Хотелось бы остаток лет
прожить вдали от пошлых бед,
и людоедских процветаний,
и от художественных скук
в малине круговых порук,
в притоне творческих братаний
на политических пирах,
где только выгода и страх
толкают судеб вагонетки…
Дай Бог, от этого вдали
прожить хоть на краю земли,
бросая в океан любви
свои последние монетки…
И в чёрных списках было мне светло,
И в одиночестве мне было многодетно,
В квадрате чёрном Ангела крыло
Мне выбелило воздух разноцветно.
Глубокие старухи, старики
Мне виделись не возрастом отвратным,
А той глубокостью, чьи глуби глубоки -
Как знанье тайное, где свет подобен пятнам.
Из пятен света попадая в пятна тьмы,
Я покрывалась воздуха глазами,
Читая незабвенные псалмы
По книге звёздной, чьи глаза над нами.
Волнами сквозь меня, светясь, текло
Пространство ритмов, что гораздо глубже окон.
И в чёрных списках было мне светло
И многолюдно - в одиночестве глубоком.
Подумаешь, повесился!.. Ха-ха.
Его проблемы. Психов тут навалом.
Несчастны только те, чьи потроха
отравлены тоской по идеалам, -
да ну их к черту, пусть они висят,
включают газ - и головой в духовку.
Могли бы кур держать и поросят,
держать могли бы речь, держать винтовку,
держать конюшню, баню, скипидар,
грузовичок, прогулочную группу,
себя в руках держать, держать удар
и светлый путь за травкой в Гваделупу,
так нет же - путь свой держат в самый гроб…
И хлад вселенский держит чью-то душу,
которая ладонью держит лоб,
рисуя песню кисточкой и тушью.
Русофобщина - это политика,
Книги подлые, подлые песни,
К ним презрение - это поэтика,
Струны лирики чистой - хоть тресни!
Русофобщина - это пародия
На свободу продажного слова,
К ней презрение - это мелодия,
Искра Божья, вселенной основа.
Русофобщина - пугало, средство
Для внедрения страха могучего.
К ней презрение - это поэтство
Чистой лирики Фёдора Тютчева.
Русофобщина - чучело страха,
Фанаберия высокомерия,
К ней презрение - певчая птаха
В небесах, где поэтства империя.
Русофобщина - это чудовище
Агитпропа, фашизма отрава,
К ней презрение - это сокровище
Высших сил, Человекости право!..
Русофобщина - это политика,
Чьё погаснет фашистское пламя,
Где Донецкая будет поэтика
Бить крылами, донбассить котлами!
Не забывай, что ты отбрасываешь тень,
Как всё живое - дерево и пташка,
Как белый лист - он писчая бумажка,
Где шопот!.. Что рукою ни задень,
Всё откликается, и свой имеет цвет
Любая тень, у каждой - свой оттенок,
Особенно когда течёт вдоль стенок
Лучистый день, божественный привет -
Оттуда, где оттенков акварель
Прозрачна и окрашивает тени
Твоих ладоней с пальцами растений,
Ласкающих поющую свирель,
Свирель из вишни, трепетной, живой,
По ней бежала сладостная смолка,
И розовая тень её не смолкла,
Качаясь музыкой ветвей над головой.
Не забывай, что ты отбрасываешь тень
Всего, что сквозь тебя идёт потоком,
Где в мире, столь прекрасном и жестоком,
Преображенье - высшая ступень,
Преображенье световым путём
Несовместимых с жизнью унижений!
Творцу известен путь преображений,
И с Чувством Бога мы его прочтём.
Нас любят свыше - в том сомненья нет.
Есть образы, которые читая,
Внезапно видишь: мрака тень густая
Перетекла в преображенья свет.
Но все равно мы - дети, нам так страшно
на елку опоздать из-за метели,
из-за трамвая, или гололеда
на этот праздник детский опоздать!
Мы женимся, разводимся… Простите,
но все равно - мы дети, мы - на елку,
и мы летим за праздничной добавкой:
добавьте нам хоть Старый Новый год!
Он старый-старый, он совсем уже не новый,
на нем уже пылали эти свечи,
на них уже сверкали эти слезы…
Однажды утром эти гости разошлись.
Но мы летим опять на это пламя,
но втайне мы надеемся на чувство -
на эту самую желанную добавку!..
Добавьте нам хоть Старый Новый год!
Он старый-старый, он совсем уже не новый,
на нем уже звенели эти струны,
и этот снег, и этот воск, и эти чувства…
Однажды утром этот воск окаменел.
Но все равно мы - дети, мы - на елку,
и мы летим за этой призрачной добавкой,
за невозвратным и неповторимым, -
добавьте нам хоть Старый Новый год!
Он старый-старый, он совсем уже не новый,
на нём уже слыхали эти песни,
и эти клятвы жаркие, как свечи:
однажды утром - только пепел золотой!
Но мы готовы умереть за этот пепел,
за этот праздник нашей нежности и грусти,
и мы летим за этой призрачной добавкой, -
добавьте нам хоть Старый Новый год!
««…не рассказывайте мне сказки о том, что земляника - это арбуз, потому что оба относятся к виду ягод!!!
Мы не умеем жить: лежать под гитлерьём
И мыло из людей варить, храня молчанье,
Терпеть такую жуть и ждать, что не умрём -
Американцы нас спасут и англичане.
Мы не умеем жить: мы сами - за себя
Способны постоять, когда кругом рычанье,
Что мы обречены и, как Белград, бомбя,
Американцы нас спасут и англичане.
Мы не умеем жить: у нас не тот комфорт,
А без комфорта мы впадаем в одичанье.
Ирак и Ливия - комфорта высший сорт,
Умеют жить американцы, англичане!
Мы не умеем жить - оружие сложить,
Мы смеем защищаться, как поганцы, -
За это с нами не хотят дружить
Ни англичане, ни американцы.
Мы не умеем жить: мы смеем быть страной,
Где гитлеропу разгромили оборванцы.
А кто умеет жить, не лезьте к нам с войной -
Ни англичане, ни американцы.
Мы не умеем жить: сдаваться чертовне,
Когда со всех сторон военное бренчанье.
Но тех, кто возмечтал о мировой войне,
Американцы не спасут и англичане.
Мы не умеем жить: мы смеем не дрожать,
Сражаться смеем, вот какие мы поганцы, -
И нам другой народ не смогут нарожать
Ни англичане, ни американцы!
«Когда мы были молодые
И чушь прекрасную несли,
Фонтаны били голубые,
И розы красные росли», -
Я сочинила эту прелесть,
Я вам напела этот бред,
Когда ряды ещё не спелись
И двадцать семь мне было лет.
Да, в двадцать семь дела крутые
Язык способны развязать, -
Когда мы б ы л и молодые
В прошедшем времени сказать!..
Друзья, вам очень пригодится
Отвага сердца в двадцать семь.
Пусть молодится ягодица -
Ей надо выглядеть, как всем,
А мне вот этого не надо
Ни в двадцать семь, ни в триста лет.
Есть возраст рая, возраст ада -
И в этом возрасте поэт.
Обокрал - и раскаялся,
Оболгал - и раскаялся,
Удавил - и раскаялся,
Утопил - и раскаялся,
Стал молодцом
С благородным лицом -
И дело с концом.
Десять лет пролетело,
Двести лет пролетело,
Триста лет пролетело -
Что-то вдруг загудело,
Стало землю трясти
До последней кости!
Тут живой с мертвецом
Сошлися лицом -
И дело с концом:
- Ты меня обокрал.
- Обокрал.
- Ты меня оболгал.
- Оболгал.
- Ты меня удавил.
- Удавил.
- Ты меня утопил.
- Утопил,
Но раскаяньем
Грех искупил,
И с тобой, мертвецом,
Я сошёлся лицом
Без боязни -
И дело с концом!
Ты - утопленный,
Ты - удавленный,
Ты - оболганный,
Ты - ограбленный.
Не простишь моё
Дело подлое -
Не верну твоё
Имя доброе.
Прослывешь стервецом,
Бесноватым лицом -
И дело с концом!
Содрогнулся утопленный,
Взмолился удавленный,
Безвинно оболганный,
До нитки ограбленный:
- Я прощаю твоё
Дело подлое,
Ты верни моё
Имя доброе!
…Так решалось, когда совершалось.
Кто так светится? Душа.
Кто ее зажег?
Детский лепет, нежный трепет,
Маковый лужок.
Кто так мечется? Душа.
Кто ее обжег?
Смерч летящий, бич свистящий,
Ледяной дружок.
Кто там со свечой? Душа.
Кто вокруг стола?
Один моряк, один рыбак
Из ее села.
Кто там на небе? Душа.
Почему не здесь?
Возвратилась к бабкам, дедкам
И рассказывает предкам
Всё как есть.
А они ей говорят: - Не беда.
Не тоскуй ты по ногам и рукам.
Ты зато теперь - душа, ты - звезда
Всем на свете морякам, рыбакам.
Святые мученики помогают - очень,
Их чистый опыт безупречно точен,
Состав страданий свеж и не просрочен,
Святые мученики помогают нам!..
Когда страданий боль невыносима,
Святые мученики не проходят мимо,
А боль проходит - по реке, незримо,
Куда-то исчезая по волнам.
Боль - как река, течёт её дорога -
Сквозь нас!.. И святомучеников много
По ходу боли! Нам от них - подмога,
Они приходят - только позови.
Святые мученики облучают светом,
Который обезболит, но при этом
Нам не позволит торговать секретом -
Как превращается страданье в свет любви!
Имейте совесть - это роскоши предмет,
Имейте совесть - вот прекрасное именье!
Мне отключали воду, газ и свет,
А совесть - никогда, ни на мгновенье…
Имейте совесть - это крупный капитал,
Не дайте совесть распилить ножовкой.
Кристалл дешёвкой станет и металл, -
Не станет совесть никогда дешёвкой.
Я - хуже, чем ты говоришь.
Но есть молчаливая тайна:
Ты пламенем синим горишь,
Когда меня видишь случайно.