В пятницу вечером как-то подозрительно сильно разболелся живот. Стойко перенести все тяготы этого я смогла только до 23-х часов. Потом скорая. Вердикт: «Скорее всего аппендицит».
О-споди! Ну сколько можно? Я ж думала, что всё. Что выполнила весь предначертанный мне план по всяким операциям, ну хотя бы на ближайшую десятилетку. Ведь, если меня, прям сейчас, отправить в африканское племя Сурма - я б там стала самой любимой женой вождя.
… Ан нет … Оказывается, есть ещё куда стремиться.
В больнице взяли анализы, поставили капельницу:
- Всё. Ждите. Утром придёт врач - скажет, что будем делать.
К утру от боли я была готова ползти в Африку прямо сейчас, и пусть я ещё недостаточно красива для самой любимой жены вождя, но я согласна и на роль второго плана.
Врач сонно пощупал мой живот, томно медленно перевёл глаза на грудь, увидел шрам от предыдущей операции на сердце и молвил:
- Не наша. Не аппендицит это.
- А что? - робко вопросила я.
- Гинекология.
- Это как?
- Внематочная, например.
- Не может.
- Месячные когда?
- Сейчас.
- Вот…
- Что?
- Это у Вас боли от месячных.
- То есть они идут у меня с 14-ти лет безболезненно, а на сороковом году жизни решили заболеть?
- Всё когда-нибудь бывает впервые. - многозначительно крякнул доктор.
- … И именно не на первый, а на третий день?
Доктор крякнул менее уверенно, посмотрел куда-то глубоко в стену и добавил:
- Посмотрим. До понедельника. Всё равно на выходные УЗИ не работает.
В понедельник мне уже хотелось, обмотавшись больничной простынёй, просто медленно ползти на сурмийское кладбище (ежели таковое имеется там).
Но мои мысли о прекрасном вероломно оборвал всё тот же врач, стремительно влетев в палату. Торжественно тряся результатами УЗИ у себя над головой, он провозгласил, как Коперник перед сожжением:
- И всё-таки у Вас аппендицит! - и, радостно крякнув, добавил, - Гангренозный. Срочно надо оперировать."
Я испуганно икнула, а перед глазами пронеслась вся моя непутёвая жизнь
Дальше замельтешили медсёстры, сквозь свои рыдания я смутно поняла слова анестезиолога: что, усыплять они меня не будут, мол сердце, поэтому эпидуралка, и мне предстоит уникальная возможность наблюдать до конца за всем происходящим.
И вот, я на операционном столе, распятая бинтами, как Христос (прости меня Господи), лежу и рыдаю. А в мозгах засела одна мысль: «Вот пройдёт всё. И будет в моём эпикризе написано: «операция прошла успешно, но больная подавилась соплями».
… Больная не умерла.
Из операционной меня доставили обратно в палату, где уже лежала ещё одна такая же раненая, как и я.
- Если что - зовите. - медленно продекламировала медсестра.
Спустя какое-то время дверь палаты с грохотом открылась, и на пороге возник здоровый рыжий кот. Вальяжно он подошёл сначала к моей соседке, потом ко мне, вопрошающе мяукнул:
- Новенькие?
… «Послеоперационный глюк», - пронеслось у меня в голове.
Глюк обнюхал мою кровать, запрыгнул на меня, посмотрел в глаза, спрыгнул и так же вальяжно вышел из … «Дверь не закрыл.» - промыслила я.
- А раньше ещё пёс приходил. - прошелестела только что прооперированная соседка, - Лохматый такой.
К ночи отделение опустело, медперсонал отчалил спать. Из открытой двери палаты одиноко на меня смотрел стол-пост, а в глаза светила стоящая на нём лампа.
Эпидуральная начала отходить, и я поняла, что мне не сделали обезболивающее. Кнопка-вызов в палате отсутствовала, коридор был пустой, соседка в беспамятстве спала, а единственный, кто мог позвать на помощь, кот-глюк, завершив свой палатный обход, куда-то давно скрылся.
Через пару часов, распрощавшись с мечтой о племени сурма, я была готова на кремацию. Прям здесь. На койке. И тут, на грани отчаяния, я услышала шаги. Такие: шырк-шырк-шырк по коридору. Боже! Спасибо! Спасение!
- Мужчина! - голосом Джигурды прохрипела я, завидев мужской силуэт в дверном проёме.
… Но мужчина, то ли от нелюбви к Джигурде, то ли от мыслей, своих проширкал мимо…
Скупые слёзы безнадёжности потекли по моим щекам.
Позже ширканье повторилось, но уже в обратную сторону. Собрав все свои силы, я проголосила, хоть и хрипло, но более уверенней и басистей:
- ПО-ЗО-ВИ-ТЕ-МЕД-СЕС-ТРУ!
… И далее, как в замедленной киносъёмке, мимо проплывает мужчина дней моих суровых, можно сказать, надежда единственная моя, и я вижу на нём … наушники.
… И, знаете … Я, прям, так отчётливо и сразу поняла всех Робинзонов, которые волею случая оказались на необитаемом острове, а единственный показавшийся невдалеке корабль проплыл мимо …
Короче, этот «Титаник» ходил мимо меня почти до утра. А я в голове прокручивала разные варианты его убийства.
Убийство не состоялось, ибо в тот момент, когда у меня созрел почти гениальный план, в палату вошла полусонная медсестра. Глянула на меня. Обнаружила, что пациент скорее жив, но как-то недобро смотрит и тяжело дышит. Чертыхнулась. Забегала, приговаривая:
- Укольчик вчера забыли поставить. Простите. - вколола что-то, - Вот сейчас будет легче.
… И мир заиграл разноцветными шариками. И я уже примеряла наряды любимейшей жены африканского племени. И, глядя на свой дренаж, мелькала мысль: «Весёлый молочник» , - а также, что необходим мир во всём мире, и что жить - это, братцы, здОрово!
---------------------------------------------
пс: женщины африканского племени сурма украшают своё тело шрамированием
Утро. Тихо ещё в восьмой палате.
Седовласая тётя Катя в /почти белом/ халате
выгребает шваброй из-под кроватей
кусочки боли в подсохшей вате.
И такие же /почти белые/ лица
с масками-образАми «больница»
ещё дремлют. Возможно, им что-то снится,
или просто дрожат ресницы.
Время здесь тянется, но, увы, не лечит…
Их замкнутый круг по клеткам размечен:
чёрные, белые… чёт или нЕчет…
Им бы утешиться, да только - нечем…
В левом углу у окна - дядя Вова.
Все говорили: как бык здоровый!
Когда-то в молодости гнул целковый,
Вот слёг, обездвижен, к кровати прикован…
С ним рядом - шпалоукладчик Миша.
Сказали: лёгкого нет… тяжелое лишь…
чем он дышит?
Всё вспоминает, как он и гурьба мальчишек
скакали по крышам…
А вот Максим, ему только двадцать…
впору лишь «клеить» девчат да смеяться,
а он перенес уже пять операций…
ему бы подняться…
Тётя Катя приносит каждому птицу - конечно, утку,
называет их «орлами», понятно, в шутку…
А им бы и впрямь взлететь хоть на минутку…
Но то, что им даже не встать, не подвластно рассудку.
Пока тишина… есть ещё время до боли.
Вот явится фея в обличье сестрички Оли,
каждому немного счастья уколет…
Быстрей бы всё кончилось, что ли!..
А где-то весна колышет чужие чёлки.
А кто-то готовит завтрак, посуда стоит на полке,
не бита ещё, не нужно клеить осколки…
И чьи-то минуты так бессовестно дОлги…
безрассудно дОлги…
Прозрачен гипс, что форму потерял, стекло натёр.
тетрадь заражена' ветрянкой многоточий -
передалась печатно-буквенным путём.
Рассыпаны слова, из градусника - ртуть,
нагретого, разбитого в горячке.
Был час приёма. Без повязок, без бахил
вломилась в дверь толпа воспоминаний.
В палате, начихав, накашляв, наследив,
разбила склянки. Сделала больней,
амуровой аптечкой помаячив.
Дежурила кручина у палаты день и ночь,
и не подействовал наркоз, когда разлука
брала дрожащими руками ржавый нож,
пыталась удалить аппендицит любви.
Всё чувствовал, но был парализован.
Иммунитет ослаблен, обезлюблен организм;
из капельницы в уши льются песни Глеба* -
стал донором эмоций; резус-фактор с ним
совпал. Таблетками напичканный нетбук.
Закончится плейлист - поставлю новый.
* Глеб Рудольфович Самойлов (4 августа 1970 года, Асбест) - вокалист, гитарист, лидер группы «Глеб Самойлоff & The Matrixx», в прошлом - фронтмен «Агаты Кристи».
Дед в углу
Отравившись угарным газом,
Я в больничной кровати притих.
Получая часто рассказы,
На поправку идущих больных.
Передачи несли к подъезду,
Приходили и клали на стол,
Но в углу к лежащему деду
За всё время никто не пришёл.
Он, как мог, оправдывал сына,
Устаёт, виновата сноха,
И шутил, мол, придёт кончина,
Вот приедет же наверняка.
Ну вот почему больница называется больницей?.. Есть же другое слово в русском языке, которое бы обозначало такое заведение. Лечебница… Но заведение, обозначенное таким словом, скорее логически обозначает профилакторий, чем заведение для лечения.
Так что такое «больница»? Хоспис, для умирающих от неизлечимых болезней? Явно не то. Или что-то другое? Ну явно не заведение для лечения пациентов. Садизмо-мазохизмом попахивает само слово. Садисты - эскулапы, следящие за болью мучающихся в этом заведении подопытных (да-да именно подопытных) мазохистов. Целью таких заведений может быть выведение некоих «гибридов», невосприимчивых как к своей так и чужой боли.
Как-то так.
В Советском Союзе говорили: «Курица не птица, Болгария не заграница». Подбадривая жену в родильном доме, случайно обогатил поговорку: «Роддом - не больница».
Стрелки часов нарезали на порции день,
В небе светило кренилось на запад, к закату,
И соскребая неяркие блики со стен,
Ветер кружил у окошка в седьмую палату
Где в тишине, наполняющей воздух свинцом,
Рабица коек зияла своей пустотою,
И санитарка, дородная, с красным лицом,
Истово мыла линолеум хлорной водою.
А за стеной, в кабинете, молчанье храня,
Над чашкой Петри, оскалившей зубья окурков,
Спиртом лечили печаль уходящего дня
Двое усталых, безмерно усталых хирургов.
И наверху, ускользнув от кричащих родных,
Не сомневаясь, что завтра все будет как прежде,
Бледные души двоих безнадежных больных
Плыли на крыльях еще не остывшей надежды.
Автор granovsk
Хоть и боялся докторов, зато медсёстры возбуждали…
В больнице - как в энциклопедии - всё узнаёшь.
Если весенней ночью выйти во двор, лечь на землю и долго-долго смотреть на звездное небо через дуршлаг, то можно увидеть лицо врача скорой помощи
Папке делали операцию на мочевом пузыре и временно натыкали в живот трубочки и проводочки. Дело было летом, погода хорошая, пошел он прогуляться, рыбак заядлый, а рядом речка. Ходит по набережной туда-сюда, а там компания собралась, выпивают, решили доколупаться до деда:
-Что высматриваешь, мент что ли?!
Папка не растерялся:
-Шпион!-говорит и футболку задирает. Алкаши трубочки как увидели-враз в разные стороны шарахнулись!
С колом в спине в регистратуру
Вползает бледный Николай,
А за стеклом сидит старушка
И НЕ ПУСКАЕТ БЕЗ БАХИЛ…)))))
Больничные стены,
Пустой коридор,
Мечтаешь оспорить
Судьбы приговор.
Наркоз, операция.
Только не ныть!
Принята апелляция?
Так хочется жить!
Читаешь молитву
И просишь у Бога
Дай сил все исправить
И время немного.
Я справлюсь, я сделаю!
Думают многие,
Взойдя на Голгофу
В стенАх онкологии.
- Доктор, мы его потеряли… - Идиоты, ищите. Пациент не мог просто так исчезнуть…
Далеко за городом, средь стволов берез
Богом позабытый, видимо, приют
Горя бесконечного и горячих слез.
Здесь уже хорошего ничего не ждут.
А палаты, вроде, как в простой больнице…
Но табличка «Хоспис» на двери у входа.
Здесь ночами многим так тревожно спится…
Тянет ожиданье горького исхода.
Вот в палате девочка спит, сомкнувши глазки.
Рядом с нею папа (с крестиком в руках).
Он читает на ночь про принцессу сказки
И про солнце в светлых белых облаках.
Вроде бы, молиться не пристало. Поздно…
Но он просит Бога дочь не забирать.
Просит, что есть силы! Сердцем. Горько. Слезно.
Лучик солнца светит дочке на кровать…
…
Пролетело время. Долгожданный вечер.
Выпускной. Наряды яркие. Цветы.
Слезы не скрывая, дочь обняв за плечи,
Папа тихо скажет: «Как принцесса ты!»
Всё бывает в жизни. Если очень сложно,
Веру не теряйте в радужный финал.
Чудеса порою, знаю я, возможны,
Если ваше сердце Бог не покидал…