Когда нас обижают, мы стремимся отомстить. В нашем представлении отомстить - это стать обиженным и не прощающим. «Я не прощаю тебя». Но проблема здесь в том, что больнее всего тому, кто не хочет прощать. Непрощение похоже на принятие яда в надежде, что умрет другой человек.
Мы часто жизнью недовольны,
И положенье таково:
Что тем мы мстим, которым больно,
За тех, которым всё равно…
Месть… лекарство? Месть наркотик… Попробуешь один раз, продолжать будешь всю жизнь, не замечая как в тебе давно умер человек
Эта, мелкая история дворового значения, произошла с моей старинной подругой по имени… но поскольку она отчаянно желала сохранить свое инкогнито, а стало быть и жизнь, назовем ее редким женским именем Андрей.
Парковочные места во дворе у Андрея делились на три категории:
1) Гостевой карман для десяти везунчиков - эти козырные места реально было занять, если только нигде не работаешь, а с заведенным мотором весь день поджидаешь, что кто-нибудь вдруг уедет (хотя дураков нет, кто же покинет такое парковочное место? Уж лучше пешком на дачу уйти)
2) Несколько мест похуже в так называемой - колесоснимательной зоне. Закуток темный и глухой, к нему даже дом боком повернулся, чтобы окна его туда не глядели. В этой зоне частенько происходил неравноценный обмен - машины засыпали на новых колесах, а просыпались на старых кирпичах.
3) И наконец те автомобилисты, которые не вместились в первые две категории, вынуждены были привязывать своих коней, просто вдоль улицы. Колеса там не снимут, но машину эвакуировать - это уж раз плюнуть.
И все было бы еще терпимо, если бы не два, очень не тактичных человека.
В отличие от всех жителей дома, проблему парковки эти двое решали ковбойскими методами. Один прокалывал колеса каждому, кто становился на «его» место, а на вопрос грустного человека с дырявыми колесами:
- Но позвольте, почему Вы считаете это место своим, я ведь его первый занял?
Ковбой отвечал:
- Закрой свою индейскую пасть, это место мое, потому что это единственное место на парковке, которое видно из моего окна. Еще вопросы будут?
Вопросов, ни у кого из краснокожих, не возникало, ведь ковбой этот был то ли бандитом, то ли еще хуже - шерифом.
Короче «его» место всегда было свято и пусто…
Второй ковбой действовал несколько иначе, но не менее решительно. Он подъезжал к парковке первой категории, выбирал себе жертву, просто цеплял ее тросом и выволакивал своим джипом из ряда, как ротный старшина выволакивает из туалета, уснувшего на унитазе молодого солдатика.
С этим ковбоем тоже никто не хотел связываться, по двум веским причинам.
Во первых, у него были дерзкие земляки, а во вторых, этих земляков было, как земляники в сказочном лесу…
Себе дороже.
Таким образом, каждый индеец знал, что если на парковке осталось больше двух свободных мест, то ему повезло, а если только два, то увы - они ковбойские…
Между собой благородные ковбои не бодались, а соблюдали холодный нейтралитет, они опасались и ненавидели друг друга, даже не здоровались.
Вот однажды, моя подруга Андрей, захотела в два часа ночи отвести свою маму в аэропорт, а машина ее, как раз стояла около ковбойского джипа.
Пригляделась Андрей и ахнула - джип немного, но все же наглухо перегородил выезд ее огромной мужской машинки.
Женщины запаниковали - до регистрации на рейс оставалось не так уж и много времени, но о том, чтобы разбудить страшного ковбоя, не могло быть и речи.
Андрей даже заплакала от обиды, оставалось только выходить на проспект и ловить такси.
Выволокли чемоданы на дорогу, видят - едет трактор, а в нем кучка сонных гастарбайтеров. Андрей грудью остановила трактор и за смешные деньги подбила парней на подвиг.
Ребята в оранжевых жилетах, как пчелки облепили бампер ковбойского джипа, поднатужились, подняли передок и сантиметров на десять, аккуратно переставили в сторону, даже сигнализация не сработала.
Андрей с мамой были спасены, они благополучно выпорхнули из западни и умчались в сторону Шереметьево, гастарбайтеры тоже продолжили свой жизненный путь на тракторе, но цепная реакция уже была запущена…
Рано утром проснулся ковбой номер один, подошел к своему Мерседесу и увидел, что джип ковбоя номер два, нагло закрыл ему дорогу. Совсем немножко, на полвареника, но все же выехать помешает зеркало (Парни в оранжевых жилетах мал-мала перестарались)
Видимо ковбой номер один давно ждал и готовился к этой войне, он молча открыл багажник, извлек из него биту, с одного удара начисто снес джипу зеркало и уехал.
Вечером того же дня, второй ковбой встретил первого на въезде во двор и вместо «здрасьте», сходу провалил Мерседесу лобовое стекло. А дальше цепная реакция и вовсе вышла из-под контроля…
Веселый выдался вечерок: покореженные дорогие машины, выбитые зубы, сломанные руки, крики подоспевшей земляники, полицейские сирены, новая злая земляника со свежими клятвами и угрозами, шерифы, наручники, жуть.
В итоге - обоих ковбоев увезла скорая, а их машины растащили по автосервисам.
Теперь на некоторое время парковочных мест во дворе стало на два больше, мелочь, а индейцам душу греет…
Какое счастье, что время уничтожает в нас жажду мести и заглушает порывы гнева и враждебности.
Кровь, смывая коровью,
Испачкаешь душу грехом…
Око за око - есть такое, не спорю,
Но кем ты сам станешь потом?
Судьёй, палачом что казнил?
Таким же, как тот, кого решил наказать?
Господь жизнь человеку подарил,
И не тебе её отнимать!
Кровь всегда смывает лишь вода,
Кровью кровь не смоешь никогда.
Казахская пословица
Мой лучший фильм - «Ворошиловский стрелок». Я сам представитель власти, но и я оправдываю старика, решившегося на месть. Это даже не месть, а возмездие, которое должно было совершить государство. Если возмездие не настигает преступников, люди начинают жить по законам джунглей.
Смастерю я трафарет, насыплю крУпки… слетятся птицы, голубь в основном… Ты утром выглянешь в окно, разинешь лупки - А там «ЛЮБЛЮ» написано говн*м!
Ярко-красная клипса
Первую чашку позора я выпила в тот день - накануне свадьбы - когда он позвонил мне и сказал:
- Я никогда на тебе не женюсь.
- Но почему? - глупо спросила я.
- Не могу, - горестно ответил он.
- Но почему? - продолжала я допытываться.
- Не знаю.
- А все-таки?
На том конце провода сгустилось покаянное молчание, разродившееся сакраментальной фразой:
- Отпусти меня с миром.
- Катись ко всем чертям… - прокричала я.
Родителям была сказана правда. Они вместе со мной стали пить из чашки позора.
Чашка была вместительной и наполненной до краев. Мы пили втроем и чуть не захлебнулись.
***
Я выпила чашку позора до дна. И когда я увидела дно, я так обрадовалась: нельзя же в самом деле,
чтобы позор был со мной на всю оставшуюся жизнь. Следовало забыть о нем, чтобы жить дальше. И я приложила к этому все усилия.
Родители тоже старались и для себя, и для меня. Оба загремели по разным больницам.
А я бегала навещать их, варила им бульоны, пропускала отварную курицу через мясорубку -
думать о позоре стало некогда. Я думала о здоровье моих родителей, которые были мне дороже, чем мой позор.
С тех пор прошло пять лет. Я уже и думать забыла о тех странных днях. Я снова чувствовала себя
молодой и красивой, вполне способной к созданию семьи. Жаль только, что ни один мужчина, из тех,
что ухаживали за мной, по-видимому, не замечал во мне этой способности. А один даже сказал:
«Вы женщина с прошлым. Ничто не украшает женщину так, как трагическое прошлое. Но ничто и не отпугивает так мужчин, как оно»
А у меня вот - вечным напоминанием - висит над кроватью фотография моего жениха, висит ко мне
изнанкой. А там, на обороте фотографии, написано: «Девушке, которой осталось носить свою девичью
фамилию всего три дня…» И еще подписано: «От любящего…»
Вот такие дела… Жениха своего я уже почти совсем забыла. Даже лица не вспомнила бы -
а фотографию никогда не переворачивала. Надпись хотя бы была поучительной, а что лицо?!.
Красивое и честное лицо подлого человека - и только. Лицо человека, которого я любила,
и которого - так мне казалось - забыла и разлюбила навсегда…
И одним только обстоятельством я была счастлива: после того звонка его поганого мы больше никогда не виделись.
…А через пять лет столкнулись с ним на улице нос к носу.
Я налетела на него, а он, хоть и был ошеломлен нападением, меня узнал
и ухватил за плечи, чтобы удержать.
…И вот, когда он схватил меня за плечи, я сразу же (в свою очередь) узнала его. И каким же меня
обдало жаром… Оказывается, я ничего не забыла… Ни любви своей, ни позора!.. И такими всевластными оставались,
оказывается, все эти годы для меня его руки…
…Мы сидели с ним в кафе и он говорил мне:
- Каждый из нас совершает ошибки. Сейчас, когда я вижу тебя, я понял, что тоже совершил ошибку…
День был морозный. А в кафе было тепло. Играла тихая музыка.
- Все еще сердишься на меня?
- За что? Напротив, благодарна: ты избавил меня от мужа-подонка.
Он расхохотался: чисто так, красиво расхохотался: - Славная ты моя! И как же ты права! Каким же я был тогда подонком. Сам себе был противен. Но ничего не мог поделать: от одной из вас мне следовало отказаться. Я рассмотрел все плюсы и минусы - и выбор пал на тебя…
- И каких же это «минусов» за мной оказалось больше…
Он не ответил на мой вопрос… Он умел услышать то, что кроется
за моими словами. А за ними стояли не отболевшая боль, загнанный далеко в глубины, но незабытый позор, только замершая (замерзшая) любовь, а - главное - желание взять
реванш… А еще влечение. Сильное.
Он его угадал. И в нем тоже все взыграло. Он только не мог придумать, как подъехать ко мне,
с какой стороны. Он понимал, что не может сказать мне - именно мне, может быть, только мне одной
и не может - взять и сказать:
- Я хочу тебя. Пойдем со мной…
И он сказал:
- Я люблю тебя. Оказывается, я всегда любил тебя. Одну только тебя, может быть, я и любил.
Я хочу видеть тебя. Слышать твой голос. Не бросай меня. Кто знает, а вдруг сегодняшняя наша
встреча - это судьба…
И назначил мне свидание…
Всю ночь после этой встречи я не спала. Он ничего не говорил мне про свою жену, а я рассуждала: была бы удачной его женитьба, не стал бы объясняться мне в любви… Интересно, чем она его взяла? Этот вопрос я задавала себе и раньше, но сейчас меня разбирало прямо-таки зверское любопытство: какая она, кем работает, как выглядит… Он ничего не говорил мне о том, как живет, но разве не ясно, что живет плохо, если готов сознаваться в своих ошибках… это он-то - готов…
Я была в полном смятении. Мне хотелось и плакать и смеяться одновременно. Вечером предстояло свидание и прийти на него хотелось во всем блеске обаяния и остроумия, однако и то, и другое улетучилось от меня. Я чувствовала, как сдаю ему - жениху моему - одну за другой сдаю позиции. Мы еще и не встретились, а я уже готова была на все. И на постель тоже. Причем в глубине души я надеялась: уж что-что, а пережитый им чувственный восторг обязательно вернет его ко мне. Вернет…
…Давно уже не наряжалась я с такой тщательностью: укладывала волосы феном, выравнивала и подкрашивала брови, меняла свитера, и наконец, остановилась на красном - он шел мне больше других.
Встретились мы прекрасным мягким морозным вечером возле станции метро. Поехали куда-то далеко, в новый район. Метро…трамвай… Мой бывший жених держал меня за руку и смотрел на меня глазами, полными любви и желания. В трамвае была жуткая теснота, и его теснота только радовала: он прижимался ко мне совершенно недвусмысленно. Меня это не отталкивало: все было в порядке вещей. Задело меня другое. Когда трамвай в очередной раз качнуло и он почти упал на меня, всем грузом своего тела вдавив меня в стенку, он бурно и чувственно прошептал мне в самое ухо:
- Жена уехала в горы кататься на лыжах, а квартира простаивает - и пошловато хихикнул. Несмотря на полное одурение от его близости, меня эта фраза задела. Что-то внутри меня стало пробуждаться: подозрение какое-то…
… И снова я увидела перед собой ту, пятилетней
давности, чашку позора, про которую, казалось бы, забыла. Дело в том, что я вдруг почувствовала себя распоследней потаскухой. Я уже
знала, знала по опыту жизни: если мужчина хочет женщину, это не значит, что он ее любит…
…Потом мы лежали на диване - его семейном - теперь-то уж нельзя было сказать, что квартирка (свободная!) пропадает даром - и он говорил мне о своем счастье, которое вместе с моим
возвращением вернулось нему. Я не слушала его. Я лежала на постели, освобожденная от груза
физической неудовлетворенности, накопленного годами, и проклинала свою породу и жалела только об одном: до климакса, по-видимому, еще далеко. А пережить климакс я готова была хоть сейчас, чтобы проклятое желание никогда больше не смогло взять верх над рассудком и женским достоинством!
…Если бы не это желание, что бы привело меня сюда, в эту квартиру… Сам по себе, без
сексуальной насыщенности, жених мой вряд ли способен был прельстить меня… Проклятое мужичье…
И почему господь не повелел человеку размножаться делением, например…
…Кстати, я разглядела и квартиру - богатая, даже слишком богатая. Финская, обитая бархатом мебель, навязчивый блеск хрусталя,
тяжелая, чуть ли не дворцовая, люстра, бронза, развешенная и расставленная, где надо и не надо… На стене над диваном висела фотография: мой бывший жених с крупной, богато одетой и судя по взгляду, не очень-то умной женщиной…
- Кто она у тебя? - спросила я.
- А-а, - протянул он равнодушно. - В торговле пашет…
- У вас есть машина?
- Конечно, - оживился он.
Вот кого он любит - Машину…
- Летом я тебя на ней покатаю. Поймешь: свой транспорт - это вещь.
Я хотела было ему сказать, что нет такой Вещи на свете, ради которой стоило бы продаваться, но промолчала… Я еще раз внимательно вгляделась в лицо его жены на фотографии. Это было лицо
человека, который ни перед чем не остановится, лишь бы отхватить, присвоить, купить - как в случае с моим женихом - не постоять за ценой. Такая женщина при необходимости никогда не постесняется напомнить тому, кого она купила, точную сумму своих затрат…
…Он снова меня прижал. А мне вдруг стало так смешно! Так смешно - того гляди - разревусь!
Я начала собираться.
Он меня уговаривал.
- Не уходи! Еще рано. Я сварю тебе кофе.
Но я уже была в ванной… Такое лицо, как-то, что отражалось сейчас в зеркале, я видела в своей жизни нечасто. Кожа нежная с румянцем, глаза блестят - очень славная похорошевшая физиономия… И в этом я усмотрела некую подлость природы. Я злобно зыркнула на свое отражение и принялась собираться домой почти остервенело и сверхэнергично. Вот когда я ненавидела себя за то, что родилась женщиной. Но и родиться таким, как мой жених, мужчиной, я тоже не хотела. Уж лучше не родиться совсем.
- Я провожу тебя в метро.
- Мог бы проводить и до дому, - сказала я.
- Далеко, - сказал он, - а мне завтра на работу.
Я не стала спорить. Тем более, что если он решил быть великодушным, я-то сама решила ему
отомстить: за весь сегодняшний стыд, за то, пятилетней давности, его предательство, за то, что сегодня мне расхотелось жить, за ту чашку позора, которая опять наполнилась для меня до краев…
- Почему у тебя неубрано, мог бы перед моим приходом хотя бы ковер на полу пропылесосить…
- Уборка - женское дело. Скоро жена приедет - пропылесосит. Небось, не слабенькая…
Да уж… Я еще раз посмотрела на фотографию. Крепка и могуча! Я надела свой красный свитер,
достала из сумочки ярко-красные клипсы, повертела их в руках. Партнер мой в это время стоял ко мне спиной, застегивая рубашку. Я еще раз покрутила в руках клипсы, а потом быстро бросила одну из них за диван…
Ночью я плакала. И пила из треснувшей старенькой испытанной моей чашечки позора - и очень надеялась, что пью в последний раз. В руке я сжимала оставшуюся клипсу, и думала, что становлюсь мелочной, что надо было просто уйти, зачем еще эти коварства, что надо быть выше мстительности…
Но, странно: мысль о том, что где-то там, далеко от меня, в новом районе нашего большого старого
города, лежит себе, дожидаясь своего часа - своего ярко-красного часа скандала, моя маленькая мстительная клипса - мысль эта согревала меня…
Я просто воочию видела, как эта красная вещица принимает на себя первую пыль ожидания… Как она лежит там, лежит овеществленным сгустком моей ненависти… Лежит себе…
Чужая клипса под его диваном…
Кое-кто живет по принципу: «Сам себе глаз выбью, зато у моей тещи будет зять кривой».
Делают и причиняют зло, исключительно несчастные люди. Либо они были лишены детства, либо они не любимы в личной жизни, и мстят окружающим.
Поздний вечер.
Шел всего лишь второй час далекого - далекого путешествия из Москвы в Краснодар.
Заранее уставший междугородный автобус пытался поскорее уснуть и не думать: ни о времени, ни о пространстве, ни даже о туалете. Каждому хотелось умереть на ближайшие двадцать часов, чтобы вообще не заметить эту муторную, тошнотную дорогу.
Вдруг, среди леса, без видимых причин, автобус начал сбавлять ход, прижался к обочине и наконец остановился.
Бородатый водитель вылез из-за руля, вошел в салон и принялся нежно будить старика спящего на переднем сидении.
Старик проснулся, покрутил головой и увидев перед собой водителя, испуганно спросил:
- Что? А?
Бородатый водитель протянул деду паспорт и сказал:
- На вот, возьмите, к сожалению, вам придется выйти здесь, мне сообщили, что сейчас будет проверка, так что дальше я вас не повезу. Пойдемте, багажное отделение открою, баулы свои заберете.
Старик затрясся мелкой дрожью:
- Ну, ты что? Как так? Мы же договорились. Куда ж я выйду среди леса, да еще и с четырьмя сумками? Я же сказал тебе, что в Краснодаре меня сын встретит, он и заплатит за проезд. Вот же мой паспорт в залог. Не будь таким черствым, ну нет у меня денег, ну так получилось, с кем не бывает.
- Уважаемый, я все понимаю, но дальше не повезу, при всем уважении, у меня тоже семья, дети, не хочу я из-за Вас работу терять. Я бы и бесплатно вас довез, мне не жалко, но тут такое дело - контроль. Давайте, поднимайтесь, не задерживайте, у меня график.
Некоторые пассажиры проснулись и попытались поднять голос за деда:
- Ну, ты что? Куда же он пойдет? Лес кругом, да еще и без денег. Ну, будь ты человеком, не трогай старика, говорят же тебе - «сын встретит, заплатит». Что, паспорт двух тысяч не стоит? Ты посмотри, какой дождь на улице.
Дед, чуть не со слезами на глазах, с трудом выкрутил с пальца обручальное кольцо и протянул водителю:
- Мало тебе паспорта? Вот, возьми в залог обручальное кольцо.
Водитель аккуратно поднимая старика за локоток, ответил подчеркнуто ласковым голоском:
- Ну, что Вы? Зачем мне ваше золото? У меня автобус, а не ломбард. Есть билет - едем в Краснодар, нет - выходите тут.
Дед совсем сник, надел обратно кольцо, спрятал паспорт, достал из кармана две тысячи рублей и со вздохом протянул их водителю:
- На вот, последние, забирай, кровопийца. Теперь сутки голодать придется, а мне нельзя, у меня сахар в крови.
Водитель отвел руку с деньгами и все тем же ласковым голосом ответил:
- К сожалению, ничем помочь не могу, я не торгую билетами. Нужно было на автовокзале в кассе купить, тогда и ехали бы сейчас как все. Давайте, проходим, проходим на выход, вы людей задерживаете.
…Через минуту автобус уже отъехал от безымянной обочины, оставив после себя растерянного деда с четырьмя большими сумками.
Ропот возмущенных пассажиров не прекратился, а только нарастал.
Водитель, чтобы перекрыть эти революционные голоса пассажирской солидарности, взял микрофон и весь салон наполнился его голосом, только вот голос уже был не прежний ласковый, а ликующий, почти переходящий на крик:
- Что, пожалели эту старую сволочь?! Ну, так слушайте, я вам расскажу: полгода назад, этот дедок, вот так же как сегодня подошел ко мне и со слезами на глазах попросил довезти его до Краснодара - «Денег нет, вот возьми паспорт в залог, а по приезде меня сын встретит, так сразу и отдаст».
Ну, думаю - отчего же не помочь старику? Взял в залог паспорт и сам, за свои кровные купил этой суке билет.
Приехали в Краснодар. Действительно - встречает сын - сержант милиции. Подходит и говорит:
- Паспорт этого гражданина у тебя?
- У меня, только он мне должен две тысячи, вот билет.
А мент и говорит:
Засунь себе этот билет и давай сюда паспорт, пока я на тебя наручники не надел за вымогательство!
Потом со всей дури, так херакнул меня дубинкой по ноге, что я потом еле обратно до Москвы доехал.
А сегодня, спустя полгода после того случая, этот старый козел опять ко мне подошел, видимо не узнал, я ведь раньше без бороды был…
Ну, что, еще кому-нибудь жалко этого бедного дедушку???
Заказать бы тебя, как шлюху,
Расплатиться и выставить прочь.
Чтобы ты ощутил, как туго
Быть пристанищем только на ночь.
Прежде чем, ликовать победой,
Изнасиловать маленький мозг.
И напомнить: твой день - по средам,
В остальные иначе прогноз.
А вдогонку окликнуть: «крошка,
Ты сегодня был на высоте!»
Отомстить бы совсем немножко
И тебе, и твоей красоте…
Сила не в мести, а в прощении… Не в гордыне, а в смирении!