Прости меня Шекспир
И иже.
Я не читал тебя.
Но ближе - нет.
Ты независимо присутствуешь.
И Вами.
Пропитана.
Душа и жизнь моя.
Респект.
1) И странно, что та сила жизни, которая возвратилась ко мне, была не новая, а самая старая, - та самая, которая влекла меня на первых порах моей жизни… Я вернулся к вере в ту волю, которая произвела меня и чего-то хочет от меня; я вернулся к тому, что главная и единственная цель моей жизни есть то, чтобы быть лучше,
(Л.Толстой, «Исповедь»)
2)…но вот какой вопрос меня беспокоит: ежели бога нет, то, спрашивается, кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле?
(М.Булгаков, «Мастер и Маргарита»)
3) Ведь это, говорю, что ж такое? Они в тебя не верят, а ты им, вишь, какие казармы взбодрил.
«Ну, не верят?» - спрашивает.
«Истинный бог», - говорю, а сам, знаете ли, боюсь, помилуйте, богу этакие слова! Только гляжу, а он улыбается. Чего ж это я, думаю, дурак, ему докладываю, когда он лучше меня знает. Однако любопытно, что он такое скажет. А он и говорит:
«Ну не верят, говорит, что ж поделаешь. Пущай. Ведь мне-то от этого ни жарко, ни холодно. Да и тебе, говорит, тоже. Да и им, говорит, то же самое. Потому мне от вашей веры ни прибыли, ни убытку. Один верит, другой не верит, а поступки у вас у всех одинаковые
(М.Булгаков «Белая гвардия»)
4) По дороге потянулись вереницы деревенского люда. Впереди шли люди серые, замученные жизнью и нищетою, люди с истерзанными сердцами и с поникшими долу головами. Они несли в храм своё смирение и свои воздыхания; это было всё, что они могли дать воскресшему богу.
(М.Салтыков-Щедрин, «Христова ночь»)
5) - набожные-то это и есть наши губители. Перед ними архиерей, наевшись постной сытости, рыгнет, а тот это за благодать принимает - говорит, будто «душа с богом беседует», когда она совсем ни с кем не беседует, а просто от тесноты на двор просится!
(Н.Лесков, «Рассказы из цикла «Праведники». Мелочи архиерейской жизни)
Как-то, неся с базара живую утку, всю дорогу мучил ее: «Пусть все знают, что и мы тоже кушаем уток»
------
Да, опыт является результатом работы над ошибками. Ошибки всегда сопутствуют деятельности. Что дается легко - опыта не приносит. Нет деятельности - нет ошибок.
Выходит, что опытный человек - это тот, кто постоянно делает ошибки. Если не делает - значит не растет. Но есть люди, которые считают себя неспособными ошибаться, по крайней мере часто ведут себя так. То есть опыт их достиг такого уровня, что ошибки невозможны… Но прислушаемся к пословице «Век живи - век учись.» Несомненно, что она означает невозможность достижения такого уровня опыта. Тогда выходит, что выражение «опытный человек» - просто абсурдно, и тот, кто себя таковым считает, является еще большим дураком, чем тот, кто по крайней мере осознает свою малоопытность? … И тут на ум приходит фраза, сказанная якобы Сократом - «Я знаю только то что ничего не знаю». Ну что ж, давайте представим себе этакого фраерка, в таких вот белых одеждах, укутанный как свадебный букет… Представили? Хорошо… И вот он умничает. Умничает, умничает, потом заряжает - А впрочем, знаете ли что? А все - А ЧТО ?! И потирают руки в предвкушеньи диспута, где умник, несомненно, будет посрамлен… А этот гусь вдруг заявляет - Я только знаю, что ничего не знаю! … Ну тут все и попадали на сра… пардон, на низ спины… Все в шоке - ах каков мошенник! Он умничал тут битый час, не давал и слова вставить, а после вот такое! Короче падла, взял подстраховался… Мол если че - то я тут не причем! Но согласимся - все же ловко, используя тот факт, что нет предела совершенству, и опытным быть просто невозможно, взять зарядить такое! Хитер шельмец, тут ничего не скажешь. А был ли опытен - вот это не известно… Но много говорил… Все думали, что видимо да, что опыта хоть отбавляй… Особенно как эту фразу скажет - все снова падают на сра… пардон, опять, на низ спины, так все и падают… Вот так.
Как-то Раневская, сняв телефонную трубку услышала сильно надоевший ей голос кого-то из поклонников и заявила:"Извините, не могу продолжать разговор. Я говорю из автомата, а здесь большая очередь".
Дворник Степан - большой любитель классики. Не в смысле классический хеви-металл или там Бетховен, а там Булгаков, Достоевский… Гоголь… писатель такой, тоже…
И вот бывает, вспомнит Степан какое-нить сочное высказывание какого-нить классика, и метет себе улицу, пытаясь вспомнить побольше… И делает свои комментарии к своим неаккуратным воспоминаниям.
- Злые языки … страшнее малолеток… Нет, что-то не то…
- Злые языки … страшнее чем котлета… Гм, бред, котлеты хороши… Хотя последний раз, залежалась на полке одна… То была страшная, три дня меня пугала, зарраза… Нет, не то.
- Злые языки, ммм… страшнее эполета… Гм, ну эт смотря на чем его носить… Можно ж эполет на такое место прицепить, что куда там злые языки…
- Злые языки страшнее без минета… Гм… а вот это очень даже может быть. Уж очень сходится. Помнится от тети Клавы муж на месяц ушел, так тут весь двор упрашивал его вернуться… Пожалуй так и есть. Ай да Виктор Салтыков! Вот загнул так загнул! … Не, не Салтыков, Салтыков то художник. Соловьев-Седой, во! … гм, слегка Соловьев… и немножко Седой… а такое загнул…
Мы не знаем, дойдет ли наша статья до сведения галицийских малороссов; если не дойдет, она будет написана напрасно, потому что собственно для них только мы пишем ее, пишем с самым искренним сочувствием к ним, с самым живейшим желанием блага им. Да и как могли бы мы не сочувствовать им?
Галицийские малороссы, или, как они себя называют, русины, отличаются всеми свойствами, общими целому малорусскому племени. А если есть племена, могущие к себе привлекать симпатию больше, чем другие племена, то именно малороссы - одно из племен наиболее симпатичных.
Очаровательное соединение наивности и тонкости ума, мягкость нравов в семейной жизни, поэтическая задумчивость характера непреклонно настойчивого, красота, изящество вкуса, поэтические обычаи - все соединяется в этом народе, чтобы очаровать вас, так что иноплеменник становится малорусским патриотом, если хоть сколько-нибудь поживет в Малороссии.
(А их положение! Это племя по преимуществу - племя поселян, доля которых тяжела. Их патриотизм чист от помысла о порабощении других: они желают лишь того, чтобы им самим было легче жить на вольном свете: никакое другое племя не хотят они подчинить себе или обижать.) Нельзя не сочувствовать им.
В землях, населенных малорусским племенем, натянутость отношений между малороссами и поляками основывалась не на различии национальностей или вероисповеданий; это просто была натянутость сословных отношений между поселянами и помещиками.
Большинство помещиков там поляки, потому недоверие простолюдинов к полякам - просто недоверие к помещикам. Когда малороссы говорят о панах, они только забывают прибавлять, что в числе панов есть и малороссы, потому что этих панов малороссов гораздо меньше, чем поляков. Но к этим панам их отношение точно таково же, как и к польскому большинству панов.
Различие национальностей не делает тут никакой разницы. О чувствах и поступках польских панов относительно поселян разных племен надобно сказать точно то же, что о чувствах малорусских поселян к панам разных племен: различие национальностей и тут не производит никакой разницы в отношениях.
От польского поселянина польский пан требовал нисколько не меньше, чем от малорусского поселянина; ни в одном из тех облегчений, какие он сделал или соглашается сделать польскому поселянину, он и не думает отказывать малорусскому поселянину.
Тут дело в деньгах, в сословных привилегиях, а нисколько в национальностях или вероисповедании.
Малорусский пан и польский пан стоят на одной стороне, имеют одни и те же интересы; малорусский поселянин и польский поселянин имеют совершенно одинаковую судьбу; если была она дурна прежде, она была для обоих одинаково дурна: насколько становится или станет она лучше для одного из них, ровно настолько же и для другого.
Мы видим также, что много богатейших панов в Галиции - чистые русины; это засвидетельствовано самим львовским «Словом». Если оно хочет быть представителем интересов русинского народа, пусть оно спросит у русинов, меньше ли, чем польские паны, брали повинностей эти русинские паны, больше ли польских панов они сделали уступок русинскому народу, - короче сказать, лучше ли было русинскому поселянину у русинского пана, чем у польского?
Слышали мы свидетельство об этом от человека, не слишком любившего льстить полякам, от человека, имя которого драгоценно каждому малороссу, - от покойного Шевченко.
…Мы начали статью тем, что будем говорить исключительно о галицийских русинах, и действительно имели в виду только их во все продолжение статьи. Она относится исключительно к делам Галиции.
Судьба остальной части малорусского племени устроена и обеспечена так превосходно, что об этой остальной части нам нечего заботиться, да и сама она не чувствует нужды иметь о себе никаких забот. Нашим русским малороссам даны все права и выгоды, каких только когда-либо желали они. Их обидеть не может теперь никакое племя.
Они благоденствуют, по совершенно верному и очень удачному выражению своего любимого поэта Шевченко. Вероятно, мы не ошибемся, предположив, что даже по мнению львовского «Слова», столь преданного законной австрийской власти над Галициею, галицийские русины должны завидовать счастью своих одноплеменников-малороссов, пользующихся ныне свободою под нашею властью.
Когда великий Леонардо
Улыбкой Моны метил век,
Он был уверен, как ни странно,
Что так, когда-то, человек
Сумеет улыбнуться миру,
Своею ангельской душой.
Мир долго сотрясает лиру.
Для мира, человек чужой.
Что за мода - ставить имена классиков под непонятными цитатами? От этого цитаты не становятся значимее и умнее, скорее, на классиков начинаешь поглядывать косо: ну вот, вроде умный человек, классик, - а такую глупость сказал
- Что вы думаете о новом романе миссис М. - спросили Твена.
- Однажды закрыв эту книгу, её уже просто невозможно открыть.
В чуваке должно быть всё путёво-
Чтоб в прикиде не было прорехи,
Хаер чист, фэйс вымыт, мысли клёвы…
Так писал писатель, А Пэ Чехов.
Он, ваще, рубил довольно круто
(Хоть без секса, без бабла и мата),
Он считал, что все мы шизануты,
Разница лишь в номере палаты.
Депресняк - и нету дяди Вани,
Срублен сад, в котором зрели вишни,
Три сестры в своей Тьмутаракани
Грезят о Москве, но, как бы, - шиш им…
Бьётся как ап стену чайка - дура,
Только толку - ни пера, ни пуха…
В пьесах и типажность и фактура,
Чехову - респект и уважуха!
Он ещё умел писать приколы,
В них полно различных ржачных мулек,
И, хоть не пивал он кока-колы,
Он в приколах тоже круто рулит.
Лично я от Чехова колбасюсь
И тащусь, его читая книжку.
Палыч - он не зря нам, типа, классик, -
Клёво жжот и в людях рубит фишку!
Эту привычку к труду благородную
Нам бы не худо с тобой перенять…
Благослови же работу народную
И научись мужика уважать.
Да не робей за отчизну любезную…
Вынес достаточно русский народ,
Вынес и эту дорогу железную -
Вынесет всё, что господь ни пошлет!
Вынесет всё - и широкую, ясную
Грудью дорогу проложит себе.
Жаль только - жить в эту пору прекрасную
Уж не придется - ни мне, ни тебе
«Какое низкое коварство - полуживого забавлять…»
писал, еще в 19 веке
В средние века, когда заря просвещения уже начала заниматься в Европе, некоторые ученые люди избранных ими авторов для чтения в классах и образца ученикам назвали классическими, то есть образцовыми. Таким образом Гомер, Софокл, Виргилий, Гораций и другие древние поэты наименованы поэтами классическими. Учители и ученики от души верили, что, только слепо подражая древним и в формах и в духе поэзии их, можно достигнуть до той высоты, до которой они достигли, и сие-то несчастное предубеждение, сделавшееся общим, было причиною ничтожности произведений большей части новейших поэтов. Образцовые творения древних, долженствовавшие служить только поощрением для поэтов нашего времени, заменяли у них самые идеалы поэзии. Подражатели никогда не могли сравниться с образцами, и кроме того, они сами лишали себя сил своих и оригинальности, а если и производили что-либо превосходное, то, так сказать, случайно и всегда почти только тогда, когда предметы творений их взяты были из древней истории и преимущественно из греческой, ибо тут подражание древнему заменяло изучение духа времени, просвещения века, гражданственности и местности страны того события, которое поэт желал представить в своем сочинении. Вот почему «Меропа», «Эсфирь», «Митридат» и некоторые другие творения Расина, Корнеля и Вольтера -- превосходны. Вот почему все творения сих же или других писателей, предметы творений которых почерпнуты из новейшей истории, а вылиты в формы древней драмы, почти всегда далеки совершенства.
Наименование классиками без различия многих древних поэтов неодинакового достоинства принесло ощутительный вред новейшей поэзии и поныне служит одной из главнейших причин сбивчивости понятий наших о поэзии вообще, о поэтах в особенности. Мы часто ставим на одну доску поэта оригинального с подражателем: Гомера с Виргилием, Эсхила с Вольтером. Опутав себя веригами чужих мнений и обескрылив подражанием гения поэзии, мы влеклись к той цели, которую указывала нам ферула Аристотеля и бездарных его последователей. Одна только необычайная сила гения изредка прокладывала себе новый путь и, облетая цель, указанную педантами, рвалась к собственному идеалу. Когда же явилось несколько таких поэтов, которые, следуя внушению своего гения, не подражая ни духу, ни формам древней поэзии, подарили Европу своими оригинальными произведениями, тогда потребовалось классическую поэзию отличить от новейшей, и немцы назвали сию последнюю поэзиею романтическою, вместо того, чтобы назвать просто новою поэзиею. Дант, Тасс, Шекспир, Ариост, Кальдерон, Шиллер, Гёте наименованы романтиками. К сему прибавить должно, что самое название романтический взято из того наречия, на котором явились первые оригинальные произведения трубадуров. Сии певцы не подражали и не могли подражать древним, ибо тогда уже от смешения с разными варварскими языками язык греческий был искажен, латинский разветвился, и литература обоих сделалась мертвою для народов Европы. Таким образом поэзиею романтическою назвали поэзию оригинальную, самобытную, а в этом смысле Гомер, Эсхил, Пиндар, словом, все лучшие греческие поэты-романтики, равно как и превосходнейшие произведения новейших поэтов, написанные по правилам древних, но предметы коих взяты не из древней истории, суть произведения романтические, хотя ни тех, ни других и не признают таковыми. Из всего вышесказанного не выходит ли, что ни романтической, ни классической поэзии не существует? Истинная поэзия в существе своем всегда была одна и та же, равно как и правила оной. Она различается только по существу и формам, которые в разных веках приданы ей духом времени, степенью просвещения и местностию той страны, где она появлялась. Вообще можно разделить поэзию на древнюю и на новую. Это будет основательнее. Наша поэзия более содержательная, нежели вещественная: вот почему у нас более мыслей, у древних более картин; у нас более общего, у них частностей. Новая поэзия имеет еще свои подразделения, смотря по понятиям и духу веков, в коих появлялись ее гении. Таковы «Divina Comedia» Данта, чародейство в поэме Тасса, Мильтон, Клопшток {Клопшток Фридрих Готлиб (1724--1803) -- немецкий поэт, автор поэмы «Мессиада». Оценка его Рылеевым завышена, Клопшток писал трудным языком, был архаистом-классиком.} с своими высокими религиозными понятиями и, наконец, в наше время поэмы и трагедии Шиллера, Гёте и особенно Байрона, в коих живописуются страсти людей, их сокровенные побуждения, вечная борьба страстей с тайным стремлением к чему-то высокому, к чему-то бесконечному.
То есть, если верить умному человеку, а верить очень хочется. То все вокруг нас является своеобразным стереотипом, придуманным кем-то и когда-то. а Мы им слепо следуем. так не пора ли начинать ломать все это? Ломать в СЕБЕ все это покорное следование правилам и шаблонам. Мы стали слишком шаблонными. Но шаблоны ломают по-разному. И начать пить, курить, колоться - это не означает менять мир. Но мне кажется нужно менять свое мышление, свой взгляд на окружающий мир, нужно видеть деревья, а не лес. Страшнее всего в наши дни-это равнодушие. Если бы каждый из нас каждый день делал бы мааааленькое добро, маленькое чудо - мир становился бы намного лучше. Если бы учились видеть не только себя и своих близких, но и людей вокруг, то мы были бы не настолько одиноки. И не заменяли реальную жизнь, на виртуальную. Получился полный сумбур. Мой полуночный бред. Но это то, что я чувствую. А ведь чувства очень трудно облекать в слова…