Я думала, мы здесь, чтоб петь,
А оказалось, чтоб терпеть.
Верней, чтоб всё претерпевая,
Жить, потихоньку напевая,
Легко на музыку кладя
Всё, с чем встречаемся бродя
По белу свету, будто муки
Слезам предпочитают звуки,
Рыданью на чужом плече —
Мелодию в любом ключе
Шипящая пластинка
И старое кино,
И танго под сурдинку.
Вам нравится оно?
И лёгкая вуалька,
И родинка под ней,
И шуба — ворот шалькой.
Нет времени родней,
Чем-то, в котором были
Так молоды все те,
Кого потом забыли,
Как чайник на плите,
Который был в отчаяньи,
Что рухнул в пустоту
Жилец, который чайник
Поставил на плиту.
И я — в единственном числе,
И ты. Ты тоже одиночка,
Как на пустои странице точка
Или как искорка в золе.
Как в одиночку выжить здесь?
Но мы глагол «любить» спрягаем,
Друг другу выжить помогаем,
Преображая космос весь.
И я — в единственном числе,
И ты. Ты тоже одиночка,
Как на пустой странице точка
Или как искорка в золе.
Как в одиночку выжить здесь?
Но мы глагол «любить» спрягаем,
Друг другу выжить помогаем,
Преображая космос весь.
Он где-то здесь — он в воздухе повис —
Простой ответ на сложные вопросы,
И там же дождь висит немного косо,
И там же лист, летящий плавно вниз,
И там живет меж ветками просвет,
А впрочем, это все и есть ответ.
Сначала он увлёкся мной,
А после Инкой, после Милкой.
Он всех любил любовью пылкой
И совершенно неземной.
Очей влюблённых не сводил
Он с дамы сердца на уроке.
Не помню, посвящал ли строки
Он ей, но провожать ходил.
И, как положено, портфель
Носил за дамой обречённо.
Какое счастье увлечённо
Жить целых пять иль шесть недель:
Краснеть, бледнеть, сходить с ума…
Всё протекало так мгновенно,
Но всё же медленней, наверно,
Чем протекает жизнь сама.
I
Земля да небо. Третий — лишний.
Ветра то громче, то неслышней
Ему метельною зимой
Гудели в ухо: «Прочь, домой»,
А он в ответ: «Я дома. Вот он,
Мой дом. Моим полита потом
Земля», — твердил он, слаб и мал,
Как будто кто ему внимал.
II
А начинал он в до мажоре,
Но, побывав в житейском море
И тяжкую изведав боль,
Сменил тональность на C mol,
И подчинился черным знакам,
И надышался черным мраком,
И взоры устремив горе,
«Доколь», воскликнул на заре.
«Доколе, Господи, доколе»,
Прошелестело чисто поле.
«Доколь, доколь, до соль, до ля»,
Вздыхали небо и земля.
1981
Пожалуйста, не надо усложнять.
Пусть вечно будет дважды два четыре.
Ведь не затем мы существуем в мире,
Чтоб клетки мозговые упражнять.
Жизнь и без нас всё страшно усложнит,
Устроит уйму всяких заварушек,
И нам, чтоб вовсе не слететь с катушек,
Всё по местам расставить надлежит,
Чтоб, точно на картинке в букваре,
Траве цвелось, а ласточке летелось,
Ветрам гулялось, а душе хотелось
Погожим днём проснуться на заре.
Живём среди колющих, режущих
И взрывоопасных предметов,
Средь зорь упоительно брезжущих
И летних счастливых букетов,
Средь душ безнадёжно загубленных,
Средь тьмы коридоров казённых,
Средь радостей только пригубленных
И песен, с небес занесённых.
Я знаю тихий небосклон.
Войны не знаю. Так откуда
Вдруг чудится — ещё секунда,
И твой отходит эшелон?!
И я на мирном полустанке,
Замолкнув, как перед концом,
Ловлю тесьму твоей ушанки,
Оборотясь к тебе лицом.
Пусть грядущее знает,
что ты собираешься жить,
Пусть оно непременно
тебя в свои планы включает.
Пусть оно тебя ждёт и
с букетом сирени встречает.
Пусть не чает обнять и
мечтает с тобою дружить.
Да и ты что — нибудь,
непременно, наметь на четверг,
Судьбоносное что — то
наметь на грядущую среду,
И пошли эсэмэску:
Мол, я на рассвете приеду,
И продолжу тот праздник,
в который Господь меня вверг…
И день и ночь, и день и ночь
Я вижу дальних крыльев трепет
И слышу отдаленный лепет
Всего, что улетает прочь.
И не могу остановить
И взять, как бабочку, за крылья,
И бесполезны все усилья,
И безнадежно рвется нить.
А если б даже и могла,
Кому нужна такая доля —
Сжимать два бьющихся в неволе,
Два рвущихся из рук крыла?..
Ты помнишь ли меня, мой постаревший сад?
Тогда твоя сирень мне тоже душу грела.
Среди твоих кустов жила я год назад.
Ты помнишь ли меня? Я тоже постарела.
Мой постаревший сад, давай с тобой дружить,
Друг друга и любить, и охранять до гроба,
Поскольку на земле так неуютно жить,
Поскольку ты и я — мы беззащитны оба.
А жизнь измеряют в каких единицах?
Вот я, например, измеряла бы в птицах
И в бабочках пёстрых, и в ярких цветах,
А вовсе не в сутках, не в днях, не в летах.
По мне, чем сирени избыточней пенность,
Тем выше земного мгновения ценность,
А ежели дни из лучей сплетены,
То им вообще уже нету цены.
Мне почему-то надо больше всех,
Чтоб соловей имел большой успех
У тех, кто забредёт в пределы сада.
Мне почему-то непременно надо,
Чтоб не была обижена сирень,
И я готова каждый божий день
Ей посвящать хотя бы полсловечка.
Ведь наша жизнь есть вечная утечка,
Утрата, убыль. Вот я и ловлю
В сачок дырявый всех, кого люблю…