нам нельзя на ней, ребята, погибать!
Темнота впереди, подожди, не ходи!
Там стеною - закаты багровые,
Встречный ветер, косые дожди
И дороги, дороги неровные.
Там чужие слова,
Там дурная молва,
Там ненужные встречи случаются,
Там сгорела, пожухла трава,
И следы не читаются в темноте…
Там проверка на прочность - бои,
И заливы, и ветры с прибоями.
Слышишь, сердце нарочно сбоит,
И стучит с перебоями.
Там чужие слова,
Там дурная молва,
Там ненужные встречи случаются,
Там сгорела, пожухла трава,
И следы не читаются в темноте…
Там и звуки, и краски не те,
Только мне выбирать не приходится,
Очень нужен я там, в темноте!
Ничего, распогодится.
Там чужие слова,
Там дурная молва,
Там ненужные встречи случаются,
Там сгорела, пожухла трава,
И следы не читаются в темноте…