Так просто горсть земли набрав в ладонь,
Осыпать ею яркие пионы,
И те, забыв про собственную боль,
Не станут к солнцу ввысь тянуться снова.
А можно ли и память так же просто
Осыпать чем-то, чтобы потерять?
Чтоб приходя из год в год к тому же месту,
Как в первый раз безумно не страдать?
Чтобы земли ладонью не касаться,
Надеясь вспомнить прежнее тепло,
Того родного, без которого все в тягость,
С котором все, что дорого ушло.
Чтобы не врать себе самой, что станет легче,
Что время раны все на сердце исцелит
И что само это израненное сердце
По-прежнему в груди моей стучит.
Так просто горсть земли набрав в ладонь,
Осыпать ею яркие цветы,
И на минуту позабыв про свою боль,
Вновь вспомнить твои милые черты.
Так странно… Сначала на нас давит жизнь, а потом надгробие.
Надгробие без даты смерти поражает
И я не вижу в нем волнения родных
Ведь к смерти не готовят своих близких
Пока их сердце все еще стучит.
Я этим утром долго наблюдала
За женщиной на дорогом надгробье
И будь она мертва, я б промолчала.
Но я столкнулась с ней сегодня по дороге.
Кладбище - это место, где встречаешься с самыми дорогими людьми.
Жена:
- Моя мама ушла навестить могилы и заблудилась там, пошли искать!
Муж, собираясь, ворчит:
- Есть же поверье: найденное на кладбище нельзя нести в дом.
Здесь не надо ходить на работу,
Здесь спокойно и где-то приятно,
Здесь без разницы - что ты и кто ты.
Жаль, что выхода нету обратно.
На кладбище приходят помолчать…
На кладбище приходят помолиться…
И молча от бессилия покричать,
Обнять гранит, как раненая птица…
Нет смысла о прощении молить,
Жалеть, что не успели объсниться…
Осталось только рюмочку налить
И навсегда с родной душой проститься…
Хорошему человеку даже на кладбище рады.
Земля принимает с одиннадцати до шести
В прочее время можно здесь погулять
Легкий ветер в листьях прошелестит
Если хочешь - пробуешь разгадать
После двенадцатой рюмки выползет темнота
И накроет край, где никто не считает дни
Если хочешь - закрой глаза, посчитай до ста
И тогда отовсюду выйдут к тебе они
Вот тогда и расскажешь про гулкий свой бой часов
Про панельный дом, где тебя ах никто не ждет
В этот край оградочных адресов
Ты пришел унять под ногами лед
Расскажи им про деньги в стылой своей горсти
Про холодную одноместку - свою кровать
Как ты принимаешь всех с одиннадцати до шести
В прочее время стараешься погулять
Как дрожит в больной руке твоей карандаш
Как дрожит звезда по ночам у тебя в груди
И тогда они скажут: «Ты тоже, ты тоже - наш.
Вот поэтому ты больше - не приходи».
Два фермера ведут беседу о погоде.
- Если эти теплые дожди продлятся еще два-три дня, все из земли подымется, - радуется один.
- Не пугай ты меня, ради Бога! У меня на этом кладбище похоронены две жены!
&
Люди, поганящие могилы предков, забывают о том, что от смерти никто не уйдет. Как говорится, «все там будем», и хулигану, рисующему похабщину на памятнике, стоит прежде подумать, что его, сукина сына, впереди тоже ожидает могила. Пусть не памятный обелиск из мрамора, но все-таки могила…
Я знаю место, где любые ссоры, Скандалы, ругань прекратятся вмиг - Там ни страстей, ни боли, ни интриг… Увы, не отличается простором, Но площадь для богатых и для бедных. Вы отличить сумеете едва - Одна и та же - где-то метр на два, Причём в местах совсем не заповедных…
Луна плыла со скоростью эстонки
А ветер заползал под куртку. Шею
Лизал. Кусал. На нитке желтой, тонкой
Стал крестик богохульнику мишенью.
Деревьев рота гнулась. Ветер хитрый
Муштрой пугал. А шелест - не от горя?
Могильных плит тускнели тихо титры
Трава щипалась. Ногу хвать - за голень.
Как жаль, из мира вытащить не может.
Луна вцепилась. И держась когтями,
Кефирно-кислую мою сжимала рожу.
Могильных мыслей опиум так тянет.
Часов побитых стрелки захромали.
Схватила дрожь. Держал я ржавый листик.
А муравьи - как звезды - на эмали.
Листком их стряхивал. Надгробие очистил.
Здесь нет ни остролистника, ни тиса.
Чужие камни и солончаки,
Проржавленные солнцем кипарисы
Как воткнутые в землю тесаки.
И спрятаны под их худые кроны
В земле, под серым слоем плитняка,
Побатальонно и поэскадронно
Построены британские войска.
Шумят тяжелые кусты сирени,
Раскачивая неба синеву,
И сторож, опустившись на колени,
На английский манер стрижет траву.
К солдатам на последние квартиры
Корабль привез из Англии цветы,
Груз красных черепиц из Девоншира,
Колючие терновые кусты.
Солдатам на чужбине лучше спится,
Когда холмы у них над головой
Обложены английской черепицей,
Обсажены английскою травой.
На медных досках, на камнях надгробных,
На пыльных пирамидах из гранат
Английский гравер вырезал подробно
Число солдат и номера бригад.
Но прежде чем на судно погрузить их,
Боясь превратностей чужой земли,
Все надписи о горестных событьях
На русский второпях перевели.
Бродяга-переводчик неуклюже
Переиначил русские слова,
В которых о почтенье к праху мужа
Просила безутешная вдова:
«Сержант покойный спит здесь. Ради бога,
С почтением склонись пред этот крест!»
Как много миль от Англии, как много
Морских узлов от жен и от невест.
В чужом краю его обидеть могут,
И землю распахать, и гроб сломать.
Вы слышите! Не смейте, ради бога!
Об этом просят вас жена и мать!
Напрасный страх. Уже дряхлеют даты
На памятниках дедам и отцам.
Спокойно спят британские солдаты.
Мы никогда не мстили мертвецам.
1939
Самый большой философ - это, как правило, кладбищенский сторож.
© Ирина Zалетаева