Для того, чтобы догнать свою тень, нужно просто взять себя в руки.
новый тип экспресс-уборки - включаешь свет везде, где только можно…
а потом, где убрал - тушишь
Жизнь со мной ведёт бои без правил,
И Судья давно известен мне -
Он меня и воскрешал, и правил,
А потом оставил на Земле.
И могла уже не раз пропасть я,
Но порой, и в непроглядной мгле
Бережёт меня росинка счастья,
Что блестит на сломанном крыле.
Сколько лживых фраз, надуто-либеральных,
Сколько пёстрых партий, мелких вожаков,
Личных обличений, колкостей журнальных,
Маленьких торжеств и маленьких божков!..
Сколько самолюбий глубоко задето,
Сколько уст клевещет, жалит и шипит, -
И вокруг, как прежде, сумрак без просвета,
И, как прежде, жизнь и душит и томит!..
А вопрос так прост: отдайся всей душою
На служенье братьям, позабудь себя
И иди вперёд, светя перед толпою,
Поднимая павших, веря и любя!..
Не гонись за шумом быстрого успеха,
Не меняй на лавр сурового креста,
И пускай тебя язвят отравой смеха
И клеймят враждой нечистые уста!..
Видно, не настала, сторона родная,
Для тебя пора, когда бойцы твои,
Мелким, личным распрям сил не отдавая,
Встанут все во имя правды и любви!
Видно, спят сердца в них, если, вместо боя
С горем и врагами родины больной,
Подняли они, враждуя меж собою,
Этот бесконечный, этот жалкий бой!..
Никогда не выходи на бой с тем, кому нечего терять, иначе этот бой будет не равным!
О Боги! (Христос не в счёт).
Долго-ли вы ещё будете х… й заниматься.
Как с утра набежали тучи,
А теперь светит месяц ясный.
Горько плачет краса-Маруся,
Только это теперь напрасно.
Парень статный, хмельное лето,
Да под осень пришла повестка,
Сколько песен об этом спето,
Нахрена же такая песня?
Звезды светят, девчонка плачет,
А парнишке другое снится:
Автомат, да вагон удачи,
Чтобы бой, чтобы ветер в лица,
Чтобы он да удар пропустит
Не бывало еще ни разу.
Завтра встанет, да песню в зубы,
Мать обнимет, да прыгнет в газик.
И вместо прощанья махнув из окна загорелой рукой
Рванется туда, где в дыму и слезах
начинается бой,
Где звезды горят вместе с небом,
от дыма не видно ни зги,
Где за лесом речка, за речкою
фронт, а за фронтом враги.
Враг навсегда остается врагом,
Не дели с ним хлеб, не зови его в дом,
Даже если пока воздух миром
запах,
Он, хотя и спокойный, но все-таки
враг.
Если он, как и ты, не пропил свою
честь,
Враг не может быть бывшим, он будет и есть.
Будь же верен прицел, и не дрогни рука,
Ты погибнешь когда пожалеешь
врага.
Автомат, да вагон удачи,
Только парень опять не весел…
Письма ходят, девчонка плачет
Добавляя куплеты в песню.
Уже год идет наступленье,
И пылают чужие хаты,
Враг бежит, но что интересно,
Что похожи вы с ним как братья.
Как и ты дрался с пацанами
Со двора, руки разбивая,
Провожали его ребята,
И девчонка его, рыдая,
И обидно, что случай дался б,
Он бы бил бы тебя с лихвою -
Коль однажды врагом назвался,
Будь хотя бы врагом-героем.
И вместо проклятий ему посвящая
живые стихи
Смеешься о том, что не смерть бы,
а водку из этой руки.
Дрожит в амбразуре закат, и ухмылка ползет по щекам,
Как славно бы выпить сейчас по сто грамм таким лютым врагам…
Враг навсегда остается врагом,
Не дели с ним хлеб, не зови его в дом,
Даже если пока воздух миром
запах,
Он, хотя и спокойный, но все-таки
враг.
Если он, как и ты, не пропил свою
честь,
Враг не может быть бывшим, он будет и есть.
Будь же верен прицел, и не дрогни рука,
Ты погибнешь когда пожалеешь
врага.
Это присказка, а не сказка,
На войне горе воет волком.
Слово «лирика» здесь опасно,
Тот, кто ноет, живет не долго.
Дан приказ - он оборонялся
В темноту по тебе стреляя,
По горам ты за ним гонялся
По себе его вычисляя:
Те же жесты, одни привычки,
Боже, может и вправду братья!
Не убить - самому не выжить,
Ох придти, расспросить бы батю…
А в прицеле дрожало небо
Слез не пряча. И бой был долгим.
Жаль, что он тебе другом не был.
Ты сильнее. И слава Богу.
И вместо молитв к небесам
посылаешь последний патрон -
На память о том, кто был честен и смел, но назвался врагом.
Ну вот и закончилась песня, и в общем, закончился бой.
Ну что же ты грустен, приятель,
теперь твоя правда с тобой…
Враг навсегда остается врагом,
Не дели с ним хлеб, не зови его в дом,
Даже если пока воздух миром
запах,
Он, хотя и спокойный, но все-таки
враг.
Если он, как и ты, не пропил свою
честь,
Враг не может быть бывшим, он будет и есть.
Будь же верен прицел, и не дрогни рука,
Ты погибнешь когда пожалеешь
врага.
соседский пацан вызвал меня на бой на водяных пистолетах.
это я пишу тебе пока вода в чайнике закипает…
А во мне сто тысяч чертей,
Супротив одного измождённого Ангела.
В хороводе адских страстей.
Долго вниз я летала, вверх падала.
Бой идёт не на жизнь не на смерть
Не за тело предательски бренное,
А в Раю ли мне петь, иль в аду гореть…
Бой за душу веками нетленную.
У креста на коленях стою,
Ниже… ниже … глаза заплакали…
Дай мне сил я Тебя… молю…
Умыв душу… солёными каплями…
Из заявления:
С данного момента, прошу 24 часа считать меня пьяным.
Ничему не верить.
Не давать взаймы.
Искренне Ваш…
Мазохистское развлечение женщин - выбирать тех, кто игнорирует тебя, и отшивать тех, кто обращает на тебя внимание… Блин… не интересно же брать то, что дают… -необходим «вечный бой». Зачем нам спокойная жизнь???
Все великие коллекции возникли на абсолютно пустом месте.
Подарили тебе в детстве польскую жвачку с Лелеком и Болеком, ты ее сжевал, а фантик не выбросил, смотришь, вдруг и затеешь собирать этикетки. Кто знает?
Я вот, кстати, тоже, уже почти сорок лет, перманентно, хоть и без фанатизма, собираю русские бумажные деньги всех мастей и времен. Все началось с того, что в первом классе я копался в макулатурной горе и в одной книжке нашел свою первую купюру - царскую «Катеньку»
…На днях зашел в гости к старому другу Сергею.
Он фотограф, человек по характеру абсолютно мирный, но собрал потрясающую коллекцию старинного холодного оружия. Причем у него нет ни одного ножа или кинжала, все только сабли, мечи и ятаганы…
Целых три дубовых шкафа с большими витринами.
Сергей очень тонко разбирается в этих железяках, знает - что почем? Где купить и у кого отремонтировать?
Я поинтересовался - какая у него самая ценная сабелька?
И Серега извлек из глубины шкафа семикилограммовую махину - средневековый двуручный меч. Красивый, ничего не скажешь, но дорогой собака…
Сергей неуклюже им махнул, стараясь аккуратно вписаться между мной и висюльками на люстре и сказал:
- Он самый ценный в моей коллекции, но не самый дорогой, в смысле лично для меня…
- А что тут для тебя самое дорогое?
Сергей пристроил меч обратно на бархатное место, достал новую железяку в ножнах, уже поменьше и вручил мне.
- Ну и чем ценна эта сабля?
- Это не сабля, а шпага французского офицера конца XVIII - го века. Так-то в ней нет ничего выдающегося, обычный клинок, но - это самый первый и родной экспонат моей коллекции, с него все и началось, тем и ценен. Если бы не эта шпага, то я и в страшном сне не начал бы собирать холодное оружие.
И Сергей с жуткими подробностями рассказал мне эту старую, длинную историю двадцати (с чем-то) летней давности.
Но я попробую пересказать ее покороче.
Тогда, в начале девяностых Сергей работал осветителем в театре.
Вот, однажды, приехали они на гастроли в Свердловск, заработали по- чуть-чуть и Серега, чтобы угнаться за инфляцией, не стал дожидаться возвращения в Москву, а сразу побежал в «обменник», чтобы превратить свою рублевую зарплату в деньги.
Зима.
На улицах темно и безлюдно, хотя и не поздно еще - часов шесть вечера всего.
Подошел Серега к будочке, заглянул в окошко и спросил:
- Я хотел бы купить двести сорок долларов. Найдутся?
Не нашлись…
Но, из-за будки вышли четверо и сказали:
- Опа. Братишка, тормозни-ка. Э, ты куда подорвался? Стоять Буян!
А «братишка» - Сергей, уже припустил не оглядываясь.
Четверо новых знакомых поспешили за ним, крича на ходу: «Э постой, куда бежишь? Погоди, не тронем, только спросить хотели…»
Сергей старался выскочить на улицу по-центральней и по-многолюдней, но никак не получалось. Да и бег выходил совсем не быстрым - малюсенькими шажками по ледяным тротуарам. Не дай Бог упасть.
Жертва догадалась выскочить на проезжую часть, чтобы попытаться кого-нибудь остановить и привлечь внимание, но немногочисленные машины, только зло сигналили и увидев непонятную комбинацию из пяти неизвестных, тут же уезжали.
Вдруг Сергей заметил светящуюся витрину с фарфоровыми тарелками и старинными часами. Делать нечего - забежал в дверь в надежде, что там хоть будут люди или хотя бы телефон…
Плохая новость: - ни людей, ни телефона в магазине не оказалось, оказался только продавец. Но была и хорошая: - новые знакомые внутрь не пошли, чтоб не светиться и не лезть на рожон, заглянули только и остались ждать свою жертву на улице.
Через две минуты, изрядно прихрамывая на левую ногу, из магазина вышел Серега и ко всеобщему удивлению - не побежал, а тут же свернул в тупиковый дворик.
Братва последовала за ним. Один из них клацнул «выкидушкой» и сказал:
- Бабки давай спортсмен. Бегать он будет…
Тут Серега, неожиданно, как факир, из-за пазухи вытащил шпагу французского офицера конца XVIII - го века и молча в глубоком выпаде проткнул ляжку хлопцу с «выкидушкой»
Ребята увидев неслабую струйку крови, тут же разбежались, с перепугу бросив на снегу своего раненного коллегу - гвардейца кардинала…
На следующий день Сергей вернулся в магазин и слезно умолял взять шпагу обратно. Но, к счастью, не вышло.
Пришлось вернуться в Москву и стать коллекционером…
На мечту свою забила, все, теперь его забыла!
Буду двигаться вперед, Где Бабайка не живет!
Блин, летала в облаках, на душе теперь лишь крах!
В сказке думала жила, вот теперь очки сняла!
Вот наивная была, принца, дура я ждала!
Вот сижу теперь гадаю, в жизнь какую попадаю!
Может на метле летать, злюкой злющей пребывать!
Или оккуляр надеть, чтобы снова в мир смотреть,
Через розовую призму, а потом чтобы как клизму,
Жизнь свою мне пропускать, изрыдаться пострадать!
Или может потихонько, и не в омут с головой,
Поживу тихонько, мирно, и не буду рваться в бой!
Ну зачем мне это надо, дрейфофать себя, рубить,
И на мелкие осколки сердце бедное дробить!
Кто сказал, что жизнь борьба? Это что моя судьба?
Биться, злиться, и любить, а потом гореть, дробить,
Не хочу бороться жить! Тихой мирной хочу быть!
Может это мне наука? Может в сердце моем мука?
Не хочу я так страдать! Я хочу любить. и знать,
Что не будет впредь мне больно! Хватит сердце,
Все довольно! Дай спокойно мне пожить! Я хочу,
Такой лишь быть: Жизнь любить, и не тужить!
Я буду драться и жить,
Тебе не удастся меня удивить.
В выходные ездил на дачу к старому другу, бывшему КГБисту Юрию Тарасовичу. Я там был самым молодым, поэтому и гоняли меня больше всех, то в лес за дровами, то в деревню за черным хлебом и водкой. К вечеру совсем упарился, зато и одарили меня новой нечеловеческой историей о войне, но без таких историй невозможно до конца осознать своего счастья - жить без войны…
Конечно же, я и с вами поделюсь. Ведь это и ваша история…
К вечеру, когда шашлыки были готовы, сосед Тарасыча, прикатил к большому столу свою маму на инвалидной коляске. Дай Бог ей счастливых и спокойных денечков… Все зовут ее баба Валя, ей под девяносто и похожа баба Валя на старую учительницу с черепаховым гребнем в седых волосах.
Всю войну Валя провоевала в полковой разведке. Мы слушали ее и всем становилось не до шашлыков, даже комаров на себе старались бить тихо, чтобы не помешать рассказу бабы Вали…
Летняя ночь. Большая разведгруппа углубилась в немецкий тыл на пятнадцать километров, задание предельно простое - без языка не возвращаться.
В первое же утро разведчики наткнулись на немцев и почти поголовно были перебиты. В живых остались только две восемнадцатилетние девчонки: радистка Валентина и санитарка Кира. Делать нечего, нужно пробираться к своим и докладывать о гибели группы. К обеду на лесной дороге девчонки заметили мотоцикл, открыли огонь и застрелили солдата - водителя. В коляске сидел офицер, но он и выстрелить не успел - мотоцикл влетел в дерево.
Очухался немец с завязанными сзади руками, лежа на плащ-палатке глубоко в лесу, а две худенькие девчушки пытались волочь его стокилограммовую тушу по мокрой земле. За полчаса почти не продвинулись, даже перевернутый мотоцикл все еще был виден…
Передышка.
Валентина развернула рацию и вышла на связь, она кое-как продиктовала фамилию и звание пойманного офицера. В штабе очень обрадовались и приказали: «Доставить пленного живым любой ценой, даже ценой собственной жизни! Точка!
Немец русского не знал, но услышав свою фамилию, по интонации понял, что он за линией фронта очень важен и что время работает на него, нужно только умело тянуть его… Девушки совсем выбились из сил, тащить по лесу здоровенного немца - работа для пятерых мужиков, а не для двоих сорокакилограммовых девчонок, даже если зарыть рацию, оружие и вещмешки. Попробовали поставить его на ножки, так он сука не держится, в обморок падает.
Хотели припугнуть, разбили прикладом нос, но немец только грустно улыбнулся, сказал: «Данке шен Фрау…» и опять закатил глазки.
План «А» - кое-как дотащить немца до своих, с треском проваливался, а ведь с минуту на минуту весь лес наполнится веселым лаем породистых овчарок…
И восемнадцатилетние девочки срочно придумали план «Б».
Привязали пленного к березе, поставили укол и в районе плеча сделали ножом глубокий порез до кости…
Сначала пленный мужественно терпел, но вдруг немца как подменили. Еще минуту назад он глядя на окровавленный нож с улыбкой на губах, был готов умереть за фюрера, а тут задергался, завыл и еще не на русском, но уже не на немецком, как мог объяснил, что ему стало гораздо лучше и он готов бежать в советский штаб полка, чтобы скорее сообщить ценные сведения…
Валя с Кирой дали немцу последний шанс и он не подвел: с завязанными сзади руками, украшенный рацией, автоматами и мешками как новогодняя елка, бежал впереди всех, еще и девчонок подгонял: «Фрау, бите шнелер ворвартс!!!»
Десять километров до своих они прошли за каких-то три часа.
Майор - начальник штаба, представил Валентину и Киру к орденам солдатской Славы и похвалил девушек за находчивость: «Молодцы, товарищи разведчики, ловко вы языка ножичком припугнули - подзадорили, а в результате всего лишь маленький порез на плече… ничего страшного, до расстрела доживет…»
Но самое жуткое в этой истории то, что начальник штаба так и не понял плана «Б»
До его сути интуитивно допер только немец.
А план «Б» был прост и циничен как сама война. Девушки не собирались пугать пленного, они туго обвязали его правую и левую ногу в районе паха и руки подмышками. Затянули палочками потуже, Кира вколола в офицера лошадиную дозу обезболивающего, а Валя своим немецким штыком с пилой на обухе принялась отпиливать офицеру руку…
Стокилограммовый мужик без рук и без ног, уже совсем не такой тяжелый и дотащить его можно, а если повезет, то еще и живого…
…Хоть бы не было войны…