Есть такая легенда:
Однажды Тамерлан осадил город и послал туда гонцов, чтобы взять с народа дань в виде мешка золота. Люди выплатили дань, и гонцы вернулись с мешком золота.
Второй раз Тамерлан послал гонцов за данью, однако, те вернулись с пустыми руками, сказав:
- Люди плачут, говорят, что у них больше ничего нет!
- Раз плачут, значит еще что-то осталось! - ответил Тамерлан и снова послал гонцов.
И действительно, гонцы вернулись с золотом, и Тамерлан их спросил:
- Как настроение у людей в городе?
- Люди смеются, пляшут, веселятся, - ответили гонцы.
Тогда Тамерлан сказал:
- Ну, раз смеются, значит, действительно, ничего не осталось…
У хозяйки Зимы нрав суровый:
Только ветер над нею один,
Своевольный и к делу и к слову,
Низменный всегда господин.
По декабрьско-январским морозам
Исходив миллионы дорог
Он писал в назидание прозам
На просторах картину тревог.
В февралёвую стыть окунувшись,
Приустал от привычных затей…
Но считая, что он самый лучший,
Стал заглядывать в души людей.
А у них что ни слово - то чувство,
Что ни взгляд, то любовь или страсть.
Что же сердце то вЕтрово пусто?
Что ж любовь? Где хвалёная власть?
Очень скоро от марта к апрелю
Полетела звенящая весть:
«Появилась Весна!». «В самом деле?, -
Думал Ветер… - Окажем ей честь».
Закружившись с красавицей в танце,
Он влюбился. Так быть и должно…
Утро рдело в стыдливом румянце,
Будто было влеченье грешно.
Май промчался почти незаметно,
На июньской заре господин
Повстречался с божественным летом,
И сердечко забилось в груди.
Стало жарким июля дыханье.
Аппетитно в своей полноте
Лето ластилось напоминаньем
Об усладах любовных утех.
С головой окунувшись в безумство
Неожиданно-щедрой любви,
Ветер просто дышал вольнодумством,
Сладострастное лето обвив.
Август времени выбрал подарки:
Разгулялось грибовье в лесах,
В ноги сыпали золото парки,
Бирюзой облеклись небеса.
И сияли восторженно краски.
Лето ветра ласкала рука.
А на небе изнеженном сказкой
Осень тихо пасла облака.
Шелест павшей листвы по оврагам…
Тихий шёпот травы у пруда…
Величанье единственным магом…
Надоело… Любовь… да, не та.
Утомившись от лести на ушко
Вдруг промолвил монарший ворчун:
«Приведите мне осень-пастушку.
Посмотреть на девицу хочу».
Сентябрёвой походкой неслышно,
Чуть примяв под стопою траву,
Осень к трону властителя вышла
И покорно склонила главу.
Подчиняясь приказу монарха
Подняла свой задумчивый взгляд…
И спалила тотчас до огарка
Сердце Ветра в лучах сентября.
Онемев от восторга сначала
Он дарил ей уюта тепло…
Но задумчиво Осень молчала -
Время в холод октябрьский текло…
Не привыкший к отказам хозяин,
Потерявший терпенье в тщете,
Был в бессилье своём неприкаян
И гонял облака в высоте.
И затучилось небо от горя,
Изменился не к лучшему свет:
Шёл ноябрь… Ветер так же упорен…
Осень только молчала в ответ.
И однажды исчезла из виду:
То ль истаяла дева в тоске,
То ль сбежала, оставив обиду
Под снегами в ближайшем леске.
Истомлённый в любви безответной
Голосил, как затравленный зверь,
Ветер и сединою бесцветной
Наметал из несносных потерь
Непролазного снега оковы,
Засыпая по крыши дома…
Стали месяцы к миру суровы
И взялась за хозяйство Зима.
ЛЕГЕНДА О НЕБЕ, ДОЖДЕ И ЛЮДЯХ
Давным-давно, что уже почти никто и не помнит этого, но на земле был красивый сад. Он разрастался всё больше и больше. Он не был окружен заборами, как сейчас многие сады скрыты за высокими оградами. В тот сад свободно входили с разных сторон тенистые дорожки. Сад был открыт для всех. И все люди бережно ухаживали за садом, каждый питался дарами этого чудесного плодородного места. Климат способствовал хорошим урожаям. Небо было благосклонно к людям. Солнце дарило жизнь. А дожди питали все растения.
Сад был огромный: и каждый мог уединиться, если хотел. И что только в нём не росло! Там было всё, чего душа пожелает! Участки настоящего леса - с величавыми дубами, фруктовые деревья и даже пальмы. Разнообразные ягоды и фрукты. И много прекрасных цветов, от которых по всему саду разливался восхитительный аромат. Там было приятно полежать в мяте или посидеть под кроной большого дерева, любуясь восхитительной окружающей природой.
А еще в саду были небольшие пруды с кувшинками и чистые реки, где плавали рыбы. Красиво пели птицы, забавно прыгали белки, вальяжно расхаживали зайцы. Люди приходили туда отдохнуть и душой, и телом, а так же поработать в саду и собрать новый урожай.
Однажды целый месяц не было дождей, и сад стал понемногу засыхать. Сначала люди брали воду с ближайших рек, но потом, устав носить воду и поливать целыми днями деревья, кусты и цветы, люди начали молиться небу, выпрашивая дождь. Сад с каждым днём всё больше нуждался во влаге. Люди, собравшись все вместе, молились три дня и, наконец, под вечер пошёл проливной дождь. Сад снова стал свежим и красивым.
Но люди не могли успокоиться, боясь, что такое снова может повториться и им опять придётся вымаливать дождя у неба. Народ решил подчинить себе дождь, чтобы самостоятельно решать, когда и сколько он будет идти над их садом.
Люди, сообща, свили длинную прочную верёвку из лианы. Потом залезли на горы, скалы и крыши домов и стали все вместе закидывать верёвку в небо, чтобы подчинить себе дождь, пытаясь поймать тучу на верёвку. Но у них ничего не вышло, верёвка прошла сквозь тучу и снова упала на землю.
Небо обиделось на людей из-за их неблагодарности и того, что они пытались подчинить себе его дождь. Небо решило показать неблагодарным людям свою силу. Тучи улетели за горы, солнце стало греть всё жарче. В водоёмах воды становилось меньше с каждым часом, рыбы умерли, а животные или погибали от жажды, или уходили с этих жарких мест… Сад постепенно весь засох, даже земля потрескалась. Дожди не шли месяцами…
Редкая облачность, малая влажность воздуха и полное отсутствие растительности - всё это заставило и людей уйти с этих мест. Та земля, выжженная солнцем, стала почти пустынной, она теперь состояла лишь из песка, камня и сухой глины, оживляемая лишь редкими зелёными пятнами оазисов, которые не могли спасти от палящего солнца… Люди, уходя и оглядываясь назад, стали называть те места, - пустыня.
В старинной легенде гласилось:
Властитель страны, падишах
Влюбился. Великая милость
Избраннице выпала… Ах!
Подарки… изысканный ужин…
Всё - только душа пожелай.
Оставь небогатого мужа
И руку Великому дай…
«Беру эту женщину в жёны», -
Решил для себя, но она
Ответила власти влюблённой:
«Прости, но я мужу - жена.
У жизни немало мелодий:
Желанья, владенья и страх,
Покуда мы живы - в нас бродят…
Умрём - и останется прах.
И вся красота - только искус.
Уходит с годами она.
И только оскоминой привкус
Оставит прозренья вина.
Ты можешь убить меня ныне
И можешь насильно забрать,
Моё продолжение - в сыне.
Скажи: Ты любил свою мать?
Ты мудр, падишах: неизбежность
Нередко ломает судьбу.
Что стоит продажная нежность?
Царю… падишаху… рабу…
Цена удивительно схожа,
А верность - бесценна. Прости…"
И выслушав исповедь… всё же,
Её падишах … отпустил.
Поистине - мудро решенье
Не сдаться соблазнам ума,
Что дал бы, поди, разрешенье,
Когда б не решила сама
Душа отказаться от власти
Даров из богатой страны.
За самое главное счастье
Которому нет и цены.
А много ль для счастья то надо?
Да, хватит без лишних затей:
Спокойного тёплого взгляда,
На радость любимых людей,
На свет из родного окошка,
Где каждый тебе будет рад,
На сына, кормящего кошку…
На встречный… такой же вот взгляд.
Однажды, к трону Божьей власти
С земли творцом приглашены,
Явились на верховный кастинг
Заслуг причины и вины.
Собрались в очередь под дверью
В межирье подлость, зависть, месть
Сомненье, страх, талант, доверье,
Боль, добродетель, такт и честь.
И обратился к ним Всевышний:
«Мне нужно выбрать, лишь троих.
Решайте сами, кто здесь лишний.
Я не навешу вам вериг.
Вот Вам черта. Она готова
Принять от каждого лишь шаг.
Задача есть. Дождёмся слова.
А я, прислушаюсь, верша».
Покуда время коротало
В молчанье мыслей маету,
С повадкой грубого брутала
Ступила подлость на черту:
«Что добродетель? Торт на блюде.
В ней проку ни на йоту нет:
Не побранится, не осудит
И не оценит звон монет.
Земле она совсем некстати,
Ведь, у неё запретов тьма.
А месть и зависть, о, создатель,
Имею я в себе сама.
Боль, страх, доверие, сомненье
Взять в руки я могу вполне.
Даруй, Всевышний, разрешенье
Сойти на землю первой мне».
Из перечисленных в тираде
Никто не возразил, увы…
Решились Такт и Честь, не глядя,
Взять Добродетель во главы.
И та спокойною походкой
Дошла в раздумье до черты:
«Кому садиться в жизни лодку
Решать, создатель, будешь ты.
И если выбор твой откажет
Мне в появленье на земле -
Я буду неба верным стражем
И не запутаюсь во зле.
Не сану подлости подругой,
Ей не поддакну никогда.
Но не затею с нею ругань:
Что проку? Больше в том вреда».
Талант остался без опоры.
У трона, в полной пустоте.
Но без малейшего укора
Он след оставил на черте:
«Мне трудно объяснить, создатель,
Какой во мне для мира прок.
Земле я кстати иль некстати -
Узнать позволит жизни срок.
Ответить что тебе, создатель?
В добре есть правда и во зле.
Я истины не знаю, кстати,
Пока не пожил на земле.
Для очертаний в свете белом
Бывает нужен чёрный цвет
Таланту важно делать дело,
А не болтать о смысле лет.
И губы тронула улыбка …
И взор Всевышнего сверкнул:
«НУ, что же, понял я ошибку…
И не вменяю вам в вину
Прямолинейность, откровенность
И нежелание хитрить.
Своим словам держите верность!
Ступайте все, на раз, два, три…»
Земля о жизни песни пела,
Дышала счастьем без помех…
А мир делился между делом
На крики, стоны, плачь и смех.
До сей поры столетья мерят
Собою подлость, зависть, месть
Сомненье, страх, талант, доверье,
Боль, добродетель, такт и честь.
Дитя ночной Земли, цветок прекрасный,
Был предназначен для любви Луны…
Роман их был красивый, яркий, страстный,
Желания - чисты, смелы, сильны.
Бежало время, приближалась осень,
И мать все ночи, дни и вечера
Молила среди скошенных колосьев:
«Дитя, настанет для любви пора.
А нынче сбереги немного силы,
Приляг, усни при зимних холодах.
Когда б Луна тебя, дитя, любила,
То приняла бы расставанье. Страх
Оставь, ведь впереди дорога к жизни,
Ещё немало выпадет чудес.
Дитя, Любовь прекрасна, но капризна.
Она всегда спускается с небес".
Но все слова и все увещеванья
Не помогли: ЦВЕТОК УЖЕ ЛЮБИЛ.
И перед ждущим страхом расставанья
Страх смерти для него не тяжек был.
Так обратившись к Ночи за подмогой,
Он был готов платить потом… потом.
И ночь легла плащом к любви порогу.
И выбор был уже определён.
Когда же время ожидать устало -
Пришли безжалостные холода:
Влюблённого цветка уже не стало,
И поняла небесная звезда,
Чем заплатил любимый за возможность
Встречаться с нею в сумраке ночей.
И проклиная чувств неосторожность,
Луна заплакала слезой лучей.
А на Земле, пропитанной печалью,
Взошла трава, прорезав боли стынь.
И люди мудрые её назвали
Горюн-травою. То была ПОЛЫНЬ.
И серебро Луны в её соцветьях,
А в стеблях горечь звёздных слёз. И в ней
Вся боль любви, единственной на свете
Святыни, что смертей любых сильней.
Осенью 1836 г. к одной из кузниц на окраине города Красноуфимска подъехал верхом бедно, но чисто одетый высокий человек. Он попросил подковать его лошадь. И облик его, и манера речи показались кузнецу странными. Он заподозрил в незнакомце шпиона и позвал полицию. Задержанный и препровождённый в городскую тюрьму странник назвался Фёдором Кузьмичом. От дальнейших разъяснений он отказался, представившись бродягой, не помнящим родства. Бродягу наказали двадцатью ударами плетью и приговорили к ссылке в Сибирь на поселение.
Загадочный старец
26 марта 1837 года Фёдор Кузьмич прибыл к месту ссылки - в деревню Зерцалы Томской губернии. Во время следования по этапу Фёдор Кузьмич расположил к себе не только арестантов, но и конвоиров своей заботливостью о слабых и больных, беседами и утешениями. По прибытии Фёдора Кузьмича определили работником на Краснореченский винокуренный завод. Однако на принудительных работах его по старости лет не занимали. В передвижениях не ограничивали.
Старец занялся подвижнической деятельностью - обучал грамоте сельских ребятишек, оказывал врачебную помощь местному населению. Но большую часть времени проводил в молитве. Везде и всегда с ним было несколько религиозных книг, икона Александра Невского и распятие, поражавшее нерусским характером работы.
Фёдор Кузьмич строго соблюдал посты и другие христианские каноны. В скоромные периоды благодарные селяне заваливали его пирогами и прочей снедью. Он принимал, но, отведав немного, оставлял, а потом раздавал еду всем, кто к нему заходил.
В январе 1864 года старец занемог и 20 числа по старому стилю мирно преставился. Похоронили Фёдора Кузьмича на кладбище Томского Богородице-Алексеевского мужского монастыря, что говорило о признании церковью его подвижнических заслуг.
Спустя 39 лет, в 1903 году тогдашний настоятель монастыря благословил строительство часовни на могиле старца. Когда начали рыть траншею под фундамент, частично вскрылась могила. Мощи были нетленны.
Уйти в сермяге по дорогам
Почти за сорок лет до мирной кончины старца Фёдора Кузьмича Россию оповещают о скорбном событии: осенью 1825 года в Таганроге безвременно скончался император Александр I. Гроб, завинченный и залитый свинцом, везут через всю Россию, чтобы в Петербурге с подобающими церемониями поместить его в усыпальницу царской фамилии.
В тот же день, когда император Александр I покидает наш бренный мир, из Таганрога на север выходит высокий пожилой путник в одежде простолюдина с мешком за плечами и палкой в аристократически маленькой руке.
Александр I пришёл к власти через невольное отцеубийство. Сам он давал согласие только на отстранение Павла I от престола - и то под угрозой собственной жизни. Но воспоминания о кровавой ночи 12 марта 1801 года мучили его всю жизнь. Одержав победу в Отечественной войне 1812 г.,
Александр был уверен, что победой обязан только Божьему промыслу. Будучи человеком искренней религиозности и чуткой совести, он жестоко терзался усиливающимися во время его правления реакционными течениями - идеи декабристов витали в воздухе, а консервативная часть дворянства старалась не допустить их распространения. По поручению Александра I в России начали разрабатывать проекты поэтапной ликвидации крепостного права. Но российские крестьяне получили свободу только в 1861 году, за три года до смерти старца Фёдора Кузьмича.
Разлад между реальностью и идеалистическими представлениями о ней мучил императора год за годом и побудил, в конце концов, негласно отречься от власти и уйти «в сермяге по дорогам». В учебнике истории это событие называется «неожиданная смерть императора в 1825 г. в возрасте 48 лет».
Всего лишь бродяга?
Никаких официальных подтверждений того, что старец Фёдор Кузьмич и император Александр I - одно лицо, не существует. Однако Владимир КАМСКИЙ, историк, приводит несколько косвенных доказательств.
Пожалуй, самое веское - результаты вскрытия могилы Александра I в Петропавловской крепости. Вскрытие провели большевики под руководством Луначарского в 1919 году. Гроб оказался пустым, и было видно, что он никогда не использовался.
Тогда же, в 20-е годы прошлого века, в Томске нашли портрет старца Фёдора Кузьмича кисти местного живописца. Полотно один в один передавало черты императора.
Сам Фёдор Кузьмич в часовне деревни Зерцалы оставил загадочный вензель в виде буквы «А» с короной над нею и парящим голубем.
Внутри царской семьи, вероятно, тайна императора Александра свято хранилась и передавалась из поколения в поколение. Иначе как объяснить Александровскую колонну на Дворцовой площади, установленную Николаем I, младшим братом Александра, взошедшим на престол после его «смерти». Всегда до этого русским царям ставили конные памятники. А в память об Александре I архитектор Монферран изобразил ангела, несущего крест, и двуглавых орлов без корон, что аллегорически указывало на добровольный отказ от власти.
Из других доказательств - свидетельства современников о том, что царя в Фёдоре Кузьмиче узнал сосланный в Сибирь истопник из царского дворца. Узнал государя и отставной солдат, служивший в Петербурге. Увидев старца, он закричал: «Царь-батюшка, Александр Павлович!». Но тот поспешно ответил: «Я всего лишь бродяга. Молчи, не то попадёшь в острог».
Чуть позже императора в Фёдоре Кузьмиче опознала крестьянка Александра Никифоровна, которая по его настоянию поехала на богомолье в Почаевский монастырь в Кременчуге и там в доме графа Осен-Сакена видела портрет императора. Вернувшись в Сибирь, крестьянка сказала старцу, что он очень похож на императора, на что Фёдор Кузьмич ответил в том духе, что похожесть - ещё не доказательство родства.
В 1984 году Феодор Томский (старец Фёдор Кузьмич) канонизирован Русской православной церковью
Прометей стоит, прикованный к скале.
Летит орел, в когтях тащит завернутое в покрывало зеркало.
Прометей мучительно стонет.
Орел устанавливает зеркало напротив Прометея, стукает по стеклу клювом.
Поверхность зеркала подергивается рябью и проявляется изображение.
Прометей зажмуривается, но тут же открывает глаза, потому что не смотреть на дело рук своих не в силах.
Костры.
Десятки костров, в несколько рядов, и на каждом - корчится заживо сжигаемая ведьма.
Горящие от брошенной спички леса.
Объятые пламенем автомобили.
Печи крематориев в концлагерях.
Раскаленные щипцы в руках палача.
Поля, затянутые пороховым дымом.
Костры из рукописей.
И многое, многое другое.
- Но есть же и светлые стороны!
В отчаянии возражает Прометей.
- Огонь - это тепло, это свет, это горячая еда. Огонь это прогресс!
Орел не спеша заворачивает зеркало обратно в покрывало. Насмешливо каркает и улетает.
- Лучше бы ты мне печень выклевывал…
Март в разгаре… на зеленеющих опушках горят кровавыми пятнами анемоны, дочери ветров…
В местах, где огонь превращается в воду,
На горных холмах, дня и ночи творенье
Во все времена и в любую погоду
Растут анемоны - цветы вдохновенья.
Даже при малейших порывах ветерка цветы анемон раскачиваются на своих цветоносах, а крупные лепестки цветов начинают трепетать, как влюбленное сердце при виде своего возлюбленного…
Прекрасная Афродита полюбила сына царя Кипра, Адониса. Никто из смертных не был равен ему красотою, он был даже прекрасней богов-олимпийцев. Забыла для него Афродита и Патмос, и цветущую Киферу. Адонис был ей милее даже светлого Олимпа. Все время проводила она с юным Адонисом. С ним охотилась она в горах и лесах Кипра, подобно девственной Артемиде. Забыла Афродита о своих золотых украшениях, о своей красоте. Под палящими лучами солнца и в непогоду охотилась она на зайцев, пугливых оленей и серп, избегая охоты на грозных львов и кабанов. И Адониса просила она избегать опасностей охоты на львов, медведей и кабанов, чтобы не случилось с ним несчастья. После охоты отдыхала Афродита на сочной траве зеленых долин с Адонисом, склонясь к нему на колени своей божественно прекрасной головой. Редко покидала богиня царского сына, а покидая его, каждый раз молила помнить ее просьбы.
Однажды в отсутствие Афродиты собаки Адониса во время охоты напали на след громадного кабана. Они подняли зверя и с яростным лаем погнали его. Радовался Адонис такой богатой добыче, не предчувствовал он, что это его последняя охота. Все ближе лай собак, вот уже мелькнул громадный кабан среди кустов. Адонис уже готовится пронзить разъяренного кабана своим копьем, как вдруг кинулся на него вепрь и своими громадными клыками смертельно ранил любимца Афродиты.
Умер Адонис от страшной раны.
Когда Афродита узнала о смерти Адониса, полная невыразимого горя, сама пошла она в горы Кипра искать тело любимого юноши. По крутым горным стремнинам, среди мрачных ущелий, по краям глубоких пропастей шла Афродита. Острые камни и шипы терновника изранили нежные ноги богини. Капли ее божественной крови падали на землю, оставляя след всюду, где проходила богиня. Наконец нашла Афродита тело Адониса. Горько плакала она над так рано погибшим прекрасным юношей. Чтобы всегда сохранялась память о нем, велела богиня вырасти из крови Адониса нежному анемону.
Сжалился Зевс-громовержец над горем богини любви. Велел он брату своему Аиду и жене его Персефоне отпускать каждый год Адониса на землю из печального царства теней умерших. С тех пор полгода остается Адонис в царстве Аида, а полгода живет на земле с богиней Афродитой.
Ликует вся природа, когда возвращается на землю к ярким лучам солнца юный, прекрасный любимец златой Афродиты, Адонис, и раскрываются весне дрожащие от любви алые анемоны.
Глупец тот, кто не поймет
Легенду, которая гласит -
Как одна цыганка
Заклинала луну до рассвета,
И плача просила, чтобы настал день,
Когда она обвенчается с цыганом.
«Получишь своего смуглого жениха»
С неба говорила полная луна,
«Но за это я хочу
Первого сына, которого ты родишь ему».
Та, что приносит в жертву сына,
Чтобы не быть одинокой,
Не будет его сильно любить.
Луна, ты хочешь быть матерью,
Но не находишь любви,
Которая сделает тебя женщиной,
Скажи мне, серебряная луна,
Что ты собираешься делать
С человеческим ребенком?
Сына луны?
И от смуглого отца родился ребенок
Белый как спинка горностая,
С серыми глазами, вместо цвета маслин,
Сын луны - альбинос.
Проклятая внешность!
Этот ребенок от блондина
И я не собираюсь это умалчивать.
Луна, ты хочешь быть матерью,
Но не находишь любви,
Которая сделает тебя женщиной,
Скажи мне, серебряная луна,
Что ты собираешься делать
С человеческим ребенком?
Сына луны?
Цыган, считая себя опозоренным
Пришел к жене с кинжалом в руке
«От кого ребенок?
Ты точно обманула меня»
И смертельно ранил ее.
Затем поднялся на гору
С ребенком на руках
И там его оставил.
Луна, ты хочешь быть матерью,
Но не находишь любви,
Которая сделает тебя женщиной,
Скажи мне, серебряная луна,
Что ты собираешься делать
С человеческим ребенком?
Сына луны?
И ночами, когда на небе полная луна,
Это значит, что ребенок доволен,
А если ребенок плачет,
То луна убывает,
Чтобы сделать ему колыбель.
А если ребенок плачет,
То луна убывает,
Чтобы сделать ему колыбель
Декабрь - четвертый месяц осени. Ходят легенды, что когда-то декабрь был снежным месяцем.
Легенда гласит, что первые тюльпаны выросли из капель драконьей крови…
Драконы ушли, но цветы хранят память и гибелью своей пробудят кровь, вернув к жизни небывалого зверя
Легенда о тюльпанах действительно существует
Туоми Тууликки
* * *
В моих снах цветы тают и распускается снег.
* * *
В ГОРОДЕ ЭСКАРЛАТ НИКТО НИКОГДА НЕ РВАЛ ЦВЕТОВ
Почему, откуда взялось - многими уже позабылось.
Но даже дети не сорвали бы и одуванчиков на пушистый солнечный венок.
Вокруг города в изобилии росли тюльпаны, и в пору их цветения негасимое цветочное пламя переливалось на ветру всеми оттенками красного.
Говорили, тюльпаны здесь росли задолго до того, как основатель города, Кирион Строитель, заложил первый камень.
Может быть, Кирион пожалел красоту, а может, прислушался к пророчеству безумца - удивительным образом безумцы всегда оказываются там, где творится важное! - что сулил беды людям, посмевшим обидеть цветы.
- «КРОВЬ ДРАКОНА - НЕ САМ ДРАКОН. И ОДИН ЦВЕТОК, ОДНА КАПЛЯ НЕ ЗНАЧАТ НИЧЕГО.
НО ГИБЕЛЬ АЛЫХ ЦВЕТОВ В ГОДИНУ БЕД ВЕРНЕТ К ЖИЗНИ ДРАКОНА - И ГОРЕ ПРОБУДИВШИМ ЗВЕРЯ!
Запечатлели летописцы слова безумца,
Может быть, Строитель поверил предсказанию, а может, счёл глупостью бояться каких-то сказок…
Но, как бы то ни было, Кирион повелел не трогать цветы, а возведённому городу дал имя «ЭСКАРЛАТ», что означало «АЛЫЙ"*.
ЭСКАРЛАТ не был городом-крепостью пограничья, но и его окружали крепкие высокие стены, служившие защитой.
И, хотя в этих краях давно не знали войны, городские ворота на ночь закрывались, а опоздавшим приходилось ночевать средь поля под открытым небом.
Во времена более древние посланцу, принёсшему дурную весть, пришлось бы, наверное, худо.
Обычный паренёк, что жил в одном из окрестных селений, едва дышал, исхитрившись удрать дворами и проделав бегом весь путь с известием об идущем к городу войске.
Вестнику поначалу даже не поверили: с соседями давно был заключён мир, и ничто не предвещало войны.
ЭСКАРЛАТ, на свою беду, был богатой добычей…
* * * * *
Ворота после возвращения разведчиков, подтвердивших слова паренька, спешно заперли, командир Бран расставил людей на стенах, но гарнизон мирного города был слишком мал.
Сокол с посланием улетел в столицу, только едва ли следовало ждать
помощи скоро.
Кайо, не обращая внимания на усмешки старших товарищей, крепко сжимал своё копьё, готовый сбросить вниз любого, кто попытается взобраться на стену.
Горожане собирали камни, грели воду - командир гарнизона готовился и к ночному штурму; подсчитывались запасы продовольствия - благо, источник воды у города был.
Войско - хотя какое войско, всего лишь передовой отряд - показалось к закату, и едва ли следовало ожидать, что чужаки, не отдохнув, пойдут на штурм стен.
Да и куда разумнее было сберечь своих людей - ведь штурмующая сторона теряет куда больше - и взять измором город, дождавшись, пока начнётся голод и горожане откроют ворота сами.
И ДО ЦВЕТОВ ЛИ БЫЛО, КОГДА ОПАСНОСТЬ УГРОЖАЛА ЛЮДЯМ?
Однако у многих сжалось сердце, когда войско ступило на алое кольцо тюльпанов, окружавшее ЭСКАРЛАТ. Горделивые, но такие хрупкие цветы умирали под ногами, копытами и колёсами…
И смотревшим со стены защитникам города сама их гибель казалась кощунством. Тюльпаны красовались на гербе ЭСКАРЛАТ, они были символом мирной жизни, радовали глаз и доверчиво раскрывали лепестки навстречу миру и солнцу…
А пришедшая война безжалостно затоптала хрупкие огоньки.
Воздух вдруг дрогнул, становясь странно-вязким, поле колыхнулось, пошло кроваво-алыми волнами, в уши ввинтился многоголосый шёпот, от которого пробирала дрожь.
Цветы немыслимым образом стеклись ручейками к середине поля, над которым дрожало марево; цветочная копна всё вспухала и вспухала, пока не вобрала в себя все уцелевшие тюльпаны.
А потом шёпот смолк, и бесформенная копна как-то разом - вот только что были цветы, а в следующий миг - нечто иное, - взметнула голову на длинной гибкой шее и встала на четыре лапы. Миру и глазам людей явил себя дракон.
- ИХ НЕ БЫВАЕТ … - прошептал кто-то рядом с Кайо. - ОНИ ЖЕ ВЫДУМКА
Создание, которое могло существовать лишь в позабытых сказках, присело на задние лапы и развернуло крылья.
Пронзительный крик, от которого заложило уши людям - и оживший дракон прянул в небо.
Со стен города раздался общий восхищённый вздох.
Облитая лучами сверкающая пламенная чешуя, вспыхивающая всеми оттенками красного - от пламенно-алого до благородного пурпура, до зловещего багрянца, раскинутые пурпурные крылья, сквозь которые просвечивало закатное солнце…
Яркое, невозможное создание, рядом с которым меркли все краски мира. Ожившая вдруг сказка, живое пламя в облике крылатого зверя.
Мгновенье тишины, недвижности изумлённых людей - и паривший дракон сложил крылья, упав хищным коршуном вниз.
Кайо невольно зажмурился.
Ржание обезумевших лошадей, крики людей, от которых хотелось зажать уши, хруст, о природе которого лучше было не задумываться…
А потом вдруг настала тишина…
Тишина длилась и длилась, пугающая неизвестностью и, казалось, бесконечная, пока не разбилась неприятным, пронзительным криком.
- Всё закончилось.
Бран сочувственно похлопал по плечу.
Кайо распахнул глаза и не увидел на лице командира и тени насмешки. Только стыдно было всё равно - восемнадцатый год, а повел себя ровно дитя. Разве место ему в страже?
Туда, в сторону поля, смотреть было до сих пор страшно.
И откуда же всё-таки взялся дракон?
- В старой легенде говорится, что первые тюльпаны выросли из капель крови крылатого владыки.
Негромко сказал командир, будто подслушав мысли.
- Легенду эту мне мой предшественник на этом посту рассказал, а тому - его предшественник, взрастивший себе смену.
Крылатые - создания непростые, и кровь их должна была силой обладать. Вот тюльпаны-то силу эту и впитали, на ней выросли.
Только цветов должно быть много.
Целое поле.
Достаточно для того, чтобы пробудилась память крови.
Даже безобидная мышь будет защищаться, желая выжить…
Огнём дракон, диво из древних легенд, не дышал, обойдясь когтями, клыками и хвостом.
Может, потому, что цветы, в отличие от древнего создания, для которого огонь был сутью, жара пламени боялись.
Внезапным порывом ветра едва не снесло вниз, скрежетнули о камень когти, когда дракон - то ли брезговал трупами, то ли по природе своей есть это не мог, опустился на край стены.
Кайо разглядывал черные матовые когти - почему-то чистые, мелькнула неуместная мысль, - и розовато-красные, чуть топорщившиеся чешуйки на передних лапах, имевших форму человеческих рук - если б у людей было три пальца впереди и два против них.
Потом только догадался посмотреть выше.
Дракон повернул голову, разглядывая по-птичьи одним глазом. Осколок чёрного хрусталя не отражал ничего.
- Не шевелись…
Шепнул командир - они с Кайо оказались ближе всех, и бежать было поздно.
Кайо послушно замер, широко раскрытыми глазами глядя на невозможное создание.
…Голова - изящный бутон выточенного из алого камня цветка.
Обведённые светлыми чешуйками ноздри и глаза, искры золота на алой броне чешуи - жёлтые тюльпаны средь алых, - острые шипы вдоль позвоночника и полуприжатые к телу крылья тёмного почти до черноты пурпура.
Застывший, холодный огонь.
Невольно захотелось дотянуться, прикоснуться, чтобы поверить - на свете бывает такая красота.
Красота узкого, хищного клинка, созданного истинным мастером, блеск чешуи как отблеск лучшей стали.
Пробуждённый дракон, диво из старых легенд, создание, которому не осталось места рядом с людьми.
Дракон прижал крылья плотнее к телу, обернул по-кошачьи задние лапы хвостом с костяным набалдашником, наклонил голову к замершему человеку.
В чёрном хрустале глаз мерцали звёзды.
Мерцали, медленно вращались, затягивая в блистающую бездну…
Ещё миг - и он поймёт…
Тычок в плечо заставил Кайо очнуться, и словно лопнула с неслышным звоном напряжённая струна, причинив почти физическую боль.
- С ума сошёл?!
Прошипел командир. Рявкать в присутствии дракона было бы не самым умным поступком.
- Нельзя ему в глаза смотреть, если не хочешь себя потерять!
Дракон оскалился на резкое движение, но затем отвернулся, словно потеряв к людям интерес.
Развернул крылья, оттолкнулся от стены и взмыл вверх, снова издав пронзительный крик.
И на этот раз в нем прозвучала почти человеческая тоска, отчего больно сжалось сердце.
Попробуй понять дракона - и тебе никогда больше не узнать покоя.
ПОСЛЕДНИЙ… ЕДИНСТВЕННЫЙ ВО ВСЕМ МИРЕ ДРАКОН….
И МЕСТА ЕМУ В ЭТОМ МИРЕ НЕ БЫЛО…
Кайо смотрел вслед со странным чувством потери, к которому примешивалась и вовсе неразумная обида ребёнка, у которого отобрали чудо сказки.
Драконам и вправду нельзя смотреть в глаза - можно увидеть там слишком много.
И как после этого остаться прежним?
- Будет что внукам рассказать.
Нервно хохотнул кто-то.
- Крылатого зверя сказочного видел! А внучки посмеиваться за спиной станут: мол, здоров же врать дед, такое придумал!
- Это лишь память…
Сказал Кайо, сглатывая непонятную обиду, комком вставшую в горле.
- О тех, кто когда-то был и ушёл.
Призрак величия крылатых владык неба, ушедших из мира, где им не осталось места. Наверное, они ушли так же, как пришли когда-то, - по тропе из звёзд, что пересекает ночное небо.
Потому и в глазах цветочного дракона отражаются звёзды.
Даже капля драконьей крови хранит память о том, чья она кровь.
И пускай это - не истинный дракон, а лишь память о нём, создание, чьего огня едва хватило на поддержание подобия жизни, однажды прикоснувшись к чуду, забыть его невозможно.
Люди тем временем начали отходить, переговариваться негромко, поглядывая на кружащий в вышине силуэт.
- Глянь-ка, на камне следы от когтей остались. Ну, зверюга!
- Не тронул хоть. Своих, значит, узнал, мы-то цветы не трогаем никогда.
- Ему с земли-то, небось, сподручнее было бы, враз половину разметал бы…
- Чтобы по крыльям ударили, на земле-то?
Да и крылатого кровь в небо зовёт.
Соколу привычнее бить добычу, не подбирать с земли.
Ладно, что и впрямь нас за добычу не счёл! Теперь-то дождёмся помощи из столицы.
- ПОКА ЛЮДИ ПОМНЯТ ЗАПРЕТ АЛЫЙ ЦВЕТ ХРАНИТ ГОРОД!
Проронил командир.
Говорившие, перебивая друг друга, люди - как всегда бывает, когда отпускает страх, - в этот миг вдруг замолчали разом - и слова Брана упали в тишину.
Не нарушай запрета:
- не рви цветов, не приманивай беду.
Не нарушай запрета:
- не называй дракона драконом, ведь имя проложит путь.
Не нарушай запретов
- и алый град будет стоять, пока цветут вкруг стен его тюльпаны.
Круживший в небе дракон снова крикнул - безнадёжно и тоскливо.
И вновь никто не откликнулся на его зов.
- Жаль, что драконы ушли из нашего мира.
Вырвалось у Кайо. Как знать, чего лишился мир, когда крылатые владыки ушли звёздными путями!
- Не зови дракона
Одёрнул Бран.
- И дракон не придёт.
Дракон же, на зов которого не было ответа, взвился высоко - и сложил крылья, пав камнем вниз.
Ударился оземь, рассыпался алыми цветами.
Море тюльпанов, укрывшее павших, снова мирно колыхалось на ветру.
Алое, будто свежая кровь, пурпурное, будто пламя заката, багряное, как звезда дурного предвестия.
…НА АЛОМ ГЕРБЕ ГОРОДА ЭСКАРЛАТ - ЗАКАТНОЕ СОЛНЦЕ И ТЮЛЬПАНЫ…
ЖИТЕЛИ ГОРОДА НИКОГДА НЕ РВУТ ЦВЕТОВ И НЕ ВЕДУТ РЕЧЕЙ О ДРАКОНАХ…
__________
*Эскарлат - иск. от исп. «escarlata» - алый.
Красивая легенда о происхождении гор
В далёкие времена, когда вместо горных хребтов, по земле расстилались только степи да луга, и кое-где выступали небольшие холмы, жили два народа, они не враждовали друг с другом, но и не дружили. Каждый народ жил обособленно, хотя их поселения находились рядом. И вот однажды юноша с одного народа полюбил девушку с другого народа. Любовь была взаимной и казалось нет такой силы, что могла бы их разлучить, такая любовь могла бы объединить два народа. Но вмешался Сатана. Он всегда был против любви и согласия между народами. Он начал нашептывать родителям девушки, что если их дочь выйдет замуж за парня из другого рода, то родной народ будет ненавидеть и проклинать их семью. Сатана обманывал родителей девушки, но они всё же поверили ему и запретили дочке любить того парня. Но разве можно запретить любить? Это всё равно, что запретить дышать! Так и получилось, что девушка от сильной тоски заболела, ей было трудно дышать. В одну темную ночь она задохнулась и умерла.
Когда парень узнал о смерти любимой, он впал в такую же сильную печаль, когда можно легко заболеть. Но организм парня был крепким и болезни не могли одолеть его. Тогда Сатана решил закончить свое грязное дело по иному. Он стал сводить парня с ума, пугая его ночами страшными образами и нашептывая ему обвинения в смерти любимой девушки. Парень чуть не сошел с ума и едва не наложил на себя руки. Но он нашел в себе последние силы и ушел на холмы. 3 дня без воды и еды парень сидел на верхушке холма и молился Богу. Хотя ночами Сатана по-прежнему мучил его кошмарами и отчаянием. Но парень был тверд и продолжал молиться. Тогда Бог ответил на его молитвы и спросил, чего же хочет юноша. Парень понимал, что вернуть мертвую девушку он уже не может, но он хотел наказания для Сатаны. Парень ответил: «О, Господи! Разреши мне собственноручно наказать Сатану!»
Бог разрешил. Опустилась ночь. Парень раскалил щипцы и стал ждать. В полночь Сатана высунул голову на верхушку холма, чтобы снова начать мучить парня. И тут молодой человек схватил его щипцами за нос. Взвыл Сатана от дикой боли и начал бить своим отвратительным хвостом. Задрожала и затряслась вся земля. И началось великое землетрясение. Местами земля вздымалась, отчего образовались высокие горы и скалы. А в других местах земля раскололась и появились глубокие ущелья. Но вдруг Сатана вывернулся и быстро спрятался. С тех пор он больше не появлялся на земле открыто, прячась даже ночью.
Бог спросил юношу: «Разве успокоилась твоя душа после всего этого?», но парень ответил, что нет. Месть не может принести успокоения и не может успокоить душевную боль. Богу было очень жалко этого храброго, но печального юношу и тогда он подарил ему мудрость. Мудрый парень поблагодарил Бога и спустился с холма. Он с помощью Бога объединил два народа в один горный народ, а еще засадил новые горы прекрасными цветами и кустами.
Люди в горах стали жить дольше, чем на равнине. До старости лет горцы сохраняли бодрость духа и ясность ума. Они меньше болели и быстрее выздоравливали после болезней. Горный воздух стал удивительно чистым и наполненным ароматами целебных трав, цветов, кустарников. Каждому здесь стало легко дышать, горы вылечивали любого, у кого были заболевания органов дыхания. И тогда парень начал снова радоваться жизни. Он сохранил свою любовь в сердце, но продолжил жить, мудро управляя своим горным народом, а так же вылечивая других людей с равнин горными травами, мёдом и воздухом. А горные цветы напоминали о его вечной любви…
Может быть то легенда, а может и быль…
Кони мчатся стрелой, подминая ковыль.
Едет князь молодой, рядом свита его,
Из похода домой, не боясь ничего.
Вдруг, откуда не ясно, в лохмотья одет,
На пути их встаёт старый сморщенный дед.
Окружили. Спросили, как здесь он один,
Степь на мили вокруг и других нет картин.
Отвечает им старец, скрывая лицо:
- Я, случайно, нашёл тут вот это кольцо:
Золотое, а в центре огромный рубин.
Мог его потерять только ваш господин.
Князь, без тени смущенья, тот перстень забрал.
А старик, в одночасье, из виду пропал.
Седоки поискали, привстав в стременах,
И уехали вдаль на своих скакунах.
Все вернулись домой. Князь молчит, нелюдим.
Был весь вечер в покоях, как перст он один.
Не спуская свой взгляд с дорогого кольца,
Проклял весь белый свет, даже мать и отца.
А рубин, на руке его дивно искрясь, будто тихо шептал:
- Будь со мною, мой князь.
Он же, голосу странного камня внимал, и, не зная о чём,
Но всю ночь тосковал.
Рано утром вскочил на гнедого коня. Приказал:
- Не ищите, холопы, меня. Если завтра к полудню домой не вернусь, младший брат мой тогда будет князем вам пусть.
И уехал. Все ждали - вернётся назад…
Но, как год пролетел, управлять всем стал брат.
Едет с князем младым вольной степью дозор,
Золочёной тесьмой на уздечке узор.
И опять, как тогда, на пути их возник,
Тот же самый, одетый в лохмотья, старик.
Подаёт перстень он:
- Потерял - забери. Золотой, и с бордовым рубином внутри.
Только князь, не взглянув на кольцо, отвечал:
- Ты ошибся, старик, я его не терял.
Мне ответь, куда нужно тебя подвезти,
А то очень опасно тут ночью идти.
Волк степной уважать не умеет седин.
- Нет. Я сам доберусь. Уезжай, господин.
Как отъехали всадники, тут же пропал.
Его больше никто никогда не встречал.
Кто он был, то кольцо отдавал почему…
Только ветру известно в степи одному.
В одной небольшой деревне жила женщина, была она колдуньей, но зла никогда не творила. Все жители деревни знали и уважали ее.
К ней приходили за помощью или советом. Ей воздавали почести и всегда были благодарны.
Но вот, однажды, пришли на ту землю захватчики - солдаты, которым приказано было прогнать жителей с земли, а тех, кто не послушает - убить, а саму деревню сжечь дотла.
кители не смирились с это участью и дали солдатам отпор, но силы были не равны. Много народу погибло, погибла и колдунья, остальным солдаты последний раз сказали, что бы они уходили. Но, даже будучи повергнутыми, жители не послушали - ведь им не куда было идти с родной земли: здесь они родились, здесь выросли, родили своих детей.
И поднялся над деревней густой туман, и вышла из того тумана серая лошадь, а верхом на лошади сидела колдунья. И сказала колдунья. глухим, замогильным голосом:
- Вы, погубившие моих друзей и близких, погубившие отцов и сыновей, жен и детей, принесшие горе и смерть на эту землю - будете прокляты на страдание, а эта земля станет обителью мира. Каждый, кто придет сюда со злою мыслею, будет повергнут в ужас и бегство, а кто придет с мыслею доброю - будет встречен тепло и помощи получит. И будет охранять эту землю Делла - моя верная лошадь, и исполнит она мою волю, и защитит жителей от всех недругов.
С этими словами колдунья исчезла в воздухе. Удивлены были солдаты, но не отсупили, вновь обнажили они мечи и стали убивать оставшихся. Встала на дыбы серая Делла и стала бить врагов копытами, одного за другим она сбивала с ног, один за другим ранили ее солдаты своими мечами. Истекая кровью, лошадь продолжала бить, и убила многих. Из последних сил взобравшись на холм, она громко заржала и ударила в землю. содрогнулись солдаты и отступили. А Делла смотрела им вслед. А когда скрыли враги за горизонтом - упала, сделав последний вздох.
Схоронили ее, как человека, на том холме, где стояла она, солдат прогоняя. И чтили ее память и память хозяйки ее.
И каждый раз, когда проходили мимо деревни люди не добрые, появлялась из тумана серая лошадь, и взбиралась она на холм, смотрела светящимися глазами на недругов, и недруги обходили землю стороной.
С тех пор прошло много веков, на месте деревни уже давно образовался город. Но холм тот стоит не тронутый, и могила лошади до сих пор чтится. И, говорят, до сих пор можно увидеть серую Деллу, когда появляются люди плохие с мыслями недобрыми.