И тогда я позволяю себе посмотреть в никуда: он скажет «возвращайся», а я подойду очень близко и ничего не скажу, даже думать перестану, потому что - запах, тепло от его плеча, дурацкая рубашка и кожа совсем рядом. Можно даже заплакать, если захочется, но не захочется, потому что наконец-то все станет хорошо. И когда мы доберемся до постели, я первым делом засну рядом с ним, потому что безумно устала за это время. И только потом, когда проснусь и услышу, как он дышит рядом, я осторожно, чтобы не обжечься, загляну в его лицо, потому что глаза мои тосковали без его красоты и были как слепые. А чуть позже я протяну руку, прикоснусь подушечками пальцев, а потом очень медленно, ведь мои руки заледенели без его огня, позволю ладоням наполниться, вспомнить его тело постепенно - чтобы не обжечься. И он, наверное, проснется, и тогда уже мое тело, которое сейчас корчится от одиночества…
Я давно не мечтаю о том, что наступит нечто или некто и жизнь моя изменится, я стану востребованной и денег будет вдоволь. Раньше мне казалось, что свобода- это получать все, что хочешь, а сейчас подозреваю, что свобода в том, чтобы не хотеть.
Когда в следующий раз соберётесь любить, сделайте вот что: поинтересуйтесь у кандидата, что такое любовь, а потом заткнитесь и послушайте. Ответ может очень сильно удивить, вы даже не представляете, насколько разные смыслы люди вкладывают в понятие. После спросите себя, есть ли у вас для него такое, или, может быть, вы способны это имитировать, потому что чувства, которые долго и тщательно изображают, для объекта ничем не отличаются от тех, что к нему испытывают на самом деле.
И я уже давно умею СОГРЕВАТЬ сердце чужим теплом… не генерируя своего… Это чертовски удобно-подстраиваться под температуру среды… разделять чью-то СТРАСТЬ… Не обжигаясь… и охлаждаться… НЕ ВЫМОРАЖИВАЯ сердца.
Вдруг чувствуешь, что жизнь тебя любит. У кого-то с самого начала так, а кому-то вдруг приходит. Ты ее добиваешься, добиваешься годами, а всё мимо идет. Уже и надежду теряешь, когда однажды она поворачивается и смотрит на тебя. Прямо в глаза смотрит, выбирает из всех и влюбляется.
Я не люблю, когда ко мне прикасаются просто так. Или между нами что-то есть, или вы кот, или не трогайте меня вообще, пожалуйста…
Ведь незачем ввязываться в историю, в которой слишком мало места. Пусть даже всего-то общего, что будет у нас, - это скамейка в парке, я и тогда постараюсь расстелить и развесить - на спинке, на ветке! - хотя бы сотканное из паутины «тайное свидание». Поймите правильно, это не для красивости и маскировки секса. Но мне просто воздуха не хватает, когда «всего лишь переспали», когда ни морозными узорами на окнах, ни тенями на потолке, ни даже пылью под кроватью нельзя написать «возлюбленный», «душа моя», «мне кажется, я сейчас умру». Без этого бессмысленно и начинать.
Люди должны иметь огромное мужество, чтобы, помня, какие мы короткоживущие, просто ежедневно уходить из дома - отпускать руки тех, кого любят, и уходить на работу. Если каждая минута взвешена и оценена, как они могут, например, спать с кем-то другим, просто для развлечения, при этом прекрасно зная, что быть с любимыми осталось всего ничего?
Трудно сказать, сколько любовей у меня было… В сентиментальном настроении считаю, что три, в добром - две, в приступе честности прихожу к выводу, что одна. В отчаянии мне кажется, я никогда никого не любила.
В конце концов, ему же хуже - я всего лишь утратила неверного любовника, а он-то потерял женщину, которая его любила.
Поэтому, когда у неё подгорела котлета, надо сказать «спасибо, что приготовила ужин», а не «что же ты, зараза, по телефону столько треплешься». Нет, у неё в голове не отложится, что спасибо говорят за горелое, она же не полная идиотка. Зато запомнит, что за ужин обычно хвалят. Ведь сожгла она, скорее всего, не нарочно, а еду начала готовить вполне осознанно.
Я смотрю, а мое сердце, как яблоко, кто-то очищает острым серебряным ножом. Медленно срезает тонкую шкурку, причиняя дикую боль, обнажает мягкое и нежное, иногда слизывает выступивший сок.