А жизнь измеряют в каких единицах?
Вот я, например, измеряла бы в птицах
И в бабочках пёстрых, и в ярких цветах,
А вовсе не в сутках, не в днях, не в летах.
По мне, чем сирени избыточней пенность,
Тем выше земного мгновения ценность,
А ежели дни из лучей сплетены,
То им вообще уже нету цены.
А весна ещё в возрасте нежном,
В нежном возрасте сладостном, снежном.
У неё голосок ещё ломкий.
Она всё ещё ходит по кромке
Ледяной, что хрустит и крошится.
Ей так трудно на что-то решиться:
То к зиме её тянет прижаться,
То за место под солнцем сражаться.
Нет, никому не надо умирать,
А надо от восторга обмирать,
Когда ледок подтаявший крошится,
И исчезает снежная кашица,
И бабочка проснулась час назад.
Есть только сад. Есть только райский сад,
Тот сад, куда ведёт тропа сырая,
И даже не нужны ключи от рая.
Судьба, надеюсь, не откажет,
Не скажет: «Не проси, не дам».
Возьмёт и радостно помажет
Весенним мёдом по губам.
Судьба, надеюсь, улыбнётся,
Послав удачу в нужный срок.
А вдруг она пришла и мнётся,
Боясь ступить через порог.
И ожидает приглашенья,
Ко мне пожаловав чуть свет,
Покуда я всё жду решенья -
Судьба откажет или нет.
А счастье боялось меня, как огня,
Боялось оно молодую меня.
Оно мне, как звёздочка, всюду мигало,
Но что-то во мне его страшно пугало.
Наверно, пугал мой тогдашний минор,
Унылый мой вид и печальный мой взор.
И вместо того, чтобы сделать мне взбучку,
Оно, огорчённое, скрылось за тучку.
Но я постарела и стала умней,
И стало мне жаль тех безрадостных дней,
И я попросила: «Вернись, если можно»,
И счастье, - сначала весьма осторожно, -
А после смелее ко мне подошло,
И наше свиданье прекрасно прошло.
И с этой поры я души в нём не чаю,
И, коль временами его огорчаю,
То через минуту прощенья прошу
И, чтоб не серчало, в объятьях душу.
Коль на рассвете за окном
Снежинки снова суетятся,
Летать и падать не боятся,
То, значит, мир - не к верху дном,
То, значит, можно продолжать
Всё в том же духе, в том же роде,
То, значит, жизнь покуда в моде,
И можно что-нибудь стяжать.
Не славу, нет, не лавры, нет,
А то, чему слова едва ли Найду, но что, как высь, как дали,
Манит рождённого на свет.
Возьмите прошлое с собой,
Не оставляйте на дороге
Свой допотопный дом убогий
С окошком мутным и трубой.
И тех, кто в доме этом жил,
Кто в окнах стареньких маячил,
Кто с вами путь когда-то начал,
Кто детский сон ваш сторожил.
Не покидайте - пусть идут
Всегда поодаль или рядом.
Хоть не отыщете их взглядом,
Зато услышите: «Я тут».
И это может так помочь
В какую-то глухую ночь.
Шито белыми нитками наше житьё.
Посмотри же на странное это шитьё.
Белой ниткой прошиты ночные часы.
Белый иней на контурах вместо росы.
Очевидно и явно стремление жить
Не рывками, а плавно, не дёргая нить.
Шито всё на живульку. И вечно живу,
Опасаясь, что жизнь разойдётся по шву.
Пусть в дальнейшем упадок, разор и распад.
Но сегодня тишайший густой снегопад.
Белоснежные нитки прошили простор
В драгоценной попытке отсрочить разор,
Всё земное зашить, залатать и спасти,
Неземное с земным воедино свести.
Лафа нам дочкам и сыночкам:
У нас и шкафчик был с грибочком,
Была и бабочка в сачке,
И липкий пряник в кулачке,
И звонкий летний рукомойник,
И сказка, где точил разбойник
Свой необъятный страшный нож…
Ты нас, пожалуйста, не трожь,
Не трожь ты нас, судьба-злодейка,
Веди себя, как чародейка,
Как ты вела себя тогда,
В мои невзрослые года,
Вернее, в год послевоенный,
Когда был двор с сиренью пенной,
Когда лет семьдесят назад
Был подмосковный детский сад,
Где был с грибом весёлый шкафчик,
Где был фонариком рукавчик
У платья, что давали нам,
Когда мы ждали наших мам;
Где в день родительский особый
Хлеб заменяли сладкой сдобой,
Давали два крутых яйца,
И счастью не было конца.
Я полагала, что пойму по ходу дела
В чём жизни суть, куда она однажды дела
Тех, кто растил меня, любил меня и нежил,
И вдруг пропал. Да так пропал, как будто не жил.
Я полагала, что вот-вот мне станет ясно,
Что всё случается не зря и не напрасно,
И есть на свете некий замысел великий -
Тот, на который намекают эти блики
И тени лёгкие, и листья, что мелькают,
И на который так прозрачно намекают
Небес рассветных и подтёки и разводы,
И отразившие их стынущие воды.
Приголубь меня, снег, приголубь.
Ты ведь ласковый, нежный и тихий,
Ты ведь тоже, чураясь шумихи,
Забираешься в самую глубь
Сада голого, чащи лесной
И заботливо их укрываешь.
Ну спроси меня: «Ты унываешь?»
И укутай, как ёлку с сосной,
Как младенца укутай меня.
Ну какая ещё в мире этом
И воспетом сто раз, и отпетом
Существует защита, броня?