Коль грех какой-то есть за мной,
Коль в чём-то сильно виновата
И коль обидела когда-то,
Прости в Прощённый Выходной!
Я опоздала - согрешить…
Теперь уже и неохота…
Сейчас мне хочется - дружить,
А дальше… Дом, семья, работа…
Сложила мысли в сундучок…
О нём душа моя забудет.
На сундучке висит значок -
С пометкой: «То, чего не будет…»
Смотрела - парень нёс цветы,
От предвкушения краснея…
А у меня - о чём мечты?
Чтоб пироги испечь вкуснее…
Чтобы было время - час поспать
И чтобы дети сыты были…
А так… О чём ещё мечтать,
Коль мысли о любви остыли -
Прокисли, будто молоко…
И как оно, потом - сбежали…
И без любви мне так легко,
Как будто все хвосты отпали…
Теперь мне не за кем рыдать,
Сдаваться некому без боя…
Могу спокойно наблюдать
За однотонною судьбою…
Из скучных дней - любовь не сшить…
От пустоты в душе - слабею…
Я опоздала согрешить,
Но может быть… ещё успею…
Обними, мне это очень нужно.
Не отпущу тебя до утра
Стану я сегодня безбожной…
Нет! Богом будешь ты для меня…
Буду я тебе поклоняться,
Буду тебя молить,
Буду тобою я любоваться
И до утра грешить.
Дай мне губы, грудь. Твое тело
Чувствовать без конца…
Господи, время сегодня так мало,
Осталось у нас до утра…
Боже, я сейчас с тобой рядом
В нежных твоих руках.
От поцелуя, от жеста, от взгляда
Взмываю с тобой в небеса.
Господи, Боже… Да - святотатство,
Хочу вновь тобой обладать …
В храме любви, в этом убранстве
Богом тебя называть…
Общая у всех нас немощь: судить или осуждать ближнего.
Немощь эта многим из нас кажется маловажною, а в самой вещи она очень велика и подвергает нас великому осуждению пред Богом.
Запретный плод, - он сладок изначально.
Прелюбодейство тайное давно
На белом платье женщины венчальном
Оставило заметное пятно.
И, всё равно, любить чужого мужа,
Желать его, - такой уж тяжкий грех?
А, может, он своей жене не нужен
И - пешка в затянувшейся игре!
Любить его таким, каким застала, -
Всклокоченным, замученным, - врасплох!
А, может, с ним супруга жить устала,
Раз для неё не дорог он и плох.
Как приказать себе: его - не трогать,
И каждый раз, вздыхая, - Боже мой! -
В холодный день холодною дорогой
В холодный дом идти к себе домой!
Запретный плод, он вечно искушает.
Любовница, конечно, не жена.
-Попробуй! Можно! - говорит душа ей.
И, может, иногда права она?
Любить - не запретишь. Такое дело.
Когда, средь утешенья и утех,
Душа - молчит, и любит только тело, -
Тогда - беги! Вот это - страшный грех!
Не судите вы, люди,
Нещадно друг друга.
Не судите ни душу, ни плоть.
Не судите врага,
А тем более - друга,
Ведь судить может только Господь.
Не судите ни словом,
Ни мыслью, ни взглядом,
Ведь легко осудить,
Но труднее - понять.
Не судите того,
кто живет с вами рядом.
И того, кто вдали -
Не спеши осуждать.
Не судите погрязших
В земных прегрешеньях.
И того, кто причиною стал
Ваших драм.
Ведь вы сами нуждаетесь
В чьём-то прощеньи…
Не суди никого, -
И прощён будешь сам!
Грех предаваться унынию, когда есть много других грехов.
НЕПРАВДА ПРИЧИНЯЕТ СТРАДАНИЯ И ПОТОМКАМ.
Может случиться, что в какой-то семье дед или бабушка совершали какие-то несправедливые поступки, но на них самих это никак не отразилось. Однако наказание постигает их детей или внуков, которые заболевают и бывают вынуждены растратить на врачей то, что было собрано неправдой, чтобы таким образом оплатить долги предков. Помню одну семью, на которую обрушилось много напастей. Сначала тяжкая болезнь поразила главу семьи: несколько лет он промучился, будучи прикованным к постели, и после этого умер. Затем умерла его жена и дети - один за другим. Недавно умер и последний - пятый ребенок. Эта семья была прежде очень богатой, но дошла до нищеты, потому что для того, чтобы заплатить врачам и покрыть разные другие расходы, они распродавали все, что имели, за бесценок. «Почему же на них сыпется столько болезней и бед?» - удивлялся я. С некоторыми членами этой семьи я был знаком. По ним было видно, что их беды не имеют ничего общего с теми благословенными испытаниями, которые посылает Своим избранникам Бог. «Скорее всего, - подумал я, - в их случае вступили в действие духовные Божии законы». Для того чтобы развеять сомнения, я постарался расспросить об их семье некоторых достойных доверия стариков - их земляков, которые рассказали мне следующее. Глава этой семьи получил от своего отца какое-то наследство и впоследствии увеличил его, совершив разные несправедливые деяния. Например, какая-то вдова просила у него взаймы денег, чтобы выдать замуж свою дочь. Свой долг она вернула бы после уборки и обмолота хлеба. Он же давал ей деньги при условии, что она перепишет на его имя свой участок под строительство дома. Будучи в нужде, несчастная давала ему все, что он просил. Другой человек просил взаймы для того, чтобы уплатить долг банку. Взятые деньги он вернул бы после уборки хлопка, но несправедливый глава семьи не соглашался и требовал взамен целое поле. Несчастный, боясь преследований со стороны банка, отдавал ему свое поле. Третий просил одолжить немного денег, чтобы заплатить врачам, и злой заимодавец требовал у него корову. Бедняк отдавал ему то, что он просил. Таким способом этот человек сколотил себе немалое состояние. Однако весь ропот страдальцев ударил не только по нему самому и его жене, но даже по их детям. Таким образом, вступили в действие духовные законы, и самим членам семьи несправедливого богача пришлось оказаться в шкуре тех, кто был обижен ими. Так, для оплаты врачей и прочих расходов, связанных с болезнями, несчастными случаями и другими бедами, они за бесценок распродали все, что имели. Из больших богачей они превратились в нищих, и ушли из жизни все - один за другим. Конечно, Бог будет судить их в соответствии со Своей великой любовью и справедливостью. А те, кто, находясь в нужде, были вынуждены продать последнее, чтобы заплатить врачам или кому-то еще, и из-за этого обнищали, получат мзду в соответствии с той неправдой, которую они претерпели. Люди же несправедливые, претерпевая такие несчастья, оплачивают ими свои долги перед Богом.
Со временем начинаешь сожалеть о всех совершенных тобою грехах, и еще о нескольких, которых не совершила
Его поколение учили, что Бога нет, что человек произошел от обезьяны. Запрещали носить крест. И вдалбливали в мозги, что Святое писание - поповские выдумки…
Про святотатство, совершенное Николаем Тюгалевым, его односельчане рассказывают во всех подробностях. По словам земляков, достоверность которых подтвердил отец Андрей, дело было так.
Анна, жена Николая Тюгалева, с детства была верующей - ее отец когда-то пел в церковном хоре. Выйдя замуж, женщина продолжала молиться. Супруг не раз пытался выбить из жены «идеологическую отсталость». Причем в буквальном смысле, кулаками. Анна терпела все. Родила и вырастила пятерых детей.
Менялось время - в стране пышно отпраздновали тысячелетие крещения Руси, в отношении к вере потеплели даже самые суровые партийные начальники. Но Николай Тюгалев, даром что простой пастух, меняться не желал:
- Бога нет!
Анна тайком молилась, просила, чтобы Господь вразумил мужа.
В тот вечер Николай Тюгалев вернулся с работы домой пьяным. Пришел раньше, чем обычно. И застал жену молящейся перед иконой. Набросился с кулаками:
- Ты опять за свое!
- Побойся Господа! - попыталась оттащить сына от невестки мать. Но Николай был неукротим. Отшвырнул женщин:
- Да что мне ваш Бог!
В Николая словно вселился бес. С грязной руганью он вырвал у жены икону - и с размаху кинул ее на пол. Так, что деревянный образ Девы Марии и младенца Христа треснул, распался на две половинки.
- Что ты делаешь, опомнись! - закричала мать. Жена бросилась под ноги мужу, пытаясь отобрать святыню. Николай рассвирепел еще больше. Ударил жену, стал топтать лики Господа и Богородицы ногами. Потом схватил половинки иконы - и бросил их в печку.
Татьяна с криком упала без чувств. А мать Николая выхватила икону из топки. Выбежала из дома, отнесла соседям. Плача, рассказала про беду.
Николай Тюгалев о своем пьяном дебоше наутро и вспоминать не стал. Мол, поучил баб, обычное дело.
- Пусть хозяйством больше занимаются, - сказал он соседям. - Жена должна щи варить, а не поклоны лбом бить!
И отправился на гулянку - на другом конце села свадьбу играли. Плясал Николай вприсядку, с молодецким посвистом. Не догадываясь, что делает это в последний раз…
Через несколько дней у Николая почернели руки. Кожа вздулась пузырями. Он обратился к медикам. В больнице спросили:
- Что, отморозил?
Тюгалев пожал плечами:
- Да нет. Не морозил, не обжигал…
Прописанная мазь подлечила язвы на руках. И тут непонятная болезнь перекинулась на ноги. Тюгалева увезли в больницу. Там поставили диагноз - гангрена.
Врачи пытались спасти ноги. Тюгалев умолял их не резать:
- В деревне мужику без ног нельзя, все хозяйство прахом пойдет!
Операцию сделали, когда тянуть дальше было нельзя. Правую ногу отняли 17 июня, как раз в день рождения Николая. Ему исполнилось ровно пятьдесят лет.
Болезнь притихла, но не отступила. Левую ногу ампутировали через два года.
Жена возилась с Николаем, словно с младенцем. А он зло смотрел на повешенные в доме иконы. Выпив, ругался:
- Жаль, мне теперь не достать…
Федор был любимым сыном Николая. Толковый и работящий, он уехал в Тольятти. Жизнь у него ладилась. Квартиру получил, машину купил, женился, стал отцом двух детей. Родители только радовались за него. И вдруг - страшное известие.
Сына кто-то ударил ножом в сердце. Убийц милиция искала, но не нашла.
Другие дети Тюгалевых живы, но радости у них мало. У младших с алкоголем проблемы, а в личной жизни - пустота.
Анна упрашивала Николая:
- Покайся…
Муж отмахивался:
- Цыц, глупая баба!
Он все еще считал себя сильным. А сам уже не мог без помощи жены ничего. Каждое утро она выносила мужа на крыльцо.
Николай здоровался с проходящими односельчанами за руку:
- Привет!
И страх, который видел в их глазах, воспринимал, как свою заслугу. Мол, еще бояться меня. Даже безногого инвалида страшатся! А они боялись не его - пугало все случившееся с ним. По окрестным селам прошел слух про грешника, лишившегося ног после того, как он растоптал лик Христа и Богородицы. На Тюгалева приезжали смотреть издалека. Расспрашивали соседей:
- Правду про разбитую икону говорят?
- Да…
В Дюрках начали строить храм. Крест на его куполе виден и с крыльца дома Тюгалевых. Если бы Николай попросил, его бы отнесли туда вмиг.
Тюгалев уступил просьбам жены позвать священника, когда стало совсем плохо. Гнило все тело и боль не отпускала ни на секунду. Он лежал на кровати, пытался сдержать слезы. А они катились из глаз сами.
Отец Андрей причастил умирающего и Тюгалеву стало легче. Он скончался тихо, 20 июля. Похоронили Тюгалева под крестом, по христианскому обряду.
Мы спросили священника, покаялся ли Николай, попросил ли у Бога прощения за поругание святыни.
Батюшка Андрей ответил:
- Николай не покаялся в этом. Не успел. Мы молимся, чтобы Господь принял его душу…"
Источник: «Истории православных.
Помощь Божия от чудотворных икон и молитв"
- Да если бы за каждый наш грех нам на голову кирпич падал, то за неделю бы от нас осталась пирамида Хеопса.
- Один другому - ты скотина. Я не скотина, потому что ты скотина. И никогда не сойдутся на том, что мы оба скоты.
Наши души страдают тоской по любви,
Истомившись по верности ветренных жен,
У которых развратом до самых седин
Компас сердца магнитом греха поврежден.
Да и сами мы тоже не лучше подруг
Нашу молодость губит доступность блуда.
Как же вырастит чистый и верный супруг,
Если с малых ногтей не боялся Суда?
Под венец мы не шли, веря праздной молве,
Что сначала в грехе нужно малость пожить
И невинность отдав непонятно за что,
Продолжаем искать, кто нас будет любить.
Верность наших отцов мы не брали в пример
И еще хорошо, если верность была,
До венца нас тянуло в закрытую «дверь»
И гнилую «уздечку» природа рвала.
Упивались устами случайных друзей,
С каждым разом теряя контроль над собой,
Матерели в плетеньи любовных сетей,
Как какой-нибудь страстный киногерой.
И не видели мы, как придя под венец,
Нарядившись обрядово в белую ткань,
Вместо двух ослепительно чистых сердец
Облачали в невинность вонючую дрянь.
Сколько душ погубила свобода любви
На мытарствах нам будут хвалиться бесы,
Не рожденных младенцев абортную кровь
С дикой радостью вылив тогда на весы.
Наказание Божие за сквернословие.
«На первых порах своей сельской пастырской службы я усмотрел, что мои прихожане, помимо многих других нравственных недостатков, особенно заражены были привычкой к сквернословию. И старые и малые, без малейшего зазрения совести, сквернословили постоянно и в своих домах и на улицах. Немедленно начав борьбу с разного рода пороками своих пасомых, я особенно ополчился против их сквернословия. И в храме, и в школе, и в жилищах прихожан, и на уличных собраниях их обличал и бичевал я этот порок. Благие результаты борьбы сказались: сквернословие сперва перестало оглашать улицы, а потом стало и совсем исчезать.
Но вот 2 ноября минувшего года, гуляя по своему садику, я был неприятно изумлен и возмущен ужасной „матерщиной“, разразившейся на проезжей дороге, пролегающей между огородами и полями. Я увидел парня, лет шестнадцати, Василия Матвеева Лаврова, который, избивая палкой ни в чем неповинных волов, осыпал их отборной бранью. На мои обличения парень говорил в свое оправдание, что его раздражали волы, медленно тащившие бочку с бардой, и что он рад бы не сквернословить, да не может сладить с собой. Объяснив гнусность и греховность сквернословия, я внушал парню немедленно и навсегда оставить свою дурную привычку. Парень на мои увещевания должного внимание не обратил и в тот же день подвергся грозному наказанию Божию.
Направляясь с бардой вторично из винокуренного завода в барскую усадьбу, он вновь начал осыпать волов ударами и сквернословием. Как вдруг раздался оглушительный треск, бочка мгновенно лопнула, и кипящая барда обдала парня с головы до ног. Страдания и стоны его были услышаны. Немедленно отправлен был он в больницу, где пролежал около трех месяцев. По выходе его из больницы я беседовал с ним по поводу постигшего его несчастия, которое он сам всецело приписывает праведной каре Божией за грех сквернословия».
«Кормчий», 1905 г.
Из книги «Тайны загробного мира»
Красота спасет мир
Одна женщина, Ася Морозова, была такая красавица, каких не видывал свет. Глаза темные, заглядывают в самую душу, брови черные, изогнутые, как нарисовали, про ресницы даже и говорить нечего - в пол-лица. Ну, а волосы светло-русые, густые и лежат мягкой волной. Учиться Асе было скучно, и в 19 лет она учиться бросила. Все преподаватели ставили ей четверки просто за неземную красоту, только информатичка (одинокая женщина 56 лет) уперлась, а Ася не захотела пересдавать и забрала документы. Поклонников у нее было столько, что она давно отключила телефон и натягивала шапочку на самые глаза, чтобы только ее не разглядели. Но не помогала и шапочка. Самой же ей, понятно, никто не нравился. Все были какие-то козлы. И денег у них брать она не хотела, с какой стати. А жить по-человечески ей все-таки хотелось. Родители у нее были в другом городе, оба уже немолодые, плюс две сестры, в общем, рассчитывать приходилось на одну себя. Ну, а как может заработать порядочная девушка? И Ася стала проституткой. Работала она, конечно, не на какой-нибудь Тверской, а в небольшом частном пансионе. И деньги получала бешеные. Ася сама назначала клиентам гонорары, и не было случая, чтобы кто-нибудь ей отказал. Пансион обслуживал людей состоятельных, проверенных, только по предварительному звонку, употребление наркотиков и чрезмерные возлияния в нем не поощрялись, в общем, девочки жили там как у Христа за пазухой.
Так бы оно и шло, пока однажды в этот уютный публичный домик не пришел очень странный человек.
За окном лил дождь, кончался октябрь, все девушки зевали и скучали, двенадцать часов дня, мертвое время. Опять же, дождь. Но тут в дверь раздался звонок. На пороге стоял незнакомец, с зонта стекала вода, вид у гостя был несчастный и мокрый, но даже сквозь воду было видно: на здешних посетителей он совсем не похож. На вид ему было лет сорок, он был очень бледен, борода у него росла до самого пояса, и с кончика ее капала вода.
Ася засмеялась. Никогда в жизни не видела она таких смешных бородачей.
- Ты, что ли, профессор?
Но бородач только молча смотрел на Асю и не говорил ни слова. Держательница дома подмигнула Асе, что-то шепнула бородачу на ушко, он кивнул, и Ася повела клиента на второй этаж.
В комнате человек хорошенько промокнул бороду полотенцем, а потом открыл большую черную сумку, которую принес с собой. Из сумки он достал черный длинный халат, сверху надел золотой крест, потом вынул длинный узкий фартук из золотистой ткани, повесил его на шею, а потом такие же твердые золотые манжеты на шнурках. И зашнуровал шнурки. Ася молча на него смотрела. Человек оказался попом. На всех четырех стенах поп нарисовал карандашом по крестику.
Затем попросил тазик с водой, душ с туалетом были прямо в номере, и Ася тут же принесла ему воды. После этого поп раскрыл толстую вишневую книжечку и начал петь молитвы, а потом брызгать водой. Ася сидела в кресле и слушала молитвы - кроме «Господи, помилуй», она разобрала еще одно странное повторявшееся слово, похожее на кашель - «закхей». Наконец, в общем довольно быстро, поп перестал читать, сложил обратно в сумку книжку, веничек, которым брызгал воду, снял рясу, крест и поклонился Асе в ноги. Ася так и отпрыгнула. Конечно, многие вставали перед ней на колени, но по-другому. А человек легко поднялся и уже собрался идти.
- Что все это значит? - закричала Ася.
- Интересно? - это было первое, что произнес наконец бородач от себя, не по книжечке. При этом он улыбался и смотрел на Асю тоже как-то не как все. И взгляд его так поразил Асю, что она даже не смогла как следует ответить. Потому что взгляд этот был очень ласковый и ничего не хотел. И Ася молчала.
- Приходи к нам в Петровский монастырь, на Калужском валу, спроси отца Луку, я все тебе объясню, - добавил человек.
- Еще я к тебе поеду! - опомнилась наконец Ася и пожала плечами.
Тут отец Лука ушел. Денег с него Ася попросила не брать ни копейки. Настоятельница ее послушала, Ася была в пансионе на особом положении - основной источник дохода.
После того дня Асю как подменили - ей все время хотелось увидеть попика-бородача. Уж больно чудно' он смотрел. Еле-еле дождалась она выходного дня, ей обычно давали вторник или среду, самые неприбыльные. И вот Ася оделась поскромнее, поймала такси и приказала везти себя на Калужский вал. Такси привезло ее к белой стене монастыря. Тут Ася немного струхнула, но, увидев, что в распахнутые ворота заходят все, кто хочет, смело направилась вперед. У ворот стоял монах, типа охранник, Ася спросила отца Луку, и вскоре к Асе уже подходил тот самый бородач, в длинной рясе, черной маленькой шапочке, без креста. Отец Лука Асе совсем не удивился и повел ее в большую златоглавую церковь, которая стояла посреди монастыря. В церкви батюшка сел с ней на лавочку и заговорил, как со старой знакомой.
- Хорошо, что ты меня разыскала, - сказал батюшка.
- И сама я не знаю, зачем приехала сюда, - вздохнула Ася. - Да только после того, как ты побывал у нас, стало мне сильно скучно. И жизнь моя прежняя мне не мила. Потому что вообще-то нет в ней ничего хорошего! И я хочу другого.
- Чего же?
- Чтобы ты вытащил меня оттуда.
- Разве это не от одной тебя зависит?
- Нет, потому что доход, который я приношу тому дому, очень велик, никто меня уже не отпустит, пока я молодая, и отыщут меня даже под землей.
Долго говорили они так, обсуждая планы спасения Аси и вопросы христианской добродетели. Когда заговорили о грехе сладострастия, отец Лука поведал Асе и собственную историю.
- Видишь ли, я потерял Бога. Не стану рассказывать тебе подробно, как это произошло, потому что происходило это постепенно, шаг за шагом, да только в конце концов я почти не веровал в Его существование, а значит, и в справедливость всего, что говорит нам церковь. Душа не может долго оставаться пустой, она жаждет пищи, любой, и если не божественной, значит, земной, плотской… Я шел к вам за тем, за чем приходят туда все, бес блуда жестоко мучил меня задолго до того, как я начал утрачивать веру. Сначала я боролся, как мог, но чем дальше я отходил от Бога, тем беззащитней становился перед своими помыслами и блудной страстью. Телефон вашего дома я нашел в газете, в объявлении говорилось, что это место для «благонамеренных» людей, это меня и насмешило и очень мне понравилось. И я эдаким «благонамеренным монахом» созвонился с вашей хозяйкой, узнал дорогу.
Настоятелю я сказал, что меня вызвали на очередную требу, для освящения квартиры, у нас это принято - многие из братии часто уезжают в город на требы. Для отвода глаз и самоуспокоения взял я с собой и свой привычный багаж, сумку с облачением и всем необходимым. И отправился прямиком в объятья дьявола.
Долго блуждал я по окрестностям и никак не мог найти ваш дом несмотря на инструкцию. Лил дождь, я вымок до нитки и готов уже был бежать. Точно сам Господь удерживал меня до последнего. Но уже решив вернуться ни с чем, я наткнулся наконец на нужное место. Несколько раз я проходил мимо этого двухэтажного особняка, уверенный, что это чей-то красивый офис или банк, пока не посмотрел на окна - белые занавески в цветных бабочках. Я понял, что скорее всего попал как раз туда, куда нужно. Позвонил, сказал условленную фразу, мне открыли, и тут… я увидел тебя. Я был ослеплен. Может ли человек быть так прекрасен? Если есть на земле такая красота, значит, есть и Господь. Всякое сомнение в бытии Божием и в Его бесконечной милости, Его любви к нам, согревающей и всемилосердной, совершенно оставило меня. Я почувствовал, что Господь близко. Много месяцев я мучился неверием, унынием, тоской, много месяцев мечтал о женщине, прости, что говорю с тобой так откровенно, и вот - в один миг! Все сомнения и все желания меня оставили. Я пребывал в каком-то потрясенном восторге.
- Помню, помню, как ты смотрел на меня, - засмеялась Ася.
- Раз уж пришел, делай свое дело, сказал я себе, - продолжал отец Лука. - И начал освящать комнату. А потом вернулся в монастырь. Вот и вся моя история.
- Почему же ты не поговорил со мной там, сразу? - спросила Ася.
- Побоялся потерять ту радость, которую так внезапно получил. Да и что мог я сказать? Что хуже тебя в десятки раз, что лицемер, сладострастник и отступник?
- А почему ты не остался со мной там для того, для чего все туда приходят? Тогда твоя радость стала бы еще сильней.
- Когда рядом Бог, ничего этого уже не нужно, и всякая похоть совершенно оставляет человека, он делается недоступен греху.
- А как ты смотришь на наше занятие? Оно большой грех?
- Поистине это противнее Богу всякого греха.
Так проговорили они несколько часов. В публичный дом Ася не вернулась. В тот же день отец Лука крестил ее и облачил в неприметный подрясник, сильно переменивший ее внешность. Три месяца Ася жила в каморке при монастыре, вместе с женщинами, готовившими монахам пищу, исповедовалась, беседовала с отцом Лукой, каялась и очищала душу, а кончила тем, что поехала в один дальний женский монастырь. К Рождеству отец Лука получил трогательную открытку, а к Пасхе телеграмму: Великим постом Асю обнаружили в лесу близ монастыря с проломленной головой. Убийц не отыскали, отец же Лука, получив печальную весть, несколько дней не мог опомниться от потрясения. Он даже пошел в милицию, рассказал о доме, который посетил однажды, но когда поехал показывать, где он расположен, так и не нашел его. Уютный особнячок точно сгинул.
Эту историю рассказывали и по-другому. Обратив Асю на путь истины и любви, отец Лука не мог устоять перед ее красотой и сделал ей предложение. Вскоре они поженились. Отец Лука снял сан и расстригся. Дети у них получались очень красивые, но все-таки не такие, как мама. Братия монастыря поначалу думала, что отец Лука погиб без возврата, близкие и чада его рыдали о нем, пока Старец монастыря не сказал однажды за трапезой, как бы между прочим: «О Бореньке (мирское имя Луки) не скорбите, останется жив».