Вот билет — «мечта поэта»,
В Антарктиду лететь летом.
В тёплой куртке меховой,
Там поставишь стол, герой.
Снимешь варешку, постой,
Ты напишешь опус свой!
У бабули жила пара-сё, без продыху ела всё.
Пришёл кабанчик, выпил водочки стаканчик,
А потом и боров — показал свой норов.
Бедные свинки справили поминки…
Ищут виноватых в том случае, когда пытаются переложить свою вину на других.
Люди оправдывают своё недостойное поведение отсутствием любви. А может наоборот — нет любви, потому что человек лжив, нагл и хамовит…
Жизнь с нелюбимыми похожа на тупик
И лабиринт без выхода и входа,
В котором шепот переходит в крик,
И давят грудь невидимые своды.
В них, в нелюбимых, как бы все не так:
И смех, и взгляд, и сказанное слово,
И хочется поднять вверх белый флаг,
И разровнять все то, что стало комом.
Брак с нелюбимыми такая же тюрьма
С назначенным тебе по жизни сроком.
Ты сходишь потихонечку с ума,
И думаешь о смерти ненароком.
Ты пьешь на кухне с ними сладкий чай,
В котором горечь слез смешалась с болью,
И мысли молоточками стучат,
И под лопаткой, как иголкой, колет.
У нелюбимых жалкая судьба.
Но те, кто их не любит, той же масти,
И между ними общая беда:
Лишение и недостаток счастья.
Жизнь слишком коротка — ее губить,
Ломать — не строить, но сердца не камни.
Найдите в себе силы уходить
От тех, кого не любите ни капли!
— А что все бабы-то виноваты?
— А кто из мужиков, после секса, может сказать — я залетела???
Кругом проблемы: дома, на работе,
И мы, как заведённые, бежим.
Любой из нас нуждается в заботе,
Но жизнью мы своей НЕ дорожим!
Мелькают лица, как в водовороте,
Идём и не предчувствуем беды.
Возможно, смерть на первом повороте,
А мы психуем из-за ерунды…
В толпе тихонько женщина упала,
В грязи все руки, светлое пальто.
Народ гудел, что стыд мол потеряла,
Но близко к ней не подошёл никто.
Клюкой пинала в бок её старушка,
Бузил, ещё не протрезвевший дед:
«Вон напилась, неси скорей подушку,
Чтоб не мотаться, захватите плед!»
Достав «мобилы», все кругом снимали,
Крича при этом, что клиент готов.
Глумились, выли, ракурс выбирали,
Тянули камеры поверх чужих голов.
А продавец из магазина позвонила:
«Алло! полиция? Клиент созрел давно.
Она тут в лужу мордой угодила.
Кругом снимают про неё «кино»…
У перекрёстка встала иномарка,
На светофоре красный свет горел.
Видать, что у водителя «запарка»,
Он нервничал, по сторонам смотрел.
Увидев всё, тот час преобразился,
Машину бросив, кинулся в толпу.
Всех растолкав тихонько извинился,
От напряжения испарина на лбу…
Взяв телефон, набрал знакомый номер,
Сказал, что срочно «скорая» нужна.
Поторопитесь, человек не умер,
Минута для спасения важна …
Платком своим протёр ей руки, губы.
Пиджак под голову тихонько положил.
Над нею суетился, стиснув зубы,
Словно с такой проблемой раньше жил…
Сквозь пелену, она вдруг услыхала:
Держитесь женщина, не смейте умирать.
Она ответила: Я, кажется, упала?!
Мне очень стыдно, нечего сказать.
Присев на корточки, он «скорую» дождался,
И с ней в «карете» свой продолжил путь.
Оставить джип совсем не побоялся,
Сказав при этом: «Нужно отдохнуть!»
Через неделю он вдруг появился,
С букетом роз и фруктами в руках.
Врачи шептались: Кажется влюбился,
Хоть седины — сугробы на висках.
Он ей сказал, что был в командировке,
В тот день опаздывал, спешил в аэропорт.
Был, соответственно, не в той экипировке,
Когда добрался, улетел уж борт.
Ей через месяц сделал предложенье,
Сыграли свадьбу, счастливы вполне.
Теперь вот ждут в семействе пополненье,
В душе лишь шрам остался в глубине.
Пусть кто-то скажет : — «Повезло, как в сказке,
Такое в жизни раз — на миллион.»
Скажу вам просто — люди сняли маски,
Кто мимо не прошёл — земной поклон!
Не все, кто в иномарках, очерствели,
Кто в дорогих костюмах, при часах.
Они, хоть, в этой жизни преуспели,
Об «АЛЫХ» не забыли парусах…
Не стоит вешать ярлыки на уши,
Что сердца нет у «дорогих» вообще.
Что лишь у бедных существуют души,
Они лишь ценят ценности вещей.
Пусть Бог простит людей за их бездушье,
Мы потихоньку превращаемся в «зверей»!
Одолевает злость и равнодушье,
Всё меньше мы походим на людей…
В церквях грехи смывайте и молитесь,
Чтоб заслужить себе дорогу в Рай.
Чтоб обвинять, сначала присмотритесь,
А лучше — обогрей и хлеба дай!
В каждом из нас
живет безобразное,
только у каждого
оно — разное.
И в каждом из нас
проживает прекрасное
и оно тоже
обычно разное.
Но так устроено
душевное зрение
что безобразное,
когда оно наше,
видит уменьшенным,
А наше прекрасное —
всегда увеличенным.
И это же наше
душевное зрение
видит все это
наоборот,
если касается
дело других.
Есть в этом что-то
весьма похожее
на близорукость
и дальнозоркость,
но к сожалению,
к сожалению,
нет очков
для душевного зрения.
И очень часто
только поэтому
не могут люди
понять друг друга.
Зельвин Горн
Доброта сейчас хуже простоты, сделал добро - забудь. Не жди благодарности. Те, кто дорожит тобой, запомнит твоё добро, а те, кто привык получать все, не делая ничего взамен, будет считать тебя безотказным человеком и упрекнут тебя при первом твоём отказе им помочь.
Ты знаешь, что Христа поблагодарил лишь один из десяти спасённых им человек, а остальные молча убежали? Нет? Теперь ты знаешь все. Делая добро, забывай. Тебе же будет проще, когда те, с кем ты держался за руки, первые кинут в тебя камень. Просто не делай добра людям нищим духом и в ответ не получишь зла, ведь им больше нечего тебе дать, у них больше ничего нет.
Слишком мало вокруг людей, с кем хорошо молчать.
О человеке можно судить по тому, как он обращается с бесполезными ему людьми.
Или вот смотришь - массажные кресла в большом торговом центре.
В одном из них - мужчина с кустистыми бровями. Сидит, блаженствует.
Представила как он встал на рассвете, или даже нет!
Проснулся! Затемно. Часов в шесть - семь.
Лежит на спине, одеяло до подмышек натянуто, он на спине, живот пологим склоном теряется где-то там, внизу.
Лежит час, полтора, не поворачивается - боится жену разбудить, она слева - ближе к сердцу, в трогательной ночнушке в горошек лежит снежной горой, похрапывает со свистом в согнутый локоть.
Он любит этот локоть и этот запах - запах скошенной травы пролежавшей на поле три дня. Легкая кислинка и раздавленные ногой косаря божьи коровки.
Так вот, лежит, не двигается, смотрит в потолок, где иногда проскакивает луч от проехавшего автомобиля, беззвучно мурлыкает под нос песенку, мечтает.
Мечтает о рыбалке, о том, как вооот такой лещ будет прыгать у него в руках, танцевать свой танец смерти, потом даст ему напоследок пощёчину хвостом и уснёт в корзине.
Ещё мечтает как уедет в деревню, встанет вот таким же, но летним утром на рассвете, выйдет за порог, помочится под антоновку, закурит свою первую крепкую сигарету, сплюнет от счастья в траву, пойдёт в поле, над которым ещё парят ночные духи и давай мыть ноги в росе. Для здоровья, для радости, от суставов.
И вот так, в мечтаниях, пройдёт два-три Часа, рядом уже нервно задышит супруга - проснулась, значит.
Он похлопает её по чем-то мягком или даже клюнет пышными усами в круглую макушку, спустит ноги прямо в скошенные от времени тапочки и пойдёт пить чай из большой чашки с надписью ПАПА. Или BOSS. Или Fisherman.
Потом наденет старые спортивные штаны с лампасами, сверху брюки - парадно-выходные, они же единственные, майку, рубашку в клетку, свитер. Серый. Ботинки. Им даже кроссовки. Зимние. Тяжёлый, как бронежилет, пуховик. Шапка, серая. Перчатки вязаные. В карман - сигареты, ключи, во внутренний карман - ПОРТМОНЕ!
Уже одетый стоит.
Жена выплывет из спальни. С картины Кустодиева. Волосы длинные, как ореол, светятся в проеме двери, на руках - котик. Тоже упитанный.
«Толя, снова ты туда?»
«Вася там в туалете наделал, Зин, я не успел убрать»
И тепло так посмотрит на неё. И на котика.
Потом, уже в дверях, обернётся: «хлеба купить? Есть? Ну, ладно»
И на остановку, по первому снежку.
В торговом центре оглядывается, будто впервые, но идёт прямой линией.
Все массажные кресла пустые. Но он выбирает крайнее справа, ближе к лестнице - «своё», садиться грузно, укладывает ноги, руки, голову и закрывает глаза.
И так лежит, не замечая людской поток, который мельтешит туда сюда, туда сюда.
Блаженствует.
Если люди - линии,
То какие они?
Ровные, кривые ли?
Очертания милые, сильные…
Незаконченные, грубые, некрасивые?..
Вот смотри, сплетена
Чьих-то линий запутанная судьба.
Не развяжешь, как ни руби
С плеча…
Не губи -
Поджидает своя черта.
Только вот
Среди линий есть те, что за год
Или век
Не коснутся, не заиграют упруго;
Не встретит в толпе человек
Пересеченного взглядом
Друга,
Не сможет пожать ему руку,
И лишь зачеркнёт к утру
Прожитый день календарным листом
В труху.
Не скажет наедине он той,
Что только во снах
Представала:
«Я разрезан на части
Линией твоего оскала!
И все параллели
Между тобой и мной
Жизнь в одной точке связала,
Замкнув их
Ладонью в ладонь…
Мне так тебя не доставало!».
И мой мир таков:
Наломали мы дров
Оба,
Что из них и не арка венчальная,
И не двери родимого дома,
Лишь крышка гроба,
И куда бы ни вильнула строка:
Всё мы не вместе;
Два берега, одна река…
Но послушай, пусть даже так -
Зачеркнуть? -
Останется
Раньшее время, как шрам
На годах,
Что уже не вспоминаются.
Если люди - линии,
То есть узлы.
Кто-то вяжется, кто-то рвётся
Вне времени.
Но в жизни своей мне не встретить
Такой, как ты.
Давай пересечёмся?
Впервые
Двумя параллельными…
«Стена» между людьми стоит тогда, когда не слышат слов друг друга.
Он хотел использовать её в качестве разменной монеты.
Но она оказалась купюрой крупного достоинства