Когда теряет равновесие
твое сознание усталое,
когда ступеньки этой лестницы
уходят из-под ног,
как палуба,
когда плюет на человечество
твое ночное одиночество, -
ты можешь
размышлять о вечности
и сомневаться в непорочности
идей, гипотез, восприятия
произведения искусства,
и кстати самого зачатия
Мадонной сына Иисуса.
Но лучше поклоняться данности
с глубокими ее могилами,
которые потом,
за давностью,
покажутся такими милыми.
Да.
Лучше поклоняться данности
с короткими ее дорогами,
которые потом
до странности
покажутся тебе
широкими,
покажутся большими,
пыльными,
усеянными компромиссами,
покажутся большими крыльями,
покажутся большими птицами.
Да. Лучше поклонятся данности
с убогими ее мерилами,
которые потом до крайности,
послужат для тебя перилами
(хотя и не особо чистыми),
удерживающими в равновесии
твои хромающие истины
на этой выщербленной лестнице.
Скандинавов вообще ничего не интересует, кроме пива. То есть бабы их не интересуют, наркотики их не интересуют, автомобили - тоже не интересуют. Я даже думаю, что в Швеции такой высокий процент самоубийств именно потому, что они там вместо водки пьют пиво.
сохрани мою тень. не могу объяснить. извини.
это нужно теперь. сохрани мою тень, сохрани.
за твоею спиной умолкает в кустах беготня.
мне пора уходить. ты останешься после меня.
до свиданья, стена. я пошел. пусть приснятся кусты.
вдоль уснувших больниц. освещенный луной. как и ты.
постараюсь навек сохранить этот вечер в груди.
не сердись на меня. нужно что-то иметь позади.
сохрани мою тень. эту надпись не нужно стирать.
все равно я сюда никогда не приду умирать,
все равно ты меня никогда не попросишь: вернись.
если кто-то прижмется к тебе, дорогая стена, улыбнись.
человек - это шар, а душа - это нить, говоришь.
в самом деле глядит на тебя неизвестный малыш.
отпустить - говоришь - вознестись над зеленой листвой.
ты глядишь на меня, как я падаю вниз головой.
разнобой и тоска, темнота и слеза на глазах,
изобилье минут вдалеке на больничных часах.
проплывает буксир. пустота у него за кормой.
золотая луна высоко над кирпичной тюрьмой.
посвящаю свободе одиночество возле стены.
завещаю стене стук шагов посреди тишины.
обращаюсь к стене, в темноте напряженно дыша:
завещаю тебе навсегда обуздать малыша.
не хочу умирать. мне не выдержать смерти уму.
не пугай малыша. я боюсь погружаться во тьму.
не хочу уходить, не хочу умирать, я дурак,
не хочу, не хочу погружаться в сознаньи во мрак.
только жить, только жить, подпирая твой холод плечом.
ни себе, ни другим, ни любви, никому, ни при чем.
только жить, только жить и на все наплевать, забывать.
не хочу умирать. не могу я себя убивать.
так окрикни меня. мастерица кричать и ругать.
так окрикни меня. так легко малыша напугать.
так окрикни меня. не то сам я сейчас закричу:
эй, малыш! - и тотчас по пространствам пустым полечу.
ты права: нужно что-то иметь за спиной.
хорошо, что теперь остаются во мраке за мной
не безгласный агент с голубиным плащом на плече,
не душа и не плоть - только тень на твоем кирпиче.
изолятор тоски - или просто движенье вперед.
надзиратель любви - или просто мой русский народ.
хорошо, что нашлась та, что может и вас породнить.
хорошо, что всегда все равно вам, кого вам казнить.
за тобою тюрьма. а за мною - лишь тень на тебе.
хорошо, что ползет ярко-желтый рассвет по трубе.
хорошо, что кончается ночь. приближается день.
сохрани мою тень.
«Вы спрашиваете меня, человека, который уже 21 год живет вне России, и теоретически его даже и спрашивать не надо, потому что у него уже нет, по русской традиции, права об этих вещах рассуждать. Но я думаю, что это неверно. У меня есть определенное преимущество, а именно, мне кажется, я смотрю с определенной долей трезвости, мое сознание не замутнено или не раздражено немедленными раздражителями. Это привилегия; и человека, который этой привилегией обладает, в общем-то можно и не слушать. Тем не менее, я скажу то, что думаю.
Дело в том, что основная трагедия русской политической и общественной жизни заключается в колоссальном неуважении человека к человеку; если угодно - в презрении. Это обосновано до известной степени теми десятилетиями, если не столетиями, всеобщего унижения, когда на другого человека смотришь как на вполне заменимую и случайную вещь. То есть он может быть тебе дорог, но в конце концов у тебя внутри глубоко запрятанное ощущение: «да кто он такой?» И я думаю, за этим подозрением меня в отсутствии права тоже может стоять: «да кто ты такой?»
Одним из проявлений этого неуважения друг к другу являются эти самые шуточки и ирония, предметом которой является общественное устройство. Самое чудовищное последствие тоталитарной системы, которая у нас была, является полный цинизм или, если угодно, нигилизм общественного сознания. Разумеется это и удовлетворительная вещь, приятно пошутить, поскалить зубы. Но всё это мне очень сильно не нравится. Набоков однажды сказал, когда кто-то приехал из России и рассказывал ему русский анекдот, он смеялся: «Замечательный анекдот, замечательные шутки, но все это мне напоминает шутки дворовых или рабов, которые издеваются над хозяином в то время, как сами заняты тем, что не чистят его стойло». И это то положение, в котором мы оказались, и я думаю, было бы разумно попытаться изменить общественный климат.
На протяжении этого столетия русскому человеку выпало такое, чего ни одному народу (ну, может быть, китайцам досталось больше) не выпадало… Мы увидели абсолютно голую, буквально голую основу жизни. Нас раздели и разули, и выставили на колоссальный экзистенциальный холод. И я думаю, что результатом этого не должна быть ирония. Результатом должно быть взаимное сострадание. И этого я не вижу. Не вижу этого ни в политической жизни, ни в культуре. Это тем горше, когда касается культуры, потому что в общем-то самый главный человек в обществе - остроумный и извивающийся.
Я говорю издалека. Думаю, что если мы будем следовать тем указаниям или предложениям, которые на сегодняшний день доминируют в сознании как интеллигентной части населения так и неинтеллигентной, мы можем кончить потерей общества. То есть это будет каждый сам за себя. Такая волчья вещь."
Из интервью Иосифа Бродского, 1993 год
Страсть, прежде всего, - лекарство от скуки. И еще, конечно, боль - физическая больше, чем душевная, обычная спутница страсти. Однако, когда вам больно, вы знаете, что, по крайней мере, не были обмануты (своим телом или своей душой).
Не будь дураком! Будь тем, чем другие не были.
Не выходи из комнаты! То есть дай волю мебели,
слейся лицом с обоями. Запрись и забаррикадируйся
шкафом от хроноса, космоса, эроса, расы, вируса.
Это - ряд наблюдений. В углу - тепло.
Взгляд оставляет на вещи след.
Вода представляет собой стекло.
Человек страшней, чем его скелет.
Помни, что люди съезжают с квартиры только когда возник
повод: квартплата подпрыгнула, подпали под сокращение;
просто будущему требуется помещение
без них.
Чем богаче эстетический опыт индивидуума, чем твёрже его вкус, тем чётче его нравственный выбор, тем он свободнее - хотя, возможно, и не счастливее.
В холодную пору, в местности, привычной скорей к жаре,
чем к холоду, к плоской поверхности более, чем к горе,
Младенец родился в пещере, чтоб мир спасти;
мело, как только в пустыне может зимой мести.
Ему все казалось огромным: грудь Матери, желтый пар
из воловьих ноздрей, волхвы - Бальтазар, Каспар,
Мельхиор; их подарки, втащенные сюда.
Он был всего лишь точкой. И точкой была Звезда.
Внимательно, не мигая, сквозь редкие облака,
на лежащего в яслях Ребенка издалека,
из глубины Вселенной, с другого ее конца,
Звезда смотрела в пещеру. И это был взгляд Отца.
1987 год
Жить просто: надо только понимать, что есть люди, которые лучше тебя. Это очень облегчает жизнь.
Потерять независимость много хуже, чем потерять невинность.
Каким бы отвратительным ни было ваше положение, старайтесь не винить в этом внешние силы: историю, государство, начальство, расу, родителей, фазу луны, детство, несвоевременную высадку на горшок
Мир, вероятно, спасти уже не удастся, но отдельного человека всегда можно.
Старайтесь не обращать внимания на тех, кто попытается сделать вашу жизнь несчастной. Таких будет много - как в официальной должности, так и самоназначенных. Терпите их, если вы не можете их избежать, но, как только вы избавитесь от них, забудьте о них немедленно.
Самая надежная защита против зла состоит в крайнем индивидуализме, оригинальности мышления, причудливости, даже - если хотите - эксцентричности. То есть в чем-то таком, что невозможно подделать, сыграть, имитировать; в том, что не под силу даже прожженному мошеннику.
Одиночество учит сути вещей, ибо суть их тоже одиночество.
В жизни, в поведении своем я всегда исходил из того: как получается - так и получается. Впоследствии - если грамматически такое время вообще существует - все, в общем, станет более или менее на свои места.
Люди вышли из того возраста, когда прав был сильный. Для этого на свете слишком много слабых.
Единственная правота - доброта. От зла, от гнева, от ненависти - пусть именуемых праведными - никто не выигрывает. Условия существования слишком тяжелы, чтобы их еще усложнять.
Знаю по своему опыту, что чем меньше информации получает твой мозг, тем сильнее работает воображение.
Не будь дураком! Будь тем, чем другие не были.