Делать глупости, чтобы было, что вспомнить?
Это так человечно!
Жил на белом свете Доктор Джон -
Правда, не в России, а в Америке.
Настоящий доктор - не пижон,
Не хотите - значит, не поверите.
Как студент, квартиру он снимал,
Офис помещался над квартирой,
На двери которой написал
Доктор Джон прохожим ориентиры:
«Доктор Джон. Мой офис - наверху», -
Солнце от таблички отражалось.
Доктор Джон ну просто чепуху
Делал каждый день. Какая жалость!
Доктор Джон был правда простоват.
Он хирургом много лет работал,
А свою зарплату, говорят,
На чужие тратил он заботы.
Он лекарства нищим покупал
И сиротам смешивал микстуры,
С вечера до ночи бинтовал
И давал таблетки от простуды.
Проходил к крыльцу, бывало, он,
Сквозь людей, стенающих от боли.
Не ложился, падал Доктор Джон,
И глаза слипались поневоле.
Не было у Доктора жены,
Домика, одиннадцати комнат,
Были только белые штаны,
Инструментов тысяча знакомых,
Был колпак - почти что шутовской:
На потеху докторам-соседям.
- Лет ему уж сорок! Холостой -
И гоняет на велосипеде!
- С нами не общается, зато
Лечит прямо дома чернокожих!
За него пойдёт, скажите, кто?
Ну кому такой сгодиться может?
Среди тысяч одиноких дней
Доктор встретил Барбару, влюбился,
Да настолько крепко, что на ней
Чуть было, чудак, и не женился.
Перед свадьбой чистил он пиджак
И за этот день молился Богу,
Нет, не мог поверить он никак
В счастье, что торопится к порогу!
В дверь услышал Доктор громкий стук.
Отворив, увидел: там стояла
Стонущая женщина, от мук
Белая, как будто покрывало.
Не успел и слова он сказать,
Как она упала на пороге.
Роды… Нужно роды принимать!
Не рожать же, право, на дороге.
Свадьба, что же делать, подождёт,
Было б только всё благополучно.
Барбара, конечно же, поймёт.
Нет её на белом свете лучше!
Роды были тяжкими. Но вот
Раздаются крики новой жизни!
Барбара одна меня поймёт,
И не будет места укоризне.
Снял халат, умылся Доктор Джон
И заметил, что подкралась полночь.
Лишь присел на кресло - видит сон:
Видно, утомился Доктор очень.
Лишь проснулся, слышит - почтальон.
- Вот Вам, Доктор, два кольца в конверте.
Не поверил Доктор. Это сон!
Да и вы, не хочется - не верьте.
Так и не женился Доктор Джон,
И не приобрёл автомобиля,
А когда он умер, погребён
Был в что ни на есть сырой могиле.
Провожала доктора гурьба
Чернокожих горькими слезами.
Вот такая Доктору судьба
Выткана небесными руками.
Кто-то снял табличку со двери
И прибил к кресту простые строки.
Солнце бьёт в неё, она горит
Золотом, сияющим с дороги.
На бумаге вздумалось оставить
Для чего такую чепуху?
Вот и всё. Мне нечего добавить. «Доктор Джон. Мой офис - наверху».
29 сентября 2004 года
Наталья Грэйс
Анатолий Гуркин
*****
(забытым поэтам)
Тем, кто создал немало строк,
Но позабыты в Лете,
Я посвящаю некролог -
Четыре строчки эти:
«Пусть будет многие лета,
И даже „за чертою“,
Сиять, звездой, твоя Мечта
Взлететь над суетою!»
Copyright: Анатолий Гуркин, 2017
Свидетельство о публикации 117 021 708 118
Жил человек, но вот пришла война.
Защита рубежей - она священна!
Профессия его теперь - солдат.
На фронте понимаешь - жизнь бесценна!
Во имя жён, детей и матерей
Настало время мужества и братства,
Настало время подвигу теперь;
А сила духа - главное богатство!
Я верю, что сражаясь за народ
Солдат душой своей не умирает,
А птицей перелётной каждый год
О жизни мирной нам напоминает.
Стараюсь чаще вглядываться вдаль
Историю страны не забывая.
Мне каждый миг полёта птичьих стай
Кричит о памяти - она святая!
-
Сергей Прилуцкий, Алатырь, 2017
В осень куплю билет, смело зайду в вагон.
И провожатых нет, кроме седых ворон.
Каркают, тормошат душу уставших дней,
С сердцем моим трещат на языке теней.
Кажется.Отвернусь, спрячусь за облака,
Глупо с собой борюсь. Память, что шелк легка,
Кутает в бахрому, вяжется в узел крест,
Скалится по нему в море свободных мест.
Тянет с собой, назад, в кассы, что у вокзала,
Вечно смотреть в глаза, прятать, что не сказала.
Вечно любить и быть там, где остался он.
В осень куплю билет, смело зайду в вагон.
Перелистывая груду
Рукописей дней минувших,
Обнаружил, к счастью, чудом
Клок бумаги, пыль смахнувши.
В ней открыл: о сердца тайне,
Спрятанной в листке годами,
О порывах страсти к даме,
Что с высот любви слетали.
Ночь уходит; день вступает;
Озаряет луч рассвета
Стих, из мрака вырывая,
Отраженье жизни целой.
Вьюга листья на крыльцо намела,
Глупый ворон прилетел под окно
И выкаркивает мне номера
Телефонов, что умолкли давно.
Словно встретились во мгле полюса,
Прозвенели над огнем топоры -
Оживают в тишине голоса
Телефонов довоенной поры.
И внезапно обретая черты,
Шепелявит озорной шепоток:
- Пять-тринадцать-сорок три, это ты?
Ровно в восемь приходи на каток!
Пляшут галочьи следы на снегу,
Ветер ставнею стучит на бегу.
Ровно в восемь я прийти… …не могу…
Да и в девять я прийти - не могу!
Ты напрасно в телефон не дыши,
На заброшенном катке ни души,
И давно уже свои «бегаши»
Я старьевщику отдал за гроши.
И совсем я говорю не с тобой,
А с надменной телефонной судьбой.
Я приказываю:
- Дайте отбой!
Умоляю:
- Поскорее, отбой!
Но внезапно из ночной темноты,
Как надежда,
Как упрек,
Как итог:
- Пять-тринадцать-сорок три, это ты?
Ровно в восемь приходи на каток!
Что делать, если вам стало плохо на улице:
1. Постарайтесь вспомнить, а было ли вам хорошо?..
Жить надо так, чтобы когда ты уйдешь, не погасили свет за тобой.
Здание музея должно идти в ногу со временем экспонатов.
Когда душа кричит-дай откричаться
Пускай отвоет. Отрыдает. Отболит
Сними бинты -которые сочатся.
Пусть подсыхают раны - ты терпи.
Ты наизнанку выверни -что скрыто.
Пусть всё промоет ветром и дождём.
Прижги огнём - чтоб не было нарыва.
Перекричи. Перетерпи. Пройдёт.
На время не надейся - не залечит.
Притупит боль - и зарубцует страх.
Ты только сохрани - надежду в сердце.
И сущность не развей свою - как прах.
Ты натяни как струны - свои чувства.
Пусть вновь играют- музыку любви.
Подняться заново. Я знаю-это мука.
Но - мы должны. Ты- поднимись. Живи.
И пусть - распят был. Пусть- сочились раны.
И в памяти - храниться силы боль.
Но - нужно жить. Любить - обязан.
И сердцем - и распятою душой…
Человеческая память коротка, те кто клялся помнить тебя вечно, забудут о тебе через неделю.
Мы так не виделись с тобой давно.
Я жду звонка. Мне очень одиноко.
В бокале поминальное вино…
Судьба несправедлива и жестока.
Я так устала, милый, ждать тебя,
Как прежде у распахнутой у двери.
Смотрю твоё любимое кино,
Которое с тобой не досмотрели…
И барабанит сумасшедший дождь,
Моя душа мириться с тем не хочет,
Теперь я знаю точно - не придёшь!
Но я тебя любила, знаешь, очень.
Я напишу тебе сейчас письмо,
Но только адреса совсем не знаю!
Твоя душа средь звёзд уже давно,
Отсутствие я остро ощущаю.
Мы так не виделись с тобой давно,
Но как же больно, ты не представляешь…
И только дождь стучит в моё окно,
Напрасно жду, об этом ты не знаешь.
В бокале недопитое вино,
Мне горько без тебя и одиноко!..
Я так не видела тебя давно!
Молю прощенья за тебя у Бога…
Завешаны вуалью зеркала,
И, воском застывая, горько плачут свечи.
Всё!.. Нет тебя… Нет света и тепла,
И даже маленького шанса нет для встречи.
Ты ведь мечтал о городе Дождей?
Но почему же так коварна Доля?
Ты там, среди Божественных лучей,
А мама здесь, окаменевшая от горя…
Не стало сына, мужа, брата, друга и отца.
Не стало… Больше никогда не будет.
И нежно гладит локон материнская рука.
Нет, не поднимет сына… Не разбудит…
Застыло тело, небо и Луна…
И время вдруг остановилось.
Ах! Лучше б я сейчас спала,
И всё бы это мне приснилось.
Душа болит… О, Боже, как она болит!..
Твоя летает где-то среди звёзд…
Не верю. Нет! Не может быть!
Тону я в этом лабиринте слёз.
Я по дорогам памяти сквозной
Люблю скитаться, щурясь близоруко,
И вереницу тех, что были мной,
По росту расставляю, словно кукол.
Займи у самой маленькой, займи
Щепотку зоркости и удивленья.
Спроси у той, бегуньи лет семи,
Как ей жилось - до светопреставленья.
Займи у этой, не познавшей лжи,
Отмах руки, необратимость речи.
А этой всё по чести доложи.
Она тебя возьмет к себе на плечи.