Всё, что мы знаем о пиратах, происходит из одной книги
Треуголка, повязка на глазу и попугай на плече - так мы привыкли представлять себе пирата. Но весь этот антураж происходит из одной-единственной книги, изданной в 1724 году в Лондоне неким Чарльзом Джонсоном.
Книга называется «Общая история грабежей и убийств, совершенных самыми известными пиратами» (A General History of the Robberies and Murders of the Most Notorious Pirates). В книге описаны похождения многих известных пиратов - Черной Бороды, Израэля Хэндса, Бартоломью Робертса
Именно благодаря этой книге мы сейчас уверены, что пираты обязательно должны быть одноногими или одноглазыми, они постоянно ищут сокровища и плавают под веселым Роджером. Хотя даже согласно книге Джонсона свой флаг «веселым Роджером» называли всего два пирата - Фрэнсис Сприггс и Бартоломью Робертс.
Книга была очень популярной в 18−19 веках и несколько раз переиздавалась. Именно ей руководствовались писатели, создававшие романы о пиратах, в том числе - автор «Острова сокровищ» Роберт Льюис Стивенсон.
Закрыв дверь в душу на засов,
Чужих вовнутрь я не впускаю…
И от красивых, сладких слов,
Как прежде, уж теперь не таю…
Приходил вчера сосед,
Приглашал на винегрет.
А потом сказал украдкой:
«Сходим в биотуалет?»
Желающие рассказать, какая я, -
Расслабьтесь! Так как о себе сама всё знаю.
Не беспокоят ваши домыслы меня -
Пустых, фальшивеньких людей не замечаю!
Вы ищете смысл в противоечиях. В поисках истины бойтесь преступить порог невозврата. Это опасная игра, она требует смелости и авантюрных решений. Я не осуждаю, я предвижу. 8 человекам я предсказал смерть и она случилась. Нехочу более предсказывать судьбу. Но вы увлечены своими поисками сущности. Осознания самостийности увлекает так же как охотник уходит за добычей в лес и преследует раненого им зеря. Затем он не в силах найти обратной дороги- буьте осторожны…
Что бы ни случилось - думай о хорошем,
Боль, тоску-печаль сильней не нагнетай!
Жизнь тогда скорее станет вновь пригожей
И в душе вмиг расцветёт волшебный май!
Тем, кто кормил вашу душу бессовестной ложью,
Тем, кто вас предал, не верьте! Они не раскаются…
Так как фальшивые люди совсем не меняются -
С ними в тупик вновь отправитесь по бездорожью…
Улыбнулась… еле отвязалась!
У тёти Вали родились двойняшки: один чёрный - другой белый. Вопрос: под каким глазом у тёти Вали синяк будет больше?
Smaismrmielmepoetaleumibuvnenugttaviras
Увидев в телескоп Сатурн с неясными придатками, Галилей решил, что открыл спутники Сатурна. В то время существовала мода публиковать шифровки об открытиях, а когда они подтверждались, предоставлять публике расшифровку и тем самым подтверждать своё первенство. Галилей опубликовал анаграмму: «Smaismrmielmepoetaleumibuvnenugttaviras». Позже он расшифровал это на латыни: «Altissimum planetam tergeminum observavi» («Высочайшую планету тройную наблюдал»), хотя через время выяснилось, что эти «спутники» являются кольцами Сатурна. Другой астроном Иоганн Кеплер попытался расшифровать анаграмму, и у него получилось: «Salve, umbistineum geminatum Martia proles» («Привет вам, близнецы, Марса порождение»). Кеплер решил, что Галилей открыл два спутника Марса. Хотя эта расшифровка была неверна, гипотеза оказалась правильной, а подтвердилась спустя 250 лет.
Когда мне на простой, не каверзный, вопрос
Уклончиво и вскользь, невнятно отвечают,
То и с меня тогда совсем другой уж спрос…
Как доверяла раньше - я не доверяю!..
А вы знали, что знаменитая картина «Опять двойка» - это вторая часть художественной трилогии?
Первая часть - «Прибыл на каникулы». Явно обеспеченная семья, зимние каникулы, радостный ученик-отличник.
Вторая часть - «Опять двойка». Небогатая семья с рабочей окраины, разгар учебного года, понурый обалдуй, опять схвативший двойку. В левом верхнем углу видна картина «Прибыл на каникулы».
Третья часть - «Переэкзаменовка». Сельский дом, лето, все гуляют, один злостный неуч, проваливший годовой экзамен, вынужден сидеть в четырёх стенах и зубрить. В левом верхнем углу видна картина «Опять двойка»
«Целью научного или морально-этического диспута должна быть правда, а не желание победить противника. Поэтому не оставайтесь в замешательстве, проспорив: ведь вы получаете новые знания»
На севере острова Корфу есть большое озеро с приятным, звучным названием Антиниотисса, одно из наших излюбленных мест. Это продолговатое мелкое озеро, окруженное густой гривой тростника и камышей, имеет около мили в длину и отделяется с одной стороны от моря широкой пологой дюной из замечательного белого песка. В наших поездках на озеро всегда принимал участие Теодор, и мы с ним находили там обширное поле для исследований в прудах, канавах и болотистых ямках, окружавших озеро. Лесли всегда возил с собой целый арсенал оружия, потому что в тростниковых зарослях водилась дичь, а Ларри неизменно брал огромную острогу и часами простаивал в ручье, соединявшем озеро с морем, пытаясь пронзить заплывавшую туда крупную рыбу. Мама нагружалась корзинками с едой, пустыми корзинками для растений и разным садовым инвентарем для выкапывания своих находок. Самая простая экипировка была, кажется, у Марго: купальный костюм, большое полотенце и крем для загара. Наши поездки на озеро Антиниотисса со всем снаряжением носили характер прямо-таки крупных экспедиций.
Существовало определенное время года, когда озеро выглядело особенно великолепным. Это была пора цветения лилий. Плавные изгибы дюны между озером и морем были единственным местом на острове, где росли эти песчаные лилии, необычные, зарытые в песок корявые луковицы, выпускавшие раз в год пучок толстых зеленых листьев и белых цветов, так что вся дюна превращалась в сверкающий белизной глетчер. Впечатление было незабываемое, и мы всегда ездили на озеро в эту пору.
Теплой, росистой зорькой, предвещавшей ясный безветренный день и спокойное море, мы отправились в путь. Чтобы разместить всю нашу семью, собак, Спиро, Софию, пришлось снарядить не только «Морскую корову», но и «Бутла». «Морская корова» должна была тащить пузатого «Бутла» за собой на буксире, что заметно снижало ее скорость, но иного выхода не было. По предложению Ларри на «Бутле» разместились собаки, София, мама и Теодор, все остальные должны были ехать на «Морской корове». К сожалению, Ларри не принял в расчет одного очень важного обстоятельства: кильватерную струю от хода «Морской коровы». Волна вздымалась от ее кормы стеклянной голубой стеной и достигала максимальной высоты как раз в тот момент, когда она касалась широкой груди «Бутла», подбрасывала его в воздух и снова швыряла вниз. Мы довольно долго не замечали действия этой волны, так как шум мотора заглушал мамины отчаянные крики о помощи. Когда же наконец мотор был остановлен и к нам подскочил «Бутл», мы увидели, что укачало не только Теодора и Додо, но и всех остальных, включая даже такого испытанного и закаленного моряка, как Роджер. Пришлось забрать всех на «Морскую корову» и положить там рядком. Спиро, Ларри, Марго и я заняли их место на «Бутле». Когда мы подходили к Антиниотиссе, все стали чувствовать себя лучше, за исключением Теодора, который все еще старался держаться поближе к борту лодки, безучастно глядел на свои башмаки и односложно отвечал на все вопросы.
Мы обогнули последний мыс, сложенный из волнистых пластов золотых и красных пород, похожих на кипы окаменевших гигантских газет или на порыжевшие, покрытые плесенью остатки библиотеки колосса, и обе лодки направились в широкий голубой залив у входа в озеро. За полосой жемчужно-белого песка поднималась большая покрытая лилиями дюна. Тысячи сверкающих на солнце цветов, словно белые граммофончики, поднимали к нему свои раструбы, испуская вместо музыки тяжелый, пряный запах -- очищенный аромат лета, теплое благоухание, заставлявшее вас все время глубоко вдыхать воздух и задерживать его в груди. Последний короткий треск мотора раскатился среди скал, и обе лодки почти бесшумно заскользили к берегу, откуда нам навстречу плыл над водой запах лилий.
Выгрузив на белый песок снаряжение, все разбрелись по берегу в разные стороны, и каждый занялся своим делом. Ларри и Марго растянулись на мелком месте в воде и сразу задремали, чуть покачиваясь на легких волночках. Мама, прихватив с собой лопаточку и корзинку, повела свою кавалькаду на прогулку. Спиро, похожий в своих трусах на смуглого волосатого доисторического человека, забрался в ручей, текущий от озера к морю. Он стоял там среди стаек рыб, сердито вглядывался в прозрачную воду, доходившую ему до колен, и держал наготове трезубец. Мы с Теодором и Лесли определили по жребию, кто на какой конец озера должен отправляться, и разошлись в противоположных направлениях. Пограничным знаком, отмечавшим половину пути вдоль берега озера, была большая и на редкость корявая олива. Как только мы доходили до нее, мы сразу поворачивали и шли обратно, то же самое делал на своей половине Лесли. Это не давало ему возможности убить нас по ошибке в густых тростниковых зарослях. Пока мы с Теодором копошились, словно пара усердных цапель, среди луж и ручейков, Лесли, пригнувшись, шагал сквозь заросли по другую сторону озера, и время от времени до нас доносился его выстрел, отмечавший его успехи.
Когда подошло время ленча, мы все собрались на берегу, голодные как волки. Лесли принес целую сумку дичи: куропаток, перепелов, бекасов, вяхирей; мы с Теодором -- пробирки и бутылки, наполненные мелкой живностью. Пылал костер, на подстилках разложили еду, с моря принесли бутылки вина, где они охлаждались у краешка берега. Ларри подтянул свой угол подстилки на склон дюны и разлегся во всю длину среди граммофончиков лилий. Теодор сидел прямой и подтянутый, тщательно пережевывал пищу, потряхивал бородой. Марго, растянувшись в изящной позе на солнышке, лакомилась овощами и фруктами. Мама и Додо устроились в тени, под большим зонтом. Лесли с ружьем на коленях уселся прямо на песке, одной рукой он держал огромный кусок холодного мяса, другой задумчиво поглаживал стволы своего ружья. Поблизости у костра присел на корточках Спиро. Пот градом катился по его морщинистому лицу и сверкающими каплями падал на густую черную шерсть на груди, в то время как он поворачивал над огнем импровизированный вертел, на котором было нанизано семь жирных бекасов.
-- Райское место! -- бормотал с набитым ртом Ларри, растянувшись среди сияющих цветов.-- Оно создано прямо для меня. Я хотел бы лежать здесь вечно и получать пищу и вино из рук прекрасных, обнаженных дриад. Через столетия я, конечно, забальзамируюсь от постоянного вдыхания этого аромата. Потом в один прекрасный день мои верные дриады не найдут меня здесь, останется лишь аромат. Бросьте-ка кто-нибудь мне штучку вон того аппетитного инжира.
-- Когда-то я читал очень интересную книгу о бальзамировании,-- воодушевился Теодор.-- Египтянам, конечно, приходилось слишком много возиться с этими мумиями. И надо сказать, что способ… э… извлечения мозга через нос придуман очень остроумно.
-- Что, вытаскивали мозги через нос какими-нибудь крючками? -- спросил Ларри.
-- Ларри, милый, пожалуйста, не во время еды.
После ленча мы удалились под сень олив и дремали там в течение самой жаркой части дня, усыпленные пением цикад. Время от времени кто-нибудь вставал и уходил к морю, потом, поплескавшись с минуту на мелком месте, освеженный, шел обратно и опять погружался в сон.
В четыре часа заливистый храп Спиро внезапно прекратился. Его массивная, обмякшая фигура зашевелилась, он зафыркал, приходя в себя после сна, и пошел к берегу разводить костер для чая. Остальные просыпались медленно, сонно потягивались, вздыхали и брели, словно стадо, через песчаный пляж к тарахтевшему на огне чайнику. Когда мы с чашками в руках расселись вокруг костра, все еще моргая в полудреме, среди лилий показалась ясноглазая, яркогрудая малиновка и запрыгала вниз по склону. Футах в десяти от нас она остановилась, окинула всех критическим взглядом. Решив, что нас стоит развлечь, малиновка подпрыгнула к тому месту, где две лилии сплелись в красивую арку, стала под ними в эффектной позе, выпятила грудь и залилась громкими, звенящими трелями. Кончив петь, малиновка вдруг быстро кивнула головой, как бы раскланиваясь перед публикой, и потом, испуганная нашим громким смехом, исчезла среди лилий.
-- Вот уж милые птички,-- сказала мама.-- В Англии одна малиновка сидела около меня часами, когда я копалась в саду. Мне очень нравится, как они выставляют свои грудки.
-- А эта сейчас присела так, будто и впрямь кланялась,-- отозвался Теодор.-- Надо сказать, что когда она… э… выставила свою грудь, она очень напоминала… знаете… такую вот оперную певицу.
-- Да,-- согласился Ларри,-- поющую что-нибудь легкое, веселое… Штрауса, может быть.
-- Кстати, об опере,-- сверкнул глазами Теодор.-- Рассказывал я когда-нибудь о последней опере на Корфу?
Нет, сказали мы и уселись поудобнее, потому что вид Теодора, рассказывающего свои истории, доставлял нам не меньшее удовольствие, чем сами истории.
-- Это была, понимаете ли… гм… одна из разъездных оперных трупп. Думаю, что она прибыла из Афин, но может быть, и из Италии. Как бы там ни было, прежде всего они поставили «Тоску». Певица, ведущая партию героини, имела, как водится, довольно… э… пышные формы. Ну, а как вы знаете, в заключительном акте оперы героиня бросается навстречу смерти со стены крепости или, вернее, замка. На первом представлении героиня забралась на стену, спела последнюю арию и потом бросилась навстречу своей… знаете ли… своей погибели на скалу внизу. К сожалению, рабочие сцены забыли подложить что-нибудь под стену, куда ей можно было бы прыгать, и поэтому грохот падения и затем… э… крик боли несколько ослабили впечатление, что она разбивается на скалах насмерть. Певец, который как раз в это время оплакивал ее гибель, вынужден был петь… э… во весь голос, чтобы заглушить крики. Этот случай, как и следовало ожидать, расстроил героиню, поэтому на следующий день рабочие разбились в лепешку, чтобы обеспечить ей приятное приземление. Грохнувшись довольно сильно накануне, героиня с большим трудом провела оперу и добралась наконец до последней сцены. Она снова взошла на стену, спела свою последнюю арию и бросилась навстречу смерти. К сожалению, рабочие ударились теперь в другую крайность. Большая груда матрасов и этих… знаете… пружинных сеток была такой упругой, что героиня, коснувшись их, подскочила в воздух. И вот, когда все участники оперы подошли… э… как это называется?.. ах да, подошли к рампе и принялись рассказывать друг другу о ее смерти, верхняя часть героини, к изумлению публики, два или три раза появлялась над стенами.
Во время рассказа Теодора малиновка еще раз отважилась прискакать к нам поближе, но взрыв хохота снова вспугнул ее, и она улетела.
-- Знаете, Теодор, я уверен, что вы сочиняете эти истории на досуге,-- едва выговорил Ларри.
-- Нет, нет,-- сказал Теодор, весело смеясь в бороду.-- Будь это где-нибудь в другом месте, мне пришлось бы их сочинять, но здесь, на Корфу, они… э… предвосхищают искусство, так сказать.
После чая мы с Теодором снова отправились на берег озера и продолжали свои исследования до самых сумерек. Когда уже нельзя было ничего как следует разобрать, мы побрели потихоньку обратно -- к тому месту, где пылал разведенный Спиро костер, гигантской хризантемой трепетавший среди призрачных белых лилий. Спиро удалось заколоть острогой три крупные рыбины, и теперь он, сосредоточенно хмурясь, жарил их на рашпере, все время чем-нибудь сдабривая их нежное белое мясо, мелькавшее в тех местах, где отставала зажаренная корочка: то добавлял зубок чесноку, то выжимал лимонного соку, то посыпал перцем.
Над горами поднялась луна и превратила лилии в серебро. Только там, где на них падали дрожащие отсветы костра, они вспыхивали розовым пламенем. По светлому морю бежали легкие волночки и, коснувшись берега, с облегчением вздыхали. На деревьях начинали ухать совы, а в густой тени зажигались и гасли нефритовые огоньки светлячков.
Зевая и потягиваясь, мы перетащили наконец свои вещи в лодки, добрались на веслах до устья залива и, ожидая, пока Лесли заведет мотор, оглянулись на Антиннотиссу. Лилии сияли, как снежное поле под луной, а темный задник из олив был усеян смутными огнями светлячков. Костер, затоптанный нами перед отъездом, светился гранатовым пятном у края покрытой цветами дюны.
-- Да, несомненно, это очень… э… красивое место,-- произнес Теодор.
-- Чудесное место,-- согласилась мама и затем дала ему свою высшую оценку: -- Я хочу, чтобы меня здесь похоронили.
Мотор, побормотав неуверенно, прорвался наконец громким ревом. Набирая скорость, «Морская корова» пошла вдоль берега с «Бутлом» на буксире, и за ними по темной воде веером потянулся белый, легкий, как паутина, след, слегка искрящийся фосфорическим светом.
У лукоморья doom зелёный,
златой skyrim на монитор,
и днём и ночью mortal kombat,
всё с перерывом на youporn.
Идёшь направо - экстра комбо,
налево - сетевой режим,
там counter strike, там леший с бомбой,
русалка stick together,
Там на неведомых икс-боксах
следы невиданных max payne,
плэйстейшн там на курьих ножках,
return to castle wolfenstein
Там left 4 dead видений полны;
там на заре прихлынет portal
на брег песчаный и dead space,
где тридцать фрименов прекрасных
чредой из worms выходят ясных
и с ними дядька их Там королевич в биошоке
слюнями пачкает экран,
там х*й положен на уроки
и в правый порванный карман;
Там царь прыщей в доте чахнет;
там fus ro dah… там зоной пахнет!
и я там был, мед, пиво пил
по усам текло, а в скайрим не попало