Взрывная сила писем старых…
Табак цветущий под окном…
Негромкий пеpебор гитары
С его старинным языком…
Какую власть они имеют
Над потрясенною душой!
Bдpуг зaмиpаeт, и немeет,
И зaтихает мир большой.
Он уступает место этой
Мгновенной власти -
всё вернуть,
Когда лучом внезапным светa,
Kак бы мечом, разъята грудь.
И, словно молнии ударом,
Твоя душа опалена…
А ведь всего-то
звук гитары.
Слова забытых писем старых,
Табак, расцветший у окна.
Съездил на Родину - ощущение, как бы посмотрел из детства на прожитую жизнь…
Мне о конЯх судить не гоже.
Я не знаток, как не крути.
В деревне я не долго прожил,
всего с пяти до десяти.
Там рано мать меня будила:
- Вставай сынок, искать коня.
И солнышко уже светило
сквозь дымку утра на меня.
В руках моих была уздечка
и телогреечка, под зад.
Зачем искать, ведь он у речки,
купаться утром всякий рад.
Потом его я чистил щёткой.
И крепкой наша связь была.
Рука моя не знала плётки,
его зубов не знали удила.
Животных, точно, нету краше,
и нету лошади умней.
Добрее нет, и работящей.
Ну, что ещё сказать о ней?
Их пожалей, спаси от жажды,
дай отдохнуть, и накорми.
Сто тысяч лет, и больше даже,
был это главный член семьи.
Сто тысяч лет она спасала.
И нет сомнений у меня,
кому шлея под хвост попала,
орать: - «Пол царства за коня!»
Они там - Всё!
А здесь их нету.
Закрыв историю собой,
ушли совсем!
Лишь два портрета
висят у нас над головой.
Вот раньше была мода - встречались… по три года !!! …
А щас, тьфу, взяли моду - отымел и ходу… !!!
Давай уже, зима, монтируй этот клип:
Уютный интерьер и елку у камина…
Актер, конечно, влип, жерар его филипп,
Двенадцатый ремейк - не сказка, а рутина.
Пускай несется вскачь, фанфан его тюльпан,
Целует королев и бегает по крышам -
То краска, а не кровь из свежих льется ран,
А внутренний озноб невидим и неслышим…
Давай уже, зима, рассыпь свой нафталин,
Строгай свой оливье из шуток и мелодий,
Надень на лысый мир парик под мерилин -
Он выдаст на ура любимое в народе
«I wаnna итэдэ»… Снимай свое кино,
Пока танцуют все по кругу и привычке…
Не дай им разглядеть за смехом и окном
Последнее тепло, дрожащее на спичке.
Новый год - желанный праздник,
был когда-то помню я,
дни считали и мечтали,
встретить весело тебя.
-
Вечер день сменил внезапно
все боялись что уснут,
поздравления президента,
надвигалось на страну.
-
На часах, двенадцать ровно,
дети все бегут во двор,
посмотреть на фейерверки
встретить первым Новый Год.
-
Дни прошли, летели годы
день желанный помутнел
вечер скучный, одинокий, настроение украл
Новый Год - желанный праздник,
быть, счастливым перестал.
Уже от мыслей никуда не деться.
Пей или спи, смотри или читай,
Всё чаще вспоминается мне детства
Зефирно-шоколадный рай.
Ремень отца свистел над ухом пряжкой,
Глушила мать штормящий океан,
Вскипевших глаз белесые барашки,
И плавился на нервах ураган.
Отец прошел войну, он был военным,
Один в роду, оставшийся в живых.
Я хлеб тайком носил немецким пленным,
Случайно возлюбя врагов своих.
Обсосанные игреки и иксы
Разгадывались в школе без конца,
Мой чуб на лбу и две блатные фиксы
Были решенной формулой лица.
Я школу прогулял на стадионах,
Идя в толпе чугунной на прорыв,
Я помню по воротам каждый промах,
Все остальные промахи забыв.
Иду, как прежде, по аллее длинной,
Сидит мальчишка, он начнет всё вновь,
В руке сжимая ножик перочинный,
На лавке что-то режет про любовь.
Дымкой ностальгии прошлое покрыто,
то, что тихий ветер времени унёс.
Что было плохого - нами позабыто
и смешною кажется горечь детских слёз.
Юность вспоминаем мы с налётом грусти…
Первая влюблённость, первые стихи…
В тот бы рай вернуться, но увы, не пустят,
в зрелости свершённые взрослые грехи.
Жизнь тем и прекрасна, что она умеет
в трудную минуту нас вернуть туда,
где всегда мы счастливы и где мир светлее,
где души частичка нашей навсегда.
Самое бессердечное, что есть на свете, это деньги. И, когда деньги являются мерилом успеха, инструментом независимости, спокойствия, происходит отчуждение. В советские времена деньги, конечно, были нужны, но не являлись чем-то таким, что делало человека лучше, выше. Иностранцы приезжали в СССР и поражались этому теплу, которого у них не было. И конечно, они не понимали, как могут 8 разных семей пользоваться одним туалетом и одной кухней в коммуналке. А в той стране, в которой мы живём сегодня, деньги - это почти всё. Сердечности, теплоты и близости стало гораздо меньше. Да, люди по этому тоскуют. Есть английское выражение: «Нельзя иметь торт и одновременно съесть его. Либо он у тебя есть, либо ты его съел». Приходится делать выбор. Что сильнее, то и побеждает. И, очевидно, побеждает выбор, когда ты торт съедаешь.
Нам кажется, что раньше было лучше:
Народ дружнее, веселее жизнь,
Сытнее хлеб, сады - щедрей, пахучей,
Добрей и своевременней дожди;
Походка у людей стройней и легче,
Глаза лучистей, а слова теплей;
Манеры и красивей, и сердечней,
И чище мир в душе и на земле;
Порядка и поступков честных больше;
И были мы нужнее для страны.
А главное - мы были все моложе,
Хоть так порой наивны и смешны!
Вьюга лютует, а мне показалось, что с варежек детских осыпался нафталин. Сколько им лет, горемычным? Пожалуй, сто, или чуть меньше. На той стороне земли, где у меня были бант и курносый нос, лучшие бабушки, пудель и карусель, школа и дом: там ведь тоже бывал мороз, под руку ведший невесту свою, метель. Оле Лукойе касался моих ресниц, зонт был цветастым и яркими были сны. Я засыпала под щебет проворных спиц, я не любила навязчивой тишины. Сколько же попусту пролито было слёз, сказано слов - и поди, забери назад…
Детские варежки - восемь цветных полос - помнят любимые руки и строгий взгляд.
Вьюга за окнами буркнет «до скорых встреч!», кошка уткнется сопелкой в мое плечо. Вот бы когда-нибудь мне научиться печь… печь пироги, так, как мама моя печет. Вот бы сказать ей тихонько: - Ты знаешь, мам, я лет с пяти понимала, что Дед Мороз вряд ли сквозь форточки шастает по домам… Я понимала, где в шутку, а где всерьёз, но без обмана невинного жизнь пресна, клёкнет, как пресное тесто в густом жару. Детство без сказки - завьюженная весна, первый подснежник, сникающий на ветру. Я не умею ни печь, ни растить цветы, но научусь, ну хотя бы под Рождество, в жизни, которую мне подарила ты - добрая фея ребячества моего.
Вьюга весне не сдаётся, метёт, кружит, крепкий характер у злыдни, зиме подстать. Каждое утро я вновь начинаю жить, с новой страницы, с нетраченного листа. В крепко прилаженный чопик вбивая гвоздь, у табурета подтягивая болты, я понимаю - беспомощно слово «врозь», если всё детство со мною был рядом ты. Пяткой босой приземлившись на саморез (мама не слышит? не слышит!), ору: «пи…сец!». Вот из меня бы к пятнадцати вырос бес, если бы в лучших друзьях не ходил отец. Всё с полуслова, а чаще совсем без слов. Ох, был характер, прикрикнешь, и жди беды… Юность почти не наставила синяков: лучше свободы не создал Господь узды, крепче отцовской не создал Господь руки - только ли в сказках бывают богатыри? Есть же, как папка - отличные мужики (жаль, всё никак не бросающие курить).
Вьюга над Прагой, наверное, не часта, чешские зимы не больно-то холодны.
Знаешь, а в детстве по-прежнему есть места, где мы с тобой не разъяты на две страны: садик с китайками, старый тенистый двор, рощица, та, за домами, у гаража… Я бы туда припустила во весь опор, но без тебя в эту память к чему бежать? Прошлое счастье не выпросишь у судьбы. Ждёт твой «Секрет» у причала - дерзай, плыви! Сестры затем и нужны, чтобы просто быть вечным хранилищем памяти и любви.
Времен советских я - ребёнок.
Росли без памперсов, с пелёнок
начиналась жизнь моя…
Грущу сейчас о детстве я.
Яслей не посещала, сада. /
Всегда была безумно рада
у бабушки своей гостить.
Она меня учила шить,
вязать, водила в Храм.
Там были службы по утрам.
А Боженьку любила я…
Шла неприметно жизнь моя.
Училась в старенькой я школе, /
В перемены на приволье
носились друг за другом мы.
В уборную в разгар зимы
ходили мы, одев пальто,
и не болел из нас никто.
На хор ходили классом дружно
и голосили ненатужно -
от души, мы были дети…
Ведь жизнь прекрасна, солнце светит.
Взлетел Гагарин!!! Вслед - Титов!!!
Пообещал нам всем Хрущов:
«Коммунизм - через 5 лет!»
Его как не было, так нет.
А мы же жили, не тужили,
тем, что имели, дорожили.
Пусть хлеба белого не знали,
зато буханку обгрызали
по дороге. Что нам взбучка?
Когда родителей получка,
ждали мы кулёк конфет -
«Подушечки», таких уж нет!
Богаче стали жить, сытнее,
но детство мне моё роднее.
Мы проще и добрее были,
учителей своих любили,
уважали стариков.
Мой вывод из всего таков:
Мне так приятна ностальгия!
А дети же сейчас другие …
Играет гаммы, доводя до слёз, на чёрно-белых клавишах берёз.
Надо же… Ностальгирую по тому времени, которое так торопил
Он канадец, он канадец, только вдруг
По ночам он вспоминает Петербург.
Там давно уж не осталось никого.
Где он жил там, я забыл спросить его.
Только дома в Монреале вся стена
Петербургом у него заселена.
А годы, как снег -
Растают - и нет…
Петербургом вся стена заселена.
Дети - трое: две сестры и младший брат -
Дома только по-английски говорят.
А жена его - прекрасная жена,
Полунемка по рождению она.
Сзади Рим, за Римом Лондон, как во мгле…
Помотало их по матушке земле.
А годы, как снег -
Растают - и нет…
Помотало их по матушке земле.
Остывала заграничная еда,
Посидели, - и расстались навсегда.
Он остался в Монреальской стороне
С пожелтевшим Петербургом на стене.
Все иначе быть могло бы, только вот
Не течет Нева обратно, не течет.
А годы, как снег -
Растают - и нет…
Не течет Нева обратно, не течет…