Куда так часто просится душа?
Кого из детства чаще вспоминаю…
Её ждал на свидании чуть дыша…
Туда где пела юность молодая…
Кому сказать хочу, что не успел?
И поклониться в пояс у могилы…
Спеть все те песни, что ещё не спел…
Дай БОГ успеть мне и немного силы…
Ностальгия бывает по дому
По Уралу, по Братску, по Дону.
По пустыням и скалам белесым,
невозможно прозрачным березам.
по степям, где метели тугие…
У меня
по тебе ностальгия.
По твоим просыпаньям тяжелым.
По глазам и плечам обнаженным.
По мгновеньям, когда ты со мною.
По ночному бессонному зною.
По слезам и словам невесомым
По улыбкам и даже по ссорам!
По губам, суховатым с морозца…
Я решив с ностальгией бороться, уезжаю.
Штурмую платформы.
Но зачем-то ору в телефоны!
Умоляю тебя: - Помоги мне!
Задыхаюсь от ностальгии!
Ты молчишь.
Ты спасать меня медлишь…
Если вылечусь - тут же заметишь.
Я вспоминаю наши игры во дворе
Колечко, ручеёк, разбойники и прятки.
Как весело и беззаботно было детворе,
И дух захватывал, бежал, сверкали пятки.
Ловили бабочек, кузнечиков, стрекоз,
И на деревья забирались на макушку.
Пасли на выгоне коров, доили коз.
С мальчишками играли мы в «войнушку».
Был воздух чист! Бежали все гурьбой.
Прихватишь удочки, возьмёшь кусочек хлеба,
Идёшь с друзьями к речке раннею зарёй
И наблюдаешь восход солнышка на небо.
А солнышко ласкало нас теплом,
И трели птиц я помню, как сейчас.
Дружили мы, делились всем добром.
Вернуться бы туда ну хоть на час!
Хочу вернуться снова в те края,
Где по-европейски сдержанно и чисто…
Где по-иному люди говорят,
Там варил мне кофе молодой бариста…
Хочу вернуться в жаркие деньки,
В шелест пальм и моря нежную фиесту…
Там люди в обращении легки,
Нету возраста, патетика не к месту…
Хочу вернуться в чувствие любви,
Там, в раю, она пленительно речиста…
А мысли там - безумие лавин!
Я хочу твой кофе… молодой бариста…
Стал взрослым - это когда песни прошлого стали песнями настоящего. А любимые фильмы не пересматриваешь, а перечитываешь.
Временами накрывает памяти волна
И несёт в исчезнувшее море нас, как плот,
В море, где совсем другое время и страна,
Там, где каждый в чём-то был совсем ещё не тот.
Нам с тобой была зачем-то встреча суждена
В том далёком 90-м смутном по весне,
А сегодня дружба ещё больше нам нужна,
Чтоб не спиться, не сломаться, не упасть на снег.
Друг мой, где же нас носило
И какая сила всё вращала вспять?
Друг мой, нам ещё под силу
Посидеть красиво и сыграть.
Ах, какие были молодые мы тогда
И купались в жизненных заботах, как в реке,
А теперь не нравятся большие города
И всё больше хочется пожить на маяке.
Друг мой, нам с тобой досталось
Тихая усталость, но не покой
Друг мой, как нас не бросало
По чужим вокзалам мы с тобой
Только перепутались чужие и свои
Многие не помнят ни родителей ни дом
Мы могли бы тоже на другой планете жить
Но куда от памяти ты денешься потом
Друг мой, что нам остается
Если сердце бьется и мы с тобой
Друг мой, нам еще поется
И нам еще зачьтется каждый бой
Уж осень тронула глаза,
И фейерверк безумств не в моде,
Седые пряди в волосах,
Недуг ленивый в мыслях бродит,
И оставляет на потом
Желанью сбыться, иль не сбыться,
Мой взгляд туманя сладким сном,
И чаще требует молиться.
Не отвечать пришла пора -
Уже готово оправданье,
Уносят прошлое ветра,
Несущие похолоданье.
И листопада яркий шёлк
Покоем память накрывает,
Исполнив свой печальный долг,
От неизбежности зевая.
И усмиряет осень страсть -
Не жаждет тело уж объятий.
Усталость… Как болезни власть -
Терзает душу на распятье.
И помнит дух мой жар веков,
Как счастье солнцу улыбалось,
Как было просто и легко,
Как ночью звёздной мне мечталось.
Отяжелела кутерьма.
Совсем уж скоро и зима…
А грань быть может и тонка - мне б десять лет убрать с виска,
Чтобы сказать тебе «Люблю…»
Возьму я за руку тебя, мы посидим на Сэн-Жерман,
Я сливки в кофе подолью
Но что комедию играть, девчушка, сможешь ты понять -
Нас разделяет седина.
И если б я играл с тобой в «он сбросил годы с молодой»,
С трудом ты б верила сама…
Ты лишь представь, уже молву
Я слышу будто наяву:
- Она - Краса! Чем он привлек ее к себе?
Она - как май, он - в декабре…
А грань быть может и тонка, вот только времени рука
К нам благосклонна лишь в мечтаньях.
Не будь наивна и пойми: мне б эти двадцать лет твои -
Ты б утопала в обещаньях
И… ах! Ну что ты… С твоих губ улыбка исчезает вдруг.
Я не хочу чтоб ты грустила.
Представь нас: я - едва живой, последний номер цирковой!
Это чтоб ты меня простила
Спасай себя, - уже молву
Я слышу будто наяву:
- Она - Краса! Чем он привлек ее к себе?
Она - как май, он - в декабре…
Другой, взяв за руку тебя, шепнет: «Пойдем на Сэн-Жерман,
Где кофе-сливки подают».
Ты знаешь, грань была тонка - если б не годы на висках,
Я бы сказал тебе «Люблю…»
Фартучки белые. Платьица школьные.
В прошлое память зовут.
Как я любил перемены привольные -
Радость свободных минут.
Фартучки белые. Бантики пышные.
Неповторимый букет.
Первых признаний слова еле слышные
Из незабывшихся лет.
Фартучки белые. Туфельки скользкие
Вновь каблучками стучат.
Робко значки поправлял комсомольские
Я на груди у девчат.
Ах, эти милые шалости школьные!
Как я был счастлив и глуп.
Первых свиданий тропинки окольные -
Вкус нецелованных губ.
На мне трико с педалями и вытянутыми коленками. Нет в мире ничего, что так бы растягивалось, как коленки советского трико. Для того, чтобы его носить, совсем не нужно было быть спортсменом. Его носили в основном как домашнюю одежду, оно было дешевым и всегда в ассортименте.
Но были и побочные явления. Любой мужчина, даже самый брутальный и красивый, как артист Вячеслав Тихонов, надев это трико превращался в заморыша- задрота. Особенно, если заправлял в него майку-алкоголичку или какую-нибудь хлопчато-бумажную футболку с надписью «Олимпиада-80».
А именно такая футболка была сейчас на мне. Вишенкой на торте этот гардероб завершали тапки с замятыми задниками, так, чтобы их можно было надевать как шлепанцы.
Если честно, то из зеркала на меня смотрел лох, у которого нет никаких шансов. Не важно на что. Нет и все.
Но если вы думаете, что ничего сделать уже нельзя, то вы жестоко ошибаетесь.
Я снимаю с себя все. Ну, кроме трусов, конечно.
И вот, джинсы-мальвины голубого вываренного цвета, турецкий серо-зеленый свитер, кроссовки «Томис», расчесочкой пробор сладкой водой, чтобы прилипло. Пшик-пшик «О'Жёном»…
Ну, посмотрите теперь на этого красавца! Это же звезда дискотэк и невыносимый Митхун Чакраборти и Дитер Болен!
Я небрежно открываю дверь института, как бы невзначай перекладываю из кармана «мальвин» в маленькую кожаную сумочку пачку сигарет «More». Это я, здравствуй, Женя Парфенова. Что же ты такая красивая-то? На голове «начес», курточка, юбка-гофре.
-Привет!- киваю небрежно так- Как оно?
-Никак, ты взносы сдавать будешь? Гони две копейки за апрель!
-Женя, а давай я тебе дам двадцать четыре копейки за весь год?
-Нельзя, нужно две за каждый месяц.
-А пошли со мной в цирк? Там «Браво» приезжает.
-Две копейки сдашь?
-На!- протягиваю ей двушку.
-Хорошо- она берет монетку, достает из папки лист бумаги, находит там мое имя, ставит ручкой галочку- Сдал.
-Так что там с цирком?
-Не пойду я с тобой никуда
-Почему это не пойдешь?
-Об учебе бы думал, Гутин, а ты цирк, цирк…
-Але!
-Слушаю…
-Это Женя.
-Какая еще Женя?
-Как какая? Парфенова.
-Аааа…понятно.
-Что тебе понятно?
-Что надо-то? Две копейки за май?
-Дурак ты!
-Это все, что ты сказать хотела?
-Нет. Что ты там про цирк говорил?
-То и говорил, «Браво» приезжает…
-Пошли, я согласна.
-Так через два часа концерт же…
-Ну, ты поторопись, буду ждать тебя у входа.
Вот это поворот. Смотрю на себя в зеркало. На мне трико с вытянутыми коленками. С педалями. То самое, растянутее которых нет ничего в мире. Даже резинка в трусах менее растянутая. И майка дурацкая «Олимпиада-80». Но вы же знаете, как я умею преображаться? Трах-тибидох и я Дитер Болен или как там его. И пшик-пшик «О'Жёном».
Ну, я могу, одним словом.
Но не буду.
Иду по городу в трико, майке и тапках с загнутыми задниками. И никаких турецких свитереов.
-Привет, Парфенова!
Она оглядывается и недоуменно смотрит на меня.
-Гутин?!
-Ну, да, он самый. Вот тебе две копейки. Надо?
-Ну, ты и идиот, Гутин!
И вдруг все пошло не так. Она весело смеется. Так, что прохожие оглядываются. Я смеюсь с ней. У нас просто истерика от смеха.
Мы идем по городу. Очень странная пара. Красивая Женя Парфенова и я, в растянутом трико и идиотских тапках.
А на «Браво» мы так и не сходили. Зря. Прости меня, Парфенова.
Ностальгия - это период между исходом с Родины и смертельным исходом.
Осень.
Осенний вальс.
А мне очень нравился,
До того как перестал звучать…
Осенний Джаз.
У каждого человек в памяти есть период жизни, куда хотелось бы вернуться и снова испытать счастье. И есть период, куда тоже хочется вернуться, но уже для того, чтобы поступить иначе…
То, для чего есть место в сердце, не подвластно времени.
Мы разучились говорить на «Вы»…
И старших уважать мы разучились!
А в душах стало меньше теплоты…
Забота и вниманье упростились.
Мы разучились чувства выражать,
Заботиться о близких разучились!
Спешим всегда, боимся опоздать…
Но вот беда … и мы остановились.
Мы разучились воспитывать детей.
Доверять друг другу разучились…
Мы больше занимаемся не тем,
А «ценности» другие появились.
Мы разучились искренними быть,
И просто жить мы тоже разучились…
Мы разучились верить и любить!
Манеры все хорошие забылись…
Мы разучились просто так творить добро!
Бежать на помощь тоже разучились …
Ведь наш сосед теперь для нас никто,
Большим забором от него отгородились…
Мы разучились говорить на «Вы «.
Т. ГУБАРЕВА