Вот удивляюсь людям, которые занимаются самокопанием…
Вы чё… забыли, что туда положили…
Я понял, что уже не молод когда окончательно осознал - мне больше не нужно новых песен. Я знаю так много старых и они настолько прекрасны, что я могу их слушать остальные лет тридцать. А даст Бог - чуть больше.
Но дело конечно не в том, что дни наши сочтены, а в том, что хорошие песни в нашей памяти - бесконечны. В них такие мелодии которые лечат души, в них такие слова - что открывают сердца. В них так всё естественно и гармонично, что другие варианты просто бессмысленны, а иная эстетика представляется излишней. Вы помните этот бархатный баритон:
«Благодарю тебя за песенность города
И откровенного, и тайного…
Благодарю тебя, что всем было холодно,
А ты оттаяла, оттаяла…»
Тысяча девятьсот семьдесят не помню какой год. На сцене Юрий Силантьев и Муслим Магамаев, а в зале - Роберт Рождественский и Арно Бабаджанян. Я был тогда мальчишкой, наверное ещё не понимал до конца этого чуда в полной мере, но даже для меня эти люди были богами…
«Благодарю тебя, что по судьбе прошла,
За то, что для другого сбудешься…
Благодарю тебя, за то что со мной была,
Ещё за то, что не забудешься…»
Вот и я благодарю. За эту Вселенную Настоящих Чувств. За то, что я жил в те времена…
жаль, но никто здесь, похоже, тебя не помнит.
ты для них просто облако звездной пыли.
шаг. ты становишься тенью на стыке комнат.
шаг. ты становишься эхом в пустой квартире
и разбиваешься нотою о безмолвный
прямоугольник окна, не достигнув крыши.
шаг. ты лишь свет маяка на дрожащих волнах.
шаг. ты лишь голос, который никто не слышит.
странно, куда пропадала твоя усталость
каждую ночь, когда небо взрывало луны,
бросив их на провода, и тогда казалось,
словно во тьме ветер водит рукой по струнам
и превращается в музыку моря в шлюпке.
чувствуешь, звуки практически ощутимы.
шаг. ты лишь скрежет помех в телефонной трубке.
шаг. ты - руины разрушенной Хиросимы.
что тебя держит? чей шепот тебя спасает?
слишком никчемного, чтобы считать потерей.
шаг. ты - застрявшая косточка в горле мая.
шаг. ты - корабль, обреченный забыть про берег,
брошенный среди льдин. это, знаешь, сложно
верить в спасение от тех, кто тебя не помнит.
и ты, наверно, давно бы уже замерз, но кто-то все время греет твои ладони.
Может не зря на раны посыпают соль?
Чтоб горький опыт не забыть столь рано
Нам не давала памятная боль.
И уберечь от следующей раны…
Катастрофа в Улу-Теляке,
Где 2 поезда взорвались,
От искры вспыхнул газ проклятый,
Пламя горя взметнулось ввысь…
Пострадавших и жертв - так много,
Поезд «Адлер - Новосибирск»,
Роковая была дорога,
Не в том месте пути сошлись…
Почти 200 детей погибло,
Так хотелось попасть на юг,
Почему - же их смерть настигла?
Причинила так много мук…
575 погибших,
25 лет прошло с тех пор,
Там, где взрыв был - лишь ветер свищет,
Поезд в небо навек ушел…
Нас никогда не ломали, сейчас не получится тоже.
Помнишь, как твой дед в 1943 лез вон из кожи
(Чтоб обеспечить жизнь такому как я, такому как ты)
В окопах в оковах войны, где копоть и дым
Оседали на трупах друзей, на лицах убитых близких?
В памяти их улыбки, запал вояки разжигает принцип
Защиты, ведь за их спинами было до боли родное:
Дома, люди, поле, и пока не поломали прямой наводкой в бой!
Память - противница игр мимолётных.
Ты помнишь, папа, музыка звучала?
Ты ставил нам пластинку - танцевать.
Учил меня и я с тобой узнала
Как можно в танго счастливо порхать.
Волшебные, чарующие звуки,
Партнёршу-дочку ты умело вёл,
О эти сильные, уверенные руки,
Кружились небо, стены, окна, пол.
Светло и весело нам было в нашем мире,
Пронизанном лучами доброты.
Мы были счастливы и в крохотной квартире -
Послевоенные ожившие мечты…
Так годы шли - легко и не заметно,
Теперь мне столько, как тебе тогда,
Давно тебя уж нет на этом свете,
И танго я лишь слышу иногда.
Воспоминаньями с ресниц дрожа упала
Скупая женская иль детская слеза…
Спасибо, папа, что тебя я знала,
И эту Музыку, что с нами навсегда.
Люди - это часть тех моментов, что засели в памяти. Поэтому, когда пытаешься вернуть человека, на самом деле, хочется повтора событий.
Сплетничают-значит помнят.
Мне память не сотрёт те имена,
Которыми когда-то дорожили,
И пусть приходят злые времена,
Я не поверю, что тогда «не жили».
Втоптали в грязь историю страны,
Народ Великий дерзко оболгали,
Все эмигранты внутренней волны,
Как власовцы, страну мою продали.
Все разбежались по кустам и норам,
Могилы предков бросив как врагов,
Теперь кричат нам несогласным хором,
И делают из русских дураков.
Нас учат жить из заграничных клеток -
Какая здесь нужна нам власть,
И растлевают наших малолеток,
И православие уже не в масть.
Но время как судья следит сурово -
В Россию надо верить и любить,
Нас грязью поливать, увы, не ново,
Но нас хулой вовек не победить!!!
Наш первый поцелуй. Такой несмелый, робкий…
Была весна и тёплый вечер…
Любовь вдруг постучалась к нам в сердца!..
И яблоневый цвет летел на плечи…
Объятия первые…
Восторг! Такая нежность!..
Такая красота была вокруг!..
Такая снежность!..
Пел соловей заливисто в саду…
Дурман сиреневый и аромат жасмина
Кружил нам голову… Мы были, как в чаду!..
Летали в небесах с тобой, мой милый!..
Я помню этот первый поцелуй…
Улыбку и твои глаза, любимый!..
Горит огнём он на моих устах…
Он будет с сердце! Слышишь, милый?..
Навсегда!..
(Иринаморе)
13−04 30/05/14
Однажды по утру
я номер твой из памяти сотру…
лучше быть одной
чем с тобой
и иметь в душе покой…
Мой папа умер очень рано,
Когда мне было двадцать лет…
Не заживает эта рана -
Второго папы в мире нет.
Он был обычным человеком,
Ходил привычно на завод…
Привычно жил с двадцатым веком,
Ну что с таким произойдёт?
Произошло… И не исправить
Всего что я не произнёс,
Не изменить и не поправить
Того, что он с собой унёс.
Но важно то, чем жизнь я мерю,
Я помню главные слова:
«Сынок, в тебя я очень верю…»
И я отец, как ты в меня.
Месяцы и годы разрушают даже каменные здания, что уж говорить о памяти людской.