Молча спиваются быстрее.
Маршрут до работы снова погуглила.
В руке кофе. На сердце тоска.
Офис. В окне солнце - как тыква у пугала.
Компьютер. Запотевший стакан.
На обед переваренный брокколи.
Сигареты (Гламур). В небо дымок.
Такое чувство, что с рождения прокляли,
Кто-то фитилёк у счастья поджег…
Вечер.
Квартира.
Бессонница.
Сигареты (Гламур). В небо дымок.
Очень хочется просто дотронуться…
Но у одиночества есть поводок.
Может быть, еще ничего не потеряно?
По паспорту - всего 35.
Качаешь головой неуверенно,
Ведь в душЕ давно 70, бл*дь…
Город - груда одиночеств
Несбывшихся «Ваших Высочеств».
Не стремитесь к совершенству!
Чем идеальней человек, тем больше он изгой
в этом грешном обществе, полном пороков.
- иz -
Все хорошо! Обычный мой ответ
Для тех, кто вечно лезет в душу.
Не нужен мне от вас очередной совет,
Не выставлю я истину наружу.
Для вас я счастлива, любима и желанна,
Всегда с улыбкой и горят мои глаза.
Хотите напущу ещё тумана?
Легко! Особенно когда в душе гроза.
Что чувствую? Какое же вам дело?
Люблю иль нет, а может кто-то сделал больно?
Влезаете под кожу неумело.
Все хорошо! Я думаю, с вас этого довольно.
Знаешь, ты никогда не верила в чудо,
Возможно, и в этом твоя ошибка есть.
Жизнь проходит мимо тебя как-будто,
Даже себе успела адски надоесть.
А зима за окном ужасно красивая,
Новый год скоро, будет много огней.
И чувствуется атмосфера безумно счастливая,
Только, увы, не для одиноких людей.
Ты останешься в этот праздник одна,
Погрустишь, подумаешь о том, что не вернуть давно.
Пока веселится за окном вся страна,
Вспомнишь сколько с ним дорог было пройдено.
Ты закроешь глаза, и выпьешь бокал вина,
Представишь, что он сейчас рядом с тобой.
Спросишь вслух - «Чем она отличается от меня?»
Сердце забьется сильнее и тихо услышишь - «Простотой.»
Я открыла глаза
и увидела в них осколки вчерашнего дня…
ты был бледен и строг и отбрасывал тень
у двери уже уходя,
я взяла бы тень потянув за край
чтоб узнать в чем же твой секрет,
ведь когда ты ушел
где б мой взгляд не упал,
я везде вижу что тебя нет…
Когда совсем один, а вокруг люди - страшно…
- Я могу подкрасться сзади или поджидать тебя впереди. Но когда я покажусь, тебе уже не быть прежним. Что я?
- Предательство.
********
- Я могу быть в толпе, но всегда отличаюсь. Кто же я?
- Личность.
********
- Могу заполнить зал или единственное сердце. Однажды забрав, мной нельзя поделиться. Что я?
- Одиночество.
испекла печеньки
в форме фаллоса
чтобы одиноких
не осталося
Смерть к одиночеству одна не приходит.
Эта женщина, злая и умная,
Проживает под кровлей одна.
Но подруг разномастная уния
Этой женщине подчинена.
Эта церковь для склада, для клуба ли
Предназначена прежде была,
А теперь там лишь комнатка в куполе
Да в холодной печурке зола.
Эта комната - получердачная,
Антресоли как банный полок,
Обстановка плетеная, дачная,
Весь в потеках косой потолок.
Купол неба над куполом комнаты,
Небывалая крыша худа.
Убрала свою горницу скромно ты,
Но зато потолок - хоть куда!
Вещи брошены или рассованы,
На хозяйку взирают мертво.
Потолок весь в потеках, рисованный, -
Эта женщина смотрит в него.
- Дождик мой, - говорит она, -
меленький,
Дождик миленький, лей, не жалей,
Ни в России никто, ни в Америке
Рисовать не умеет смелей.
Я с тобою, мой дождичек, вместе реву,
Над кроватью течет потолок.
Никакому Рублеву и Нестерову
Лик такой и присниться не мог.
Никакому на свете художнику
Так Исуса не нарисовать,
Как осеннему мелкому дождику,
Попадающему на кровать.
Здесь миллионы судеб, но почему-то свою связать не с кем.
Небо сыпет и сыпет, как будто бы вовсе сбрендило,
Заметая огромный усталый остывший город.
Я сижу на таблетках, а мне, по-хорошему, бренди бы
Или кружку глинтвейна, чтоб скрасить безбожный холод.
Небо так беспощадно: все давит своим величием,
И ему наплевать на проблемы под ним живущих.
Этот приторный вкус вопиющего безразличия
Ощутимо сильней в человеческой шумной гуще.
Я ищу в лабиринтах домов угольки хорошего,
Чтоб согреться, оттаять надеждами в грустный вечер.
Только серое небо колючим хрустальным крошевом
Засыпает дороги и рушится мне на плечи.
Обречённая на одиночество: почему Фаина Раневская считала свой талант проклятием
19 июля 1984 г. ушла из жизни актриса, которую называют легендой советского театра и кино, - Фаина Георгиевна Раневская. Она прославилась не только благодаря несомненному актёрскому таланту, но и неординарному чувству юмора, из-за чего её имя часто вспоминают в контексте анекдотичных ситуаций, в которые она часто попадала, а нередко и сама их провоцировала. Но на самом деле её жизнь давала мало поводов для смеха: отведённые ей 87 лет она провела почти в полном одиночестве, и причину этого видела в себе.
Казалось, она обрекла себя на одиночество с самого детства. Фанни Фельдман появилась на свет в 1896 г. в Таганроге в семье богатого фабриканта, и жизнь сулила ей безбедное существование. Её мать была страстной поклонницей Толстого и Чехова и привила эту любовь дочери. В своих записях Раневская вспоминала: «Мне попалась „Скучная история“. Я схватила книжку, побежала в сад, прочитала всю. Закрыла книжку. И на этом кончилось моё детство. Я поняла всё об одиночестве человека».
Кстати, псевдоним «Раневская» появился тоже благодаря Чехову, по фамилии героини из «Вишнёвого сада», хотя актриса позже отшучивалась, что «Раневская» - это потому, что она всё всегда роняет. Её семья не только не одобряла её увлечения театром, но и была категорически против. Поэтому связи с родителями были потеряны. В 1915 г. Раневская ушла из дома и переехала в Москву. Она жила в комнатке на Большой Никитской. В эти годы она познакомилась с Мариной Цветаевой, Осипом Мандельштамом, Владимиром Маяковским, впервые встретилась с В. И. Качаловым. Судя по её воспоминаниям, она была влюблена в Качалова и восхищалась его игрой а когда в 1917 г. её семья эмигрировала в Прагу, 20-летняя Фаина приняла решение остаться.
Раневская не смогла создать и собственную семью - она никогда не была замужем и не имела детей. Актриса говорила, что причиной неудач в личной жизни была её несуразная внешность и фанатичная преданность театру. В начале 1960-х гг. к Фаине Раневской из-за границы приехала сестра, потерявшая мужа и оставшаяся одна, но в 1964 г. она умерла после тяжёлой болезни, и актриса вновь стала жить в одиночестве.
О своих любовных приключениях Раневская никогда не распространялась, рассказывая иногда только о своей первой любви с присущей ей иронией: «Попала я в провинциальную труппу и влюбилась, как кошка, в главного красавца. Как-то он заявил, что придёт ко мне. Я купила вина и фруктов, напудрилась и ждала его. А он завалился пьяный в обнимку с какой-то красоткой и попросил меня погулять часок-другой… Это была моя первая и последняя любовь». Когда актрису однажды спросили о том, что такое любовь, она ответила: «Я забыла».
Несмотря на ироничность и язвительность, актриса на самом деле была натурой тонкой и ранимой. Ни один из тех, кто становился объектом её шуток, не подозревал о том, что такая манера поведения была, скорее, защитной реакцией, и что по ночам в своих записках Раневская пишет: «День кончился. Ещё один напрасно прожитый день никому не нужной моей жизни». Или так: «Если у тебя есть человек, которому можно рассказать сны, то ты не имеешь права считать себя одинокой. Мне некому теперь рассказывать сон… Моя жизнь: одиночество, одиночество, одиночество до конца дней».
В кино и в театре она казалась жизнерадостной, остроумной, энергичной и переполненной жаждой жизни, в то время как за кадром оставалось ощущение тотального одиночества и нереализованности в профессии: «В актёрской жизни нужно везение. Больше, чем в любой другой, актёр зависим, выбирать роли ему не дано. Я сыграла сотую часть того, что могла. Вообще я не считаю, что у меня счастливая актёрская судьба… Тоскую о несыгранных ролях. Слово „играть“ я не признаю. „Прожить“ ещё несколько жизней».
Когда она в очередной раз слышала комплименты по поводу своего таланта, сокрушалась в своих записях: «Кто бы знал, как я была несчастна в этой проклятой жизни со всеми моими талантами». Свой талант она считала не даром, а настоящим проклятием. Когда её после спектакля заваливали охапками цветов, актриса грустно вздыхала: «Столько любви, а в аптеку сходить некому!».
Раневскую часто просили написать автобиографию или книгу воспоминаний. На это она отвечала: «Если бы я писала о себе книгу, это была бы жалобная книга. И в ней была бы одна строка: Судьба - шлюха».
--------------------------
PS: Отрывок из книги Фаины Раневской «Смех сквозь слёзы»
«Меня не любили. У меня была семья, но её не было. В жизни великих бывало, когда материнскую и отцовскую ласку и внимание заменяло внимание нянек или гувернанток, иногда это даже приводило к изумительным результатам. Не Надежда Осиповна, а Арина Родионовна рассказывала Пушкину сказки. У меня не было Арины Родионовны, бонн своих просто ненавидела, причем взаимно. Мечтала, чтобы, катаясь на коньках, бонна-немка упала и расшиблась насмерть. Но она каждый раз возвращалась даже без синяков.
Когда озвучивала фрекен Бокк через много десятилетий, вспоминала не столько саму немку, сколько свою ненависть к ней.
Когда ребёнку не к кому прислониться, даже в семье нет плеча, в которое можно уткнуться, он вырастает либо преступником, либо исключительно замкнутой и одинокой личностью.
Замкнутой я быть не могла, актёрство не предусматривает ни стеснительности, ни робости, а оно родилось вместе со мной. Оставалось одиночество.
Одиночество взрослого, прожившего жизнь, страшно, но объяснимо, оно может вытекать из этой самой жизни, быть следствием его собственных ошибок и эгоизма.
Одиночество ребёнка в тысячу раз страшней одиночества взрослого человека. Дети не должны быть одиноки, иначе они никогда не будут счастливы в жизни.
Я не обвиняю родителей ни в чём, жили, как могли и считали правильным, но именно детское одиночество в семье предопределило отсутствие семьи у меня потом. Вокруг меня много людей, но после смерти Павлы Леонидовны Вульф, которая заменила мне мать во взрослой уже жизни, я осталась одна, совсем одна, а сейчас, когда пережила уже почти всех, кому интересна моя жизнь, моя внутренняя жизнь (рядом только Нина Сухоцкая), особенно одиноко.
Одна в толпе - это ещё тяжелей, чем смотрителем на маяке на далёком острове."