— Вы понимаете, что это не шутки. Нужно принять решение. Прямо сейчас. У вас просто нет другого выхода.
— Я уже приняла его. И вам его озвучила: я не буду лечиться! — Эля, наконец, заявила это с полной решительностью и твёрдым взглядом.
— Вы знаете, что вас ждёт?
— Да, я уже всё прочла, только не думала, что у меня так мало времени…
— Да причём здесь время, вы ведь должны понимать, что эти сроки предположительны, ничего нельзя сказать наверняка. Мне кажется, вы всё ещё не вникли в суть того, что происходит. Точнее говоря, наотрез отказываетесь понимать это.
— Зря вы так… я всё понимаю. Я просто больше не хочу… — Она оборвала себя на полуслове.
— Надо бороться. Надо стараться изо всех вил, не падать духом. Я не узнаю вас, год назад вы пришли с огнём в глазах, а теперь…
— Теперь ничего не изменилось, просто я так решила.
— Нет, я не могу этого слушать! — Врач даже руками всплеснул, хотя до этого редко проявлял свою эмоциональность, профессия накладывает определённый отпечаток. — Я буду вынужден просить вашего отца повлиять.
— Я уже говорила с ним об этом.
— Что вы себе думаете, Эля?
— Вы выпишете мне тот препарат, не помню, как называется… — Эля зажмурилась, видимо от боли и напряжения, но уже через секунду улыбалась. — И я буду принимать его, обещаю.
— Конечно, будешь. Будешь! И ещё не раз придёшь сюда! — Врач даже встал. — Ты ведёшь себя, как ребёнок! — Наконец, прокричал он и отвернулся к окну. — Ты ведь приходишь сюда, убеждаешь других верить, надеяться, а сама… — Он рукой махнул.
— Владимир Иванович, простите… но я так хочу.
— Я не хочу! Ты должна понять, девочка, что игры закончились.
— Владимир Иванович, к вам Самойлова.
— Зовите.
— Здравствуйте, что там у меня? — Молодая девушка робко протиснулась в кабинет. Мило улыбалась и старалась ничем не проявить свою нервозность.
— Присаживайтесь, Эля.
— Если честно, у меня не так много времени…
— Присаживайтесь. — Настоял врач и своим выражением лица дал понять, что разговор предстоит более чем серьёзный.
— Что-то не так?
— Вы сегодня одна, я бы хотел поговорить с вашими родителями.
— Давайте не будем. — Эля взгляд опустила, понимая, что сейчас услышит. — Это касается только меня.
— Как вам угодно, но Борису Евгеньевичу всё равно сообщить придётся.
— Как хотите.
— Вчера пришли результаты анализов, и, признаться, они меня совсем не порадовали. Скажите, вы принимали те лекарства, которые я вам выписывал?
— Да. — Ответ был не очень уверенный, но врач отреагировал снисходительно.
— Изменений нет. У вас осталось полгода, Эля. Полгода, если не начать лечение прямо сейчас.
Немолодой врач показательно сцепил пальцы, взгляд его стал пристальным и даже укоряющим. Со свойственным ему прищуром, он смотрел на молодую девушку и искренне не понимал её нежелание последовать своему совету. Он наблюдал Элю уже более года и всегда отмечал её немного бесшабашное отношение к своему здоровью, но раньше это казалось просто непониманием ситуации, но теперь… Теперь, когда все анализы безошибочно указывают на, довольно-таки редкий, сложный случай опухоли головного мозга, она в упор не реагирует на все предостережения. Подавленное настроение вполне объяснимо, но она, как спортсменка, должна проявить волю, силу характера, но не хочет. Просто отказывается и всё. Смотрит, всё понимает, со всем соглашается… но решение приняла достаточно странное и не вполне адекватное.
— Я не буду лечиться. — Тихо проговорила она, боясь поднять взгляд.
Встретив кого-нибудь, Вы можете молча послать ему благословение, пожелать ему счастья, радости и побольше смеха. Этот вид молчаливого дарения обладает очень большой силой.
Одна из полезных вещей, которым научили меня в детстве и которым я научил своих детей, — это никогда не приходить ни в чей дом с пустыми руками, никогда ни к кому не приходить без подарка.
Вы можете сказать: «Как я могу давать другим, если в данный момент мне самому недостает?»
Вы можете принести цветок. Один цветок.
Вы можете принести записку или открытку, которые что-то скажут о ваших чувствах к тому человеку, к которому вы пришли.
Вы можете принести комплимент.
Вы можете принести молитву…
Примите решение давать, куда бы Вы ни пошли, кого бы Вы ни увидели. Чем больше Вы даете, тем больше уверенности, благодаря чудесному действию этого закона, Вы приобретаете. А когда Вы больше получаете, Ваша способность больше давать также возрастает.
Наша истинная природа — это богатство и изобилие, мы богаты от природы, потому что природа поддерживает всякую нашу потребность и желание. Мы ничего не теряем, потому что наша сущность — чистая потенциальность и бесконечные возможности.
…Наверное, Лиза должна была жить интересами дочери. Переживать по поводу ее поступления в институт, отговаривать от поспешного замужества в столь юном возрасте. Наверное, она должна была стать молодой бабушкой и начать свою вторую жизнь. Ради внука, который был бы похож на нее и, возможно, на Ольгу Борисовну или на Евгения Геннадьевича. Наверное, она должна была ухаживать за Валентиной Даниловной и ее георгинами, ведь больше некому. И отмечать все праздники с верной Полиной и ее семьей. Но ничего этого не было.
Лиза умерла…
Уснула и не проснулась. Врачи сказали — тромб.
А то, что Валентина Даниловна говорила, что от обиды, которую Лиза так и носила в сердце, а Полина — что от тоски и разочарования в собственной жизни, — так это все ерунда. От этого не умирают.
…Но все было не так. У Лизы стали повторяться панические атаки, сопровождающиеся дикими головными болями. Каждый день она начинала с того, что смотрела фотографии Ромы, его жены и его сына. Каждый день она запрещала себе заходить в социальную сеть и рассматривать эти фото. Каждый день она обещала себе перестать следить за жизнью бывшего мужа. Но бесполезно. Лиза смотрела, как Рома держит на руках новорожденного сына, как вот он — уже в коляске, а вот — в кроватке. И снова на руках у папы. Вот они гуляют в парке, а вот — сидят за столом, и малыш тарабанит по столу ложкой. Мальчик и вправду был чудесный. Очень хорошенький. С тонкими чертами лица. Даже смугленький. Совершенно непохожий на Рому и на Валентину Даниловну. Вот совсем ничего общего. Не в их породу, как сказала бы свекровь. Именно о таком мальчике всегда мечтала Лиза. И именно такой ребенок достался другой женщине.
Судя по фотографиям, Рома не испытывал таких уж больших проблем на работе — ел сытно и много, ходил в рестораны, ездил в отпуск. Да и Дашке Рома выдавал деньги на карманные расходы — Лиза так решила. Пусть дает дочери, а не ей. Дашка из-за учебы и собственной влюбленности с отцом виделась урывками. Ее любовь, которая подразумевала равнодушие ко всем остальным, спасла ее и от ревности к отцу, и от привязанности к сводному брату. Дашке было все равно — хоть атомная война, лишь бы ее Даня был рядом. Вряд ли Рома старался сблизить дочь с новой семьей. И уж точно этого не делала Лена…
…Так Лиза вернулась домой. В сорок пять лет она, сделав круг, пришла к началу. Рядом были Полина, Мария Васильевна. Они стали чаще видеться. Дашке тоже нравился новый район.
Дочь готовилась к экзаменам, собиралась поступать. У нее даже появился мальчик, Даня, чем-то неуловимо похожий на Вадима — мужа Полины. Немного полноватый, в очках, но очень при этом разумный, серьезный. Дашка ходила совершенно счастливая.
Валентина Даниловна регулярно наведывалась с визитами. От нее же Лиза узнавала, что Лена родила мальчика, с Ромкой они постоянно грызутся, внука ей не дают — там теща всем заправляет. У Ромки были проблемы с работой, но он толком ничего не говорил, что да как. Часто стал ездить в Заокск на рыбалку.
Лиза работала и сдавала квартиру. Им с Дашкой хватало на все. Лиза не очень часто, но заезжала в бывшую квартиру. В один из таких приездов она решила пройти по парку. Прогуляться, проветриться. На детской площадке она увидела Рому, он катал с горки сына. Лиза села на лавочку и смотрела, как бывший муж катает с горки ребенка, не ее ребенка. Наверное, она должна была почувствовать… ничего не почувствовать. Она должна была смотреть на бывшего мужа как на чужого человека. Постороннего мужчину, который вышел на прогулку с ребенком. Молодец, папа. Заботливый. Лиза должна была вдохнуть полной грудью и начать новую жизнь так, как она хотела. И простить Рому, забыть обиды, радоваться приездам Валентины Даниловны, которая вдруг полюбила Лизу, поскольку терпеть не могла новую невестку вместе с ее мамашей. Наверное, Лиза должна была подойти к Роме, пожелать ему счастья, сказать, что мальчик растет чудесный и еще что-нибудь дежурное. В конце концов, спросить, как дела на работе. Она должна была улыбнуться и уйти — у нее была своя жизнь…
…Ольгу Борисовну провожали в последний путь близкие люди — Мария Васильевна, Полина, Вадим, Лиза. Перед самым началом церемонии прощания во двор влетели Валентина Даниловна и Дашка. Выглядели они странно. Но каких только сумасшедших не видел этот двор. Бывшая Лизина свекровь была в ярко зеленом парадном платье. Дашка — в розовом, в пол. Обе в руках держали еловые ветки. Где уж их нашла Валентина Даниловна — одному богу было известно. Могла и из Заокска привезти. Дашка была перепуганная, но подошла к матери, приткнулась боком. Валентина Даниловна протяжно всхлипнула, не без интереса заглянула в гроб, чтобы хоть напоследок увидеть сватью. Положила в гроб еловые ветки и отошла уже спокойно. В траурном зале запахло елью.
— Спасибо, — сказала Лиза.
— Да там все равно нечего было делать! — отмахнулась Валентина Даниловна. — Они на фотосессию поехали. А ресторан только в семь. Да ну, я лучше дома Дашку накормлю.
Валентина Даниловна жила с Дашей в их квартире, а Лиза никак не могла уехать из родной. Разбирала фотографии, листала книжки, перебирала записки отца. Спала в своей бывшей детской, и ей совсем не хотелось возвращаться в квартиру, которая вроде как считалась ее с Дашкой домом.
— Ты когда приедешь то? — позвонила Валентина Даниловна.
— Не знаю. Не хочу туда. Может быть, мы с Дашкой сюда переедем. Здесь спокойнее.
— Вот и правильно! — поддержала ее свекровь. — Я тебе помогу с переездом. А эту квартиру пока сдавать будешь.
— Валентина Даниловна, я вам очень благодарна.
— Да что б ты здорова была! Благодарна она мне. За что? Я тебе вот что скажу, чтобы ты про себя ни думала. Ромка хотел к тебе вернуться, только думал, что ты назад его не примешь. А когда уже совсем собрался возвращаться, так эта его Лена беременная оказалась. Вот так то. По залету он женился.
— Мне все равно.
— И правильно. Ты там все помой, а я пока здесь начну паковаться.
…Телефон звонил и звонил, просто разрывался. Сначала мобильный, затем домашний. Лиза наконец взяла трубку — звонила Полина.
— Я тебе звоню… ты не отвечаешь… надо приехать…
Лиза все сразу поняла по голосу подруги.
— Мама умерла?
— Да.
— Когда?
— Сегодня ночью. Во сне… Она спала.
Лиза посмотрела на часы — семь утра.
— Я сейчас приеду.
Она разбудила Дашку.
— Я уезжаю. Не знаю, когда вернусь. Может быть, завтра, может быть, послезавтра. Позвони бабушке, скажи, что я ее попросила за тобой присмотреть. Она ведь все равно приедет на свадьбу. Пусть здесь поживет. С тобой.
Дашка моргала спросонья, не понимая, что случилось. Мама знала про свадьбу и не ругалась. Знала, что она соврала про платье, и тоже не ругалась.
— Что случилось? — спросила Дашка.
— Бабушка умерла. Твоя другая бабушка.
…О том, что Рома собрался жениться, Лиза узнала от дочери. Дашка подошла и, уставившись в пол, попросила съездить с ней в магазин за платьем.
— За чем? — удивилась Лиза.
— Мне нужно платье. Нарядное. — Даша покрылась пятнами и таращилась на собственные ноги.
— Платье? — уточнила, не веря своим ушам, Лиза.
— Меня подружка на день рождения пригласила. Все будут в платьях. — Дашка все еще на нее не смотрела.
Лиза отвезла дочь в магазин и помогла с выбором платья.
— Нормально? — Даша смотрела в зеркало.
— Если бы ты села на диету, было бы нормально, — беспощадно ответила Лиза. Не смогла сдержаться, хотя ей было приятно, что дочь обратилась к ней за помощью.
Но Даша молча проглотила нелестную правду.
Вечером неожиданно позвонил Рома.
— Спасибо, что отпускаешь Дашку, — проникновенным голосом проговорил он. — В общем, спасибо.
— Куда я отпускаю Дашку? — не поняла Лиза.
Рома долго молчал, но потом выдавил:
— На свадьбу. Мою свадьбу.
Лиза нажала отбой…
— Ну вот видишь, — радовалась за подругу Полина. — Я же тебе говорила, что все будет хорошо.
— Только я все равно боюсь. Знаешь, живу в низком старте.
— Чего ты боишься?
— А если что-нибудь случится. Если я опять сорвусь. Я больше не выдержу. Не смогу, понимаешь? Мне кажется, у меня запас прочности уже исчерпан, и если опять…
— Ну что может случиться? Не накручивай себя. Уже все самое плохое произошло.
— Я не знаю. Я чувствую. Не может все так быть нормально. Мне кажется, это еще не конец. Не знаю, как объяснить. Плохое предчувствие. Как будто мне еще не все кинжалы в спину воткнули. Знаешь, чего я больше всего боюсь — еще одного предательства. Я готова, уже ко всему готова. Только я должна знать, понимаешь? Ты не понимаешь…
Полина не знала, как успокоить подругу. Та и вправду сидела как на иголках. Вздрагивала, дергалась. Полина подумала, что пройдет еще немного времени, и Лиза успокоится. Просто нужно время…
… Валентина Даниловна уже в Москве в церковь, причастилась да исповедовалась. Не знала, как грехи замолить, что зла невестке желала да проклятия на нее насылала. Не желала она ей такой судьбы, и болезней она ей не желала! Только сколько в церковь ни бегай, а прошлого не вернешь. Уж как она себя корила за то, что угрожала Дашку забрать, что Ромке поверила — будто Лиза совсем чокнулась, запрещает с Дашкой видеться. Врал и не краснел. Валентина Даниловна решила, что будет жить с внучкой и бывшей невесткой до тех пор, пока Лиза не оклемается. А уж она найдет способ поднять ее на ноги. Заставит. Если придется, на себе будет таскать, травами отпаивать.
Лиза и вправду быстро пошла на поправку. Свекровь выгоняла ее в магазин — сначала за хлебом, потом за молоком. Лиза снова стала гулять. Неожиданно позвонили с ее бывшей работы и попросили сделать проект. Лиза согласилась и сделала. После этого последовал еще один проект и еще один. Оказалось, что Лиза может работать из дома, выезжая раз или два в неделю на работу. Валентина Даниловна однажды собрала свои котомки и банки, обняла Лизу, поцеловала Дашку и поехала на дачу к своим георгинам, строго настрого наказав внучке поливать цветы. Все уладилось…
…Ромка говорил, что Лиза болеет, но Валентина Даниловна не придала этому значения — всегда болела, тоже новость. Когда Ромка сказал ей, что Дашка решила с ним жить, Валентина Даниловна обрадовалась. Но потом почувствовала, что сын не сильно рад дочери. Даже совсем не рад. Он Дашку любил, но куда девать новую бабу, которая под боком? Хватило же наглости — позвонил матери, попросил поговорить с Дашкой и убедить ее к матери вернуться.
Валентина Даниловна тогда ночь не спала. А утром в церковь побежала, чувствуя свою вину. Просила о здоровье Лизы, за Дашку просила. Но, видно, поздно, или прошлые то молитвы перевесили против новых. Дашка вернулась домой сама. Видимо, почувствовала, что отцу мешает. А потом этот звонок среди ночи — Дашка рыдает, как маленькая. Просит, чтобы бабушка приехала побыстрее. Маме совсем плохо. Валентина Даниловна все иконки вытащила из рамочки, собрала, в сумку сложила да поехала в Москву. А как бывшую невестку увидела, так ей совсем плохо стало. Сколько ж Дашка терпела, пока бабушке не позвонила? Это ж какого страху натерпелась девчонка? В доме срач в три слоя, еды никакой. И Лиза… Это ж уже не человек, а труп какой то. В комнате душно, Лиза под двумя одеялами, мерзнет. Тело лежит, а души в нем уж нет. Вышла вся, улетучилась. Дашка как беспризорница — ходит, об углы бьется. Разве могла она, бабушка, в стороне остаться? А то она не знает, как мужики могут больно сделать. Она ж думала, что Лиза то посильнее будет, с характером, а оказалось — обычная баба. Да и нет у нее никого, получается. Кроме бывшей свекрови…
…Валентина Даниловна сидела на кухне, макала в кипяток чайный пакетик и думала. Пачку с чаем она всегда возила с собой — экономила. Не понимала она заварные. То воняют, то вовсе белые. Как этот, зеленый. Лиза ей всегда на Новый год дарила кофе хороший, чай зеленый или черный, с добавками, с цветами, которые в воде распускаются. Валентина Даниловна благодарила, но не понимала. Привыкла к простому, да и удобно. А то ж заваришь чайник, а наутро остатки уже выливать надо — скисают. Жалко же.
Когда она о разводе узнала, то сначала, конечно, обрадовалась. Даже в церковь пошла — свечку поставить за то, что так благополучно все разрешилось. Как она и хотела, как просила и о чем мечтала. Потом Ромка про квартиру ей сообщил, что Лиза готова разделить по мировому соглашению. И Валентина Даниловна опять обрадовалась — сын по своему уму действовал, без ее подсказки. Когда Рома стал суетиться, бегать, торопить: быстрее, быстрее, разменяться, разъехаться, будто в жопу ужаленный — тут Валентина Даниловна быстро смекнула. Догадалась, что у сына другая женщина появилась. И не вчера, судя по всему. Стал бы он так мельтешить! Но как же было жалко роскошной квартиры, о которой она уже всем соседкам рассказала да в красках все описала! Валентина Даниловна, побывавшая в обеих квартирах, не могла не отметить — Ромка себе выбрал получше, хоть и поменьше. А Лизе с Дашкой отдал побольше, но и дом похуже, и рядом с дорогой, квартира убитая, старая. Своего, в общем, не упустил. Только куда Лиза то смотрела? Это ж Дашкины метры! За Дашку должна была и горло перегрызть…
— У нее есть отец.
— Отец — проезжий молодец. Мужики ж, они такие — какое дите рядом, то и родное. А какое подальше, так и забыл — не вспомнил. Эта его новая щас быстро соберется подберется и залетит родит, не ойкнет. Она не ты, ждать не будет. Раз ребеночка родит, два родит и Ромку к себе привяжет. А я что — разрывайся? Но ты знай, Дашка у меня первая внучка, я ее вырастила, выходила, ей все и достанется.
— Валентина Даниловна, я не понимаю…
Свекровь отмахнулась и налила Лизе в кружку какао:
— Пей давай!
Лиза поняла, позже. Валентине Даниловне требовались размах, разворот, раздолье. Ей нужна была битва, преодоление — любить, ненавидеть, гореть, презирать. Лиза была для нее врагом, с ней нужно было бороться, отвоевывать сына, внучку. Когда они развелись, когда бывшая невестка сдала все позиции, когда Дашка выросла и могла сама решать — ехать ей к бабушке или не ехать, и, естественно, ехала с радостью, Валентине Даниловне стало неинтересно, скучно. В новой жизни сына она была не нужна, лишняя. Ромка был по уши в своей Лене. А Лизе и Дашке она нужна, еще как. Ведь никого у них нет. Внучка ведь ей позвонила, плакала, говорила, что маме совсем плохо. Не кому то позвонила, а бабушке. Если ребенок звонит и просит, если больше не к кому кинуться, а только на нее, Валентину Даниловну, одна надежда, то как не побежать, не поехать? Да мало ли что было в прошлом? Забыть и растереть. Когда такое дело…
— Ты мне того не этого. Не понимает она. Мало ли чего я говорила? А сейчас другое говорю. Дашка — моя. Она девка. Ей имущество позарез пригодится, когда замуж соберется. Пусть знает, что об нее ноги никто не вытерет. Не обтерет. А если обтерет, так я ему ноги то повыдергаю. Ромку я тоже пропесочила, надолго запомнит. Он мне говорил, что все честно поделил. Что Дашку не ущемил. Говорил, что ты Дашку ему не даешь, видеться не разрешаешь. Конечно, я взбеленилась. Я ж думала, он Дашку то мне отдаст! А что оказалось? Ты тут трупом валяешься. Дашка к нему пришла, он ее выставил, потому что у него баба новая. Девка никому не нужна. Живет в халупе. У Ромки то я была — квартирку он себе отхряпал солидную. Где это видано, чтобы с бывшей женой так поступить? Ты ему мало дала? А то я не знаю! Да если бы не твоя квартира, где бы он был? Это не по совести. Ты тут в отключке, Дашка плачет, а он с очередной девкой в постели кувыркается? Дочь к нему пришла, пожить попросилась, а он чего? Дашка мне все рассказала! Это мужик называется? Знает ведь, собака страшная, что ты больная пребольная, Дашка еще дите. Сделай по человечески, разведись по людски, веди себя по нормальному, да я первая буду новой невестке радоваться. Слышь? Видела я ее. Ну, колхоз колхозом. Ты хоть и с придурью, но у тебя стиль, я ж видела, что Ромка тебе не пара. Ты ж с другой грядки. Ты ж как мои георгины. А эта — ну прости господи, редиски пучок залежалый. Нос картошкой, ноги тумбы. Что в ней Ромка нашел? Еще и наглая такая. Ты хоть молчала, вежливая была. Если что и думала, так не говорила. Достоинство у тебя было. А эта сразу подлизываться начала — Валентина Даниловна то, Валентина Даниловна се. Да какая у вас дача, да какие у вас перцы, да какие картины! Да ну ее, на все буквы перебуквы. Ешь давай. На тебе Дашка, и я не вечная. Сколько мне еще осталось? Только ты у Дашки и будешь…