Стараюсь людей не осуждать. Мы не знаем, что скрыто за словами и поступками человека. Не видим той картины, которая разворачивается в наше отсутствие. По той же самой причине очаровываться тоже не спешу. Каждого воспринимаю радостно, как гостя, случайно залетевшего в слой моего мира. А гостей следует напоить чаем с печеньками, поговорить с ними по душам, выслушать, а потом не печалиться долго, когда за ними закроется дверь. Не цепляюсь ни за кого, раз время пришло уходить, пусть. Но если кто-то очень хороший захочет однажды вернуться, чтобы наговориться всласть, я ему буду несказанно рада.
Один, в другом видит хорошее только,
Не считая ошибок и промахов сколько…
Другой — подлеца, проходимца и вора,
Причем, абсолютно во всех, без разбора…
Но то не прилипнет ни мне, ни тебе,
Ведь каждый судит других по себе!
О других легче говорить, чем о себе — точно также, как, именно, других легче критиковать, судить, осуждать, нежели все это делать в отношения себя, своей шкуры, головы, в конце концов.
«Стыдитесь тела, желаний, страсти!» — религий ветхих звучит рефрен.
Запреты скалят щербато пасти, не позволяя поднять с колен
«сосуд премерзкий пороков смрадных», а проще — тело, что нам дано.
«Молитвой похоть смиряйте, братья, а кто не сможет, тому на дно
геенны вечной, горящей серой, неугасимой, платить за грех,
подбросят черти смолы и сена, там хватит места и дров для всех:
неверных женщин, девиц развратных и содомитов любых мастей,
им нет пощады, пути обратно, на них не капнет святой елей!»
Трясут клюками, крестами машут, грозят, пугают не первый век,
но искры страсти пророков даже, сверкая, манят горячим «секс».
Ночами снятся борцам духовным Лилит и Евы во всей красе,
бедняги стонут, дыша неровно, а утром снова себя в корсет
моральной нормы пакуют споро, кляня дрожащие пальцы рук,
и с новым пылом вопят и спорят, себе и пастве безбожно врут.
Чем чаще снятся святоше груди, крутые бёдра и крепкий зад,
тем громче вопли: «Господь осудит, за блуд и похоть воздав стократ!»
Смешно и грустно… проходят годы, но не стихает неравный бой:
каноны против людской природы, война до смерти с самим собой.
Если Ваш язык возомнил себя «пупом земли» и решил осудить кого-то, то порекомендуйте себе «отремонтировать» прежде собственную сущность, а уж потом лезть в чужие дела.
Осуждая кого-либо, мы не становимся выше духовно, не развиваемся. Осуждение подобно застывшему состоянию ума. Разум мертвеет, ведь мы не даём ему свободы и перекрываем право на иное мнение, ставя на него клеймо печати. Ум оживает, если не судить о поступках окружающих всуе, если принимать жизнь и людей в ней как данность.
Как только решишь осудить окружающих — начинай с себя!
Судить легко, понять сложнее!
Прежде чем кого-либо за что-то осуждать, порядочному, искреннему человеку пристало вспомнить, а не поступал ли он и сам когда-нибудь подобным образом по заблуждению или по воле неблагоприятных обстоятельств.
Человек, осуждающий внешность других людей - ничтожество. Внешность переменчива, а суть ваша дерьмовая будет по жизни с вами.
Мне становится дурно, от того, что так яро
Ты верой зовешь без единого права.
На словах: «Вот он Бог!», в сердце нету его.
Вера не театр, а немое кино.
О ней не кричат, разрывая все связки.
Если Бог всемогущ, нет и смысла в огласки.
Если он создал все, в том числе и тебя,
Он сможет и сам постоять за себя.
Мой Бог в душе, я о нем не признаюсь.
Лишь заикнувшись, его потеряю.
Не нужны одобренья всех тех, кто вокруг,
Если я все же верю, то точно не вслух.
Не нужны мне советы, как к нему обращаться,
Как его звать и когда поклоняться.
Если доступен он лишь в воскресенье,
Мне не нужно и даром и такое прощенье.
Если обрету его только лишь в храме,
Купив сотни свечек, не забыв о помане,
Несколь тысяч скинув заранее
Вновь «на строительство нового храма»,
Уверена веру смешаю с деньгами,
Ведь тот кто не плотит не смеет быть в храме.
Такому глупцу не хватит и жизни
Понять - его вера продуманный бизнес.
Кричи теперь смело налево и право,
Что всем этим грешникам будет расправа.
Да, твоя вера приятна на слух,
Но в тебе нету Бога, ты наивен и глуп.
Если Бог есть, он не прячется в храме,
Застыв на иконах в дешевой оправе.
Он не доступен только лишь в воскресенье
И точно не ставит цену на прощенье.
Мой Бог в душе, я о нем не признаюсь,
Он рядом всегда, когда я ошибаюсь,
Когда я страдаю, кричу или плачу
Наедине со своей неудачей.
Я смотрю не на крест, моля о пощаде,
Не стаю на коленях в церковном наряде.
Я не мою икону своими слезами
И если молюсь, то своими словами.
Не одна из молитв не пропитана болью,
Не омыта слезами и пролитой кровью.
Не одна из молитв мною не прожита
В ней не мои, а чужие слова.
Мне хватит порядком и собсвтенных слов,
Чтоб донести Богу всю свою боль,
Чтоб извиниться за все, что свершила
И попросить хоть о капельки силы.
А если мне будет настолько обидно,
Что сил не останется с ним говорить,
Если я буду настолько разбита,
Что в миг не захочется дальше так жить,
Тот, кого Богом я все же считаю,
Сумеет заметить как сильно страдаю,
И пусть он проблемы мои не решит,
Но точно заставит их переступить.
Меня осудить Вы за что-то хотите?
Ну что ж, Ваше право! С себя и начните!
Осуждение других, ни есть ли наша потребность похвалить себя.
Уверенность в своей правоте, не даёт вам право судить других.
Замечаем чужие ошибки,
И упорно не видим своих,
Провожая спокойной улыбкой
Оступившихся или больных.
А, быть может, отверженный кто-то
Перешёл роковую черту
Оттого, что тепло и забота
Обходили его за версту.
Не спеши заклеймить и отречься,
Всё же люди, не ангелы мы.
Зарекаться нельзя yберечься
От беды, от тюрьмы, от сумы…
Осуждая открыто и строго,
Хорошо бы в глаза заглянуть:
Вдруг не поздно поправить дорогу,
Руку помощи протянуть?!