Минувшее кроется в будущем, словно война,
которая теплится в наших звериных зрачках.
Предметы давно потеряли свои имена -
и мы нарекли их другими… Но горечь и страх -
ожившие тени былого - они не уйдут:
они ещё слышат дыхание прошлых имён;
бесстрастный звучит камертон, призывая на суд;
и каждый ещё не рождённый уже осуждён
на злые - по вещему Фрейду - подспудные «я»,
на кровоскольжение знаков событий и мер
по предотвращению собственного бытия,
на это кружение, это смешение сфер
чужих интересов… И радостно бдит вороньё
совсем недалече, коль ты, безоружен и наг,
принёс в дольний мир свою плоть; и вкушает её меняющий лики досужий любой хронофаг…
И даже когда различишь в знаменателе ноль -
сумеешь понять ли придуманный дьявольский ход:
в итоге простого деления тёмная голь
имеет иллюзию вечности в слове «народ»…
Но тщетно бежать от тщеты: в лучшем случае, ты сто раз возвратившись из битв - со щитом, невредим, -
в сто первый на нём возвратишься из сечи; щиты
куда долговечней твоей протоплазмы. Засим
и правда, которая дольше мгновения, - ложь,
набор аберраций, игра подсознания, навь.
Из этой овчинки доноса и то не сошьёшь,
чего не сказать о богатстве аллюзий. Представь:
на утлом судёнышке некие чудики (но отважные хлопцы), покинув свои города,
поплыли в Колхиду искать золотое руно -
и дальше по тексту… Но с кем это было? Когда?
За тьмою редакторских правок уже не узнать:
герои давно потеряли свои имена -
и мы нарекли их другими. Лишь чёрная гладь
Эвксинского Понта безмолвно вздымает со дна
ожившие тени былого, щепу, черепки,
оружие, кости, обмылки старинных монет.
Рукой зачерпнёшь - и, как кровь, солона, из руки
струится великая тайна всего, чего нет…
Снежинки-балеринки кружились в легком танце,
Блестели каждой гранью под скибочкой Луны.
И множились сугробы, и покрывались глянцем,
Казалось, мир весь тонет в объятьях белизны.
Но потихоньку ветер пригнал метель шальную,
И туча кружевная укрыла лунный край.
Снежинки-балеринки пошли в кадриль такую,
Что прятать нос и щёки лишь только успевай.
Так, до утра кружили, водили хороводы.
Гудела вьюга трубно, вещАя о зиме.
Природа отдыхала под снежным небосводом
И тайно вспоминала о сказочной весне.
Copyright: Елена Мизюн, 2013
Свидетельство о публикации 113 123 105 208
Она умирала. «В глазах гасли жизни блики «.
На мокром асфальте к груди подтянув колени…
Застыла душа в безмолвном протяжном крике
В последнем рывке и в последнем своем падении.
К ней ветки тянули деревья и голосили,
Металась весна подраненным серым зверем,
Ее обнимал закат на исходе силы.
Лежала она, уже ни во что не веря.
Ее укрывало небо тучами синими,
А сердце, как в клетке, билось испуганным голубем,
Шептала молитву с его драгоценным именем.
Как страшно одной в многолюдном бетонном городе.
Она лишь хотела увиденной быть, услышанной,
Чтоб счастье забилось с надеждою вновь и вновь.
Бывает и так: не сбылось, не срослось, не вышло…
В холодную ночь умирала моя Любовь…
недавно, я старый альбом фотографий
нашёл в антресоли, /достав из-под пыли/.
на верхней обложке был - столб телеграфный.
а дальше - картинки, из радужной были.
курносый мальчишка в заношенных кедах,
в спортивном костюме /"от старшего брата"/
порой, за игрой забывавший обедать,
жил /в общем/, не бедно хоть, и не богато.
вот, папы машина - «хромой» запорожец.
свой домик в райцентре. земельный участок.
дружок по соседству, не очень надёжный.
/зато, совсем рядом и виделись часто/.
вот - пруд за больницей, /там карпов ловили/.
вот - старый «орлёнок» - закалка коленок.
большие деревья. затменье светила,
длиннее минуты и ярче мгновенья…
…глаза пелена вдруг, внезапно накрыла,
припомнилось детство, а после и юность…
и молодость… и вдохновения крылья,
живучесть и крепость системы иммунной.
припомнилась глупость решений спонтанных,
летающий пепел от крыльев сожжённых,
/на фоне картинок замёрзших фонтанов/,
ненужность иллюзий и жизненных гонок…
…курносый мальчишка, немножко с упрёком,
смотрел с фотографии, всё понимая…
…порою, так хочется в детстве далёком
побыть, хоть не долго… жаль… - так не бывает…
как будто, в комнате без окон и дверей,
где тщетны поиски и выхода, и входа
я, словно рыба без воды среди полей,
глотаю воздух раскалённого восхода.
мне вихри снежные поют о небесах,
о том, как где-то за чертой сияет солнце,
о том, как в прошлых сокровенных временах,
узлом связало нити жизни веретёнце.
я, как циркач, как акробат-эквилибрист,
свой путь под куполом продолжил без страховки,
узор рисуя на последующий лист,
вновь создал шифр, что не имеет расшифровки.
но все позывы притяжения земли
я отвергаю, не желая даже слушать,
зов высоты в моих мозгах неодолим,
я отпускаю на свободу свою душу.
как будто в космоса бескрайней высоте,
пускай парит она, не ведая запретов
не к окончанию, не к финишной черте,
а сквозь мороз и непогоду, прямо к лету.
Ой, ты гой еси на Руси!
Льется с неба синего синь.
По крутому брегу-боку
Поливает Омут реку.
Сине-белый мех пуховой,
С белокурой, белой главой,
В седых космах, в синь облака
Принимает Омут река.
Серо-белый пористый снег,
Проносивший свет зимних нег,
Бывший барин в ивном суку
Отпевает Омут реку.
Темно-синий и с зеленой,
Тонкой ниткой, плотной стеной
Полусонный лес, как к руке,
Припадает к Омут реке.
Речным чёртом, чёткой чертой
Чёрный ворон - плот смоляной
Из далека в даль далека
Посылает Омут река.
Вот твой портрет с чуть грустными глазами,
А в них любовь, усталость и беспечность.
Пусть ты давно уже за небесами,
Но твои строки произносит вечность!
Ты был простым, понятным и знакомым.
Так и хочется назвать тебя Серёгой!
По Земле своим призванием ведомым,
Ты шел тяжелою, но славною дорогой!
Ты открывал как двери свою душу,
Её печали разбавляя в кабаках…
Но всё сильней они рвались наружу,
Немой тоскою оседая на стихах.
И тех стихов таинственная сила -
Чутким теплом согревает сердца.
А в них любовь, мечтательность, Россия,
Вопросы к жизни и надежда на Творца!
И каждый раз читая чувственные строки,
Утопая в чем-то близком, дорогом…
Мне представляется твой взгляд глубокий -
С загадочным и дерзким огоньком!
(23.11.16)
Быть женщиной любимою твоей… от суеты напрасной оторваться… и каждый день по-новому влюбляться… и сознавать, что нет тебя родней… Быть женщиной единственной твоей… и на рассвете рядышком проснуться… бессовестно счастливой улыбнуться… и вспомнить нежность долгую ночей… Быть женщиной любимою твоей… и никогда назад не оглянуться… от счастья замереть… тебя коснуться… Что в жизни этой может быть важней…
Ненавидь меня больше, чем сможешь прощать
Забывай там, где тьма пресекается светом.
Идеальный ребенок, как с гордостью мать,
Замечает, когда прибежишь за советом.
Я тебя отпустила, чего уж скрывать,
Что таить неприязнь, словно яд по бокалам.
Повзрослеешь- придется тебя убивать
И залить свою жизнь ослепительно алым…
Воевать надоело. Отставить, комбат.
Я чеку сберегу для последущих целей.
Ювелирно и тонко играя, ты, брат
Сделал Каина в пух, прах останется цепью.
[Неразрывной и хрупкой, в которой звеном
Оказался ты самым слабейшим. Прощайте.]
Я тебя напою напоследок вином
И оставлю как есть: одинок и несчастен.
Ненавидь, проклинай и старайся забыть
Из архивов стирая известные даты.
Я последняя тварь, меня сложно любить.
Уничтожь расположенность к боли, задатки.
И умри…
Извиваясь от злости у ног/
Под окном у единственной статусной суки
…у тебя будет сын. Плачь, малыш, видит Бог,
Что придешь целовать ненавистные руки.
Чтобы свободно летать в вышине,
Достаточно знать, что нас ЖДУТ НА ЗЕМЛЕ!!!
Кому же свобода без крыльев нужна,
Зовут по-другому её - ПУСТОТА…
Люблю необъятный простор обнимать,
Летать в небесах, но всегда точно знать,
Что приземлившись в родное гнездо
На тёплой ладошке найду я зерно…
И они в звуках песни, как рыбы в воде…
И они в звуках песни, как рыбы в воде,
Плавали, плавали!
И тревожили ночь, благовонную ночь,
Звуками, звуками!
Вызывала она на любовь, на огонь,
Голосом, голосом,
И он ей отвечал, будто вправду пылал,
Тенором, тенором!
А в саду под окном ухмылялась тайком
Парочка, парочка, -
Эти молоды были и петь не могли,
Счастливы, счастливы…
Печально верба наклоняла
Зеленый локон свой к пруду;
Земля в томленьи изнывала,
Ждала вечернюю звезду.
Сияло небо необъятно,
И в нем, как стая легких снов,
Скользили розовые пятна
Завечеревших облаков.
Молчал я, полн любви и муки,
В моей душе, как облака,
Роились сны, теснились звуки
И пела смутная тоска.
И мне хотелось в то мгновенье
Живою песнью воскресить
Все перешедшее в забвенье
И незабвенное забыть!..
Саша Черный. На вербе
Солнце брызжет, солнце греет.
Небо - василек.
Сквозь березки тихо веет
Теплый ветерок.
А внизу все будки, будки
И людей - что мух.
Каждый всунул в рот по дудке -
Дуй во весь свой дух!
В будках куклы и баранки,
Чижики, цветы…
Золотые рыбки в банке
Раскрывают рты.
Все звончее над шатрами
Вьется писк и гам.
Дети с пестрыми шарами
Тянутся к ларькам.
«Верба! верба!» в каждой лапке
Бархатный пучок.
Дед распродал все охапки -
Ловкий старичок!
Шерстяные обезьянки
Пляшут на щитках.
«Ме-ри-кан-ский житель в склянке
Ходит на руках!!»
Пудель, страшно удивленный,
Тявкает на всех.
В небо шар взлетел зеленый,
А вдогонку - смех!
Вот она какая верба!
А у входа в ряд -
На прилавочке у серба
Вафельки лежат.
Окно распахнуто, колышет занавеску,
Ворвавшийся внезапно, ветерок.
Как Вы ко мне относитесь - известно,
Как я к Вам - прочитайте между строк…
В письме, рождённом трепетной рукою,
Когда на город опустилась ночь.
Посланьем этим Вас обеспокою,
Смятенье чувств не в силах превозмочь.
И не судите автора предвзято,
Коль смысл письма понять Вы не смогли.
Бессонница, наверно, виновата,
Что строчки эти на листок легли…
.
Собери моё сердце из мелких осколков,
Дребезжащих протяжно на голом ветру,
Уносящем в порывах своих кривотолков
Мелодичность надежд и права на мечту.
Пусть оно зазвенит звуком долгим и чистым,
Отражаясь волнами от встречных преград,
Нежной нотой летящей, живой, серебристой
Резонируя ввысь, возвращаясь назад
В терпеливо зовущие негой ладони,
Отдавая им найденный вновь унисон
С тихо льющейся музыкой светлых гармоний,
Контиленно звучащей, как тающий сон….