На свалке памяти я прошлое храню…
От ржавой истины до тлеющих страниц.
И в одиночестве на каменном краю,
Мне с ветром хочется ворваться в стаю птиц.
Сорвать огни небесно-светлых фонарей
И помечтать в тиши… допив с сиропом чай.
Полжизни я стоял у запертых дверей,
С холодным чувством, что и там давно не рай.
И струны рвал, да так, что в небе сам Господь
С дождём рыдал, стуча по гладкому стеклу.
Боясь, что я свою клинком испорчу плоть,
Забившись в мрачном, запылившимся углу.
И разрывая над камином черновик,
Сжигал всё то, что болью рвётся изнутри.
А на окне дрожал печальный лунный блик,
И ночь седая зажигала фонари.
Задеты нервы, слов не слышно,
Молчанием сжимаешь горло.
Я не пойму, как всё так вышло…
Всему виной холодный город.
Умел я ждать, но чтобы столько…
Скамья, подъезд, дома, витрина.
Глотая дым у барной стойки,
На вкус испробовал все вина.
И, что теперь, стою шатаясь,
Там позади квадраты улиц.
Не знал я то, что заблуждаюсь…
С тобой мы просто разминулись.
Я стал предателем… Не ссорясь,
Бежал, как пленник из острога.
А ты, в квартире, беспокоясь,
Роняла слёзы у порога.
Ночь темна, метель резвится
Над лесами и рекой.
Ель - зелёная царица,
Потеряла свой покой.
Лапы жмёт к земле от страха,
Иглы прячет в бахроме.
Словно маленькая птаха,
В белоснежном серебре.
И качается устало,
Вся дрожит, а что зиме…
Не согреет одеялом,
Не прижмёт теплом к себе.
Ей важнее снег да стужа
И пушистые ковры.
И когда снежинки кружат,
Для весёлой детворы.
За окном пороша
Замела следы.
Побелела роща,
Спрятались пруды.
Приуныли птицы,
Словно умер сад.
Вяжет мне на спицах
Матушка наряд…
Тёмно-синий свитер,
Лучший на земле.
Старый просто выцвел,
Да и мал стал мне…
Белоснежный шарфик,
Светлые носки.
Там, на них, жирафик,
Меряет очки.
И теперь пусть воет
За окном зима,
Землю снегом кроет,
Кутает дома.
Мне не страшен ветер
И дневной мороз.
Греет тело свитер
Прячет шарфик нос.
Метель метёт, кусается
Простудой невпопад.
Зима- старушка мается,
Повсюду снегопад.
Снежинки белокрылые
Окутали весь двор.
Деревья спят унылые,
Моргает светофор.
И снежный твист над просекой
Цепляет провода.
Качает ветер сосенку,
Но это не беда.
Эх, прокачусь да с горочки,
В объятие зимы.
Да и нырну прям с корточки
В пушистые холмы.
Метель метёт, волнуется,
Стоят в тоске дома.
Не скоро позабудется
Такая вот зима.
Словно снежинка сонная,
Платье сменив белоснежное.
Кружит в ночи, влюблённая,
Счастье моё неизбежное.
Спят фонари, сутулятся,
Мёрзнет в округе вселенная.
Скучно тебе на улице,
Радость моя ты бесценная.
Только зима угрюмая,
Рядом с тобою шатается.
Ветер ревёт не думая,
Всё ведь ещё начинается.
Ждёшь ты меня, надеешься,
Зная, приду с опозданием.
Встретишь, обняв, согреешься,
Слушая нежность дыхания.
Луны холодная печаль
В её глазах рисует слёзы.
Небрежно брошена вуаль
Теплом окутывает розы.
От слов остался только яд
И пепел грусти в лапах дыма.
И нервы пламенем горят,
Она вновь стала нелюбима.
Исчезло всё… И крик души,
Застрял обидным в горе комом.
Лишь ветер призрачных вершин,
Взревел вновь словно перед громом.
И руки сжав свои в кулак,
Глаза прикрыв, она присела.
А за спиной срывая мрак,
Амур пронзил стрелою тело.
Цвет глаз забыт… не помню… хоть убей.
Осколки строк цепляются за память.
Лишь губ прикосновение, как пламя,
Застыло навсегда в душе моей.
И в тишине холодные огни,
Как бабочки танцуют пред глазами,
Ты где-то там в дали над облаками,
Считаешь наши радостные дни.
И, обещая приходить во снах,
Слезинкою мои целуешь руки.
О, Господи, за что такие муки,
Когда я здесь, а ты на небесах.
И слов не слышно в комнате пустой,
И даже календарный день всё тот же,
Печальное покинутое ложе,
Навек твоей застелено рукой.
Холодная ночь, тишина… свет луны
«Стучится» в пустые квадраты.
Одним почему-то всегда снятся сны,
Мне - в тёмном углу циферблаты.
Дождаться рассвета, уйти в полумрак,
Исчезнуть из виду, забыться.
Туда, где молчит телефон, и не в такт
Скрипит от шагов половица.
Где в тёмных подъездах гуляет сквозняк,
Под «ручку» с заблудшей дворнягой.
Довольно всё просто, иначе никак,
Не стать мне поэтом-бродягой.
И время порою, как в поле туман,
Меняет в судьбе повороты.
И волком я вою от жизненных ран,
Цепляя гитарные ноты.
И мой небосвод от сомнений не чист:
Что это любовь или жалость?
Строка убегает по каплям на лист,
Здесь сердце навеки осталось.
Мороз под рубашкой кусает за кожу…
Да сколько так можно в конце-то концов?!
Признаюсь, устал я от собственной дрожи,
Да прятать от ветра под шарфом лицо.
Ещё вот чуть-чуть и в охапку желанье,
Да брошусь с разбега, как в детстве на лёд.
Где стаи снежинок лежат без вниманья,
С утра совершив неустанный полёт.
И пусть все смеются - здоровый детина
С детишками вместе гоняет по льду…
Да им не понять важность этой картины,
Одно лишь под силу, молоть ерунду.
И пусть теребит мои ветер седины,
И пусть я не знаю в кого превращусь.
В пальтишке из замша без всякой причины,
Как в детстве я вновь с ребятнёй прокачусь.
Всё как всегда, а впрочем и не важно,
Из памяти всё лучшее на полку.
Где прошлое под кипою бумажной,
Хранится, как в стогу большом иголка.
Ещё вчера гуляла в парке осень,
Дожди игриво шлепали по лужам.
Сегодня к нам без стука ровно в восемь,
Пришла опять нежданной гостьей стужа.
И старый двор, заваленный дровами,
Накроет первым снегом, так бывает.
А впрочем, вы ведь знаете всё сами,
Жизнь каждый год сюжеты повторяет.
Лишь только дни свои меняют даты,
За пятницей суббота, воскресенье.
И пред глазами сонные закаты,
Сплетаются в единое мгновенье.
Время несётся птицей,
Небо роняет снег.
Может мне это снится-
Вьюги ночной разбег.
Тянутся вверх ладони,
Хочется враз взлететь.
Хлопья зимы, как кони,
Просятся вновь под плеть.
Я не хочу, как прежде
Жадно глотать слова.
Только кипит надежда,
Рвётся судьбы глава.
Завтра без спроса снова,
Новый ворвётся год.
Но ничего не ново,
Время не медлит ход.
Это зимы причуда,
Ей не понять одно.
Жду я, как прежде, - чуда,
Сказку, как в том кино.
Где за желаньем сразу,
Время замедлит ход.
И согревают фразы,
Новый встречая год.
Вчерашний сон из чёрного пера,
Размытость букв и ряд ненужных точек.
Я понял то, что это не игра,
Господь не захотел менять свой почерк.
Всему виной проклятие судьбы,
Колдуньи злой, чья кровь в огне кипела.
Продажный люд, прикрыв щитом горбы,
За грош отдался в лапы беспредела.
И всё в огне, пылают города,
Трещит по швам гниющая держава.
Своих же жгут нещадно господа,
Срывая злость налево и направо.
Последний шаг… и в тёмной маске зла,
За мною смерть по лестнице спустилась.
И в тот же миг кипящая стрела,
Мне прямо в сердце пламенем вонзилась.
Сонное небо в бездонных глазах цвета виски,
Пьяное солнце кусает лучами висок.
Ты оказалась до боли мне нежной и близкой,
Словно сошла с зарифмованных сладостных строк.
Губы, как ветер, целуя пронзают до дрожи,
Сердце горящее в неге сплетает тела.
Я целовал каждый дюйм твоей бархатной кожи,
Словно желая взорваться в потоке тепла.
И окрылённые души, как вольные птицы,
В шлейфе пьянящих полей утопали в мечтах.
Жизнь, отвела нам с тобою пустые страницы,
Чтоб описать нашу встречу в заветных стихах
Чернила. Перо. Пустота распечатанных клеток.
Молчание давит висок до холодного пота.
И режет желудок от горечи белых таблеток,
Сознание душит безбожно отвратная рвота.
Пытаюсь писать… Не о смерти! О жизни! Но строки
Предательски рвутся в тени зарифмованных гласных.
Не думал я вовсе, что буду бескрайне жестоким,
Где каждый мой шаг от бессилия будет напрасным.
И что-то менять теперь поздно, все чувства сгорели,
Осколки любви давно греются в мусорном баке.
Я сам виноват, в том что шёл от постели к постели,
В истлевшем до боли, судьбой заколоченном мраке.
И что мне осталось? Чернила, перо… И попытки
Заполнить пробелы двоящихся белых квадратов.
Но всё раздражает - от скрипа прогнившей калитки
До мёртвых, ворующих синее небо закатов.